Текст книги "Секретный полигон"

Глава 2

Сверкающее лезвие рассекло воздух и вонзилось в стену. Завибрировала набранная из костяных колец рукоятка. Ахнул от испуга веснушчатый парень в майке – место попадания ножа находилось в нескольких дюймах от его головы. Он спрыгнул с кровати, придвинутой к стене. Выпал из рук вещевой мешок, в котором он копался. Раздался дружный гогот. Нормальная дружеская шутка! Ржали все, кто был в казарме. Кто-то валялся на кровати, кто-то слонялся без дела. Хоть какое-то развлечение. Пуще прочих веселился мускулистый боец с обнаженным торсом – коротко стриженный, с зарубцевавшимся шрамом на подбородке – это он от нечего делать метнул нож. Конопатый сообразил, что его пытаются унизить, побагровел.

– Скуба, мля, шо за фигня нездоровая?!

– Не спи, Карась, замерзнешь! – загоготал обладатель шрама – старший сержант Тарас Скуба. – Ты шо, задумался, боец? Ну прям как баба – думает он… Не грузись, хлопец, это мы так, чисто поржать…

Обитатели казармы продолжали потешаться – пустяк, а приятно. Личное время, чем еще себя занять?

– Шо, Васек, опять москали все сало съели? – гоготал угловатый, грубо отесанный сержант Богдан Лихо, тыча пальцем в упавший вещмешок.

Конопатый Васек Карась такого унижения стерпеть не мог. Физиономия пылала от бешенства. Он вытащил из стены всаженный почти по рукоятку нож, перехватил его нижним хватом, прыгнул в стойку. Он стоял на полусогнутых, хищно шевелились пальцы левой руки, раздувались ноздри. В глазах загорелся мстительный огонек. Оборвался смех. Растерянно попятился и как-то побледнел старший сержант Скуба.

– Эй, Васек, ты чего, шуток не понимаешь?

– Та я ведь тоже шучу, Тарас… – процедил Карась, поедая оппонента неприязненным взглядом. – Шо перепугался, а? – И вкрадчивым шагом, поигрывая ножом, двинулся вперед. Скуба изменился в лице. Праздновать труса ему не хотелось. Но этот уничтожающий решительный взгляд… Рядовой Карась был темной лошадкой – вроде простоватый, без образования, временами наивный, глуповатый, но вместе с тем было в нем что-то подспудно угрожающее – вроде того лиха, которое не стоит бередить, пока оно тихо… Сослуживцы притихли. Лысоватый Степан Макович, развалившийся на табуретке, на всякий случай поднялся и отошел в проход между кроватями.

– Васек, ты шо, мы же друзья… – неуверенно пробормотал Скуба. Под прожигающим взглядом Карася он чувствовал себя весьма неуютно.

– Твои друзья в овраге лошадь доедают, понял? – процедил Карась. Он уже готов был броситься – то ли блефовал, то ли реально шарики за ролики закатились.

– А ну, ша! – взревел, приподнимаясь с кровати, сухопарый и горбоносый лейтенант Иван Первак – заместитель командира диверсионной группы. – Я кому сказал, отставить! Карась, твою мать, на толчке сгною!

Карась рассмеялся и бросил нож под ноги Скубе. Перевоплощение прошло на ура – он снова превратился в простенького хлопчика небогатого ума и бледной фантазии.

– Расслабься, Тарас, – и залился дерганым неприятным смехом.

– Твою-то мать… – Скуба сплюнул с досады и поспешил поднять нож.

– Не уверен – не залазь, – прокомментировал ситуацию лежащий на кровати в компании с мобильником элегантный красавчик Кирилл Майданов. Широко зевнул и резюмировал: – А то огребешь по самые помидоры.

