Текст книги "Район «Зеро»"

– Это безопасность, Виктор Кузьмич.

– Дорогой Александр Михайлович, я ведь успел на фронте побывать, в конце сорок четвертого призвали. Берлин брал, награжден орденами Отечественной войны и Красной Звезды. Когда штурмовали столицу рейха, будь он неладен, не менее пяти раз должен был погибнуть, но выжил, а ранение получил позже, что и обидно. Уже все закончилось, и я был в составе патруля. Пацан двенадцатилетний из гитлерюгенда из-за угла дал короткую очередь. Товарищей насмерть, меня в руку. Вот так. Если тогда выжил, значит, проживу долго. А если что, то пистолет не поможет.

– Спорное утверждение, но я спорить не буду. Вы вправе распоряжаться личным оружием на свое усмотрение.

Так за разговорами они дошли до райисполкома и оказались в кабинете председателя, миловидной Галины Петровны Зубковой.

Яковлев взглянул на нее и подумал:

«Почему она не была замужем? Странно это. За ней наверняка часто ухаживали мужчины. Или, может, больна?»

Зубкова, словно читая мысли подполковника, улыбнулась и спросила:

– Гадаете, товарищ Яковлев, почему я не была замужем?

Подполковник смутился.

– Да, извините за прямоту, врать не приучен.

– Это очень хорошее и, к сожалению, все больше редкое качество. Почему не спросите?

– Меня это не касается. Личная жизнь есть личная жизнь.

– Вы совершенно правы. – Она сняла трубку телефона. – Алло, гостиница? Это Зубкова, у вас готов гостевой номер? Отлично. Да, он скоро будет. Никак не оформлять. Впрочем… – Женщина повернулась к Яковлеву. – Администратор спрашивает, как вас оформить?

– Вы правильно сказали. Не надо никак оформлять.

– Никак не оформлять. Передать ключи и уделять должное внимание, но не надоедать постояльцу, – сказала Зубкова в трубку. – Ты поняла, Вера? Вот и хорошо. Я, пожалуй, подойду. – Председатель исполкома взглянула на первого секретаря. – Виктор Кузьмич, давайте я сама провожу товарища до гостиницы.

– Прекрасно. Сегодня, Александр Михайлович, устраивайтесь, отдыхайте. Хотя извините, по-моему, я говорю что-то не то.

Яковлев усмехнулся и сказал:

– Не совсем то. Чем мне заниматься, буду решать только я.

– Да-да, конечно. Не смею задерживать.

Улыбнулась и Зубкова.

– Вы совсем растерялись, Виктор Кузьмич. Что это с вами?

– Ничего, все нормально. Я в райком. – Горенков направился на выход.

Вышли во двор и Яковлев с Зубковой.

– Разгулялся день. Да, вот сейчас чувствуется весна. Не то что с утра, когда шел дождь, – проговорила женщина.

– Здесь тоже был дождь?

– Да, у нас и в Переславе погода та же самая.

– Чистый у вас воздух, Галина Петровна, а ведь в поселке несколько промышленных предприятий.

– Да какие предприятия? Хотя, конечно, есть где трудиться людям. Самое крупное производство у нас – это хлопчатобумажный комбинат, его недавно открыли. Еще молокозавод, ЖБИ, СМУ, автотранспортное предприятие, пекарня, колхоз на территории поселка. А воздух чистый потому, что Верховск окружен лесами. Река играет важную роль.

– И все равно, у вас воздух какой-то особенный.

– Озона после дождя много, поэтому и дышится легко.

Недалеко от исполкома располагалась аллея, которая и вела к гостинице. На ней стояли свежевыкрашенные скамейки.

Зубкова неожиданно сказала:

– А хотите, я расскажу, почему не замужем?

Подполковник удивился и осведомился:

– Откуда это желание? Мне говорили, что вы предпочитаете не затрагивать данную тему?

– Не знаю, но вы человек у нас новый, скорее всего ненадолго в районе, а высказаться иногда хочется.

– Ну что ж, с удовольствием послушаю вас.

– Удовольствия, скажу прямо, в моем прошлом было немного. Присядем?

– Как вам угодно.

Они сели на ближайшую скамейку.

Зубкова поправила юбку и начала рассказ:

– Еще в школе, в десятом классе я полюбила одноклассника. Как давно это было, да?

