Текст книги "Придворные отморозки"

Глава шестая

Дед вернулся часа через два.

Сулема спросил:

– Что-то ты, дед, долго у реки торчал. Или ходил еще куда?

– Нет, вышел к мосткам, сел в твою лодку, да так и просидел, о жизни своей прожитой думая.

– Не тронули лодку? – спросил чеченец, решив сменить тему, так как ему не хотелось слушать причитания старика о своей загубленной молодости, одинокой старости и тому подобной ерунде.

– Нет! Все в порядке! Да ты и поставил ее так, что, не подойдя вплотную, лодку даже со склона не видать. Ладно, чего-то мне неможется. Про здоровье вчера вспомнили, вот и результат – сглазили, не иначе!

– Не надо было у воды сидеть, просквозило тебя на ветру – и весь сглаз!

– Может, и так. Сейчас лекарства своего приму и на печь, ты уж тут один как-нибудь.

– Давай, давай, дед, лечись!

– Со мной не дернешь грамм сто?

– Нет, не буду.

– Ну смотри.

Выпив стакан первача, занюхав выпитое коркой хлеба, дед Ефим взобрался на печь, где за занавеской и затих, уснув.

Сулема вновь остался один в комнате. Ближе к вечеру стал накрапывать дождь. Сначала редкий, несмелый, потом плавно перешедший в приличный ливень. Это было на руку Хозе, если девка даст согласие. Тогда действовать придется немедленно и там и здесь, чтобы к утру покинуть Рахтур. Выполнить задуманное в дождь было и проще и сложнее одновременно. Вода смоет следы, но она и вполне в состоянии сделать лестницу непригодной для пользования. А на ней строился главный расчет в отношении Голонина.

Вышел Сулема из дома, как всегда, через заднюю калитку, обошел поселок, вышел к реке. Никого не встретил, да и немудрено, непогода разыгралась не на шутку, гоняя косяки дождя сильными порывами ветра. Пройдя по тропе до причала Якова Петровича, Хоза укрылся под разлапистой ветлой, у бревна, на котором вчера ждал появления Насти. Лодка Голонина билась бортом о деревянный настил причала, и это обстоятельство отчего-то раздражало Сулему. Черт старый, не мог посудину свою с носа и кормы закрепить? Болтается теперь лодка, как дерьмо в проруби.

Он посмотрел на часы. 19.07. Пора бы появиться Насте. Или… Неужели не решилась и не придет, от греха подальше? Да еще вдогонку расскажет старику о вчерашней встрече? От бабы, тем более такой забитой, как эта Настя, всего можно ожидать. Хреново тогда получится! Жилин такой промашки не простит, ведь именно Хоза настоял на том, чтобы таким образом убрать старика, когда хозяин принял решение о ликвидации и Якова Петровича, и деда Ефима. И теперь все сорвется? И не просто сорвется, а создаст реальную угрозу всему делу? Да Жилин за это удавит его, Сулему! И бросит в Граву, раков кормить! Чеченец даже вспотел от такой мысли. Он решил, если Настя не появится через двадцать минут, сам пойдет наверх и пристрелит всех, кто окажется в доме. Пристрелит и сожжет. К черту весь двор! Дело должно быть сделано в любом случае. А если там милиция? Все одно, стрелять сразу и всех и уходить, авось повезет. А нет, то один черт, нить его жизни оборвется в ближайшие часы. Не так, так эдак!

Но Настя появилась. Услышав ее осторожные шаги, Сулема облегченно вздохнул. Поднял глаза к небу. Ему хотелось закричать во весь голос: «Аллах акбар!» – поблагодарить всевышнего. Но, понятно, он не произнес и слова.

Чеченец вышел навстречу девушке, протянув руку в перчатке, помог преодолеть последние ступени.

– Здравствуй, Настя!

– Здравствуй, Хоза!

– Я ночь не спал, Настя, день не спал, сутки не спал. Думал.

– О чем?

– Как о чем? О чем может думать джигит, ожидая ответа девушки на сделанное ей столь серьезное предложение? Ведь отказ для меня – позор!