– И долго нам еще тут прохлаждаться? – проворчал, откладывая газету, широколицый и вечно небритый Виктор Гаевский. – Сидим третьи сутки, знать не знаем, что будет. На востоке война, наши парни гибнут, а мы тут бока отлеживаем, от безделья на стенку лезем…

– Не говори, Витюха, даже прижаться не к кому, – грустно подытожил светловолосый Петро Олейник, переворачиваясь на бок. – Эх, сейчас бы прижаться к кому-нибудь…

– К стене прижмись, – посоветовал Гаевский. Бойцы лениво усмехнулись. Третий день группа из восьми человек (не считая командира – капитана Бурковского) находилась в казарме учебно-тренировочной базы, расположенной на территории засекреченного полигона «Пригорье». Территорию в малонаселенной глуши к западу от Тернополя окружали заповедные леса. Полигон тщательно охранялся, все подъезды к нему перекрывались блокпостами. В округе действовал строгий пропускной режим. На базе постоянно кто-то тренировался. Здесь повышали свою «квалификацию» части специального назначения, тренировались перед отправкой на фронт штурмовые роты добровольческих батальонов, проходили подготовку диверсионные группы. Группа капитана Бурковского была набрана с бора по сосенке – из добровольческих частей. Отбирали только подготовленных, с боевым опытом, с полным отсутствием каких бы то ни было моральных ограничений и самозабвенно любящих «вильну Крайну». Эти люди ненавидели все российское и придерживались крайне правых националистических взглядов. «Поздравляю с прибытием, бойцы, – объявил на первом построении капитан Бурковский. – Отныне вы элитное диверсионное подразделение «Гепард». Вернее, будете таковым через две недели, когда закончите подготовку и сдадите экзамен. Вас будут тренировать лучшие инструкторы Североатлантического альянса, прибытия которых мы ожидаем со дня на день. Вы должны забыть все, что было с вами ранее, сосредоточиться на учебе, выкинуть из головы всю лишнюю шелуху. Отныне вы – гордость и краса вооруженных сил свободной Украины, вы – ЛУЧШИЕ. Приказываю – никаких азартных игр в личное время, никаких самоволок, женщин, распития спиртных напитков. Вы должны сосредоточиться на учебе и самосовершенствовании. Никакого украинского языка – отныне, даже между собой, вы обязаны общаться по-русски, как бы противно это ни было!» Инструкторы опаздывали, и капитан Бурковский куда-то пропал. Бойцы изнывали от безделья, втихаря играли в карты, тайком попивали горилку из «неприкосновенных запасов».

– Ну що, хлопці, по грамульке? – Макович извлек из вещмешка початую бутылку. – А то ми тут зовсім з туги подохнем…

– Не, – покачал головой и с сожалением глянул на бутылку Майданов. – Рад бы, но я на алкогольной диете. Капитан унюхает – кирдык нам будет. Давайте лучше в дурачка. – Он извлек из-под матраса карточную колоду и начал красочно ее тасовать – карты раскладывались веером, гуляли волнами, это невольно приковывало взгляд.

– Та ти ж шулер, чого з тобою грати? – фыркнул Макович и извлек из того же вещмешка два раскладных стаканчика. – Ну що, хлопці, є бажаючі освіжитися?

– Я тебе сейчас освежусь, – проворчал, отрывая голову от подушки, лейтенант Первак. – Убери фуфырь, придурок. С вечера выпили – хватит. День на дворе. Спалитесь – а мне оно надо за вас отвечать?

– Ты плохо влияешь на себя, Макович, – усмехнулся Майданов.

– Слышь, братва, кажись, приехал кто-то, – подал голос Василь Карась. Он уже закончил изыскания в вещмешке и пристально всматривался в окно. Заскрипели пружинные матрасы, бойцы «элитного подразделения» выбирались из кроватей, подходили к окну. У соседнего строения – вполне приличного одноэтажного модуля (разительно отличающегося от казарменного общежития, где расположили бойцов) – действительно что-то происходило. У здания остановились два закамуфлированных джипа. Люди в форме вытаскивали из багажных отделений упитанные баулы, спортивные сумки. Среди парней в зеленом камуфляже – явно имеющих отношение к украинской армии – выделялись трое в сером пятнистом и высокий мужчина в годах в полувоенном френче и блестящих гражданских ботинках. Он с подобострастием что-то говорил одному их «серых», одновременно покрикивая на подчиненных, таскающих багаж. Собеседник тоже был не первой молодости, имел скуластое квадратное лицо, хмурый взгляд. Он сдержанно кивал и настороженно скользил глазами по сторонам. В этом типе было что-то иностранное, причем с солидной должностью. Двое, прибывших с ним, тоже не выглядели местными жителями. Один был высок, сутулился, рыбье лицо не выражало никаких эмоций. Второй при внимательном рассмотрении оказался… женщиной. Невысокая, худая, с грубоватым, хотя и правильным лицом. Даме было за тридцать. Она вышла из машины, состроила скептическую мину, посмотрев по сторонам – на безыскусные казармы, на лес рядом с базой, на быстротечную Лобанку, примыкающую к лесу. Расстроенно покачала головой и достала сигареты из бокового кармана. Подскочил военный в зеленом камуфляже, услужливо щелкнул зажигалкой. Дама прикурила, выпустила дым и смерила парня оценивающим взглядом. Не нашла ничего, достойного внимания, отвернулась.

