Текст книги "Даманский. Огненные берега"

Глава 4

В казарме было душно, тянуло табаком (кому-то лень выходить на улицу), полы не сияли чистотой. Несколько минут назад Павел пообщался со старшиной Фроловым – еще одним сверхсрочником, тот с радостью сдал дела, отчитался, что взвод вчера вернулся из караула, сегодня отоспались. С утра, как и положено, выслушали политинформацию, провели занятия по физической подготовке в спортгородке за казармой…

– Взвод, смирно! – отложив свои дела, крикнул один из бойцов и принял подобие стойки «смирно». Опыт службы в городе-герое Бресте подсказывал: прослужившие полтора года – неплохие солдаты, но самые трудновоспитуемые. Все знают, все умеют, но кто же их заставит? И начальство к таким относится снисходительно. В 1967 году провели военную реформу. Срок службы на флоте сократили до трех лет, в сухопутных войсках – до двух. Не служба, а малина. Старшина Фролов явно не усердствовал в воспитании своих подопечных.

Павел прохаживался по казарме с мрачным видом, сцепив руки за спиной. Поглядывал на мятые кровати, на разбросанные шинели и шапки. Военнослужащие 4-го взвода неторопливо заправлялись, затягивали ремни, выходили в проход на построение. Старшина Фролов, избавившийся от обузы, мялся у входа, тихо беседовал с дневальным.

– Быстрее! – рявкнул Павел. – Что мы тут хаотически перемещаемся? Забыли, как строиться?

– А как же барабанная дробь? – пошутил кто-то.

Строй худо-бедно вырисовывался, солдаты ровняли носки. Стояли в одну шеренгу. Взвод не такой уж многочисленный – двадцать четыре человека по списочному составу.

Лейтенант Котов исподлобья разглядывал бойцов – нормальные ребята, крепкие, физически развитые. Он бегло пересчитал присутствующих: в строю кого-то не хватало. Павел вопросительно глянул на Фролова. Тот отвел глаза – дескать, сами разбирайтесь, теперь это ваше беспокойное хозяйство. Скрипнула дверь, из ленинской комнаты высунулась заспанная физиономия, поморгала глазами. Боец спохватился, засеменил на свое место в строю, одергивая гимнастерку. За ним – еще один. Павел иронично осмотрел строй. Все равно кого-то не хватало.

– Ладно, – пожал он плечами. – Снег давно за казармой не чистили? Придется размяться…

– Мишка! Бабаев, чтоб тебя! Живо в строй! – проорал русоволосый сержант.

– Ну что? – из бытовки, расположенной за тумбочкой дневального, высунулся заспанный солдат, заразительно зевнул. Поводил глазами, уперся взглядом в лейтенанта. Нахмурился, что-то вспоминая, немного побледнел. Барабанная дробь была бы весьма к месту! Он ловко, одной рукой застегнул воротничок, побежал в строй, стал локтями раздвигать товарищей. Павел не удержался от язвительной ухмылки. Бабаев смотрел на него исподлобья, выпятив губу.

– Взвод, равняйсь! – на всякий случай выкрикнул сержант. – Смирно!

– Вольно, – вздохнул Котов. – Ждете команды «Разойдись», товарищи солдаты? Не дождетесь. Моя фамилия Котов, зовут Павел Константинович, я ваш новый командир взвода. Надеюсь, надолго. Так что свыкайтесь с неутешительными реалиями.

– Ну, почему же, товарищ лейтенант, мы очень рады… – выдавил стриженный под ноль остроносый боец. У него было забавное произношение. Он стушевался под пронзительным взглядом, сделал глуповатое лицо. Павел удрученно покачал головой. Дисциплину в этом войске явно следовало подтянуть.

– Та мы уже знаем, товарищ лейтенант, нам сказали, – бросил сосед остроносого – на вид простоватый, добродушный боец. – Вы с женой на заставу приехали…

– Ага, классная девчонка, – буркнул кто-то на фланге.

Павел резко повернулся. Неосторожный боец с погонами ефрейтора сделал круглые глаза и явно пожалел о сказанном. Но слово не воробей, назад не воротишь. Павел подошел, пристально заглянул ему в глаза. Парень практически не дышал, смотрел в одну точку. Во взгляде молодого лейтенанта было что-то такое, отчего хотелось испариться.

– Фамилия?