– Ты думал, как я тебе отвечу?

– Конечно!

– Я согласная, Хоза!

– Настя! – Сулема через силу обнял девушку. – Я люблю тебя, Настя!

– А ты не бросишь потом меня, Хоза?

– О чем ты говоришь? Даже думать об этом не смей! Слово горца, мы будем вместе, пока смерть не разлучит нас! Верь мне!

– Я верю, Хоза, но все так неожиданно, как во сне!

– Как хорошо стоять с тобой вот так, обнявшись. И я готов бы стоять так всю ночь, несмотря на дождь, но нам нужно сделать дело, хотя это и неприятно. Неприятно, мерзко, но необходимо. Жизненно для нас необходимо, Настя! Помнишь об этом?

– Помню, – тихо проговорила девушка.

– Тогда не будем тянуть время, оно нам еще понадобится там, в подвале. Ценности старика запрятаны в тайнике, придется разбирать кладку стены, это время, потом все восстановить, это тоже время, а до рассвета мы уже должны скрыться отсюда.

– А куда скрыться, Хоза?

– Потом все расскажу. Сейчас сделай вот что. Поднимись в дом, скажи, что старика внизу на причале ждет сам Жилин. Он якобы потребовал, чтобы Яков Петрович спустился к нему.

– Жилин?

– Да! Запомни эту фамилию. Дед не посмеет ослушаться и пойдет к лестнице. Ты иди следом. Как только он ступит на ступени лестницы, толкни его в спину. Как можно сильнее, чтобы он полетел вниз. Здесь я его встречу и закончу дело. Твой мучитель умрет от моей руки, руки твоего будущего мужа. Так и должно быть! Я же и тело в реку сброшу. Потом поднимусь к тебе. Зайдем в избу, возьмем инструмент, чтобы стену аккуратно разобрать, и в подвал. Достанем ценности, деньги, и я заложу кладку, приведу все в первоначальный вид. Потом уйдем! И все будет выглядеть несчастным случаем: решился старик в непогоду зачем-то к причалу спуститься, поскользнулся и сломал себе шею. Ну а ты еще до этого ушла от него. Отпустил он тебя. Кто проверит? Моя лодка на окраине поселка, на ней уйдем в глухие протоки, где есть у меня маленький домик, для охоты делал, никто о нем не знает. Переждем какое-то время, запасы еды там есть, а затем в Верхотурск. Оттуда на Ростов, а это уже Кавказ. Ты представляешь, какие дни мы проведем вдвоем в одиноком, уютном, теплом домике, на мягкой постели? На всю жизнь запомним.

Девушка густо покраснела, хотя ее румянец не был виден в темноте. Все тело ее дрожало.

– Боюсь я, Хоза!

– Не бойся, дорогая, я все продумал!

– А как я за ним следом пойду? Спросит, куда я намылилась?

– Сделаем так! Ты дождись в сенях, как он подойдет к лестнице, потом быстро подбеги и толкни! Настя, это надо сделать! Ведь на кону наше с тобой счастье!

– Ой, господи, ладно, пропадать так пропадать, пошла я! Что будет? Прости меня, господи!

– Иди, дорогая, и помни, я рядом!

Девушка, скользя по размытым ступеням, начала подниматься по лестнице. В сенях ее ждал Яков Петрович.

– Ты где шлялась, косоротая?

– Во двор вышла, а снизу, с реки, свист, – скороговоркой заговорила первое, что пришло ей в голову, Настя, – я к лестнице. Оттуда, снизу, кричат, – спустись сюда, Настя. По имени назвали. Я и пошла.

– И кто же к тебе пожаловал?

– Не ко мне, а к вам!

– Ко мне? – удивился Яков Петрович.

– Да! Жилин какой-то!

– Жилин? – еще более удивился старик. – Ты не ошибаешься?

– Нет! Мужчина в плаще Жилиным назвался, рядом лодка, в ней еще два человека. Этот, в плаще, мне и сказал: «Иди, мол, Настя, обратно и передай Голонину, чтобы срочно спустился ко мне, на причал. И побыстрее! Я жду». Я ему: «Старый, мол, он по лестнице в такую погоду лазить». А Жилин этот как рявкнет на меня: «Я кому сказал, дура? Делать, что сказал!»

