Текст книги "Подземная война"

Глава вторая

Сотрудники 3-го отдела подтянулись только через сорок минут. День выдался суматошный, занимались кучей дел одновременно. К тому же прибыл новый начальник отдела. Пока знакомились, пока он присматривался к подчиненным – прошло еще время.

Спохватился капитан Казанцев – ладно сбитый, осанистый оперативник: что-то Володька Огаревич с автобазы не отзвонился! Обещали туда подъехать, но вся эта свистопляска…

Новый начальник оперативного отдела майор Алексей Лавров – русоволосый, с бледноватым лицом, 33 лет от роду – поневоле насторожился. Донос, по-видимому, ложный или ошибочный, но очень уж события, в нем описанные, ложились в канву его дела.

На майора смотрели с опаской – никто не знал, как будет мести новая «метла». Прежний начальник отдела майор Котляр погиб неделю назад, когда зацепил ногой растяжку в подвале заброшенного здания. Опытный человек, а вот попался. Майора собирали по кускам, и санитары были крайне недовольны – обычно они имеют дело с целыми телами, а не с наборами запасных частей. Остальные успели выбежать, здание обрушилось. Контрразведчиков едва не заманили в ловушку.

– Что там с вашей автобазой? – недовольно спросил Лавров. – Почему капитан Огаревич уже полдня там прохлаждается?

Объяснил лейтенант Чумаков – молодой паренек, служивший до СМЕРШ в батальонной разведке. В городе последнюю неделю участились диверсии. Пострадали несколько объектов, расстреляли патруль. Злоумышленники появляются ниоткуда, пропадают никуда. Отсюда вывод: приходят из катакомб. А это, если что, «вторая Одесса». В годы оккупации она была головной болью немецких и румынских властей, а теперь – кошмар вернувшейся советской власти. Органы получали много сигналов, в том числе и анонимных. Богата на стукачей русская земля. Или все же украинская? Это не имело значения. Анонимное письмо бросили в почтовый ящик на двери Управления НКВД. Несколько дней оно там валялось, потом, наконец, прочитали, отфутболили в СМЕРШ. Капитана Огаревича ранее назначили временно исполнять обязанности начальника отдела.

– Такой человек, сам все делает, товарищ майор, – объяснял Чумаков. – Другим не доверяет. Считает, что, если хочешь добиться результата – сделай сам. В кляузе написали, что в 4-м гараже автобазы на Кожихинской по ночам мышкуют люди, пользуются лазом. Очевидно, писал работник того же предприятия, но не хочет светиться. А может, начальством обижен – решил отомстить. В общем, походило на пустышку. Огаревич послал нас по делам, попросил позднее подтянуться…

– Попросил? – не понял Лавров.

– Приказал, – смутился Чумаков. – Он, это самое, товарищ майор, такой человек… Не научился еще командовать, да и понимает, что временно сидит на начальственной должности. Никто же не знал, что майор Котляр вот так возьмет и погибнет. А кого вместо него? Казанцева? Так он точно не командир…

– Странные дела в отделе, лейтенант, – покачал головой Лавров. – Удивляюсь, как вам еще удается кого-то ловить и устранять. Что уставились волками, товарищи офицеры? Не нравлюсь я вам? А я не червонец, чтобы нравиться. Может, исправите ситуацию, чтобы мы приятно вспоминали этот день?

Старший лейтенант Осадчий – рыжеватый крепыш с маловыразительным лицом – отыскал номер автобазы на Кожихинской улице, схватился за телефонный аппарат. Трубку не снимали, и это было странно. А если из горкома будут звонить – тоже не ответят? И ладно, если занято, а то ведь нагло игнорируют вызов!

– Давай попробую, я везучий. – Улыбчивый старший лейтенант Еременко оттер плечом Осадчего и стал накручивать диск.

Этому действительно повезло! Отозвалась сотрудница отдела кадров по фамилии Веснушкина.

– Что творится на вашей автобазе, почему никто не подходит?! Ждете оргвыводы по хозяйственной линии? Военная контрразведка беспокоит!