– Ефрейтор Терехов, – обреченно вымолвил провинившийся.

– Выйти из строя, ефрейтор Терехов!

Тот сделал два шага вперед.

– Отжаться пятьдесят раз, – приказал Павел. – Время – минута. Не уложишься – еще пятьдесят. Время пошло.

Ефрейтор рухнул как подкошенный. Поджарый, мускулистый, он отжимался быстро и уверенно, но при этом тяжело дышал. Павел наблюдал за ним, считал секунды. Шеренга не шевелилась. Солдаты прятали глаза, кто-то украдкой ухмылялся, другие сочувствовали невезучему товарищу. А что такого он сказал? Всего лишь несколько приятных слов в адрес супруги товарища лейтенанта…

Старшина Фролов, наблюдавший со стороны, удрученно качал головой. Как же это некрасиво – старослужащего заставили отжиматься…

Ефрейтор Терехов закончил упражнение, поднялся.

– Встать в строй.

– Есть! – он шагнул назад, наступил на носок соседу. Тот охнул, вырвалось неприличное слово. Терехов не остался в долгу – отозвался в том же духе.

– Отставить базар! – среагировал Павел.

Строй напрягся. Терехов тяжело дышал, физиономия его покрылась красными пятнами.

– И так будет с каждым, – пообещал Котов, – кто в вольной манере соберется обсуждать вещи, которые его не касаются. Только «Анастасия Игоревна» и в уважительном тоне. Всем ясно?

– Так точно… – прогудел строй. Павел поморщился – кто в лес, кто по дрова. Он покосился на Бабаева. Тот предусмотрительно помалкивал – не дурак.

– Фролов, принесите список личного состава, проведите перекличку, – повернулся он к старшине. – Каждый названный громко произносит «я» и выходит из строя. Будем знакомиться, товарищи солдаты.

Фролов выкрикивал фамилии, солдаты отвечали. Два сержанта – Покровский и Сычев – командиры отделений, представители младшего командного состава. Кто-то выходил неспешно, как бы подчеркивая свою независимость, другие – согласно уставу. Одних Павел запоминал сразу, фамилии других мгновенно вылетали из головы. Ничего, успеет еще. Боец с добродушной физиономией – рядовой Филипчук. Обладатель острого носа – Модяну. Ефрейтор Терехов – этого уже не забудешь. Жилистый, худой Лузин, мрачноватый крепыш Глобыш, смешливый черноволосый Черемшин…

– Рядовой Бабаев! – выкрикнул Фролов.

– Присутствует, – буркнул упомянутый товарищ, выбираясь из строя. Встретился с пристальным взглядом командира, картинно вздохнул, поправился: – Ну, я…

– Хочешь отжаться, как Терехов? – спросил Котов.

– Я! – громко ответил солдат.

– Шагдаров!

– Я! – единственный малорослый, но крепко сбитый паренек выкатился из строя, едва не повалив Котова. У него были маленькие глаза и широкая, как блин, физиономия. Он непринужденно и бесхитростно смотрел на командира. А каким уставом это запрещено? Пока ни в чем не провинился.

– Откуда, боец? – поинтересовался Павел.

– Улан-Удэ, товарищ лейтенант, – у рядового не было никакого акцента.

– Зовут-то как?

– Алтан-Шагай Дамбадугарович, – без запинки отчитался тот.

Павел чуть не поперхнулся. Пограничники заулыбались.

– Трудно запомнить.

Бурят пожал плечами.

– Не надо запоминать, товарищ лейтенант, – произнес черноволосый Черемшин. – Мы его Шалтаем-Болтаем зовем. Вроде не обижается.

– Однажды обижусь, – тихо пообещал Шагдаров.

– Ладно, разберемся с вашими фамилиями и прозвищами, – сказал Павел. – А теперь все дружно шаг назад – ша-гом марш! – Шеренга худо-бедно отступила, строй сломался. – Отставить! – среагировал Котов. – Взвод, смирно!

Он дождался, пока все вытянут подбородки, потом бросил:

– Вольно.

Снова стал прохаживаться, с интересом наблюдая за лицами.