– Это его манеры. Черт, и что за нелегкая его принесла?

– Не знаю!

– Не знаю! – передразнил ее озабоченный и взволнованный внезапным появлением Жилина Яков Петрович. – Тебе и знать-то нечем, дура безмозглая, подай сапоги и плащ!

Настя выполнила требования старика. Тот оделся, взял свою неизменную трость, приказал:

– Ты сиди дома, я скоро приду!

– Куда ж мне идтить-то?

– Ты найдешь куда, дай только волю.

Яков Петрович вышел во двор.

Что еще Жилину вдруг понадобилось? Да еще когда, мать его за ногу, дождь все ступени почти размыл? Надо осторожней, как бы не сковырнуться. А Жилин хорош, тоже мне деловой, сам подняться не мог. Молодой же. Нет, надо старика к себе вызвать. Начальник, вишь! А возвращаться в дом как?

«Не иначе придется вокруг идтить, по лестнице в обратку не подняться», – думал Голонин, подходя к спуску.

Остановился, оперся на перила, внимательно всмотрелся вниз, там – чей-то силуэт, может, окрикнуть?

Тут-то из сеней и вылетела Настя. Птицей пролетев расстояние до деда, врезалась ему в спину, сразу же сбив с ног и чуть было не полетев дальше, за Голониным. Но удержалась, схватилась вовремя за перила. Яков Петрович ни обернуться, ни тем более вскрикнуть не успел, исчезнув в темноте.

Настя сразу же вернулась в дом, прислонилась спиной к двери, шепча то ли молитву, то ли еще что-то, пришедшее на память. Плоская грудь ее вздымалась от тяжкого дыхания.

А внизу Сулема с трудом остановил катящееся тело Голонина, не дав тому, проскочив причал, сразу уйти в реку. Он повернул старика на спину. Разбитое в кровь лицо со спутанной бородой, открытыми и недвижимыми глазами.

Сулема пощупал пульс. Тот еще бился, но слабо. Ждать, пока Голонин сам отойдет в мир иной, времени не было, и чеченец, подняв голову охотника, ударил затылком о выступающий из доски металлический штырь, пробивая череп. Все!

Теперь тело в воду, пусть плывет себе, покуда не выловят. Сулема столкнул труп старика с причала. Надувшийся плащ медленно пошел по течению к быстрине, пока не скрылся среди поднявшейся волны. Чеченец надел перчатки, поправил небольшой ранец за спиной, прихватил трость деда, которая застряла между досок, начал трудный, скользкий подъем.

Ему, при всей ловкости, понадобилось более двадцати минут, чтобы преодолеть лестницу длиной всего около тридцати метров. Наконец он вышел во двор. Отдышался. Прошел в сени. Там его встретила перепуганная Настя. Сулема молча переобулся в туфли, оставив сапоги на крыльце, под навесом. Туда же бросил штормовку.

Первое, что девушка спросила, было:

– Как он там, Хоза?

– Рыб кормить отправился, любимая. Кончились твои мучения, новая жизнь впереди. Возьми фонарь и полезли в погреб.

Настя послушно последовала за Сулемой, передав ему небольшой, но мощный фонарь. Спустившись вниз, чеченец спросил:

– И здесь тебя закрывал этот старый изверг?

– Да! Один раз чуть было не окочурилась от холода. И крыс тут много, но сейчас почему-то ни одной не видно.

– Света боятся. Так! А что это за ящик в углу?

– Не знаю, он здесь давно.

– Что в нем?

– Не знаю.

– Открой, пожалуйста, Настя, посмотри!

Девушка отбросила крышку, нагнулась и сказала:

– Ничего не видно, барахло какое-то, дай мне фона…

И это были ее последние слова в жизни. Сулема, размахнувшись, дважды ударил девушку тростью по затылку. Настя, не издав ни звука, повисла на стенке ящика. Чеченец за волосы вытащил ее оттуда, бросил на земляной пол погреба, ногой перевернул лицом вниз. Еще раз размахнулся и в третий, последний раз ударил девушку по шее, ломая позвонки.

