Текст книги "Тайный бункер абвера"

– После ужина отбой.

Они с Шубиным направились к выходу, прошли мимо часовых. Одна из девушек не утерпела и жалобно протянула:

– Как вкусно пахнет масличком, ох, сейчас бы с солью кусочек.

Второй голосок подбодрил ее:

– Ничего, завтра утром после смены картошки дома наварим, наедимся до отвала.

Когда они отошли от деревянного здания на приличное расстояние, Шубин уточнил:

– В остальные бараки не пойдем?

– Быстро вы все схватываете, товарищ Шубин, – усмехнулась женщина. – Да, этот паек только для офицерского барака. Вручить одному Шульцу хлеб с маслом я не могла, иначе он заподозрил бы неладное.

Глеб не смог сдержать восхищения отвагой и тонким умом своей помощницы:

– Спасибо, Мария Трофимовна, вы просто чудо! Понимаю, почему вас муж на руках носит.

А та, сидя на лавке, уже стаскивала сапоги. От усталости женщину мгновенно разморило, хотя от горячей благодарности разведчика на лице мелькнула улыбка.

– Вам спасибо, Глеб, что напомнили мне про мирную жизнь. Забываю иногда обо всем, а ведь будет победа, ради нее все ведь делаем. И будет снова мир и жизнь обычная, как раньше.

Мария Трофимовна с трудом приподнялась с места и взобралась на полати, сквозь наваливающуюся дрему давая капитану инструкции:

– Часа через два-три он должен попроситься в лазарет, девчонки его приведут и оставят здесь. Осмотрите его – термометрия, пальпация брюшной полости, ну то есть помни́те живот, посчитайте пульс, язык и глаза посмотрите. Потом марганцовка и вода. Воды побольше. Если что, будите меня. – И с этими словами женщина провалилась в глубокий сон. Гора забот и ответственности на ее тоненьких плечиках наконец хоть на секунду спала, и наступил короткий перерыв на сон.

Шубин осторожно укрыл миниатюрную фигурку ватником и бесшумно пробрался на свою половину. Ноги почти перестали саднить от боли, компресс, как и обещала Свистельникова, творил чудеса.

Глеб зажег лампу, притушил ее огонек до самого бледного мерцания и уселся на лавку – ждать, когда сработает его замысел.

Глава 3

Правда, среди ночной тишины капитан никак не мог избавиться от мрачных мыслей. До чего же ему жалко бедных девчонок: вместо прогулок с кавалерами, веселых посиделок или безмятежного сна они в грубой одежде обходят территорию в темноте, вздрагивают от сырости, прислушиваются к каждому звуку сотен заключенных за стенками барака. Как же разведчику хотелось, чтобы прямо сейчас закончилась война и они все – девчата из охраны, старый водитель, седая от навалившихся забот Мария Трофимовна – вернулись в свои дома, вспомнили, как они жили раньше и были счастливы в мирное время.

Ждать разведчику пришлось недолго, в ночной тишине раздались шаги и перепуганные голоса. Встревоженные охранницы втащили в избу стонущего, согнувшегося пополам от резей в животе того самого угрюмого немца, что так жадно съел промасленный хлеб.

– Извините, товарищ доктор, тут плохо очень заключенному. Простите, что разбудили вас, – залепетала одна из девушек, еле удерживая на ногах немца, подставив ему свое плечо. – Но он так кричал, всех перебудил. Мы испугались, что вдруг он остальных заразит. Разрешите его у вас в лазарете до утра оставить?

Немец взвыл от рези в животе:

– Хильфе, хильфе, херр доктор!

Шубин перехватил раскачивающееся во все стороны тело, кивнул испуганным девушкам:

– Да, я его госпитализирую, забираю на карантин. – И тут же по-немецки обратился к больному: – Тише, успокойтесь, не надо кричать, так вы только теряете силы. Расскажите, что случилось.

Он помог Шульцу добраться до лежанки за белой занавеской. Тот рухнул на твердые доски и снова застонал от сильной рези в животе. В тусклом свете лампы было видно, как лихорадочно блестят черные глаза на бледном лице. Глеб взял влажную от пота кисть и нащупал нить пульса, потом прошелся пальцами по вздутому животу.