– Ну, не так, чтобы и давно.

– Не важно. В общем, мне казалось, что он полюбил меня. Мы все время, свободное от уроков, были вместе. Подруги завидовали мне. Олег, так звали парня, был сильным, высоким, спортивным, занимался боксом. Активист, член комитета комсомола школы, отличник. Но не в этом дело. Меня привлекло в нем… впрочем, не важно, все это в конце концов оказалось бутафорией. После выпускного вечера мы гуляли по городу, выпили шампанского, и Олег предложил близость. Я не понимала, что делала. В общем, мы уединились в парке, дальше все понятно. Мы обещали друг другу ничего не говорить родителям. Олег собрался поступать в МГУ. Горком комсомола ему направление выдал. Я хотела в Педагогический институт, но оказалось, что забеременела. Я тогда была наивная, напрасно думала, что Олег образумится, предложит мне выйти за него замуж. А он сбежал, уехал в Ленинград к родственникам. Мои родители, естественно, пошли к нему домой, а отец Олега в то время был прокурором района. В общем, не получилось разговора. Мол, девица сама виновата. Еще неизвестно, от кого у нее, то есть у меня, ребенок. Сколько слез было тогда пролито, не передать. А потом тетя моя, которая работала в роддоме, предложила мне сделать аборт. Что я понимала? Ничего. Мне только исполнилось восемнадцать лет. В общем, сделала аборт, хорошо, мама поддержала меня и купила обезболивающий препарат. А потом выяснилось, что я больше не могу иметь детей. Не поверите, сначала я даже обрадовалась, глупой была, а после пожалела, что не сохранила ребенка.

– Вы затаили обиду на весь род мужской.

– Обида – это мягко сказано. Злость, ненависть. С годами прошло. Как-то виделись мы с Олегом. Приезжал. У него все хорошо, главный специалист на оборонном предприятии, женат, двое детей. Извинился, а я влепила ему пощечину и выгнала из квартиры. За мной ухаживали многие, с кем-то я пыталась наладить отношения. Но не получилось. Все было, но не главное, не любовь. А какое без нее замужество? Так вот и живу, Александр Михайлович. Должность не рядовая, зарплата хорошая, квартира своя, в том же подъезде, что и у Горенкова, а счастье, любовь? Как не было их, так и нет. Но все! Что-то я расслабилась. У вас-то, наверное, все хорошо в этом плане?

– Хотите верьте, хотите нет, Галина Петровна, но я тоже одинок, как и вы.

– Вы-то почему? – удивилась женщина. – Разведены?

– Нет. Как это говорят, вдовец, да?

– У вас умерла жена?

– К сожалению, да. Рак легких. Пять лет назад. И детей не успели завести, хотя могли. Все откладывали, работа, дела. А когда решили, было поздно. Вот такая моя история, Галина Петровна.

– Соболезную.

– Спасибо. Знаете, вам признаюсь. Самое паскудное во всей этой истории то, что я не любил жену.

– Как это?

– Она нравилась мне, нам было хорошо вместе, но я ее не любил.

– Но как же вы жили тогда?

– Она сильно любила меня. Я это видел и не хотел рушить ее счастье. Если бы не болезнь, то мы так и жили бы вместе. Возможно, когда-то я и полюбил бы ее, но что теперь об этом. Я даже когда прихожу на ее могилу, не могу признаться ей в этом, духа не хватает. Теперь моя жизнь – это работа.

– А что у вас за работа, если не секрет?

– Секрет. Скажу лишь одно. Я подполковник КГБ.

– Вот как? Это неожиданно.

– Только не спрашивайте, зачем я здесь. Да и вообще, по-моему, мы слишком разоткровенничались. Вы идите в исполком, гостиницу вижу, сам дойду. Спасибо вам.

– За что? – с удивлением спросила Зубкова.

– За то, что вы выслушали меня. Удивительно, вы открылись мне, я – вам. Что это значит?

Зубкова пожала плечами:

– Не знаю. Возможно, и вам стало невмоготу держать при себе свою боль.

– Возможно. До свидания.

– До свидания.

Подполковник направился в сторону гостиницы.

Зубкова долго, пока он не зашел в здание, задумчиво смотрела ему вслед. Она заплакала, но тут же справилась с собой, вытерла глаза, посмотрела в небо, чистое, безоблачное и улыбнулась. Как же быстро иногда меняются у людей эмоции.