Отошел, отбросил трость в сторону. Затем решил проверить пульс, для подстраховки. Он не прощупывался, да так и должно было быть.

Сулема улыбнулся, он и слово свое даже не нарушил: их разлучила смерть. Вспомнил, как Настя упоминала о крысах.

– Крысы? – проговорил он тихо. – Крысы – это хорошо, особенно если они голодные.

Чеченец поднялся наверх, в комнату, закрыл крышку люка в погреб, накрыв его старым, протертым до дыр ковриком. Вышел в сени, оттуда под навес. Вновь переобулся, засунув туфли в ранец, надел штормовку, пошел к лестнице.

Через час он вошел, как обычно с тыла, в дом деда Ефима, проделав с одеждой и обувью те же манипуляции, что и в доме Голонина.

Старик только что спустился с печи. Сулема спросил:

– Ну, дед, как здоровье?

– Эх, говорил, сглазили вчера. Мочи совсем никакой нет, ноги аж выворачивает. Ты-то все свои дела сделал?

– Да! А и делов-то было так себе. Может, тебя, дед, первачом растереть?

– Не. Не поможет, чего зря продукт переводить? Сейчас по нужде схожу да лягу. Накроешь тогда еще полушубком, а то знобит сильно.

– Тебе аспирину нужно. Есть аспирин?

– Откуда? Никогда за всю жизнь лекарства не потреблял.

– Ну как знаешь, а накрыть тебя я накрою, какой может быть базар? Самогон, ты говорил, в сенях? Выпить хочется.

– Ага! Идем, достану!

Сулема, взяв бутылку первача, отпил почти половину прямо из горла. Он был в перчатках, поэтому за отпечатки на пузыре не думал. Теплая волна успокоения пошла по телу. Задание Жилина он наполовину выполнил. Остался Ефим. С ним чеченец планировал покончить в зависимости от того, как получится с Голониным и его девкой. Настя могла упереться, и пришлось бы ее уламывать или принимать кардинальное решение, а это означало потерю времени. Поэтому деду Ефиму, по плану, Сулема отводил еще сутки жизни. Но теперь, когда с первыми разбор закончен, можно и с Ефимом рассчитаться прямо сегодня. А чего тянуть? Лишнее время его пребывания тут – это лишний риск засветиться. Объясняй потом в ментовке, что он делал в поселке в ночь убийства Насти и гибели Голонина. Тогда Ефима трогать будет нельзя. Придется ждать. От ментов-то он отмотается, это не проблема, а вот с дедом неминуемо придется откладывать акцию ликвидации. Ждать момента. А сколько ждать? Неизвестно. Так что уж вернее завершить все одним махом и убраться отсюда.

Баркас его могли видеть, особенно местные пацаны, слоняющиеся возле реки, словно она их магнитом к себе тянет. Ну и что? Он нигде не зарегистрирован, да и притопит его Сулема, как наступит необходимость. А пока спрячет его у базы снайперов, как доберется туда. Там, правее, стоит еще катерок. Тот уже на прииске числится, чистая посудина. На нем и вернется к Жилину. Значит, решено! Валить Ефима будем сегодня, прямо сейчас, укрывая полушубком.

Старик вернулся:

– Еле дошел, мать ее!

– Может, махнешь все же, дед Ефим? Перед сном-то, для разогрева?

– А, давай! Налей стакашек!

Хоза подал старику полный граненый стакан.

– Ну ты че, Сулема? Лобастый не потяну, граммов сто, не больше.

– Так отпей, сколько хочешь, какие дела?

Дед Ефим сделал большой глоток, закашлялся:

– Черт! Не в то горло пошло!

Хоза несколько раз хлопнул старика по спине. Кашель прекратился. Дед продолжал возмущаться:

– И что за день сегодня такой? Все через задницу идет!

– Ты ложись, пропотей, к утру, глядишь, и полегчает.

– Дай-то бог!