Гражданка Веснушкина чуть язык не проглотила. Она не знает, где все. Отдел кадров – напротив приемной, женщины слышали, как в ней надрывается телефон. Обычно отвечает секретарша Клавдия Игнатьевна – женщина ответственная и дисциплинированная, но сейчас ее нет на месте. Сотрудницы говорят, что ушла на обед. Егор Филиппович тоже вышел, но на территории его не видно, а где он есть – никто не знает. Он директор, где хочет, там и бывает. Пропускная система на предприятии – так себе, полуслепой вахтер всех впускает и выпускает, это не режимное предприятие! Да, офицера Красной Армии с погонами капитана видели многие: пришел к директору, и они закрылись в кабинете. Сейчас кабинет пуст. На территории офицера тоже не видно. Может, ушел, но никто не заметил, как он уходил.

– А что красноармейцы, с которыми прибыл капитан Огаревич?

– Их тоже не видно. Вроде помогали погрузить ковер… Да, насчет ковра. С этим ковром сегодня была такая занимательная история!

– Гражданка Веснушкина, почему бы вам этот ковер… – Еременко обозлился, но прикусил язык.

– Не войдет, – глубокомысленно заметил старший лейтенант Осадчий.

– Гражданка Веснушкина, вы уверены, что на территории автопредприятия нет капитана Красной Армии и двух солдат? – Еременко уже не контролировал свой гнев.

Гражданка Веснушкина была уверена. Главному бухгалтеру Петру Евсеевичу понадобился директор по неотложному делу. Он пытался зайти в кабинет, но директор его выставил, попросил зайти позже. Егора Филипповича искали по всему предприятию – не нашли. Если бы на автобазе присутствовали капитан и два бойца, уж заметили бы…

– Живо на проходную, гражданка Веснушкина! Выясните, выходил ли наш сотрудник с солдатами! Я перезвоню через пять минут!

Через пять минут переполох продолжился. Вахтер подслеповат, но очертания людей различает. Люди в форме территорию не покидали. Вышли несколько работников – он их узнал по голосам, выехала полуторка на овощной склад с водителем Ануфриевым, ушла машина для перевозки хлебобулочных изделий – за рулем почему-то сидел товарищ Рыхлин…

– Ах, Одесса… – посетовал сухопарый старший лейтенант Бабич – еще один сотрудник отдела.

– Вот только не надо все сваливать на Одессу, товарищи офицеры, – проворчал Лавров. – Она ни в чем не виновата. Присмотритесь к себе и к вашей манере выполнять работу. Мало вам потерь?

Через двадцать минут группа в полном составе на двух газиках прибыла к воротам автопредприятия. Лавров был новый человек, но уже чувствовал беспокойство. Люди просто так не пропадают – тем более в ситуациях, когда можно позвонить или отправить гонца. На дребезжащей полуторке прибыло подразделение красноармейцев. Три бойца заняли проходную с приказом всех пускать и никого не выпускать, еще трое окружили четвертый гараж, поставив в тупик работающих там людей. Остальные окружили периметр, взяли под охрану здание управы. Неясное чувство подсказывало, что все эти меры – запоздалые.

Старшие лейтенанты Бабич и Осадчий, сверкая корками, вторглись в отдел кадров, где работали четыре женщины. «Военная контрразведка, боже правый, какая честь…» – пробормотала старшая. В приемной и кабинете директора было тихо и безлюдно.

– Товарищ майор, здесь кровь. – Лейтенант Чумаков сглотнул. Он осматривал кабинет. – Смотрите, вот здесь, на шкафу и за шкафом. Ее пытались смыть, но не старались, видно, времени не было – остались брызги…

Оперативники ползали на корточках, выявляя следы на стене и застекленном шкафу. В маленькой уборной с водопроводным краном обнаружили грязное ведро и скомканную тряпку – ею вытирали кровь. Остались разводы в ржавой раковине и на полу. У злоумышленников не было времени наводить порядок.

Офицеры опрашивали оробевших служащих.

Лавров отправил людей по адресам Калымова и секретарши Амусовой – но это выглядело чистой формальностью.