Яковлев зашел в холл небольшой гостиницы.

У стойки сидела молодая женщина.

При виде подполковника она поправила прическу и сказала:

– Здравствуйте. Вы и будете наш таинственный гость?

– Да какой же я таинственный? – Яковлев улыбнулся. – Самый обычный.

– Для обычных гостей торцевой номер не заказывают и уж тем более не дают указаний не оформлять их.

– Так вам же легче. Извините, как вас величать?

– Вера Алексеевна Рудина.

– Вера Алексеевна, вы покажете мне номер, или это сделает кто-то другой?

Женщина вздохнула:

– Я, конечно. Кто же еще.

– Вы что, одна на всю гостиницу?

– Есть еще уборщица, в кафе бармен.

– Понятно. Тогда, как говорится, несите службу, дайте мне ключи, а номер я и сам найду.

– Он на втором этаже. Люкс.

Яковлев улыбнулся:

– На табличке так и написано? «Люкс»?

– Да.

– Без цифрового обозначения?

– Номер семнадцать.

– Спасибо.

– У нас в кафе можно позавтракать, а вот обедать или ужинать лучше в ресторане. Вы знаете, где он находится?

– Думаю, где-то рядом.

– Да, на площади Ленина, вернее, рядом с ней, на углу.

– Разберемся.

Яковлев забрал ключи и чемодан, поднялся на второй этаж, вышел в холл, огляделся. Семнадцатый номер находился в торце левого крыла.

Вскоре подполковник уже осматривал апартаменты, предоставленные ему. Это был трехкомнатный номер со столовой, туалетом, ванной. Гостиная или зал, две спальни. Обстановка новая, но заметно, что не домашняя. Одинаковые люстры, шторы, ковровые дорожки, кровати в спальнях. Есть телевизор, магнитола на ножках, внизу ящик с набором пластинок. Небольшая библиотека на двух новых полках. Желтые обои, паркетный пол, коврики тоже одинаковые, как и светильники на тумбочках.

В общем, нормальное жилище для офицера, не избалованного излишествами. Да и что взять от гостиницы, расположенной в районном центре? Хорошо, что есть хотя бы этот номер. Яковлев выбрал спальню с окном, выходящим на улицу Двадцатого партсъезда, положил на кровать чемодан. Начал доставать, развешивать, раскладывать вещи в платяной шкаф. Пистолет в кобуре положил под подушку.

Раздался стук в дверь.

– Открыто! – крикнул Яковлев.

– Это я, администратор.

– Входите, Вера Алексеевна.

– Я вам тут белье принесла.

– Да? А я думал, оно уже заправлено.

– Этим номером редко пользуются.

Он вышел в гостиную, где стояла администратор.

– Вот. – Женщина положила на диван простыни, пододеяльник, наволочку. – Все чистое, отглаженное.

– Спасибо. Что-то еще?

– Нет, – сказала она, как-то особенно взглянула на Яковлева и вышла из номера.

Подполковник закрыл дверь, застелил постель, разделся, принял душ, надел новую сорочку, прежнюю бросил к стиральной машине, выбрал галстук, завязал его. Кобуру он разместил под мышкой, так, что под костюмом ее не было видно. Офицер КГБ посмотрел в окна и не увидел ничего, что могло бы привлечь его внимание.

Он вышел в коридор, спустился в холл первого этажа.

Администраторша удивленно посмотрела на него:

– Вы уходите?

– Да, прогуляюсь, посмотрю ваш поселок.

– У нас нет достопримечательностей. Раньше был рабочий поселок, это сейчас райцентр.

– Ключи сдавать не буду. Надеюсь, вам не влетит за это?

– Не влетит. Вы же особенный постоялец. Кстати, у нас есть кинотеатр, а я заканчиваю в восемь.

– Это же просто замечательно, – сказал Яковлев и вышел на улицу.

Администраторша была в замешательстве, не понимала, что означало это «замечательно»? То, что есть кинотеатр, или то, что они после смены пойдут туда? Действительно необычный постоялец. Высокого полета, москвич.

Вера вздохнула, достала помаду, подвела пухлые губы, посмотрела на себя в зеркало, вздохнула и подумала: «И что еще мужчинам надо?»

Глава 2

Секретарь обкома сел в служебную машину в 19.20.

