Текст книги "Закат команданте"

Глава 3

– Mein Bruder spielt Ball, повтори, Роке.

Мальчишка лет восьми, накручивая на палец торчащие во все стороны густые темные волосы, старательно выговаривал слова вслед за своей учительницей, но те никак не желали складываться во фразы. Язык цеплялся за зубы, по подбородку текли слюни, что явно не приносило радости учительнице, хоть та и старалась это скрывать.

– Не высовывай язык, Роке. Брудар… Брудар… не нажимай так на «р». – Учительница снова и снова повторяла сложное для ученика слово, но тот лишь сильнее высовывал язык и исходил слюнями. – Роке, постарайся произносить слово легче. Ведь не так это сложно. Представь, как будет приятно Роландо, когда ты сможешь звать его братом не только на испанском языке, но и на немецком.

– Сеньорита Лаура, почему Роландо нельзя выучить это слово и называть так меня? – Роке жалобно вздохнул и вытер рот рукавом рубашки.

– Роландо учится живописи. – Сеньорита Лаура протянула Роке тканевое полотенце. – Не пользуйся рукавом, когда нужно вытереть лицо. Вот, возьми.

– Я тоже хочу учиться живописи. – Роке послушно воспользовался полотенцем, его чумазое лицо закрыла ткань, пока он высказывал свои крамольные мысли. – Рисовать намного легче, а он старше меня, так почему все самое сложное достается мне?

– У каждого человека разные способности. У Роландо способности к живописи. Он чувствует цвет и перспективу, Роке. Ты же должен проявить терпение и открыть в себе способности к языкам.

– Но почему я не могу потратить свое терпение на то, чтобы открыть способности к перспективе и цвету? Кисти меня любят, сеньорита Лаура. Вы видели мой последний рисунок? – Роке привстал со стула, готовый бежать за рисунком.

– Видела, Роке, и могу сказать, что он весьма неплох.

– Неплох? Да он роскошен! Картина – хоть сейчас в музее выставляй.

– Быть может, ее и выставили бы в музее, если бы где-то открыли выставку человекокоров. Зачем ты пририсовал корове человеческие глаза и руки?

– Чтобы было смешно. Придет на выставку грустный человек, а там моя картина. Он встанет напротив нее и начнет смеяться. И будет так долго смеяться, что грусть навсегда улетучится. Разве это плохо, сеньорита Лаура? – Мальчик с надеждой смотрел в глаза учительницы, ожидая одобрения.

– Как на немецком будет звучать слово «картина»? – Сеньорита Лаура ушла от ответа.

– Да знаю я, знаю. Только мне совсем не нравится говорить на немецком. И зачем только этих немцев придумали? Разве не могут все люди говорить на одном языке? Вот было бы здорово, если бы все люди говорили на испанском! Это очень красивый язык. И слово «брат» на нем звучит намного дружелюбнее, чем на немецком.

Мальчик оборвал себя на полуслове, как только в комнату вошла его мать. Сеньора Сокорро Селич, как и подобает супруге полковника армии, даже дома застегнутая на все пуговицы, остановилась в дверях и нахмурилась. Сеньорита Лаура захлопнула учебник и подтянулась.

– Сеньорита учительница, Роке опять увиливает от учебы? – строго глядя на сына, задала вопрос Сокорро.

– Мы уже закончили, – ответила Лаура и увидела в глазах юного ученика выражение облегчения и благодарности. – До следующего занятия, Роке, тебе нужно заучить десять немецких слов, которые мы записали в тетрадь. Справишься?

– Конечно, сеньорита Лаура. – Мальчик вскочил со стула и в порыве нежности обнял учительницу. – К следующему уроку они у меня от зубов отскакивать будут.

Мальчик выскочил из комнаты, чуть не сбив мать с ног. Лаура поднялась. Сеньора Селич улыбнулась ей и проговорила:

– Роке просто обожает вас, сеньорита Лаура. И как вам удается заставить его зубрить все эти сложные слова? У других учителей он и десяти минут высидеть не мог.