– Смотри-ка, дивчина… – восторженно прогудел Тарас Скуба, и глаза его плотоядно засверкали. – В натуре дивчина, хлопцы… Вот это да… По ходу у нас приятности…

– Если девочка курит, то она уже не девочка, – компетентно заметил Майданов. – Ты чего так разволновался, Тарас? Если баба носит камуфляж, какая она, на хрен, баба?

– Потасканная какая-то, – подал голос Олейник. – Держу пари, хлопцы, на этой грымзе уже не раз женились и разводились…

– И страшная, как рак прямой кишки, – изрек Гаевский. – Ты шо, ослеп, Тарас?

– Да ладно вам придираться, – возразил Тарас. – Нормальная баба, других все равно нет. Я бы ей вдул…

– Так вдуй, – пожал плечами Богдан Лихо. – В чем проблема? А то смотри – какой храбрый зайка…

Загоготал Василь Карась, ощерился, обнажив неровные зубы, и стал похож на саблезубую белку. Тарас уставился на него со злобой, но глупо махать кулаками после драки. А прибывшие после короткой беседы и визуального знакомства с местностью направились к дому.

– Иван, ты знаешь, кто такие? – спросил у лейтенанта Майданов.

– А то ли непонятно, – огрызнулся Первак. – Гости заморские, будут учить нас диверсионному делу. И большая «шишка» из командования – тот, что во френче, – полковник Петрик Иван Анатольевич. Курирует работу по формированию и обучению диверсионно-разведывательных групп. Пожилой дядька в сером камуфляже – замглавы миссии НАТО на Украине полковник Алекс Фиш. Видать, реально много внимания к нашей группе, раз такие персоны прибыли…

– А те двое – инструкторы, что ли? – покривился Гаевский.

– Ага, баба будет делать из нас крутых перцев будущего, – хихикнул Олейник. – Прикиньте, парни, баба нас построит и погонит…

– Да пошли они в пень, – скрипнул зубами Богдан Лихо. – Мы шо им тут, кролики подопытные? Да я с первого дня на АТО, служил в штурмовой роте «Айдара», в спецназе бригады Нацгвардии, брал Славянск, Краматорск. Мы на Саур-могиле стояли до последнего – когда командование предало, когда тылы отрезали. Нас двенадцать ребят вышло из окружения – а в роте с самого начала двести рыл было…

– Можно подумать, ты один тут весь из себя герой, – возмутился Олейник. – Все мы прошли через «котлы», предательство, все мы обстреляны и пороха нанюхались. Из Дебальцево неделю прорывались! Нас косили, а мы шли… Из моторизованного батальона только три бэтээра к своим прорвались! Нахлебались за неделю – мама не горюй…

– А теперь какая-то баба будет нас на шиле вертеть… – злобно оскалился Карась. – Шо нас готовить? Мы и так ко всему готовые…

– А я бы ей вдул, – задумчиво повторил Скуба, и все бойцы, включая лейтенанта Первака, мстительно засмеялись. Сработало волшебное заклинание: да пошло оно все в зад! Бойцы разбредались по казарме, падали на койки. Но безропотно подпрыгнули, когда хлопнула дверь и на пороге вырос плотно сбитый мужчина с мясистой физиономией и поджатыми губами – командир диверсионной группы «Гепард» капитан Игорь Бурковский.

– Подразделение, смирна! – скомандовал Первак.

Вошедший отмахнулся.