Как только он опустился на заднее сиденье, водитель Сергей Моргун спросил:

– Домой?

– Да, но через ресторан.

Моргун знал о связи секретаря обкома с заведующей отделом центрального универмага Викторией Игнатьевой, одинокой женщиной на двадцать лет моложе. Но Макаров никогда не ходил в ресторан не только с ней, но и с женой. При его должности это было бы чревато оргвыводами. С законной супругой он выезжал только на мероприятия в обкоме, с Игнатьевой – в охотничий дом у села Баранино либо на квартиру самого Моргуна, который отправлялся в кино или на прогулку часа на три. А тут вдруг ресторан.

– Ну и что ты на меня уставился? – спросил Макаров. – Выпить я хочу. Понимаешь, просто пропустить сто граммов коньяку. А ты подумал, что я пригласил в этот гадюшник Вику?

Водитель пожал плечами:

– Кто знает? В общем-то, мне все равно. Не хотелось бы потерять работу.

– Так ты о себе заботишься?

– Я кто? Так, мелочь. А вот если у вас возникнут крупные неприятности, то меня выгонят с работы первого.

– Но я хочу выпить.

– Петр Тимофеевич, да разве ресторан – единственное место, где можно выпить? Или вам супруга, уважаемая Маргарита Аркадьевна, не нальет?

– Дома само собой. Я перед тем как вернуться… да чего я с тобой разговариваю. Езжай, куда хочешь, но чтобы через десять минут у меня был коньяк.

– Да без проблем. И десяти минут не потребуется. – Водитель достал из бардачка бутылку «Арарата» и раздвижной стакан. – Вот сейчас отъедем к скверу, встану, где людей нет, и пейте сколько хотите.

– А ты запасливый. Молодец. В общественных местах мне и в самом деле рисоваться не следует. Давай к скверу.

«Волга» отъехала от обкома и встала.

Водитель налил сто граммов и сказал:

– На закуску есть пирожок, я в буфете купил.

– Не надо, обойдусь. Домой!

– Есть домой.

Жена встретила Макарова в платье, хотя обычно носила халат. Стало быть, нужный человек уже приехал.

– Где Ревко?

– У тебя в кабинете. Ты выпил?

– Да, и что?

– Ничего, но у тебя гость.

– Потому и выпил. Ты приготовь ужин, я пока поговорю с Ревко.

– Ужин уже готов.

– Тогда побудь в столовой.

Маргарита Аркадьевна вздохнула.

– Интересно, что у тебя с ним общего?

– Потом узнаешь.

Женщина ушла в кабинет.

В кресле, развалившись, сидел директор Дворца культуры железнодорожников Ефим Макарович Ревко, он же агент американской разведки Клаус Линге. Супруга Макарова работала в ДК бухгалтером, поэтому визит Ревко не выглядел чем-то необычным. Директор зашел в квартиру своей подчиненной. Да и вообще Макаровы и Ревко, как говорится, дружили семьями.

– Приветствую, Ефим Макарович.

– Добрый вечер, Петр Тимофеевич. Надеюсь, ты пригласил меня по веской причине?

– А если выпить бутылочку коньяка?

– Тогда это глупо. Я…

Макаров прервал Ревко:

– Коньяк не помешает за ужином, а причина веская, даже очень.

– Слушаю тебя.

Секретарь обкома снял пиджак, галстук, сел на соседнее кресло.

– Сегодня у нас было секретное совещание.

Ревко достал пачку сигарет и спросил:

– Ты не против?

– Нет, я и сам покурю.

Мужчины закурили, и Ревко повторил:

– Слушаю тебя очень внимательно.

– С чего бы начать?

– С начала, Петр Ефимович.

– Совещание касалось размещения в Верховске, там, где находилась овощная база, хранилища с биологическим оружием.

Ревко отставил в сторону сигарету:

– Что? Повтори.

Макаров повторил.

– Черт, а мы всю голову сломали, где русские разместят склады. Какие только варианты не рассматривали. В ЦРУ уверены, что это должны быть районы Сибири. Оказывается, Москва решила вопрос просто и эффективно. Склады под самым боком. Кто подумает, что в зоне сплошного поражения в случае непредвиденных обстоятельств может оказаться столица? Так-так-так. Утрем нос начальству. Теперь давай как можно подробнее. – Клаус Линге затушил окурок в пепельнице, положил на стол диктофон.