– Итак, что мы имеем, товарищи солдаты? – объявил он ровным голосом. – Не скажу, что вы окончательно разложились, но предпосылки к этому имеются, и их придется устранять. Не исключаю, что вы хорошие солдаты, но с дисциплиной, внешним видом и соблюдением элементарных воинских норм все очень тревожно. Прошу учесть, что до дембеля еще долго, и выполнять свой священный долг придется до конца. Личное время на сегодня отменяется. Филипчук, что не так? – остановился он перед рослым солдатом. – Вы смотрите со страхом. У меня что, волосы с зубами осыпались?

Шеренга прыснула.

– Отставить! Я не для того тут с вами шутки шучу, чтобы вы смеялись. Хорошо, будем считать, что первое знакомство состоялось. Бабаев, вы куда?

– А разве не было команды «разойтись»? – проворчал Бабаев, неохотно возвращаясь в строй.

– Плохо со слухом? Или я с вами из бомболюка разговариваю? Я никого не отпускал. Почему у вас воротник расстегнут?

– Он сам… – вздохнул Бабаев, пытаясь застегнуться.

– Футбол любите, рядовой, – забиваете на все? Упор лежа… принять. Пятьдесят раз.

Рядовой подчинился. А как иначе? Всякая борзость имеет границы. У нового лейтенанта они, похоже, сводились в одну линию.

Как только боец встал в строй, Котов продолжил:

– Взвод, внимание. У вас есть полчаса, чтобы привести себя в порядок – заправиться, подшить свежие воротнички, начистить бляхи и сапоги. А кое-кому и побриться не мешает… – он прищурился. – В чем дело, товарищи бойцы? Не успеваем? Тогда вставайте ночью и брейтесь. Посмотрите на меня – разве я себе такое позволяю? Заправить кровати – на что это похоже? Сержант Покровский, полы должны сверкать. Через полчаса построение на плацу без оружия – будем отрабатывать навыки строевой подготовки. Завтра утром, насколько знаю, взвод никуда не заступает. Значит, займемся устранением политической безграмотности, тактикой, рукопашным боем, физической подготовкой, включая кросс по пересеченной местности…

Павел наблюдал, как солдаты с недовольством пыхтят, жалобно поглядывают на Фролова. Возможно, Павел переборщил, но хуже от этого не будет – пусть обсуждают за глаза. Опытный преподаватель советовал после выпуска из училища: получишь подчиненных, особенно старшего призыва, будь смелее, увереннее, практикуй командный рык, язвительные замечания. Ни в коем случае не мямлить – а то таким и останешься. Эти люди понимают только ясную, конкретную речь, можно пару ядреных словечек для усиления эффекта. Главное, чтобы знали свое место и свои обязанности. А право у них одно – Родину защищать. Сами же потом тебе «спасибо» скажут…

– Товарищ лейтенант, вопрос разрешите? – подал голос сержант Сычев – белобрысый, с маловыразительным лицом.

– Разрешаю, – кивнул Павел.

– Вы там, извиняюсь, в разных сферах вращаетесь, что вообще говорят? Будет война с Китаем или обойдется? А то тут разные вещи происходят – ну, сами знаете… Они наглеют с каждым днем, мы уже драться устали да вздрагивать от их пальбы. А от замполита и товарища капитана ничего не добиться – вы служите, говорят, ни о чем не думайте, жизнь покажет. Легко сказать, ни о чем не думай…

Шеренга застыла – вопрос был больной для всех. Страшную войну четверть века назад пережили, и что – еще одна? Китайцы – не немцы, их больше, чем саранчи в голодный год…

– Не знаю, товарищи… – Скулы вдруг свело судорогой, захотелось прокашляться. – Серьезно говорю, не знаю. Не был я ни в каких верхах. Верхи – они там, – Павел кивнул на потолок, – вы – здесь, а я где-то между… По логике, не должно ничего начаться – глупо затевать большую войну из-за чахлого островка, не имеющего стратегического значения. Пойти на принцип? Так сходили уже, обозначили позицию в драках. У нас – коммунисты, у них – коммунисты… Хотя и не такие, как мы, – фанатичные, с промытыми мозгами, одержимые идеями своего бесноватого Мао. Но все равно, где это видано, чтобы коммунисты с коммунистами воевали? Будем верить, что у них в верхах восторжествует здравый смысл и конфликта удастся избежать. А наши дипломаты помогут… Вы же не хотите, чтобы война началась? – прищурился он.