– Роке – способный мальчик и очень добрый, – похвалила Лаура сына сеньоры Селич, несколько покривив душой. – Следующий урок, как всегда, во вторник.

– Полковник хотел присутствовать на уроке, – заявила Сокорро. – Хочет лично убедиться, что его деньги не пропадают даром.

– Хорошо, буду иметь в виду, сеньора Селич. Если это все, я, пожалуй, пойду.

– Антонио отвезет вас, – распорядилась сеньора Селич. – До вторника, сеньорита Лаура.

Кивнув на прощание, Лаура покинула дом. Водитель Антонио ждал у ворот. Для Боливии владеть автомобилем значило иметь определенный статус, а держать личного шофера – роскошь, которую мог себе позволить далеко не каждый. Полковник Андреас Селич, близкий друг и преданный слуга президента Рене Баррьентоса Ортуньо, возможность иметь автомобиль и держать личного шофера имел.

– Сеньорита Лаура, прошу садиться. – Антонио с важным видом распахнул перед девушкой дверцу автомобиля. – Куда вас доставить?

– Как всегда, Антонио. – Лаура села в машину. – На радиостанцию.

– Будет исполнено, сеньорита Лаура. – Антонио занял водительское сиденье. – Погода сегодня шикарная. По радио передают приятную музыку, не хотите послушать?

– Как знаешь, Антонио. Есть желание – включай. – Лаура откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза.

– Знаете, сеньорита Лаура, я слушаю вашу передачу на радио. Мне очень нравится. Как вы ловко все по полочкам раскладываете, когда даете советы отвергнутым влюбленным. И какой осел мог отвергнуть такую девушку, как вы? Будь у меня шанс быть вашим возлюбленным, я бы вас всю жизнь на руках носил. А этот паршивец…

– Ох, Антонио, ты все перепутал. Да, я работаю ведущей радиопередачи «Советы безответно влюбленным» на радио Санта-Крус, но это не значит, что кто-то меня отверг. – Лаура вынуждена была открыть глаза. – А советы, которые я даю в прямом эфире, основаны на опыте многих людей, описанном в одной книге. Называется она «Семейная психология», я изучала этот предмет, и только.

– Да что вы такое говорите? Не может быть, чтобы человек без личного трагического опыта мог так сопереживать и так понимать отвергнутых влюбленных. Вот взять, к примеру, моего брата: он ни разу не был влюблен и, когда у него спрашивают, что делать, если девушка тебя не любит, сразу советует ее бросить и найти другую. А как найдешь, если в сердце застряла «она»?

Лаура снова закрыла глаза. Ей хотелось побыть в тишине, подумать о важном, о том, что занимало ее мысли, а не выслушивать в очередной раз пустую болтовню Антонио, но отказаться от его услуг она не могла. Поездки с водителем были непременным условием полковника Селича, когда он нанимал ее учителем для своего сына. Поначалу это было удобно, но, когда у Лауры появился свой автомобиль, необходимость в эскорте отпала. Она попыталась пересесть на свой автомобиль, однако у полковника Селича на этот счет оказалось свое мнение. В категоричной форме он заявил: либо Лауру возит водитель, либо от места ей отказывают. Добиваться объяснений Лаура не стала. Работа в доме полковника имела для нее большое значение, поэтому пришлось мириться со странностями Андреаса Селича.

Путь предстоял неблизкий: больше полутысячи километров разделяли города Ла-Пас и Санта-Крус-де-ла-Сьерра, куда Антонио должен был доставить Лауру. Она заранее знала, что все это время ей придется отбиваться от неловких ухаживаний боливийца. Это повторялось каждый раз, когда Антонио привозил ее в Ла-Пас или отвозил в Санта-Крус, и в какой-то степени у обоих вошло в привычку. Некий ритуал, соблюдаемый двумя сторонами: Антонио превозносил достоинства Лауры, а она нехотя принимала восторженные комплименты.