Дед Ефим с помощью Сулемы взобрался на печь. Чеченец, встав на лавку, накрыл его одеялом, сверху бросил тулуп. И тут же резко выхватил из-под головы старика подушку, накрыл ею его лицо. Налег всем телом на подушку, закрывая старику доступ воздуха. Ноги и руки деда Ефима задергались. Предсмертная судорога сотрясала тело. Минут через пять Ефим затих. Теперь уж навсегда.

Хоза поднял подушку. На него смотрели открытые, немного выпученные глаза на посиневшем от натуги лице. Он закрыл веки, подержал немного, отпустил.

– Вот так, дед Ефим, вот ты и не будешь больше болеть, отболелся! Прощай, старик, мне, честное слово, жаль, что так получилось. Да будет тебе земля пухом!

Больше в Рахтуре Хозе Сулейманову делать было нечего. На данном этапе. Он вновь переоделся на выходе из дома, накрывшись штормовкой от продолжающегося затяжного ливня, вышел во двор и растворился в темноте.

Через некоторое время баркас с Сулемой у руля, тихо качаясь на волнах Аллы, уходил по стремнине вниз, все дальше от поселка. Только на повороте, в устье Гравы, он завел мотор и направил баркас туда, где, обкурившись анаши, уже спали Шмель, Малой и Серый. По пути утопил перчатки. Надобность в них отпала.

Сулема не стал будить подельников, да и бесполезно это было. Он завел баркас в камыши, укрыл его, вернулся в домик. Из потайного шкафа достал еще один спальный мешок, разделся, развесив промокшую одежду, влез в него. И уснул сном спокойного, здорового человека, сразу и без сновидений.

Утром новоявленные снайперы и Шмель были немало удивлены соседством с Сулемой, который и поднял их ровно в шесть утра, по-военному:

– А ну, гвардия, сорок пять секунд, подъем!

И даже спичку зажег. Для проформы, конечно. Наивно было бы ожидать, что его подчиненные приведут себя в порядок за время горения спички. Ровно через сорок пять секунд.

Когда троица наконец пришла в себя, оделась, собрала спальные принадлежности, чеченец приказал:

– Малой и Серый на причал, умываться, бриться, Шмелю остаться. Вперед!

Бывшие зэки вышли из домика, Сулема обратился к Шмелю:

– Докладывай, Гена!

– Да докладывать, по большому счету, нечего. Тренируемся понемногу, но о чем еще можно говорить? Всего сутки прошли!

– Поторопись! Я точно не знаю, когда твои подопечные понадобятся в деле, поэтому нужно подготовить их в экстренном режиме. Сам будешь их страховать и… ну остальное ты знаешь. Сейчас я уплыву, встречусь с хозяином. Если сроки акции установлены и окончательный план разработан, то сразу сообщу тебе.

– Как?

– Скорее всего, сам приеду. Ставить задачу. Я поплыву на штатном катере.

– У нас тогда из плавсредств ничего не останется?

– Мой баркас в камышах, но его не трогать без острой необходимости, он наверняка находится в розыске, но в акции использовать будем его. Затем затопим.

– Где засветил-то его? Не иначе шухер навел в Рахтуре?

– Тебя это волнует?

– Нет! Ни разу!

– Вот и не спрашивай глупости, подведи сюда катер, мне пора!

Шмель ушел, но скоро под урчание небольшого катера подошел к причалу, где заканчивали свой утренний моцион Малой с Серым.

Сулема пересел в катер.

– Счастливо оставаться, стрелки ворошиловские, сегодня весь день тренироваться, патронов не жалеть. Все! До скорой встречи, братва!

– До встречи, – разрозненно ответили ему «снайперы».

Хоза развернул катер и направил его против течения Гравы, к прииску.

Глава седьмая

Утром следующего дня Жилину позвонил начальник милиции Рахтура.

– Дмитрий Сергеевич, это Ипатьев, здравствуйте!

– Доброе утро, Федор Олегович, случилось что?

– Случилось!

– И что же?

– Да два старика у меня прошедшей ночью богу души отдали и девицу одну забили насмерть. В одну ночь!