Выстраивалась такая картина. Прибыл с визитом капитан СМЕРШ, сидели в кабинете директора, беседовали. В приемной царила Амусова, никого не пускала. Как-то прорвался Порфирьев Петр Евсеевич – главбух предприятия, нарвался на грубость – директор возился за шкафом (возможно, оттаскивал тело, именно там нашли кровь). Потом эта история с ковром… Половина этажа слышала, как разорялся директор…

Вахтер вспомнил, как ушла на обед Клавдия Игнатьевна, как вышел Калымов, уверив работника, что через пять минут вернется.

Лавров кусал губы. Не успел вступить в должность, а уже все прахом, и репутация военной контрразведки явно не на высоте. Сотрудники опрашивали работников предприятия и вскоре выяснили, что посреди рабочего дня пропали четверо: директор Калымов, гражданка Амусова, работники Штыренко и Рыхлин, к тому же последний занимал должность начальника 4-го гаража. Механики, чинившие самосвал, видели, как Штыренко и Рыхлин вынесли из здания свернутый ковер, потащили за угол. Потом позвали солдат, скучавших на крыльце. Специально не следили, были заняты своей работой. Солдат с тех пор не видели (а если честно, они никого не интересовали). Уехал хлебный фургон…

– А знаете, товарищи… – Автослесарь в промасленном комбинезоне чесал грязными пальцами залысину. – Не мое, конечно, дело, могу ошибаться, но эти двое тащили ковер так, словно его из чугуна сшили. Или завернули в него что-то…

– Или кого-то, – убитым голосом сказал Чумаков. Офицеры нервно схватились за папиросы.

– Что приуныли, товарищи оперативники? – смерил их неприязненным взглядом Лавров. – Улыбнитесь, завтра будет еще хуже.

Одним звонком подняли в ружье районное отделение милиции. Хлебный фургон нашелся в тупике на Лазаревской улице, рядом с оврагом и мусорными свалками. Живых в машине не обнаружили, ключ находился в замке зажигания. К моменту появления милиции машину охаживали подозрительные личности, но, когда заглянули в кузов, быстро смылись.

– Вот видите, милиция работает лучше, чем контрразведка, – заметил Лавров.

«Ворчливый он какой-то, – переговаривались меж собой оперативники. – Но вроде не зверь, не лютует».

Эти люди даже не представляли, как ему хотелось дать волю гневу!

На территорию автопредприятия въехал потерявшийся фургон. За рулем сидел милиционер. с таким видом, словно нашел и вернул государству угнанный бронепоезд.

– Преступники бросили машину, товарищ майор, – отчитался молоденький лейтенант, – Машина целая, но сразу должен предупредить: в кузове… не хлеб.

Взорам предстали мертвые тела. Солдат зарезали, как свиней. Красноармейцы извлекли трупы из кузова, положили на землю. Потом достали ковер, развернули. Злобно запыхтел старший лейтенант Осадчий. Остальные отвернулись. Чумаков смахнул с глаза «соринку», сделал жалобное лицо.

– Это что же происходит, товарищ майор… На той неделе товарища Котляра потеряли, теперь – Володьку Огаревича… На фронте потери были меньше, чем в этом долбаном тылу…

– У Огаревича семья в Свердловске, – вздохнул Еременко. – Жинка такая красивая – он фотокарточку показывал, сыну четвертый год – аккурат перед войной пацана заделал… Эх, знать бы, где упасть…

– Головой надо думать, – огрызнулся Лавров, – а не тем местом, на которое падаете… А вы чего уставились? – Он резко повернулся к милиционерам. – Сами там же будете. Сегодня вы оказываете содействие военной контрразведке – ваше начальство получит соответствующее письменное распоряжение. Тела увезти в морг, изолировать персонал автобазы, особенно в четвертом гаражном блоке. И мне плевать, что у них срывается план и не сбываются социалистические обязательства! Опросить людей на Лазаревской улице – они могли видеть, куда подались душегубы!

– В овраг они подались, товарищ майор, – подсказал Бабич. – Там свалки, лесок, могут пойти в любую сторону или разделиться…

– Значит, простим им эту выходку? – Лавров просверлил глазами подчиненного, и тот пожалел, что открыл рот.