– Вы удивительная девушка, Лаура. Чудо, что вы появились в нашей стране, такой примитивной, нищей и убогой. Вы как произведение искусства, которое следует хранить в музее. Знаете, я однажды видел картины из парижского музея, брат выменял их у портового грузчика. Не сами картины, конечно, а открытки с их изображением. Там были нарисованы разные женщины, ну, вы знаете, обнаженные. Брат поэтому и сторговался с грузчиком, что женщины обнаженные. Непутевый он у нас, да что уж поделаешь. Но были там и другие, в одеждах с украшениями. И вы, Лаура, в точности как они. Вся такая тонкая и изящная, и музыкой увлекаетесь, и языками. Вы такая чистая и открытая, как солнце на небе.

Внешне Лаура никак не отреагировала на откровения Антонио, но внутренне вся сжалась. Сегодня девушке особенно тяжело было выслушивать похвалы со стороны наивного Антонио. «Чистая и открытая! Ох, Антонио, знал бы ты, кому расточаешь комплименты. Пожалуй, на всем континенте нет человека более скрытного и лицемерного, чем та, кем ты восхищаешься. – Лаура подавила тяжелый вздох, чтобы не вызвать волну вопросов. – А ведь когда-то я была именно такой, какой ты меня видишь. Когда это было? Куда все ушло?»

Про скрытность Лаура не преувеличивала: никто в Ла-Пасе и Санта-Крус не догадывался, что именем Лаура Гутьеррес Бауэр, под которым два года назад девушка появилась в Боливии, прикрывается не кто иной, как двойной агент. Да, скромная Лаура служила сразу двум господам, являясь завербованным агентом советской разведки и правой рукой кубинского революционера, лидера революционного движения Эрнесто Че Гевары. Настоящим именем, Тамара Бунке Бидер, девушка не пользовалась уже очень давно.

В Боливию Лаура Гутьеррес Бауэр приехала два года назад в качестве этнографа-любителя. В амплуа революционерки ее целью было войти в контакт с представителями местного коммунистического движения и с их поддержкой подготовить базу для партизанского отряда, который Эрнесто Че Гевара поведет за собой, когда приедет в страну творить революцию. Также Лаура должна была наладить связь с коренным населением страны и по возможности заручиться поддержкой сановников Ла-Паса и Санта-Крус. Что касалось задания от КГБ СССР, то на данном этапе все, что нужно было делать Тамаре, – это передавать в Центр информацию о планах Че и о своей деятельности, связанной с подготовкой революционного восстания.

Коренное население быстро прониклось симпатией к девушке, оставившей родную Аргентину ради благородной цели, собрать воедино уникальные произведения декоративно-прикладного искусства и фольклора индейских народов. Высокие сановники также держались недолго: они купились на возможность обучить своих отпрысков немецкому языку и охотно пускали в свои дома скромную учительницу, тем более что уроки ее стоили недорого, а качество занятий было на высоте. Уже через шесть месяцев оборону сдали даже такие важные персоны, как начальник отдела информации президентской службы Гонсало Лопес Муньос и полковник боливийской армии Андреас Селич, а спустя еще пару месяцев и сам боливийский президент Рене Баррьентос Ортуньо.

Теперь Лаура могла беспрепятственно разъезжать по всей стране. Через некоторое время для поездок по стране президент лично выделил ей джип, которым она могла пользоваться, получив специальный пропуск от Гонсало Муньоса, который настолько доверял Лауре, что почти никогда не интересовался, в какую местность она собирается направиться. Впрочем, любые поездки, даже в самые отдаленные и глухие уголки, Лаура могла объяснить желанием собрать как можно более полную коллекцию уникальных индейских народных песен, и этот ответ всех удовлетворял.

На самом деле девушка выполняла поручение Че Гевары, подбирая место для центральной базы будущего «очага освободительной войны». С января 1966 года из Гаваны начали прибывать кубинские офицеры, которые должны были создать ядро будущего партизанского движения, и настоятельная необходимость организации базы стала делом неотложным. К моменту, когда в Ла-Пас приехал Альваро Передо от кубинского коммунистического движения, у Тамары на примете уже было идеальное место – ранчо под названием «Каламина». Выбор Тамары Передо одобрил: ранчо было расположено вдали от любопытных глаз в долине реки Ньянкауасу. С собой Передо привез деньги на покупку ранчо, и в июне оно было переоформлено на нового владельца, а его будущие жильцы принялись активно обустраиваться.