– И что в смерти пожилых людей криминального? Другое дело – девушка. И все же, почему ты решил, что данный факт будет мне интересен? Кстати, кто погиб и умер?

– Грунин Ефим Григорьевич, Голонин Яков Петрович и его то ли внучка, то ли не пойми кто, Настя, жившая в доме последнего.

– Дед Ефим? Голонин? Настя? Последняя, говоришь, убита?

– Да!

– Жаль, знал я стариков лично. Да и девушку видел. И все же, не пойму, почему ты решил позвонить мне? Я бы и так узнал. Следовательно, у тебя есть ко мне какой-то свой интерес?

– Просто хочу задать несколько вопросов, не возражаете, Дмитрий Сергеевич?

– Да ради бога, если смогу быть полезен твоей конторе.

– Тогда вопрос первый. У вас с прииска за прошедшие сутки или ранее баркас никуда не уходил?

– Баркас? Откуда ему взяться? У меня вся флотилия из двух катеров да пяти моторок состоит!

– Хорошо, а люди?

– Насколько знаю, нет! Все работники на месте, да и причал охраняется. Без моего личного разрешения покинуть прииск никто не может. За этим и представитель КГБ следит, правда, сейчас мы без него работаем, заболел и лежит в Рахтуре, но тем не менее, в случае нарушения отданного мной распоряжения, что, уверяю вас, невозможно, сторожа сразу же доложили бы мне о чьем-то самовольничестве. И я тут же принял бы меры, чтобы вернуть самовольщика.

– Вы уверены в своих сторожах?

– Во всех своих людях на прииске я уверен, иначе их здесь попросту не было бы.

– Вам не кажется, что вы излишне самоуверенны?

– Слушай, Федь, кончай этот базар.

– Всему свое время, Дмитрий Сергеевич. На первый вопрос, будем считать, вы ответили, теперь второй вопрос: возле прииска никто посторонний не появлялся? И не отпускали ли вы кого в отпуск или по иным причинам в Рахтур?

– Нет!

– И это подтвердится при проверке?

– Естественно!

– Тогда вопросов больше не имею, пока не имею!

– И на этом спасибо, теперь давай поменяемся ролями, у меня к тебе тоже есть ряд вопросов.

– Слушаю вас!

– Как была убита девушка и как ушли в мир иной Голонин и дед Ефим? Если, конечно, ответы на мои вопросы не составляют тайну следствия?

– Да какую там тайну? Весь Рахтур обо всем знает, только об этом и говорят.

– Понятно, тогда жду ответа!

– Первым обнаружили труп Голонина – рыбнадзор с утра обнаружил тело, запутавшееся в сетях.

– Как же он туда попал?

– Скорее всего, спускался по лестнице и сорвался. Погода-то, сами помните, какая вчера была? Дождь весь день!

– И он в дождь сунулся на лестницу? Это более чем странно.

– Я тоже так думаю, Голонина выманили из дома.

– Для чего? Чтобы убить Настю? Глупость! И ты Якова Петровича знал, хрен бы он пошел вниз по чьей-то прихоти. Что-то другое заставило его начать роковой спуск. И я думаю, конечно, это мое субъективное мнение, он просто бежал после того, как убил Настю. Все в Рахтуре знают, как старый деспот относился к девушке – и в подвал на несколько суток закрывал, и морил голодом, и избивал. И милиция, между прочим, смотрела на все это сквозь пальцы.

– А что мы могли сделать, если от нее ни одного заявления не поступило?

– Вот-вот, нет бумаги, нет дела! Опасная философия, Федор Олегович!

– Правила не я устанавливал!

– Да я тебя и не виню. Просто мне кажется, что смерть Насти на совести этого Голонина. Но бог наказал его. С Яковом мне все понятно, а как умер Ефим? Тоже при необычных обстоятельствах?

– Нет! Дед Ефим умер собственной смертью, у него, как показало вскрытие, было двустороннее воспаление легких, старый организм не справился с болезнью, да еще он пил. Ему нужны были лекарства. А он самогоном предпочитал лечиться. Результат, как говорится, налицо.