Макаров напрягся:

– Ты что, хочешь записать мои слова?

– Конечно. Я сегодня же передам эту информацию своему шефу, находящемуся в Москве. Он отправит ее в Лэнгли.

– Но если ты провалишься, то это будет такая улика против меня, что суд, не раздумывая, даст мне высшую меру.

– Не беспокойся, голос изначально, еще при записи будет изменен на старческий женский. Да и ни о каком провале речи быть не может. Кто подумает, что агентом иностранной разведки может быть секретарь обкома?

– Хорошо, я доведу суть переговоров в мельчайших подробностях, но перед этим должен иметь гарантии, что еще до начала функционирования склада мы с женой получим политическое убежище и будем надежно прикрыты американским посольством. Это не говоря о том, что уже определено, и об условиях жизни в Вашингтоне.

Ревко усмехнулся:

– Ты подумал, что затребовал? Какие могут быть гарантии, до того как ты убедишься, что в Верховске построят именно склад с биологическим оружием, а не обычный ракетно-артиллерийский? Нет, уважаемый Петр Тимофеевич. Как говорится, сначала дело. Я же от имени руководства ЦРУ заверяю тебя в том, что и ты, и твоя жена покинете Советский Союз и получите все, что необходимо, для долгой безбедной жизни.

– А если, получив информацию, вы решите избавиться от меня?

– Послушай, ты, случаем, не выпил?

– Немного.

– Заметно. Иначе не стал бы делать подобные предположения и задавать даже не глупые, а идиотские вопросы.

– Что может помешать этому?

Ревко поднялся, прошелся по кабинету посмотрел в окно, повернулся и произнес:

– Неужели ты считаешь себя единственным американским агентом в Союзе? Как у СССР, так и у США таких сотни. Что станет с агентурной сетью, если ЦРУ или КГБ начнут избавляться от тех, кто отработал свое? Она рухнет и здесь, и за океаном. Тем более что тебя в Штатах планируют использовать в качестве пропагандиста против социалистического строя. Кому как не бывшему высокопоставленному партийному функционеру известны все тонкости политических интриг. Так что оставь беспочвенные опасения и выкладывай суть переговоров в обкоме.

Макаров выложил все, о чем шла речь на секретном совещании.

Когда тот закончил, Ревко отключил диктофон и заявил:

– Отлично! Ты передал очень ценную информацию.

– Что вы намерены делать?

Ревко усмехнулся и ответил:

– Это тебя, извини, не касается.

– Разве мы не в одной лодке?

– В одной, но пока не спустили ее на воду. – Ревко достал из кармана пачку стодолларовых купюр. – Взял на всякий случай. Держи, Петр Тимофеевич. Порадуешь себя и жену новыми покупками.

– На валюту? Я не смогу открыто потратить в Переславе и одну такую бумажку.

– Не сможешь здесь – сделаешь это в Москве, не сам, через кого-нибудь. Но если не хочешь…

Макаров тут же забрал деньги и буркнул:

– Ладно, разберемся. – Он подошел к двери, открыл ее и крикнул: – Рита!

– Да?

– Ужин готов?

– На столе.

– Принимай своего начальника.

Ужин удался на славу. Маргарита Аркадьевна умела готовить даже из тех продуктов, которые продавались в обычном гастрономе. Макаров редко пользовался обкомовским магазином, покупал там только импортные, дефицитные сигареты и спиртное.

После ужина Ревко поблагодарил хозяйку и попросил Макарова проводить его в прихожую.

Там он сказал:

– Теперь тебе, Петр Тимофеевич, надо вести себя максимально аккуратно. Нет, внешне как обычно, но ты сам все понимаешь. И еще, знаешь, у меня такое впечатление, что супруга твоя не знает о твоих намерениях уехать в США.

– Пока рано ей знать. Но в курсе моих планов сын Вадим. Он не имеет ничего против жизни в США.

– Тебе надо решить этот вопрос с супругой.

– Я решу.

– Да уж постарайся. Ты сам должен понимать, что произойдет, если возникнет угроза нашей деятельности. А она может появиться, если Маргарита Аркадьевна выступит против.

– Я же сказал, что решу этот вопрос.

– Хорошо. Думаю, скоро я позвоню и скажу, что требуется предпринять. До свидания.

– До свидания.