– Не хотим, товарищ лейтенант, – проворчал сержант Покровский. – Наши родители еще ту войну помнят, ночами просыпаются… Да и проку от этих войн? Вон, Америка уже четыре года во Вьетнаме воюет, а что толку? У них оружие лучше, солдаты натасканные, зато у вьетнамцев – дух, понимание своей правоты, да и больше их, чем этих янки. Еще лет десять будут рубиться, и ничего не изменится, пока Америку окончательно протесты не накроют… А с Китаем-то как воевать? Нет, мы, конечно, будем, если прикажут… – сержант смутился.

– Уже анекдоты всякие появились, – подхватил Черемшин. – Рассказать? Совещание в китайском штабе. «А армию пошлем?» – «Нет, армию не пошлем, будем просачиваться мелкими группами – по полтора миллиона в каждой». – «А танки все пойдут?» – «Да, танки все. Сначала первый, потом второй».

Солдаты засмеялись, заметно расслабились.

– Спокойствие, бойцы, войны не будет, – объявил Котов. – И то, что в анекдоте, – миф. На самом деле, танков у них чуть больше, а пехоты – чуть меньше. А вот строевая подготовка, напоминаю, будет, – он демонстративно посмотрел на часы. – И осталось до нее уже не полчаса, а двадцать четыре минуты. Р-разойдись! Бабаев, останьтесь.

Пограничники разбредались, сочувственно поглядывая на сослуживца. Бабаев насупился, смотрел волком.

– Мстить будете, товарищ лейтенант? Ну, за тогдашнее, в поезде. Подумаешь, с супругой вашей по душам пообщался. Она же не возражала. Просто поговорили… А на вас и формы не было, откуда я знал, кто вы?

– Не оправдывайся, Бабаев, – ответил Павел. А ведь он тогда действительно струхнул. Такое совпадение – одно на миллион, а ведь работает! – Я еще не пал так низко, чтобы сводить личные счеты, пользуясь служебным положением. Хотя, знаешь… соблазн велик, – лейтенант сухо засмеялся, и рядовой боязливо втянул голову в плечи. – Ладно, расслабься. Спи спокойно, как говорится. Но дисциплина у тебя хромает, с этим надо бороться.

– Так расслабился в отпуске, товарищ лейтенант, отвык, трудно вливаться обратно в коллектив…

– Поможем, Бабаев, не переживай. Ты как из поезда вышел? Почему я тебя не видел?

– Ну, вышел, как все, – пожал плечами рядовой. Он немного приободрился, постреливал глазами. – Пять минут была остановка. Взял чемодан и вышел. Там еще трое местных сходили. Вот только вас с супругой не видел, уж извиняйте…

Павел поморщился. Проспали они тогда с Настей. На перрон выскочили – все уже ушли.

– И куда ты делся? Ночь же была?

– Так это… – Бабаев зачесался, скроил хитрую мину. – Есть у меня знакомые в Бикиновке, у вокзала живет человек… Там частный дом – вот туда и побрел, приютили, спать положили… Мне же сегодня надо было на службу явиться, поэтому не спешил…

– Женщина? – Павел насмешливо посмотрел ему в глаза.

– Ну, да, знакомая, – неохотно выдавил Бабаев. – В Нижней Масловке познакомились, она иногда к сестре приезжает… А что, дама незамужняя, три года в разводе, ребенок… Ну, постарше меня, а что такого? Уставы не запрещают. Я же не в самоволку к ней ходил… А в шесть утра ее сосед меня до Нижней Масловки подбросил – на работу ехал. До заставы пешком добежал через лесок…

– Ну-ну, – хмыкнул Павел. – Блудим, значит, Бабаев? А еще в поезде к чужим женам пристаем… Кто те двое? Тоже с тобой сошли?

– Да нет, мы вместе из Новосиба ехали… Они тоже в Электротехнический институт поступали, их с первого курса отчислили, они во Владике служат на морфлоте, совпало так, смеялись, что мир тесен…

– А тебя с какого курса отчислили?

– Ни с какого, – сокрушенно вздохнул Бабаев. – Не поступил, баллом не вышел. Год перекантовался, потом в армию забрали… виноват, призвали. Сейчас гадаю – может, снова поступать?

– Сам решай, – пожал плечами Павел. – Но что-то мне подсказывает, без твоей фигуры мир электротехники прекрасно справится. Все, ступай, Бабаев. И чтобы никаких мне тут вольностей.