– Давно это началось? Рвота была? В туалет ходили?

На все вопросы заключенный только отрицательно мотал головой, а потом тихо заскулил:

– Спасите, герр доктор, спасите меня. Я не хочу умирать. Помогите мне, ведь вы хороший человек, вы дали нам дополнительное питание.

Шубин взял ветошь и обтер от пота лицо больного, хотя и не испытывал к нему сострадания. Ему не было жаль стонущего, испуганного мужчину, но приходилось изображать сочувствие к больному. Шубин прошел за занавеску, набрал воды в кружку и принялся переливать ее по пустым склянкам, изображая приготовление лекарства.

– Конечно, я вам помогу. Я не оставлю вас в беде, господин офицер. Так бывает, когда долго плохо питаешься. Может быть, язва или другая желудочная болезнь. Или инфекция, тут кругом антисанитария. В вашем лагере просто ужасные условия содержания, к вашему званию относятся неподобающе. Я буду настаивать на улучшении питания для высших чинов, вы же не обычные деревенские дуралеи, что только и умеют, что топать в марше.

Он капнул какое-то лекарство с резким запахом в воду и поднес эмалированный край к искривленным губам:

– Пейте, герр офицер, пейте.

Тот сделал жадный глоток и снова рухнул на лавку:

– Вы спасете меня, герр доктор? Вы поможете?..

Шубин не спешил давать раствор марганцовки и облегчать мучения Шульца. Он вслух сочувствовал ему, но на самом деле терпеливо выжидал, когда же от спазмов и боли гестаповец совсем потеряет самообладание. Тот вдруг дернулся и фонтаном выдал назад выпитую воду, тут же с протяжным звуком по ногам у него потекла зловонная жидкость.

– О нет, нет, я умираю, Господи, за что?! – снова завыл немец и заметался по лавке. – Какой позор, как это ужасно, я не хочу, не хочу так сдохнуть. Сдохнуть в этом вонючем лагере от поноса! Давайте, доктор, давайте все свои лекарства.

– Ох. – Шубин в ужасе расширил глаза, глядя на жидкости вокруг лавки. – Кажется, у вас кишечная инфекция, у вас кровь в рвоте и в фекалиях! Вам нужно срочное лечение и особенное питание.

– Как, как кровь? Я умираю?.. Я умираю?!. – Шульц как заведенный повторял вопрос, в ужасе ощупывая жижу на одежде.

– Да, да, это очень опасно. – Глеб придерживал больного за плечи, чтобы тот не мог встать и как следует рассмотреть пятна на одежде. – Вас надо отвезти в хорошую больницу, в настоящую больницу, не для заключенных.

Но тот и сам уже оставил попытки подняться из-за сильной рези в желудке, он лишь часто дышал, замерев от осознания кошмарной мысли – смерть совсем близко.

Разведчик отвернулся было, чтобы налить еще воды в кружку и дать перепуганному Шульцу – еще один фонтан рвоты усилит его испуг. Как вдруг его кисти коснулись влажные губы, офицер гестапо силился поцеловать его руку:

– Герр доктор, я умоляю, я прошу вас, спасите меня. Найдите для меня такую больницу. Я все сделаю для вас, я буду молиться до конца жизни о вашем здоровье. Вы ведь хороший человек, прошу, умоляю, спасите!

Шубин едва сдержался, чтобы не влепить хорошую оплеуху обезумевшему Шульцу. Но лишь молча кинулся из медчасти в сени, схватил ведро, нащупал под лавкой тряпку. Надо немедленно убрать за опроставшимся немцем, не оставлять же это непотребство девчатам из охраны лагеря или дремлющей на печи Марии Трофимовне.

Глеб принялся торопливо смывать зловонную жижу с пола и лавки, лишь бы его не касался больше заключенный. Но Шульц не унимался, наоборот, молчание врача его напугало еще сильнее.

– Ну что, что, герр доктор, вы поможете мне? Поможете?

Шубин, не поднимаясь с корточек, пробурчал:

– Ну не знаю, вам нужна хорошая больница, лекарства, присмотр врачей. Военнопленным такое не положено.