– Поднимайте ленивые задницы, – проворчал он. – Будем делать из них трудолюбивые. Форма одежды какая есть, быстро, парни, быстро…

Бойцы выстраивались в проходе между кроватями – кто-то босиком, кто-то в шлепках, в защитных майках или с голым пупком. На Карасе висела обтрюханная майка-алкоголичка, которой он нисколько не стеснялся, как и своей до предела «законопаченной» физиономии. Капитан Бурковский медленно прохаживался вдоль строя, с мрачным скепсисом озирая бойцов. Игорю Борисовичу было тридцать восемь лет, из них четырнадцать он отдал укреплению боеготовности украинских вооруженных сил. Выпускник Львовской академии сухопутных войск имени гетмана Петра Сагайдачного, командовал ротой аэромобильной бригады в Ивано-Франковской области, был заместителем командира батальона по боевой подготовке. Являлся активным членом партии «Свобода», год назад вступил в «Правый сектор» – именно эта организация, а не предыдущая, полностью отражала мировоззрение и чаяния боевого офицера, считающего украинскую нацию прародительницей всех прочих наций и свято верящего в ее обновление и очищение. Неделю назад он получил приказ – сформировать эффективную диверсионную группу, способную автономно действовать в глубоком вражеском тылу и наносить неприятелю невосполнимый ущерб. «Нужны не просто отморозки, пан капитан, – поучал его высокий чин в разведывательном управлении Генерального штаба. – Нужны умные, инициативные, дисциплинированные, а главное, мотивированные отморозки. Преданность Украине и лояльность киевским властям – на первом месте. Враг – Россия и прикормленные Россией донецкие и луганские террористы. Необходим боевой опыт и навыки работы в экстремальных условиях. Ложный гуманизм в отношении врагов государства – не приветствуется. Бессмысленная жестокость, кстати, тоже. Вам предстоит подобрать людей и доставить их в «Пригорье». Курировать подготовку группы будут полковник Петрик и заместитель главы миссии НАТО на Украине господин Алекс Фиш. Данная информация, как вы понимаете, не для общего пользования. Вашей группе предстоят серьезные задания в тылу врага. Вы даже не представляете, Игорь Борисович, насколько серьезные…»

– Прибыли американцы, – сообщил Бурковский. – Разместились в соседнем модуле, о чем вам, разумеется, уже известно. К полковнику Алексу Фишу просьба относиться уважительно и приветливо, выполнять все его распоряжения. У вас будут два инструктора – сержант Дастин Фостер и сержант Лилиан Холл. Последняя, как вы уже заметили, – женщина… – Капитан прервал поучения и исподлобья уставился на присутствующих, которые по непонятной причине начали ухмыляться. – Но это не значит, что по мере прохождения учебы надо хватать ее за сиськи и задницу. – Он терпеливо дождался, пока будущие диверсанты закончат смеяться. – На эту дамочку где сядешь, там и слезешь, зарубите на носу. Считайте, что я вас предупредил. С завтрашнего дня и на две недели вы – роботы, слепо повинующиеся капризу начальства. Напоминаю, по мере прохождения службы и даже между собой общаться только по-русски. Никакого нытья, возмущений, что вы крутые парни, уже прошли всю необходимую подготовку, участвовали в боевых операциях, готовы к заброске в тыл. Вы дилетанты, сопляки, неумелые курсанты – и из вас будут делать элитный спецназ по нормативам НАТО. Специальная полоса препятствий, действия в условиях города, лесистой местности, захват заложников, форсирование водной преграды, стрельбы, оружейная часть, взрывное дело, специальный психологический тренинг. И это только часть предстоящего. Провинитесь – понесете наказание. Ослушаетесь приказа – крупно пожалеете. Сейчас – разойтись. Привести в порядок себя, казарму. В семь утра построение, представление нашим американским коллегам и начало занятий. Подъем в шесть – зарядка, завтрак. Старшим назначается… лейтенант Первак. – И без того узкие глазки капитана пытливо впились в вытянувшегося офицера. Бурковский глумливо усмехнулся. – И не забывайте, Первак, если вас назначили старшим, это не значит, что вы старший.

– Старший – тот, кто назначил вас старшим, – прошептал Майданов. И сделал глупую отстраненную мину, когда в него впились недовольные глаза командира.