Четвертый гараж был самый невзрачный, сложен из блоков ракушечника – добывали его, по-видимому, здесь же. В гараже стояли три машины, их приказали выгнать. СМЕРШ не церемонился: любое противодействие законным требованиям, игнорирование приказов и – добро пожаловать в известный дом на Большой Приморской, куда легко войти, но трудно выйти!

Пространство очистили, посторонних удалили. Здесь же находилась ремонтная мастерская, стояли верстаки, станки – расточной, сверлильный, фрезерный, компактная гильотина, очень удобная для отрубания пальцев. Пространство замусорили сверх приличий, складывалось впечатление, что намеренно.

Люк обнаружили в дальнем углу, за штабелями пустых контейнеров и бочкотары. На куске брезента лежал разобранный двигатель. Брезент оттащили вместе с металлическим хламом, под ним вскрылась крышка люка. Петли лоснились от масла, крышка не скрипела.

Люди сгрудились на корточках, опасливо глядя в пропасть. Включили фонарь – тусклый «зайчик» забегал по заплесневелому камню, по добротной лестнице, ведущей в подземелье. Кто-то в шутку бросил: «Гранату бы туда, а потом можно заходить».

Алексей отстранил любопытствующего Чумакова, вытянул шею. Спина покрылась мурашками – мало удовольствия смотреть в бездну, которая тоже смотрит на тебя…

– Глубокая каменоломня, товарищ майор, – зачарованно пробормотал Бабич. – И лесенка добротная, для себя делали, часто спускались и поднимались. Навестим подземный мир, товарищ майор?

Алексей колебался. Не всякая ситуация требует безрассудных действий. Он не слышал, как во двор предприятия въехала черная эмка в сопровождении грузовичка «ГАЗ-4». Начальник армейского Управления СМЕРШ полковник Лианозов ворвался, как шторм: распахнутые полы форменного плаща едва поспевали за владельцем. Полковник был невысок, но широк в кости, имел массивную нижнюю челюсть и взгляд, которому бы позавидовал сам Малюта Скуратов. Оставалось лишь гадать, кто ему сообщил о событиях на автобазе.

– Товарищ полковник… – Алексей даже растерялся.

– Что, майор, не ждал? – У полковника был хриплый голос от хронического кашля. Сумрачные тени бегали по лицу, вырубленному из камня. – Что тут у вас? – Он вытянул шею, всмотрелся в черноту колодца. – Ну, собственно, то, чего и ожидали… Доложишь о первых итогах проделанной работы! Ты не стесняйся, понимаю, что первый день на новом месте…

Прозвучало, как угроза: ты не один, кандидатов хватает. Пришлось докладывать, терять драгоценное время. Услышав об очередной гибели оперативника, Лианозов скрипнул зубами – можно понять человека, опытные кадры с неба не сыплются.

– Я говорил тебе, майор, что за ошибки твоих сотрудников расплачиваться будут не только они, но и ты?

– Так точно, товарищ полковник, готов ответить за все ошибки фронтовой контрразведки. Картина ясна. Донос – не ложный, на автобазе орудовали злоумышленники, и визит капитана Огаревича стал для них сюрпризом. Возможно, этот люк – часть их плана. На автобазе действовала группа вражеских элементов, представлявшихся добропорядочными гражданами. Не думаю, что это уголовщина – слишком уж хитры, расчетливы, быстро принимают решения и хорошо подготовлены: убили трех человек, да так, что те и не пикнули. Злоумышленники скрылись: это директор автобазы Калымов Егор Филиппович, его секретарша Амусова Клавдия Игнатьевна, работники четвертого гаража Рыхлин и Штыренко. Мои люди будут заниматься поисками преступников, отработкой их связей.

– Наверняка остались и другие. Ты уверен, что эта четверка – вся вражеская ячейка?