– Зря вы так с ними, товарищ лейтенант, – смущенно сказал старшина Фролов. – Особенно с Тереховым и Бабаевым, с последнего вон даже краска сошла. А между прочим, при всей кажущейся никчемности – очень смышленый парень. Отстрелялся на «отлично», владеет приемами рукопашного боя, кроссы бегает лучше всех. Память отличная – уставы вызубривает быстрее остальных. Выносливый, в наряде никогда не ропщет, проявляет полезную инициативу. Опять же в январской драке с китайцами отличился…

– Это как? – не понял Павел. – Больше других носов разбил?

– Да нет, идею подсказал: делаем вид, что испугались, убегаем, а когда китайцы бросаются за нами, заманиваем их в тупик на берегу и метелим, пока пощады не запросят… И фокус с рогатинами, кстати, тоже Миша придумал – изобретательный, черт… Да, не спорю, есть у него отдельные недостатки. В самоволку в Нижнюю Масловку бегал, ночью хватились, а его нет. Зубы замполиту показывал. На губе в Боровичах пять суток отсидел за пьянку… У нас же на заставе нет своей гауптвахты. Пытался новобранца припахать из первого взвода – да, собственно, и припахал, тот ему неделю за куревом бегал…

– А в целом правильный, душевный человек, – крякнул Павел. – Самому-то не смешно, Фролов, выгораживать такое чудо? Кто его в отпуск отпустил с таким послужным списком?

– Так отец у него скончался, – развел руками старшина. – Обязаны отпустить на похороны. Правда, он не жил с матерью, давно развелись, выпивал, в общем, асоциальный тип…

– Все, старшина, довольно, больше слушать ничего не хочу. Выводите взвод на построение, займемся старой доброй муштрой.

Только в девять вечера уставший, как собака, Павел дополз до дома, поднялся на второй этаж.

– Вам кого? – пошутила Настя.

– Вас, Анастасия Игоревна, больше ничего не хочу…

– А больше ничего и нет, – вздохнула жена, впуская на порог законного супруга. – Входи уж, душа пропащая.

Она куталась в толстый платок, смотрела грустно, но выглядела неплохо. Павел облегченно вздохнул. Копошилась весь день въедливая мысль: придет домой – а супруги и след простыл, ушла ловить попутку до Бикиновки. Но пахло в прихожей как-то странно. Он с опаской потянул носом. Под ногами запищало, он от неожиданности отпрянул, чуть не наступил на что-то мягкое. Существо мяукало, отбивалось, когда он его ловил. Это оказалась не крыса. Настя включила свет в прихожей. Он держал на руках крошечного лохматого котенка, тот щурился, извивался, пытался вывернуться. У него был странный окрас – сам рыжий, а кончики ушей и носа – белые.

– А это что за фрукт? – вздохнул Павел.

– Не догадываешься? – удивилась Настя. – С соседкой познакомилась, она отдала. Там еще трое, не знает, куда пристроить, а топить жалко. Я выбрала этого…

– Мужик? – строго спросил Павел.

– Ну, пока не кастрировали, – да…

– Как назовем?

– Хочу Пушистиком назвать…

– Нет, не пойдет, – решительно отверг Павел. – Все эти нюшки-няшки – не для нас. Григорием Ивановичем назовем – Котовским.

– Так вроде не лысый, – девушка прыснула.

– Зато наш товарищ… Вот только что это? – он опять поводил носом. – Вы превратили прихожую в общественный туалет?

– Очень трудно воспитывать кота в одиночку, – объяснила Настя. – Мы проветрим, не волнуйся, я начну его к туалету приучать.

В квартире тоже произошли изменения. Стало чище. Сохли на окнах мокрые шторы (такое впечатление, что Настя их стирала, не снимая). Все вещи, привезенные из столицы, она растолкала по шкафам и сервантам. За окном висела авоська со свертками, на плите в кастрюле что-то разогревалось. Стол стоял посреди комнаты, укрытый чистой скатертью. Телевизор оказался в рабочем состоянии. Требовалось лишь его развернуть и вытереть пыль. Теперь он стоял на тумбочке в углу и показывал диктора центрального телевидения, читавшего новости. Поперек его лица то и дело змеилась линия помех. И звук был хрипловатый.

– Ого, теперь как белые люди заживем, – приятно удивился Павел.

– В ванную сходи, – посоветовала Настя. – Только после душа ты станешь настоящим белым человеком. Там хороший напор и горячая вода. Тараканов нет – проверила опытным путем. На кухне пару засекла… Но теперь знаю, для чего домашние тапки.