– Отставить комментарии, – процедил Бурковский. – У вас, боец, хорошая фамилия, правильная, – диверсанты подобострастно ухмыльнулись, – но это не значит, что у вас есть шанс стать моим любимцем. Прошу всех запомнить: во время обучения активно действует так называемая коллективная ответственность – за виновного отдувается весь коллектив. И чтобы было тихо, как в библиотеке, когда говорит командир. Не забываем, что у всех вас есть неотъемлемое право получить по морде. Все, бойцы, разойтись. Напоминаю, первое построение – в казарме, в шесть утра.

– Кто рано встает… – сокрушенно вздохнул Олейник.

– Тот от командира раньше всех и огребет, – закончил Гаевский, дождавшись, когда за Бурковским захлопнется дверь. – Ничего, хлопцы, где наша не пропадала, одолеем эту беду…

Перспектива попасть в услужение к заморским друзьям как-то не окрыляла. Бойцы ворча наводили порядок. Бросили жребий, кому мыть пол. Макович и Гаевский ушли за швабрами и ведрами. Вновь поцапались Карась и Скуба. Рычали друг на друга, как две разозленные собаки, выражая крайнее презрение.

– А ну разбежались! – разозлился Первак. – Агрессивные вы, хлопцы. Дождетесь – усыпим обоих.

– В натуре, кончайте собачиться, – поддержал лейтенанта Олейник. – Нам сплотиться надо, хлопцы, важные дела предстоят, а вы тут грызетесь на пустом месте, как тупые шавки.

– Да идет он в пень, – отмахнулся Карась, сплюнул под швабру Гаевскому и побрел на койку.

Ближе к вечеру снова сделалось скучно. Бойцы сидели в кружке, пили чай из казенных кружек, резались в карты. Товарищи критично созерцали роскошную татуировку на плече Маковича – переливался глянцем стилизованный под свастику державный трезубец, и все это озарялось лучами восходящего солнца. Обрамлением служили мелкие затейливые черепа. Композиция отчасти напоминала окруженный колосьями герб союзной советской республики – особенно если не всматриваться. И чтобы устранить это недоразумение, татуировщик обогатил свое творение зловещей готической вязью, в которой вряд ли был текстовый смысл. Играть надоело. Скуба, третий раз оставшийся в дураках, злобно растирал распухший от ударов картами нос, заявил, что вокруг одно жулье, и побрел к окну. Майданов и Олейник начали спорить, кто продул Дебальцевское сражение – Нацгвардия, не подчиняющаяся приказам штаба АТО, или регулярная аэромобильная бригада, набранная непонятно из кого. Майданов с хрипом доказывал, что десантники стояли до последнего – возможно, не все, а выжившие, не сбежавшие к противнику и не дезертировавшие в тыл. Олейник вспомнил, как в разгар формирования позорного для Украины «котла» батальон Нацгвардии выбил боевиков из деревни Курычи и вышел на важную для обеспечения группировки трассу. Террористы наступали, как орды гугенотов! («Гуннов, – поправил относительно образованный Первак».) Потрепанные части аэромобильной бригады бежали от них, как жители Нью-Йорка от Годзилы. Батальон Нацгвардии больше суток держал оборону, прикрывая отход регулярных частей, несколько раз переходил в контратаку, отбрасывая террористов от деревни. А потом из штаба АТО поступил преступный приказ в срочном порядке оставлять позиции и уходить на запад. Колонна батальона в чистом поле подверглась жестокому артобстрелу, выжило не больше трети личного состава, из боевой техники прорвались к лесу только три бронетранспортера…

– А мы десяток террористов под Ждановкой прибрали, – оскалился Карась. – Я в «Днипро» служил – две роты по полной выкладке бросили спасать побитый штаб бригады. Через лес прошли и на дороге засаду замутили. Колонна сепаров шла – из боя выходили. Мы и разнесли их в пух и прах из «РПГ-7». Красота, приятно вспомнить… – На чело бойца улеглась мечтательно-ностальгическая блажь. – Порвали за милую душу… Кто-то выжил, по полю утекал, так мы их снимали, как мишени на стрельбище, ни один не ушел, падла… А в последнем грузовике раненых везли. Баба там еще была – то ли врачиха, то ли медсестра – белугой ревела, дура, кричала про какие-то права раненых. Ублажить ее хотели – хороша была девка, да время поджимало. С двух сторон из эрпэгэшек дали по грузовику, чтобы хорошо там поджарились – ни одна тварь вылезти не успела, все сдохли. Все равно доходяги были…