Разумеется, по секретным каналам Тамара доложила о покупке в КГБ, сообщив также, что о приезде самого Че Гевары по-прежнему ничего не известно. В спецслужбах Советского Союза знали, что в Боливию Тамару послал именно Че, поручив ей создать условия для проникновения в страну боевого отряда, но шли месяцы, а известий о Че так и не поступало. И вот, когда она уже перестала ждать, Альваро Передо сообщил, что документ на въезд в страну, который Тамара не так давно получила от начальника службы информации президента, необходимо заполнить на имя Адольфо Мена Гонсалеса, уругвайского археолога из Бразилии. «Приедет в помощь с твоими фольклорными изысканиями», – добавил Передо и ушел.

А она осталась стоять в растерянности. Сердце ее подсказывало, что под именем Адольфо Гонсалеса скрывается Че Гевара, но почему тогда Передо промолчал, почему не сказал прямо? Или она ошибается, и Гонсалес просто очередной кубинский офицер, только рангом повыше, потому его и следует принять с особыми почестями? Тамара решила пока не докладывать в Центр о возможном прибытии Че, сама же выполнила просьбу Передо и повезла тому документ. Она надеялась, что при повторной встрече сможет разговорить Передо или по каким-то его словам и действиям понять, права она насчет приезда Че или нет. Но и здесь ее ждало разочарование: на базе Передо не оказалось, его помощник сообщил, что тот уехал в город Сукре и вернется только через неделю. Ей же велено передать, чтобы организовала встречу Адольфо Гонсалеса в аэропорту.

Тамаре ничего не оставалось, как вернуться домой и ждать назначенного дня. Самолет с Адольфо Гонсалесом на борту прилетел 3 ноября 1966 года. Тамара стояла и во все глаза смотрела на пассажиров, спускающихся по трапу. Когда вышел последний пассажир, она разочарованно вздохнула: Че Гевары среди них не оказалось. Тогда она пошла к стойке регистрации разыскивать уругвайского археолога. Не успела она дойти до стойки, как ее окликнул мужчина. Она оглянулась: на нее смотрел человек, одновременно и до боли знакомый, и до крайности чужой. Гладко выбритое лицо и глубокие залысины в седых волосах блестели, толстые линзы очков гротескно увеличивали глаза, широкий галстук с огромным узлом впивался в шею, точно удавка.

– Сеньор Гонсалес? – сдавленным от волнения голосом произнесла Тамара.

– Сеньорита Лаура? – Голос прозвучал глухо.

– Сеньор Передо поручил мне встретить вас и разместить до его приезда. Он уехал в Сукре по делам. – Тамара приблизилась к Гонсалесу. – У меня автомобиль, пройдем?

Он посмотрел на нее, и сердце ухнуло куда-то вниз. Он! Это он, ее Че, но как он изменился! Тамара машинально подалась вперед, собираясь заключить его в объятия.

– Не здесь, – предостерегающе прошептал Че. – Пройдемте, сеньорита Лаура.

На ватных от волнения ногах Лаура дошла до машины, позволила Че занять пассажирское кресло, с трудом справившись с замком, открыла водительскую дверцу.

– Возьми себя в руки, на нас смотрят, – снова прошептал Че. – Садись за руль и уезжай отсюда.

Только сейчас Тамара заметила, что двое людей в форме пристально наблюдают за парковкой и взгляд их явно направлен на ее автомобиль. Тамара заставила себя улыбнуться, помахала рукой представителям правопорядка, села за руль и выехала со стоянки. От аэропорта до города шла одна дорога, и после приземления рейса из Бразилии машин на ней хватало. Активное движение помогло Тамаре прийти в себя. Она сосредоточилась на дороге и старалась не смотреть в сторону пассажирского сиденья. А Че, казалось, наслаждался ситуацией: он рассматривал проезжающие автомобили, время от времени отпускал комментарии по поводу внешнего вида водителей и их пассажиров, кому-то махал рукой, кому-то улыбался и всю дорогу напевал себе под нос веселую мелодию.