Ревко, он же Клаус Линге, поймал такси, доехал до железнодорожного вокзала. У телефонной будки, как и всегда, было много народу. Но это и хорошо. Он недолго постоял в очереди, опустил в аппарат две копейки, набрал номер.

Ему тут же ответил немолодой голос:

– Да?

– Это Ефим.

– Добрый вечер.

– Добрый. Как насчет того, чтобы прогуляться в парке? Сегодня на удивление теплая погода.

– Я только собирался подышать свежим воздухом.

– Тогда я жду в парке, у кафе, на аллее.

– Хорошо, выхожу.

Ревко прошел в парк, в котором располагался Дворец культуры железнодорожников. У главного павильона кафе, на аллее, ведущей в глубь зеленой зоны, он присел на лавку под одиноким фонарем.

Вскоре к нему подошел пожилой мужчина.

– Еще раз приветствую, Ефим Макарович.

– Присаживайся, Иван Сергеевич.

Пенсионер Никифоров сел рядом с агентом ЦРУ.

– Как здоровье? – спросил Ревко.

Пенсионер кивнул:

– Слава богу, пока не жалуюсь.

– Вот и хорошо. Тебе завтра следует выехать в Москву.

– На встречу с шефом?

– Да. Машина-то на ходу?

– У меня же «Победа», а ей износу нет.

– Хорошая машина. Многое в ней было скопировано с немецкого «Опель-Капитана» тридцать восьмого года. Русские много чего позаимствовали у западных образцов. Порядок связи с шефом не забыл?

– А чего тут помнить? Заехать в Москву, позвонить с ближайшего телефона-автомата в поликлинику, узнать, работает ли доктор Соболев. Если работает, попросить к аппарату, если нет, позвонить домой. Поприветствовать и сказать, что в Переславе мне плохо поставили протезы. Доктор скажет: «Чем я могу вам помочь? Иногородних не принимаю. Если только посмотреть и проконсультировать». Тогда он и назначит мне встречу.

– Все верно.

– Что ему передать?

– Вот это. – Ревко достал из кармана миниатюрную катушку магнитной ленты диктофона «Электрон». – Здесь очень интересная информация.

– Не вовремя ты, Ефим Макарович.

– Это что еще за штучки?

– Собирался я в деревню, хотел родственников проведать, а потом новые колеса купить.

– Это ты можешь сделать и после Москвы.

– Мне скаты еще заводские предложили.

Ревко усмехнулся:

– Ты бы, Иван Сергеевич, прямо сказал, что тебе нужны деньги.

– Так это само собой разумеется.

– Держи. – Ревко передал пенсионеру двести рублей. – Этого хватит?

– Сотню добавь. Все одно не из своего кармана платишь.

Ревко передал пенсионеру еще сто рублей и заявил:

– Завтра с утра ты должен убыть в Москву.

– В семь часов и поеду. В десять буду в столице. Один вопрос, Ефим Макарович.

– Да.

– Ты предупредил шефа о моем приезде?

– Нет. Действуешь самостоятельно, по определенному порядку.

– А если доктора нет в Москве?

– Он в Москве.

– А если придется задержаться? У меня родственников в столице нет, а с гостиницами там сам знаешь как.

Ревко вздохнул:

– Да, бардак полный.

– Так у нас в России завсегда было. Не подмажешь, не поедешь.

– Да. – Он передал Ивану Сергеевичу еще пятьдесят рублей. – Это все!

– Если не заночую, деньги не верну.

– Забери. Только смотри, чтобы кассета не попала в чужие руки. Там информации как раз на высшую меру.

– Не пугай, пуганый. Что еще? На словах надо что-нибудь передать?

– Нет, если только выслушать и запомнить, что скажет шеф. Надеюсь, с памятью у тебя проблем нет?

– Нет.

– Впрочем, скорей всего Соболев передаст письмо. Его привезешь.

– Не боишься, что влезу в ваши секреты?

– Письмо будет зашифровано, ты ничего не поймешь.

– Вот и хорошо. А насчет секретов не беспокойся. Мне чужие тайны не нужны.

Ревко кивнул:

– Знаю, поэтому и работаю с тобой.

– У тебя, Ефим Макарович, все?

– Как вернешься, позвони. В любое время.

– Даже ночью?

– Даже ночью.

– Хорошо.

– Теперь все.