Пейзаж за окном не менялся. У соседнего модуля какое-то время продолжалась активность. Военнослужащие перетащили в здание вещи и удалились пешим ходом. Сержанты американской армии скрылись в здании. Полковник Фиш энергично общался с полковником Петриком (либо он хорошо знал русский или украинский, либо Петрик – английский). Потом к ним примкнул капитан Бурковский, что придало беседе свежий импульс. Петрик улыбался, ухмылялся Бурковский. Натовский полковник в лице не менялся – казался вырубленным из камня. Потом все трое дружно повернулись и уставились на казарму, в которой прописались восемь обучаемых. Тарас Скуба отпрянул от окна и чуть не сбил своего «приятеля» Карася, несущего кружку с горячим чаем. Снова было много ругани, но до рукопашной не дошло. Троица у соседнего модуля еще немного посовещалась и разошлась. Скуба опять прилип к окну. Потом он как-то напрягся. Товарищи поначалу не обратили внимания, но потом им стало интересно – слишком уж бурно задышал боец. Люди поднялись из кроватей, подошли к окну.

– Надо же, какая живопись… – оценил красоту Богдан. Дело клонилось к вечеру, увядали майские краски. Казарма находилась на краю жилой части тренировочной базы. Вниз по склону уходили заросли подрастающего бурьяна. Под обрывом протекала речушка Лобанка – петляющая, с перекатами, то узкая, то расширяющаяся. Напротив казармы находилось самое узкое ее место – берега связывал мостик. На противоположном берегу высился лес. Он тоже являлся частью полигона, в нем отрабатывались нормативы, но сегодня вечером там занятий не было. Природа дышала спокойствием. По берегу реки с меланхолическим видом гуляла женщина в серо-буром камуфляже – инструктор Лилиан Холл. Она была в гордом одиночестве и явно не знала, чем себя занять. Верхние пуговицы расстегнуты, головного убора на голове нет, и пышные каштановые волосы каскадами растекались по плечам. Ее лицо уже не казалось сухим и отстраненным, фигура обрела трогательную женственность. Она бродила по обрыву, задумчиво ковыряла веточкой в траве, бросала в воду камешки.

– От чорт, баба… – уважительно вымолвил Макович, на которого приказ говорить по-русски, видимо, не произвел впечатления.

– А шо это она делает? – вытянул шею Карась.

– Акклиматизируется, – пояснил Олейник.

– Смотри-ка, как корова – мирно пасется, – пробормотал Гаевский. – А шо, не такая уж страхолюдина, как сперва показалось, нормальная фемина.

– Да ладно вам, на бабу уставились, словно она уже голая, – фыркнул лейтенант Первак. – Забыли, кто она такая? Задружиться хотите?

– Ага, пойду дружить. – Тарас Скуба начал лихорадочно натягивать защитную куртку, застегнулся, расчесался пятерней. Он был настроен весьма решительно. Товарищи изумленно на него уставились.

– Ба, наш Скуба на свиданку с телкой намылился, – удивился Майданов. – Не вынесла душа поэта. Тарас, ты что, с дуба рухнул?

– Дружить собрался, – загоготал Олейник. – Смотри, чтобы дружба не переросла в беременность.

– Да какая, на хрен, беременность? – махнул рукой Карась – он, как всегда, придурковато скалился, выставляя изъеденные кариесом зубы. – На шиша ей этот дурковатый сдался? Она же бой-баба, так отошьет, что мало не покажется. Может, ты попроще себе кого найдешь, Скуба?

Но у парня были серьезные намерения. Истосковался по общению с прекрасным полом. Он похотливо урчал, заранее облизывался. Поправил камуфляж, сделал грудь колесом и придирчиво обозрел себя в прикроватном зеркальце.

– Красавец, – сказал Майданов. – Топай, боец, заводи полезные знакомства. Да смотри, чтобы по дороге хозяйство из штанов не вывалилось. Зови дамочку просто – Лили. Кстати, на каком языке ты с ней собрался базлать? Учти, Скуба, матерный не прокатит, – закончил он под дружный гогот собравшихся.

– И тише там, не взрывайте полигон любовными кульбитами, – хихикнул Олейник.