– Склоняюсь к тому, товарищ полковник. Других тут нет. Объект потерян – зачем им оставаться? И не такой уж важный этот гараж, чтобы концентрировать на нем крупные силы. Но объект удобный – Рыхлин руководил гаражом, всегда мог удалить из него посторонних, да и автотранспорт под рукой, и начальство прикроет. С базы пропали только четверо – мы успели перекрыть выходы. Теоретически может остаться кто-то из сообщников, но я не верю. Противник понимает, что мы примем все меры к поиску лазутчиков, просеем персонал и вычислим врага. Так что сомневаюсь, что работа с оставшимися людьми что-то даст.

– Полагаешь, этой дыркой часто пользовались? – Полковник Лианозов задумчиво уставился на люк.

– Полагаю, это важный элемент вражеской инфраструктуры. Под землей – проход на их базу. Уверен, этот лаз не пересекается с другими ходами, которых под городом множество. И посторонние не попадут на их базу, если не знают, куда идут. Такое несложно сделать, товарищ майор, – если задаться целью. Завалить боковые проходы, выставить препятствия, ловушки…

– Согласен, – перебил начальник Управления. – Девяносто процентов, что этот лаз приведет нас к искомой банде. Разумеется, он не единственный, но нам и не нужно выявлять все ходы и выходы. Ждешь, пока я дам отмашку, майор? – нахмурился главный армейский контрразведчик. – Собирай всех людей, что у тебя есть, спускайтесь в лаз, найдите мне эту чертову базу! Ты понимаешь, что есть реальный шанс накрыть группу уже сегодня?

– Есть, товарищ полковник… – в горле пересохло – предвестие недобрых предчувствий. – Разрешите высказать собственное мнение? Прошло два часа, как Калымов и его люди пустились в бега. Они давно в катакомбах и доложили своему руководству о случившемся. По-вашему, они будут сидеть сложа руки? Понимают, что мы попытаемся накрыть их, и уже приняли меры. Мы не пройдем, товарищ полковник, нас заманят в ловушку, будут потери. Нужны серьезные силы, нужны проводники, досконально знающие эти катакомбы…

– Майор, что я слышу? – возмутился полковник. – Да мне плевать на твое мнение! Согласно характеристике, ты волевой и решительный командир, всегда доводишь начатое до конца! Мне тебя рекомендовали как храброго сотрудника, не пасующего перед трудностями! И что я сейчас слышу?

– Прошу прощения, товарищ полковник, это только мнение.

– Действуй, не теряй время. Сколько у тебя людей? Пятеро, кроме тебя? Плюс отделение бойцов. Снимай всех с постов, пусть заступают милиционеры. Возьми троих из моего сопровождения и не думай, что от сердца отрываю. Запасись фонарями… ведь должны быть фонари на этой чертовой автобазе?

Первым в подземелье спустилось отделение сержанта Кучина. Фонари держали через одного. Подрагивала лестница, сваренная из стальных прутьев. Следом погрузились в катакомбы члены опергруппы, автоматчики из охраны полковника.

Прокуренным легким приходилось несладко. Пространство давило, кислород присутствовал в минимальном объеме – чем глубже опускались, тем острее ощущалась его нехватка. Свет плясал по бугристым известняковым стенам.

Одесские катакомбы были рукотворные, углублялись и запутывались столетиями. Виной всему – популярный строительный материал: «понтийский известняк», ракушняк, ракушечник – как только его не называли. Добыча строительного камня под Одессой никогда не прекращалась. Порода, на которой стоит город, – окаменевшее дно древнего моря. Волны здесь плескались миллионы лет назад, давно отступили, дно превратилось в сушу, на которой и выросла Одесса.

Окаменевшие раковины моллюсков превратились в известняк. Их даже видно в толще камня – без всякого микроскопа. Из ракушечника вырезали блоки-кирпичи, ими застраивался город. Деревянных зданий было немного – леса вблизи Одессы не было, строительный материал приходилось брать за тридевять земель.

Для обжига глиняных кирпичей требовалось топливо и масса других затрат. Проще выпиливать кирпичи из ракушечника в подвале строящегося здания и без усилий подавать наверх. Так и строилась старая Одесса. Практически в каждом доме имелся вход в катакомбы. Многие уже замуровали, завалили, но проходов оставалось множество – теоретически можно было спуститься в катакомбы в любом месте Одессы и выбраться там, где нужно, – при условии что есть тропа и вам она известна.