– Смотри, чтобы дикими не стали, – он чмокнул жену в лоб и удалился в ванную. Рассмеялся, обнаружив уточку на видном месте. Почему бы и нет? Детство никуда не уходит. Половину дня Настя оттирала ванну – теперь она блестела, как новая.

Павел улегся под горячую струю, блаженно закатил глаза. Это было наслаждение. Картинки прошедшего дня мелькали перед глазами: тряслась по колдобинам «буханка», китайские пограничники палили в воздух, надутые солдаты тянули носки на плацу, выражались шепотом… Тихо вошла Настя, присела на край ванны. Он открыл глаза.

– Знаешь, боялся, что ты уедешь, – откровенно признался Павел. – Или вечером устроишь такое…

– Глупый ты, – вздохнула женщина, взъерошив его слипшиеся волосы. – У меня и мысли такой не было. Знаешь, почему?

– Денег нет? – предположил он.

– Ну, точно глупый, – она покрутила пальцем у виска. – Люблю я тебя, куда же я уеду?

Он заулыбался, потянул ее к себе. Она ойкнула, чуть не упала в воду.

– Присоединишься? – спросил он.

– Нет уж, – она решительно замотала головой. – Что за неприличные фантазии? Где ты такого насмотрелся? Давай, я лучше голову тебе помою, а то сам не справишься. Потом пойдем ужинать, потом – в постель, которую я, кстати, пристально исследовала на наличие тараканов и клопов и пришла к утешительному выводу. Кот будет спать с нами. Это судьба, они всегда так делают. Теперь это член семьи.

– Ты купила продукты?

– Да, я ходила в местный магазин и вернулась с двумя авоськами. Он не настолько плох, как мы думали. У вашего ведомства особое снабжение. Я купила молоко, сметану, хлеб, картошку, всякие крупы и синюю птицу, похожую на курицу. Варить ее нужно дольше, чем говядину. Познакомилась с продавщицей Элеонорой – она раньше работала в главном продуктовом магазине Владивостока.

– Пошла на повышение? – хмыкнул Павел.

– Осталась без мужа, и ей стало все равно. А здесь зарплата вдвое больше. Какая же она болтунья, сплетница и язва… Завтра куплю постельное белье, коврик для прихожей и что-нибудь еще по мелочам. Главное, чтобы деньги раньше времени не кончились.

– Еще получу, – уверил Павел, закрывая глаза. – К тебе не приставали?

– Кажется, нет… Человек в погонах предлагал свою помощь в переноске авосек, но я отказалась.

Он приоткрыл глаза. Настя издевалась – смотрела лукаво, ждала взрывной реакции. Нет, сегодня не дождется.

– Помнишь парня, который навязывался к тебе в поезде? Он служит в моем взводе. Как увидел меня, чуть не поседел от ужаса…

– Бедненький солдатик! – вскричала Настя, оправившись от изумления. – Как мне его жаль! Пообещай, что ты не сделаешь его мальчиком для битья. Он хороший человек… правда, с некоторыми недостатками. Обещаешь?

Ужин был сытный, даже вкусный. Бубнил телевизор. Под ногами вился и жалобно мяукал пушистый комочек. На Павла смотрели красивые глаза жены. Жизнь казалась радостной – тьфу-тьфу, он боялся сглазить.

Слипались глаза, была глубокая ночь. Настя льнула к нему, что-то ворковала. Рассказывала про соседку Надежду, чей нос в дверях Павел уже видел. Муж – прапорщик, проходит службу на узле связи, домой приходит редко. У Надежды возникает мысль, что он нашел себе другую. Но какая может быть «другая» в этом лесу? Она всех знает. Женский контингент ограничен – жены офицеров и прапорщиков, врач, пара медсестер, две работницы столовой… Никаких подтверждений подлого адюльтера, но идея Надежды – маниакальная, она с ума сходит, сидя взаперти в квартире. А муж такой привлекательный, молодой, с черными усами…

«Как странно, – думал, засыпая, Павел, – вроде все наоборот должно быть. Мужчин – избыток, женщин – дефицит, из-за них и следует драться и чинить интриги». Но это не относится к его Насте – она хорошая, правильная, верная, даже почти не плакала, когда узнала, что мужа направляют на Дальний Восток…