В квартире Тамары, куда девушка привезла долгожданного гостя, Че проявил свои истинные чувства. Схватив Тамару в охапку, он закружил ее по комнате, осыпая поцелуями.

– Моя маленькая, храбрая девочка, как же долго я о тебе мечтал! – шептал он между поцелуями. – Мимолетная звезда, чудом встретившаяся на моем пути! Я знал, что ты узнаешь меня в любом обличье. Никто не узнал, а ты узнала! Поцелуй же меня, моя любовь!

Только через пару часов, обессиленные от бурного соития, лежа на узкой кровати, Тамара и Че приступили к обсуждению текущих дел.

– Скоро все начнется, – воодушевленно вещал Че. – Ты хорошо потрудилась, уверен, на ранчо нам будет удобно. Когда к нам начнут присоединяться местные жители, дело быстро пойдет в гору.

– Почему ты уверен, что крестьяне пойдут за тобой? – осторожно поинтересовалась Тамара. Пожив в Боливии, она лучше других понимала положение вещей и уверенности Че не разделяла.

– Иначе и быть не может, – безапелляционным тоном заявил Че Гевара. – Каждый бедняк мечтает стать свободным и независимым от империалистических акул. Мы дадим им свободу, поэтому они пойдут за нами, как и кубинцы когда-то пошли за Фиделем.

– Не все так просто, Эрнесто. Здешние крестьяне с опаской относятся к чужакам, а мы для них, как ни крути, чужаки, которые пришли с оружием.

– Это оружие не против них, надо просто объяснить все толково, – стоял на своем Че Гевара. – И вообще, что за пессимистичный настрой? Или ты передумала и больше не желаешь участвовать в освобождении угнетенных народов? Быть может, пока меня не было, ты успела переметнуться в лагерь президента Баррьентоса? Слышал, ты сблизилась со многими высокопоставленными шишками. Решила сменить команду?

– Нет, конечно, Эрнесто, не говори глупости, – вспыхнула Тамара. – Я никогда не предам дело революции!

– Значит, говорить больше не о чем. Завтра отвезешь меня на ранчо, а через неделю, когда я освоюсь на месте, доставишь туда же главу боливийской компартии Марио Монхе. Думаю, пришло время нам познакомиться.

– Так скоро? Ты покидаешь Ла-Пас, едва приехав? – Тамара не сдержала разочарования. – Но ведь я не смогу последовать за тобой. У меня договоренности, работа, репетиторство.

– Тебе хотелось бы продлить встречу? – Че рассмеялся. – Что ж, думаю, пару-тройку дней революция подождет. Я и сам не прочь пообщаться подольше. К тому же я уверен, что и в Ла-Пасе смогу найти себе применение.

В итоге на ранчо Че Гевара попал только седьмого ноября, а лидер боливийских коммунистов, Марио Монхе, заартачился. Он вдруг заявил, что должен встретиться с Фиделем для «уточнения деталей». Че Гевару это разозлило, но он ничего не мог поделать, так как возлагал большие надежды на боливийских коммунистов.

Одна неделя сменяла другую, а Марио Монхе все не давал ответа. На Кубе Марио побывал в начале декабря, отправившись туда вместе с помощником Хорхе Колье и лидером боливийского рабочего движения Хуаном Лечиным. Как прошла встреча, ни Тамара, ни Эрнесто так и не узнали, но и после поездки Марио продолжал тянуть время. Теперь он не отказывался от поездки на ранчо «Каламина», он просто ссылался на неотложные дела, «внезапно» возникающие как раз в тот момент, когда Тамара в очередной раз предлагала назначить дату встречи.

Лишь тридцать первого декабря Марио Монхе в сопровождении нескольких соратников все-таки приехал на встречу с Че Геварой. Встреча длилась почти сутки, и все эти часы Че Гевара вел беседу с лидером коммунистической партии Боливии. Прошла встреча совсем не так, как рассчитывал Эрнесто, но именно так, как предполагала Тамара.