Под землей приходилось плутать, система катакомб была разветвленной. Многие дома, благодаря пустотам под фундаментом, стали проседать, и власти ограничили выработку камня. Под центром города уже не рыли, но за границами старой Одессы продолжалась добыча – на Молдаванке, в Слободке, на Малом и Среднем Фонтанах вблизи береговой полосы…

Подвал под гаражом оказался промежуточной точкой маршрута. Его не использовали под хозяйственные нужды – пространство не позволяло. Головы уперлись в потолок, изобилующий острыми выступами. Люди теснились, наступали друг другу на пятки. Блики мутного света блуждали по полу. Охватывало волнение.

Алексей шипел:

– Всем рассредоточиться, что вы прижались друг к дружке, как страстные любовники?

– Товарищ майор, здесь еще один лаз… – сообщил тягучим шепотом капитан Казанцев. – Тоже лестница, окурки валяются… Здесь люди проходили, совсем недавно… Ящики какие-то перетаскивали, тяжелые, видать, краями глину продавили…

Не хотелось бездумно рисковать чужими жизнями. Солдаты – тоже люди и тоже имеют право еще пожить. Майор на четвереньках перебрался к лазу, осветил внутренности. Каменная лестница вела вниз. Под люком простиралась тьма. Он выдернул из кобуры ТТ, передернул затвор.

– Казанцев, Чумаков, идете за мной, да хорошо смотрите. Остальные – следом, соблюдать дистанцию…

Он опустился на несколько ступеней, осветил пространство под ногами. Лестница продолжалась, но недолго – уперлась в неровный каменный пол. Дальше двигался в темноте, считал ступени. Душа рвалась в пятки. Хуже нет, когда не видишь опасности, но чуешь ее всеми фибрами – тут она! Оттолкнулся обеими ногами, ушел в сторону, ударившись плечом о стену. Темнота молчала. Загорелся фонарь – одновременно плечо ощутило выступ в стене, достаточный, чтобы укрыться за ним.

Проход вел в одну сторону. Валялся битый ракушечник – впрочем, тропа между глыбами была протоптана. Шершавый потолок навис над головой, извивался волнами. В стенах зияли ниши правильной геометрической формы – из них когда-то вырезали кирпичи.

– Следующий! – бросил Алексей. – Да осторожнее, мужики, не спать! – Он продвинулся вперед, до поворота, присел у горки разбитого камня. За углом простирался затейливый коридор – такое впечатление, что стены разбухли от влаги, закруглились, как вмурованные яйца. Потолок висел, напоминая гамак, в котором кто-то отдыхает. Коридор простирался метров на тридцать, а далее снова уходил в сторону. За спиной шумели – спускались автоматчики и члены опергруппы.

– Товарищ майор, куда вы лезете? – догнал его Еременко. – Давайте мы пойдем? Не впервые в этих катакомбах, опыт наработали, а у вас его негусто.

Что правда, то правда: представления об одесских катакомбах у Лаврова имелись самые общие. В керченских катакомбах – бывал, под Николаевом – бывал…

Люди заполнили коридор, передергивали затворы. Команда продолжать движение пока не поступала, народ безмолвствовал.

– Лезут к бабе под юбку, – строго сказал Лавров. – Выбирайте выражения, товарищ капитан. Никому не лезть поперек батьки, пока не отдам соответствующий приказ.

Он вышел за угол, добрался до ближайшего выступа, присел. Подземелье загадочно молчало. Спокойствия не прибавилось. Коридор уходил под уклон, под ногами хлюпала жижа. В катакомбах было прохладно, царила невыносимая влажность. Кто-то говорил, что в подземельях под Одессой всегда одни и те влажность с температурой – независимо от времени года: 96 % и 15 градусов по Цельсию. На глине отпечатались подошвы сапог – кто-то шел навстречу, причем не один. Тропа была истоптана. В трещине камня сиротливо валялся окурок. Алексей достал его двумя пальцами, осмотрел в свете фонаря, зачем-то понюхал. Окурок был длинный – расточительный народ, сделали пару затяжек и выбросили. Папироса «Казбек», ничего особенного, такие продаются по всему городу. Охота здесь кому-то курить – когда дышать-то нечем? Впрочем, дело привычки.