Влажная рука вцепилась в плечо, и в лицо пахнуло горячее дыхание больного:

– А что, если у меня есть важная информация, герр доктор? Она очень-очень важная, вы себе даже представить не можете, что я знаю. Если я вам все расскажу, тогда вы сможете отправить меня в эту больницу.

Шубин сунул склянку с марганцовкой немцу к лицу, наконец Шульц дозрел и готов расколоться. Теперь надо, чтобы разум пленного заработал ясно, чтобы тот не ошибся, рассказывая секретные сведения.

– Вот, пейте лекарство. – С этими словами разведчик снова вышел из помещения лазарета.

Теперь он неторопливо, крадучись по скрипучим половицам, вынес ведро с грязной водой и вылил жидкость из него на землю. Так же медленно вернулся, тихо переступая и вслушиваясь в мерное дыхание женщины. Не надо торопиться, без спешки, пускай немец еще понервничает, до конца окунется в пучину страха и готов будет отдать что угодно, лишь бы спасти свою жизнь.

При появлении Шубина германский офицер заскулил, как животное, от непрекращающейся боли в животе и лихорадки, что выворачивала суставы:

– Умоляю, доктор, выслушайте меня. Я клянусь, клянусь, что эта информация секретная. Она важная. Если вы… если передадите ее вашей разведке, то получите орден! Вас сделают генералом! Клянусь, умоляю… Мне так больно, так плохо, я умираю. Прошу вас, помогите мне.

Шубин присел на лавку, в ноги к больному, делая вид, что размышляет над его предложением. Молчание подстегнуло немца, тот с трудом приподнялся и, мелко дрожа, простонал:

– Обещаете, обещаете, вы даете слово, что устроите меня в больницу? Я расскажу вам про «Вервольф»!

Разведчик протянул с неохотой:

– Ну тут, конечно, есть хорошая больница, где лечат командиров, офицеров, в общем, организованы особые условия.

– Да, да, особые условия, – закивал немец. – Именно это мне и надо.

– Ну хорошо, я скажу начальнику лагеря, что вас нужно туда перевезти, и договорюсь со знакомым врачом о лечении, – сдался Шубин. – Но только если вы не лжете…

Шульц не дал ему даже договорить, он зашептал быстро, торопясь выпалить спасительный секрет:

– В Маевске под старым кинотеатром построили бункер. Он сделан из толстой стали, не боится пожаров и бомбардировки. В нем хранятся важные документы, а если будет наступление, то там смогут укрыться все наши генералы. Там есть запас оружия, специальный ход на крышу кинотеатра, чтобы отбивать атаки. Это крепость под землей! Стальная крепость! Вниз ведет ход через комнату оператора, там, где стоит аппарат с лентой. Никто, никто не знает о бункере, только члены правления гестапо и абвера. Здание выглядит совсем заброшенным, половина стен разрушена, а внизу тайный бункер. Все, кто его строил, были расстреляны! Чтобы никому не рассказали об этом месте. Понимаете, понимаете, какая это секретная информация? Она стоит лечения в хорошей, настоящей больнице. Ну же, герр доктор? Когда вы меня туда отвезете?

Марганцовка подействовала, и Андреас Шульц пришел в себя окончательно. Рези в животе закончились, к нему вернулась привычная угрюмость и резкая манера высокомерного служителя гестапо. Но такой мягкий доктор вдруг, вместо того чтобы начать суетиться и радоваться признанию, схватился за лацканы потрепанной формы. Лицо его было искажено ненавистью, которую пришлось скрывать всю ночь:

– Лечения захотел, чертов фриц? За жизнь свою испугался, думал, сейчас на перины тебя уложим, накормим досыта, а наши девчонки буду голодные сидеть?

– Ты обманул меня! Обманул! – догадался немец.

Он изо всех сил напружинился и кинулся на фальшивого врача. Только Шубина не так-то легко было напугать, хотя он после долгой ночи еле держался на ногах. Глеб дернулся в сторону, перехватил кулак, летевший ему прямо в лицо, и отвел руку в сторону. От резкого взмаха со стола улетела со звоном лампа. Раздался грохот лопнувшего стекла, запахло разлившимся керосином, и прямо под ногами на деревянных половицах взметнулось пламя.