– Пошел я. Выспаться надо.

– Спокойной ночи!

– Спокойной.

Проводив связного, Ревко вышел из парка, пошел по улице, выбрался на проспект. В это время он легко мог поймать такси – зеленые огоньки светились чуть ли не на каждой второй машине, проходящей мимо, – но решил пройтись пешком.

Его беспокоила супруга секретаря обкома.

«Хоть Макаров и уверяет, что решит с ней вопрос, но все это ненадежно, – раздумывал американский агент. – А вдруг в Маргарите взыграет советский патриотизм? В разговорах на работе она не особо жалует западный образ жизни. Конечно, все это может быть игрой, притворством, однако в душу ее не влезть даже мужу. А если Маргарита узнает о Виктории, его любовнице, то станет очень опасной. Женская ревность жестока и беспощадна. Да, Макаров знает, что если его супруга взбрыкнет с отъездом на запад, то ее придется убрать. Решать этот вопрос надо будет до начала работы по спецобъекту в Верховске. Ответственность же за нее доктор Соболев, он же Алекс Гербер, умело переложит на меня, Клауса Линге. Вывод тут может быть один. Надо убрать препятствие до начала работы. Маргарита Аркадьевна – женщина здоровая, но всякое бывает. Например инфаркт. Да, это прискорбно, но Риту придется убрать. Догадается ли Макаров, что это моих рук дело? Скорей всего сообразит, но что стоят его догадки? Ничего. Петр Тимофеевич умный человек. Он поймет, что к чему, но претензии предъявлять не станет, смирится. В конце концов, в США он сможет найти себе женщину. Но это будет его личное дело».

Приняв решение, Ревко успокоился, полной грудью вдохнул чистый воздух и медленно зашагал в сторону своего дома, где его ждала супруга Ева, здесь, в России – Екатерина Петровна, медицинская сестра, работающая в поликлинике.

Придя домой и выпив чашку кофе, Ревко подозвал жену.

– Да, дорогой?

– Ева, нужен яд, вызывающий инфаркт дня через два после введения.

Супруга обняла мужа, сидевшего на диване в гостиной, и спокойно спросила:

– И от кого ты решил избавиться, Клаус?

– От Маргариты Макаровой.

Ева удивилась:

– От Риты? Она-то чем мешает тебе?

Семьи Макарова и Ревко иногда встречались, особенно по праздникам, проводили вместе время. Поэтому Ева хорошо знала жену секретаря обкома.

– Маргарита может быть опасна.

– Но чем? Она полностью под властью мужа.

– Ты ведь знаешь, что Макаров встречается с любовницей.

– И что? Это делает великое множество мужчин.

– Но далеко не все жены знают об этом.

– Надеюсь, ты не изменяешь мне?

– Мы, Ева, на работе. И потом, я получаю от тебя все, что нужно мужчине. Как говорят русские, от добра добра не ищут.

Ева улыбнулась:

– Даже если это неправда, то по крайней мере в России ты меня не бросишь.

– Я не брошу тебя и в Штатах. Но что у нас за дурацкий разговор пошел? Я спросил о яде.

Супруга кивнула:

– Я помню. Ты уверен, что Макаров не заподозрит тебя в смерти жены?

– С ним я разберусь.

– Хорошо. Только ведь Риту наверняка будут вскрывать, так?

– Да, все же она еще не старая, никогда не жаловалась на здоровье и являлась женой секретаря обкома.

– Значит, на момент вскрытия, а это, как правило, второй день после смерти, патологоанатом не должен обнаружить в организме яд?

– Да.

– Понятно. Как срочно тебе нужен смертельный препарат?

Ревко-Линге обнял женщину.

– Ты же знаешь, любовь моя, у нас все и всегда чем раньше, тем лучше. А что, подбор яда – это проблема? У тебя есть с десяток ампул и много порошка.

– Все не так просто, дорогой, как тебе кажется. Чтобы при вскрытии не обнаружили следы яда, нужен такой препарат, который поразит сердце человека и еще до его гибели будет выведен из организма. Такого яда в готовом виде у меня нет. Потребуется так называемый коктейль. В этой адской смеси необходимо точно вымерить дозы. На это нужно время.

– И тогда твой препарат гарантированно не будет найден при вскрытии?

– Да.

– Это замечательно. У тебя есть время. Но постарайся побыстрее.