– Всем вперед. Растянуться, на пятки не наступать.

Чумаков и Еременко все-таки обогнали майора, когда он снова присел, чтобы рассмотреть следы. Подошва сапога и задник были стерты, отпечаток почти не читался. Из расщелины в стене торчал еще один окурок. На полу валялась промасленная ветошь – на ощупь и запах – оружейная смазка.

Коридор расширился, человеческий ручеек огибал разбросанные блоки известняка – их напилили давно, но весь этот материал оказался не востребован. Иногда пространство размыкалось, потолок взлетал, потом уступами спускался чуть не до пола, приходилось гнуться в три погибели. Запоминать обратную дорогу становилось труднее, но какая-то ленточка в голове змеилась.

Появилось боковое ответвление. Люди застыли, прижались к стенам. Вернулись Еременко с Чумаковым, сообщили, что правым коридором не пользуются: там крошка на полу, в которую годами не ступала нога человека. Еще один боковой проход – Алексей сунулся в него, но быстро покинул, – в трех метрах от входа был обвал. За узким коридором пространство разомкнулось. От массивной глыбы, исполосованной трещинами, разбегались два прохода – в правом весь пол был усыпан обломками. Вереница людей втянулась в левый коридор. Стены изобиловали выступами – надпиленные заготовки для кирпичных блоков, целые «волдыри», которые приходилось огибать со всей осторожностью.

Капкан замкнулся! Огонь открыли одновременно – спереди и сзади. Бурная автоматная трескотня расколола пространство. Кричали и метались застигнутые врасплох люди, падали убитые и раненые. Противник разделился – часть засела по фронту за грудой битого известняка, другие дожидались в правом коридоре, а когда весь отряд втянулся в параллельный проход, выбрались из него и ударили в спину. Больших сил не требовалось, хватило фактора внезапности.

Это было форменное побоище! Лавров повалился при первых же выстрелах, откатился к стене, где имелась ниша. Вспыхнул висок от удара об острый нарост, майор временно выбыл из реальности, в глазах заметались искры, по виску что-то потекло. Огонь не смолкал, выли пули, рикошетили от стен. Выжившие с запозданием открыли огонь, кто-то успел закатиться за выступ.

В первые мгновения невозможно было понять, что происходит. Царила неразбериха. Лавров что-то кричал, срывая голос, кашлял в дыму. Он предупреждал начальство, черт возьми! В хвосте колонны надрывался Осадчий: всем в укрытия, держаться!

Лавров куда-то полз, стиснув зубы. В дыму мелькали люди, жалобно стонал и бился в корчах раненый. Люди высовывались из-за камней, посылали в темноту короткие очереди и снова прятались. Застонал подстреленный боец, отвалился от стены и распростерся на камнях, с головы слетела солдатская фуражка. Алексей схватил его автомат, приподнялся. Но тут же рухнул – над головой разлетелся свирепый рой. В тылу удалось наладить оборону – ППШ стучали дружно, матерились живые. Различались выкрики Осадчего и Бабича. Гавкали офицерские ТТ. По курсу все было сложнее, там валялись тела, двое еще подавали признаки жизни, пытались ползти. За выступом кто-то спрятался, высовывался, стрелял из пистолета. По камням стучали пули, выбивая крошку. Валялись фонари, многие еще работали, создавая жуткую подсветку. Из темноты разражались вспышки автоматных очередей.

Ругался Казанцев, пытаясь сбросить с себя мертвое тело. Стрелок за выступом оказался Павлом Чумаковым – осветилось перекошенное лицо. Лейтенант высадил последнюю обойму, прохрипел: «Еременко, прикрой!» – но никто не прикрывал. Пули стучали в сантиметре от головы, сбивали с выступа целые пласты. Лавров перекатился за неподвижное тело.

– Чумаков, ты как?