– Скуба, кто разрешил? – запоздало насупил брови лейтенант Первак. – Отставить, боец! Мы здесь не для того, чтобы по бабам лазить!

– Ванюха, да кончай вытрепываться, – возмутился Скуба. – Шо ты тут старшого из себя корчишь не по теме? Нам запрещают выходить из барака, курить на природе? Ни хрена не запрещают. Личное время, учеба еще не началась, мы можем гулять по базе хоть вдоль, хоть поперек. Так что извиняй, лейтенант. – Скуба облизнул пересохшие губы и мельком глянул в окно – не удалился ли объект охоты. – Ты не старший. Там старшие, – кивнул он выразительно на потолок. – Да не менжуйся, брат, просто познакомлюсь, наведу, так сказать, мосты между братскими народами.

Первак закипал, но никто его не поддерживал, всем было интересно. Скуба громко выдохнул, словно махнул ковш горилки, и вывалился за порог. Излишне говорить, что честная компания прилипла к окнам. Скуба шел, как напыщенный гусак, – грудь вперед, плечи покачивались, как бедра распутной женщины. Диверсанты смеялись – вот же конь похотливый. Кто мы такие, чтобы противостоять животным инстинктам? Дама насторожилась, обнаружив, что к ней подваливает незнакомый и не очень приятный господин в форме украинского военнослужащего. Скуба призывно улыбался и что-то говорил. Дама нахмурилась и непроизвольным жестом откинула волосы со лба. Движение ничего не значило, но Скуба расценил его как призыв к знакомству. Он продолжал говорить, при этом маслянисто улыбался, потирал вспотевшие ладошки. Он не мог стоять на месте, то мялся, то начинал мельтешить перед глазами дамы. Что-то спросил – дама недоуменно пожала плечами, односложно ответила. Скуба смелел, напирал – рискованно сократил дистанцию, вторгся в личную зону. Шаловливые руки уже поглаживали женщину по плечу. Она недоуменно смотрела на эти руки, но не делала ничего, чтобы исправить ситуацию. Напротив, в лице возник ответный интерес. Она стала отвечать – сперва односложно, потом ее фразы делались длиннее. Невнятная улыбка скользила по женским губам. Скубу это заводило, он уже разгулялся, подпрыгивал вокруг дамы, как петух. Потом взял ее под локоть и как-то ненавязчиво потянул к мостику. Женщина покорно семенила рядом. Скуба украдкой обернулся, показал язык – он знал, что за ним подглядывают.

– Во дает… – недоуменно пробормотал Майданов. – Неужто уболтал телку?

Парочка прошла по мосту и через пару минут скрылась в лесу.

– Засосало, мля… – выдохнул Карась. – Вот же чертов трахушник… Не, тут шо-то не так, хлопцы…

Парочка отсутствовала не больше минуты. Товарищи гадали, что там происходит? Вопрос почти шекспировский: даст или не даст? Через минуту все стало ясно. Первой из леса вышла сержант Лилиан Холл. Дамочка улыбалась. Бойцы невольно залюбовались – спинка прямая, грудь вперед, волосы пушистыми формами обвивали плечи. Она шла легко, грациозно, постукивая себя по голени прутиком с молодыми побегами. Пружинящей походкой она зашла на мостик, продефилировала по нему и направилась к модулю. На крыльце позевывал долговязый сержант Фостер. Он что-то спросил у Лилиан – та ответила, прыснув. Сержант понятливо кивнул. Женщина мазнула взглядом окно казармы с прилипшими носами, усмехнулась. Оба инструктора растворились в здании. В тот же миг из леса показался Тарас Скуба. На парня было больно смотреть! Согнувшийся в три погибели, он держался обеими руками за мотню, как будто у него там что-то уже отваливалось. Он был темнее тучи, лицо исказилось, глаза вываливались из орбит. Скуба ковылял, расставив ноги, как кавалерист. Прильнувшая к окну братия дружно загоготала.

– Я говорил, хлопцы, я говорил! – ржал, схватившись за живот, Карась. – Получил от бабы по яйцам, будет знать, как приставать! Ай да Лилька, ай да молоток!