– Ты выбрал для партизанской войны страну, где никто не встанет на твою сторону. Ты совсем не знаешь здешних крестьян. Они не пойдут за чужестранцами, – такова была общая позиция Марио Монхе.

– Я знаю свои силы, и на моей стороне правда! Президент Боливии – вор и отступник, он продался американским властям, а его армия настолько никчемна, что не продержится против партизан и недели.

Услышав слова Че Гевары, Марио Монхе громко рассмеялся, чем еще сильнее разозлил Че Гевару.

– Ты уверен, что нас всех перестреляют? – спросил Че.

– Убежден в этом. Боливийская армия не так слаба, как принято считать. Когда дело дойдет до прямых столкновений, эта «никчемная», по твоему мнению, армия, разобьет вас, – ответил Монхе.

– Что предлагаешь ты?

– Революция в Боливии должна строиться на боливийских правилах, – начал Монхе. – Ее лидером должен быть боливиец, только тогда у нас есть шанс победить.

– Хочешь занять мое место? – вспыхнул Че Гевара. – Этого не будет никогда!

– Значит, наш разговор окончен, – заявил Монхе и через пару минут уже ехал по направлению к Ла-Пасу.

Че Гевара не последовал за ним, не попытался остановить, он просто пустил ситуацию на самотек, решив, что Монхе еще передумает и, как только революционное движение начнет набирать силу, вернется с повинной.

Но он не вернулся. Правда, и палки в колеса не стал вставлять, заявив соратникам, что тем, кто желает присоединиться к движению Че, он запрещать этого не будет. Но суть заключалась в том, что Че Гевара ждал совершенно другого приема и полагался на поддержку боливийских коммунистов сильнее, чем мог признаться даже самому себе. Незнание местных обычаев и языка сильно затрудняло общение с крестьянами, и к середине марта 1967 года его отряд все еще насчитывал не более пятидесяти человек.

А сегодня Тамара услышала разговор кухарки полковника Селича и местного крестьянина. Услышала случайно, когда пошла на кухню налить для Роке стакан воды. Крестьянин взахлеб рассказывал историю о том, как к офицерам боливийской армии пришли нефтяники из городка Камири, расположенного среди джунглей, и сообщили, что поблизости от городка бродят какие-то странные люди, которые говорят по-испански с иностранным акцентом, что их рюкзаки набиты пачками песо и намерения у них явно недружественные. Кухарка охала и ахала, но со своей стороны сообщила, что и до Ла-Паса дошли слухи о чужаках, которые заводят непонятные разговоры с местными жителями. А еще под большим секретом сообщила, что для проверки слухов в район Камири уже отправили армейский патруль. Так, мол, сказал полковник Селич своей жене в приватной беседе за завтраком.

И теперь Тамаре предстояло решить, с кем связаться в первую очередь: со спецслужбами КГБ или с Че Геварой. Связь с Центром была назначена на определенный день и на определенное время. Успеть добраться до ранчо и вернуться обратно, чтобы не пропустить сеанс связи с Центром и не прогулять радиоэфир, она никак не могла, поэтому ей предстояло сделать нелегкий выбор. И это было еще одной причиной, по которой ухаживания Антонио мешали больше обычного.

– Сеньорита Лаура, вы меня совсем не слушаете? – Голос Антонио прервал тревожные мысли девушки.

– Что случилось, Антонио? – Усилием воли Тамара заставила себя сосредоточиться на словах водителя.

– Я спрашивал, куда вас везти, сразу на радиостанцию или домой?

– Домой, Антонио, конечно, домой.

– У вас что-то стряслось? – Антонио вдруг проявил беспокойство.

– Нет, все в порядке. Почему ты спрашиваешь?

– Вы какая-то не такая, – после минутной паузы честно ответил Антонио. – Грустная и задумчивая.

– Просто устала, – ответила Тамара. – Ничего, приеду домой и лягу спать, а завтра снова буду бодрой и веселой.