– Бывало лучше, товарищ майор… Патроны кончились, не знаю, где брать… Не выйти нам отсюда…

– К стене прилипни, не шевелись…

На другой стороне прохода имелся подобный выступ, за ним Лавров и скорчился, бил из автомата по беснующимся огонькам. За спиной хрипел Казанцев, он передвигался, согнув ноги, прижимался к стене. Оторваться от нее – значит, подставиться под пули.

– Товарищ майор, у меня граната… Это лимонка, с мертвого бойца снял…

– Молодец, давай сюда… – он изогнул руку в локтевом суставе, в ладонь улегся ребристый комок металла. Пришлось разжать левую руку. Выскользнул автомат, упал на землю, произведя самопроизвольный выстрел. Алексей прижался к шершавой стене, разжал усики, выдернул чеку. Выждал пару секунд, чтобы уж наверняка и не успели швырнуть обратно, – отправил в глубину коридора по навесной траектории. Снова вдавился в стену, заткнул уши, чувствуя, что сейчас будет что-то невероятное…

Рвануло так, что закачался мир. Взрывная волна оторвала кусок от выступа, бросила на хрипящего Казанцева. Кувыркался, потешно вереща, лейтенант Чумаков. По курсу перестали стрелять. Катакомбы были прочные – выдержали. В стане противника стонал раненый. Его оттащили, ноги стучали по камням. Как-то машинально отметилось: в тылу тоже не стреляют.

– Эй, на Камчатке, есть живые? – крикнул Казанцев.

– Есть немного… – отозвался Осадчий. – Пару супостатов положили, остальные ушли…

– Убедитесь, что ушли! – выкрикнул Лавров. Впрочем, не маленькие, сами должны понимать. Он подхватил автомат, оторвался от выступа, припустил по коридору, сгибаясь, как неандерталец. «Подсветка» пока сохранялась – два фонаря продолжали работать. Он добежал до угла, сел на корточки. Интуиция молчала – значит, чисто. За спиной заскрипела крошка, заметался свет по стене – подбежал Казанцев с фонарем.

– Что там, товарищ майор?

– Не знаю, Казанцев, не умею смотреть через стену… Ну что, готов к труду и обороне? Давай одновременно – три пятнадцать!

Он выбросил упругое тело за угол. Одновременно Казанцев перелетел через проход, прижался к стене. Загремели два автомата, и снова ушам стало больно. Коридор не отвечал – неприятель отступил. Казанцев поднял фонарь, осветил страшные стены, черную дыру провала по курсу. На полу отпечаталась кровавая дорожка, она убегала в темноту.

– За мной, Казанцев, малым ходом. Остальные подтянутся. Нельзя спустить им такое с рук…

Он шел, прижавшись к стене, произвел в пустоту несколько выстрелов. Снова притормозил, остановив локтем оперативника, выбил пустой магазин, ругнулся, вспомнив, что нет при себе ни подсумка, ни запасных дисков. Даже автомат не свой, а позаимствованный! Он вынул ТТ из кобуры, передернул затвор. Именно эта задержка и спасла им жизнь!

Встречу подготовили, а засада в пути оказалась лишь прелюдией! Задрожала земля под ногами, качнулись стены, короткий, но зловещий гул, словно предвестник землетрясения… Он все понял, схватил за шкирку растерявшегося капитана, что-то дико закричал. Они побежали по коридору, отбивая о стены бока.

Казанцев выронил фонарь, и все стало просто замечательно! За спиной прогремел взрыв, стали осыпаться камни, просел и обвалился потолок. Взрывная волна ударила по спинам вместе с пылью и крошкой, опрокинула, сплющила. Заломило кости, как-то подозрительно извернулась шея, а тут еще сверху навалился Казанцев, ударил по ключице прикладом. Это было незабываемо. Грохот – хоть святых выноси.

Грудную клетку невыносимо сдавило, в глазах метались искры, потом наступала полная темнота. Офицеров засыпало крошкой, они отчаянно возились, Алексей стряхивал с себя подчиненного. Тот сообразил, что от него требуется, отвалился. Рвота подступила к горлу, майора качало, он встал, держась за стену. Подбежали остальные.