– Да! Жаль старика. Но и лет ему было под восемьдесят! Куда больше?

– Голонин был его ровесник.

– Там, как я уже предположил, другая ситуация имела место. А почему ты меня про баркас спросил?

– Пацаны местные видели чужой баркас у крайнего мостка на околице поселка. Но это мог быть и катер.

– Вот ты о чем… Твои пацаны баркас или катер опознать смогут?

– Вы хотите что-то предложить?

– Да! Везите их ко мне, пусть осмотрят всю мою флотилию! Чтобы снять подозрение с людей прииска. Или, наоборот, вывести на чистую воду того, кто сумел обвести вокруг пальца всех, и меня в том числе. Это было бы интересно.

– Не стоит, Дмитрий Сергеевич, я вам верю и без опознания. И потом, показания десятилетних юнцов ничего не стоят. Ну все, извините, Дмитрий Сергеевич, что оторвал вас от работы, сами понимаете – служба!

– Не надо извиняться, я все прекрасно понимаю!

– Тогда до свидания, Дмитрий Сергеевич!

– Счастливой охоты, хотя, думаю, охотиться вам не за кем, добыча ваша в сетях на реке запуталась. Но ладно, в конце концов, это не мое дело.

– Да! Забыл спросить, Дмитрий Сергеевич, договор о вывозе продукции в четверг остается в силе?

– Конечно! Как и пикник в выходные!

– Это, боюсь, может сорваться!

– Да брось ты, Федя! Дело-то яйца выеденного не стоит, так чего его раздувать? Самому же потом по макушке и получать от начальства.

– Разберемся! Еще раз до свидания, Дмитрий Сергеевич!

– Счастливо!

Жилин положил трубку, задумался. Пока все идет по разработанному им плану. Надо готовить позиции снайперов и тщательно обдумать следующий этап. В принципе, план в голове начальника прииска созрел давно, оставалось лишь его подработать, подчистить, синхронизировать действия по месту и времени. Надежно при этом скрыть следы, а следовательно, убрать всех свидетелей, прямых и косвенных, чтобы на него, Жилина, не пала и малейшая тень подозрения.

В вагончик вошел Хоза Сулейманов.

– Разрешите, Дмитрий Сергеевич?

– Заходи, Хоза! Присаживайся! Докладывай!

– Короче, шеф, дело в Рахтуре я сделал, как и приказывали. Старался работать аккуратно, следов не должно остаться.

– Я уже наслышан о событиях в поселке.

Сулема взглянул на начальника с немым вопросом в глазах. Жилин объяснил:

– Звонил Ипатьев, начальник милиции, рассказывал о происшествиях прошедших суток.

– Ну и что они там, в ментовке, по всему этому думают?

– Трудно сказать! Ипатьев скрытный и хитрый мент. В глаза может говорить одно, за глаза другое, а думать третье. Сложный человек и дотошный. Главное, невозможно просчитать его ходы. Я подбросил ему версию убийства девки самим дедом. Он ее не отверг. Но как поведет себя дальше, неизвестно. Хотя, по большому счету, от него мало что будет зависеть, следствие проводит прокуратура, но подговнять может. Твой баркас вычислил сразу же. Кстати, почему ты его не спрятал, а выставил напоказ?

– А чего было его прятать? Он никому не известен, пригнали его давно из Верхотурска, старик-рыбак продал за копейки. Он умер год назад, документы никакие не оформляли, нигде не регистрировались. Покупал посудину лично я со Шмелем, на прииске не светил, сами знаете, хранил в камышах за территорией участка, да и использовал его только вчера. Так что, если кто и видел баркас, какие проблемы? Наоборот, он укажет на то, что ночью в поселке были чужаки. Кто они? К кому наведывались? Что делали? Пусть Ипатьев поломает головку. А сделаем дело, так затопим его и все дела! И потом, Дмитрий Сергеевич, на чем-то я должен был прибыть в Рахтур? Если не на этом баркасе, то на катере или лодке прииска. Тогда у Ипатьева к вам были бы более конкретные вопросы. Например, кто из ваших людей и зачем наведывался в поселок? И как раз в день трагедии. Мое присутствие в Рахтуре объяснить можно было бы, но все, кто жил рядом с покойным дедом Ефимом, знали, что я всегда останавливаюсь у него. При таком раскладе убрать старика я просто не смог бы. А он мог заподозрить меня в смерти Якова и Насти. Как бы он повел себя? Предусмотрел бы, что и его песенка спета? Скорее всего, старый волчара понял бы, что очередь за ним, и сдал бы меня, чтобы себя обезопасить! В итоге вся предстоящая операция оказалась бы под угрозой срыва. А так и клиенты мертвы, и у ментов всего лишь одна зацепка – старый чужой баркас, прежний хозяин которого гниет в земле. Зацепка, которая ни хрена им не даст. Пусть ищут его.