– Как буду свободна.

– Ты и сейчас свободна.

– Нет, Клаус, сейчас пришло время исполнения супружеского долга. Я очень соскучилась по тебе. Ты разве нет?

Что мог сказать Линге? Только то, что тоже очень соскучился.

Приняв душ, они уединились в спальне, оставили все дела на потом.

Начался очередной рабочий день.

Особой работы у директора дворца культуры не было. Киномеханик уехал за новыми фильмами, которые демонстрировались в 19.30, заведующие секторами занимались по расписанию. Библиотекари выдавали и принимали книги. С утра собрался хор на репетицию.

Секретаря у Ревко по штату не было, но рядом с его кабинетом находился кабинет бухгалтера Маргариты Макаровой. С ней было легко работать. Статус мужа избавлял ее от проверок различного рода. Проводились только те из них, что входили в перечень обязательных. Они всегда заканчивались похвалой бухгалтера и констатацией отсутствия каких-либо финансовых нарушений. Да их в принципе и не было.

Надобность в хищениях отсутствовала начисто. Ревко имел солидный финансовый запас, полученный от Гербера, ну а жена секретаря обкома была полностью обеспечена. Мелкие же ошибки проверяющие старались не замечать. «Не ошибается тот, кто ничего практического не делает». Именно так говорил 5 июля 1918 года на Пятом Всероссийском съезде Советов рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин. Впрочем, о чем-то подобном заявляли многие люди, начиная с древнегреческого мудреца Еврипида.

Ревко пошел к Макаровой:

– Доброе утро, Маргарита Аркадьевна.

Миловидная женщина улыбнулась:

– Доброе. А почему так официально, Ефим Макарович?

– Да просто так. Вы не сделаете мне кофе, Рита?

– А у меня закончился.

– Да? Какое совпадение, у меня тоже.

– Но это не проблема, Ефим Макарович. Я схожу в буфет и куплю.

– Будьте так любезны. Возьмите. – Он положил на стол шесть рублей, именно столько стоила банка кофе.

– Ну что вы, Ефим Макарович? У меня есть деньги.

– Возьмите, в следующий раз на ваши купим.

– Вы у себя будете?

– Да.

– Я тогда принесу и кое-какие бумаги на подпись.

– Конечно. После вас я подпишу что угодно, даже чистые бланки и листы.

– А вот этого делать не надо, Ефим Макарович. Я же могу и ошибиться.

– И вы думаете, я это замечу?

– Ну ладно, я быстро.

Бухгалтерша сходила в буфет, в кабинет директора зашла с банкой растворимого кофе, коробкой конфет и папкой с документами.

Электрический чайник уже вскипел.

Маргарита отложила бумаги, заварила кофе в чашках.

– Интересно, когда вы с мужем ездили в Болгарию, там тоже подавали такой же растворимый кофе? – спросил Ревко.

– Смотря где. В дешевых кафе – это да. В ресторане гостиницы, где мы жили, готовили кофе на раскаленном песке и разливали в такие маленькие чашечки, два глотка – и все.

– Лучше, наверное, сваренный кофе?

– Знаете, мне не понравился. Привыкла к нашему, растворимому.

– Да, привычка значит многое. Слышали историю про наш ячменный напиток, который в столовых продают как кофе?

– Нет.

– Рассказать?

– Конечно.

– Приезжают в Союз бразильцы. Ну, им, естественно, показывают Москву, Ленинград, кормят в лучших ресторанах. Но однажды завели в обычное кафе. Бразильцы тут же заказали кофе. Выпили, и понять не могут, что это за напиток. Спрашивают у гида, мол, что это у вас за кофе такой своеобразный? А гид отвечает: «Так это ячменный». Бразильцы и старший их говорит: «Никогда бы не подумал, что зерна кофе могут на колосьях ячменя произрастать».

Маргарита рассмеялась, хотя этот анекдот слышала не впервые.

Она оставила банку, чашки, забрала подписанные документы и ушла к себе в кабинет.

А после обеда раздался звонок служебного телефона.

– Алло? – сухо ответил Ревко.

Надо держать марку, какой-никакой, а все же директор.

– Ефим Макарович, это Никифоров.

– Иван Сергеевич, ты где?

– Дома. Стоматологи в Москве иногородних не обслуживают, но хоть проконсультировал один, и на том спасибо.