– И правильно, сеньорита Лаура. Сон – лучшее лекарство. Отдохните и ни о чем не думайте. А вот и ваш дом.

Автомобиль остановился у крохотного домика, стоящего в отдалении от основной массы домов. Антонио выскочил из машины и предупредительно открыл дверцу перед девушкой. Та поблагодарила водителя и поспешно зашагала к крыльцу. Антонио еще какое-то время стоял, провожая девушку взглядом, затем покачал головой, сел в машину и уехал.

Тамара зашла в дом, закрыла дверь на засов, доплелась до кровати и рухнула на постель, не раздеваясь. Прижав ладони к глазам, она пролежала так больше пяти часов. Ее терзали сомнения, мысли путались и никак не желали складываться в четкую картину. «Я запуталась, окончательно запуталась. Все эти имена, псевдонимы, прозвища – они попросту лишают меня личности. Я уже сама не помню, кто я есть на самом деле: Лаура, Тамара или Таня. Как справиться с таким количеством ролей? Не могу больше, я просто больше не выдержу!» Как любой девушке, ей хотелось разрыдаться, чтобы излить со слезами все тревоги и сомнения, но слезы не шли, как не приходило и правильное решение.

***

В штабе 4-й дивизии боливийской армии шло совещание. На нем присутствовали все дивизионные чины, от майоров до полковников. Страсти накалялись по мере того, как майор Херман Плата давал показания о результатах похода в район деревни Татаренда, где, по словам местных жителей, видели чужаков с большим количеством денег. Когда начальник штаба отдавал приказ направить в район пехотную роту под командованием майора Платы, он считал, что отправляет бойцов на охоту за наркоторговцами, объявившимися неизвестно откуда. Но все оказалось куда сложнее, и теперь, спустя несколько дней с начала похода, начальник штаба, как и его подчиненные, в полной мере осознал, насколько велика возникшая проблема.

– После посещения деревни Татаренда я отдал приказ идти по следу людей, на которых указали местные жители, – вещал майор Плата. Он прибыл в штаб под конвоем, без опознавательных знаков и оружия, отчего чувствовал себя арестантом. – Мы дошли до местечка, называемого ранчо «Каламина». Все указывало на пребывание в этой местности большого количества людей.

– О каком количестве идет речь? – задал вопрос полковник Селич, приглашенный на совещание лично начальником штаба.

– Не менее двадцати человек, так мы предположили, исходя из количества следов и их давности, – ответил майор.

– Продолжайте, – приказал начальник штаба.

– Прежде чем проникнуть на территорию ранчо, бойцами роты была произведена разведка. Результаты разведки показали, что дом пуст, как и прилегающая к нему территория. Более тщательный осмотр показал, что первоначальное предположение о нахождении на территории цехов по производству кокаина не соответствует действительности. Но мы обнаружили там кое-что более опасное.

– Что именно? – вопрос снова задал полковник Селич.

– В доме находилось оружие, боеприпасы и продовольственный запас в виде консервов, круп, а также сигареты. По окончании осмотра стало ясно, что люди с ранчо уходили в спешке, не успев собрать арсенал и провизию, из чего я сделал вывод, что далеко они уйти не могли. По этой причине я отдал приказ идти по следу вторженцев.

– А должны были вернуться в штаб армии, доложить обстановку и получить новый приказ, – перебил его начальник штаба.

– Я имел все основания полагать, что по горячим следам найти их будет проще. Мы были вооружены, хорошо оснащены, и на нашей стороне было преимущество: мы находились на знакомой территории, а противник – нет, – ответил майор.

– И все же вам пришлось потратить на поиски этих людей несколько дней, – напомнил начальник штаба.

– Так точно, товарищ полковник, мы шли по следу трое с половиной суток, но все это время противник тоже был вынужден передвигаться, так как чувствовал погоню. Мой расчет был на то, что в незнакомой местности без продовольствия они долго не протянут и вынуждены будут открыться.