– Фантастический секс, я не могу… – Майданов вытирал прослезившиеся глаза. – Нашел пацан приключение на свою задницу…

– Не нашел, а нарвался! – гоготал Богдан Лихо. – Получил по причиндалам от бабы! Пацаны, это же кино, на хрен! Надо было на видео заснять!

День завершался на мажорной ноте. Диверсанты веселились, как дети. А Тарас совершил ошибку – стоило отсидеться в лесу, прийти в себя, а потом уж вываливаться под очи товарищей. Но он плохо соображал – боль душила. Когда он перебрался через речку, боль немного отпустила. Тарас отдышался и заковылял в барак. Обрести нормальный вид, естественно, не получилось. Бойцы давились смехом.

– Нагулялся? – ласково спросил Майданов. – А чего скрюченный, как интеграл?

– Нет взаимности – даже не думай, – прыснул Олейник.

– А шо, нормально так погулял, – рассудительно пробасил Богдан. – Развеялся перед сном, набрался свежих ощущений.

Бойцы ржали, как жеребцы. Макович сочувственно похлопал Скубу по плечу, что-то буркнул про «неумелые действия» и «нарушение правил эксплуатации». Тот скинул руку с плеча, злобно зыркнул.

– А ну, заткнулись, кретины… – прошипел он. – Убью, если кто-то еще хоть слово скажет… – Сжал кулаки и с ненавистью осмотрел просветленные лица товарищей. Скрипнул зубами, завалился на койку и скорчился в позе ребенка в животе матери. Товарищи прекратили язвительные комментарии, только сдавленно посмеивались и перемигивались.

– Дуры вы, дуры, хлопцы, хуже баб, ей-богу, – недовольно бурчал Первак, подбивая тощую подушку. – Совсем ваши бестолковки не работают. Аукнется нам это, чую, аукнется. А из-за этого недалекого я горбатиться зазря не хочу…

В шесть утра громовой голос капитана Бурковского «Подъем, подразделение!» вышвырнул бойцов из кроватей. Хрипло чертыхаясь, они хватались за одежду, суетливо облачались, мешаясь друг дружке. Бурковский, поджав губы, прохаживался вдоль неровной шеренги, выстроившейся в проходе.

– На зарядку, – лаконично выплюнул он. – Пробил ваш звездный час, бойцы. Все готовы к круглосуточным космическим нагрузкам? Учтите, пощады не будет. Все, кто намерен отлынивать и сачковать, – будут крупно разочарованы. А ну, марш на спортплощадку!

После интенсивной физзарядки и плотного завтрака людей выстроили на маленьком плацу между казармами. «Гостей» присутствовало немного, и знакомство было лаконичным. Полковник Петрик, представляющий Генштаб, – куратор группы (и не ее одной), полковник Алекс Фиш – армия НАТО. И это огромная честь, что полковник согласился почтить своим присутствием первый день занятий, высказать свое мнение о предстоящем процессе и дать полезные рекомендации. Опытные инструкторы по разведывательно-диверсионному делу – сержанты Дастин Фостер и Лилиан Холл. Их приказы выполнять беспрекословно, никакой «демократии»! Господа немного понимают по-русски, в крайнем случае, их слова будет переводить капитан Бурковский, в совершенстве владеющий английским. Обращаться к инструкторам можно просто – «сэр» и «мэм».

Бойцы торчали по стойке «смирно», и можно представить, как они мысленно матюгались. На лицах полковника Петрика и натовского чиновника застыло бесстрастное выражение, приправленное легким скепсисом. Привыкать ли делать из дерьма конфетку – особенно под руководством опытных мастеров? «Мастера» застыли позади руководства в позе эсэсовских надзирателей – руки за спиной, ноги расставлены. Сержант Фостер был неподвижен и невозмутим. По губам Лилиан Холл расплывалась язвительная ухмылка. Ее глаза с каннибальским интересом скользили по застывшим фигурам «подопытных» и очень часто останавливались на постной мине Тараса Скубы. Тот усиленно моргал, старался смотреть куда угодно, только не в ее сторону, и это бесконечно радовало Лилиан. Возможно, она уже составила план адского истязания и теперь терпеливо ждала. Капитан Бурковский, разодетый по всей форме «стран-союзников», и даже с кобурой на поясе, барражировал вдоль строя. Представительная часть мероприятия подошла к концу.