– Вот они и открылись, – невесело пошутил майор Лопес, занимавший равную майору Плате должность и в настоящий момент испытывающий лишь облегчение от того, что приказ начальника штаба прочесать местность был отдан не ему.

– Двадцать третьего марта мы попали в засаду. Когда отряд вошел в ущелье, мы услышали крик, а затем началась стрельба, – игнорируя реплику майора Лопеса, продолжил майор Плата. – Я отдал приказ рассредоточиться, но выполнить его у бойцов не хватило времени. Фактор внезапности сработал против нас. В результате обстрела отряд понес потери в лице лейтенанта Рубена Амесаги, семерых бойцов пехотного подразделения и проводника-нефтяника. Остальные бойцы в количестве тридцати человек были взяты в плен нападавшими.

– Во главе с тобой, майор, – произнес начальник штаба.

– Я был оглушен взорвавшейся рядом гранатой и выбыл из строя, – попытался оправдаться майор.

– Ваше вооружение составляли миномет, пулемет, три автомата «узи» и больше десяти винтовок марки «маузер», так? – начал перечислять полковник Селич и, не дожидаясь подтверждения, продолжил: – Так каким образом кучке бандитов удалось пленить тридцать вооруженных бойцов?

– Как выяснилось впоследствии, мы напали на след не простых бандитов, а хорошо организованного партизанского отряда.

– Партизанского отряда? – несколько голосов слились воедино. Заявление майора Платы потрясло собравшихся.

– Так точно. Отряд, базировавшийся на ранчо «Каламина», является партизанским соединением, позиционирующим себя как национальное освободительное движение.

– Поясните, – потребовал начальник штаба.

– Перед началом стрельбы мы слышали крики: «Да здравствует национальное освобождение!» После окончания боя с нами разговаривал командир партизанского отряда. Имени он не называл, но заявил, что он член боливийской коммунистической партии и его партизанский отряд готов сражаться за лучшее будущее для боливийского народа, который нещадно эксплуатируют власти и военные. Это не мои слова, а слова командира партизан, – поспешно добавил майор, увидев, как грозно сошлись на переносице брови начальника штаба. – Дальше началась агитация бойцов, им предлагали перейти на сторону партизан, но ни один солдат не высказал намерения поступить так, как предлагал командир партизанского отряда.

– Что было дальше? – снова произнес начальник штаба.

– Какое-то время продолжалась агитация, после чего нас отпустили.

– Просто отпустили? – удивленно воскликнул майор Лопес.

– Так точно. Полагаю, у них просто не было возможности удерживать нас в плену, так как у самих больше нет базы для дислокации партизанского отряда. Члены отряда наверняка не боливийцы. Капитан Аугусто Сильва уверен, что говорят они с кубинским акцентом. Его брат учился на Кубе и приехал оттуда точно с таким же говором.

– Кубинцы у нас, в Боливии? – начальник штаба нахмурился.

– Они не партизаны, – вдруг высказался полковник Селич. – Они коммунистические повстанцы, идущие против боливийского правительства. И эту заразу необходимо искоренить как можно быстрее и беспощаднее.

После заявления полковника Селича начальник штаба 4-й дивизии быстро свернул совещание. В спешном порядке он отправился в Ла-Пас с докладом к начальнику Генерального штаба генерал-майору Хуану Хосе Торресу. Тот, выслушав доклад, немедленно связался с главнокомандующим вооруженными силами Боливии Альфредо Овандо Кандиа, а тот, в свою очередь, доложил о чрезвычайной ситуации президенту Рене Баррьентосу Ортуньо.

Все четверо собрались в штабе главнокомандующего (так распорядился президент), и начальник штаба 4-й дивизии, полковник Сентено, начал доклад:

– Как я уже сообщил генерал-майору Торресу, в районе города Камири, подведомственного моему гарнизону, силами военного патруля обнаружена группа лиц, ведущих пропагандистскую деятельность по вербовке местного населения для осуществления противоправных действий против действующей власти Боливии. Как стало известно, глава повстанцев придерживается коммунистических взглядов и готовится начать борьбу за «освобождение» боливийского народа. Такова позиция повстанческой группировки.