– Что же, Сулема, может, ты и прав. При условии, что тебя никто не видел в Рахтуре.

– Меня не видели в Рахтуре!

– Я Ипатьеву так и сказал, что работники прииска за последнее время никуда не отлучались, за исключением Шмелева, который у нас числится в отпуске, и весь плавсостав на месте. Что он может все это лично проверить. Мне кажется, он поверил. Хотя, повторюсь, Ипатьев еще та лиса, так что давай приступай к работе, и чтобы никто из твоих подчиненных не вякнул, если менты все же решат у нас пошустрить, что ты где-то сутки отсутствовал.

– За это не волнуйтесь!

– Тогда работай! В среду после обеда ко мне. Обсудим окончательный вариант второго и главного этапа операции.

– Понял. Разрешите идти?

– Валяй! И поаккуратней, Сулема, поаккуратней!

В Рахтур между тем прибыла следственная группа прокуратуры из Верхотурска. Следствие провели быстро. Из показаний соседей Голонина следовало, что старик постоянно издевался, часто прилюдно над Настей Коровиной, которую выдавал за собственную внучку, хотя было установлено, что никаких родственных связей они не имели. Был сделан вывод, что и в тот роковой вечер Яков Петрович решил за что-то наказать свою рабыню, но переусердствовал, убив девушку. Затем, поняв, что натворил, в состоянии аффекта попытался скрыться. В тайге у него, как у старого охотника, имелось несколько мест, где он мог бы долгое время обитать. Но погода внесла свои коррективы, дождь сделал спуск к причалу непригодным. И Яков Петрович сорвался с лестницы, пролетев по ней около тридцати метров, ударившись затылком о металлический штырь в деревянном настиле причала, что подтвердила экспертиза, и упал в реку. По факту смерти деда Ефима вообще никаких следственных действий не проводилось. Его смерть была признана естественной. Оставался неизвестный баркас. Но по нему не было никакой информации, кроме показаний десятилетней ребятни, обнаружившей его. Эти показания ничего не стоили. Да и мало ли кто и к кому мог приплыть по реке в ту роковую ночь или раньше на какой-то старой посудине? В доме Якова Петровича посторонних следов обнаружено не было, а значит, третье лицо в тот вечер в доме отсутствовало, и трагедия разыгралась по вышеописанному сценарию. Майор Ипатьев имел собственное мнение, и касалось оно баркаса, но не стал вмешиваться в работу сотрудников прокуратуры, а они не придали этому никакого значения. Зачем тогда ему, Ипатьеву, усложнять себе и так непростую жизнь? Закрыли дело, и черт с ними. У майора других дел по горло. Бытовая преступность в Рахтуре неуклонно росла, и с ней надо было бороться. Плюс внештатный вывоз золота с прииска, ответственность за который в плане обеспечения безопасности лежала на нем. Поэтому нужно все подготовить и проверить. Короче, дел хватало и без трагедии в доме Голонина.

В среду, как и договаривались, к Жилину явился Хоза Сулейманов.

– Можно, шеф?

– Можно знаешь кого? – спросил начальник прииска.

– Кого? – не понял чеченец.

– Машку под забором!

– Какую Машку? – все никак не мог въехать Сулема.

– Да ну тебя, заходи!

– А какую Машку-то? И почему под забором? А, Дмитрий Сергеевич?

– Поговорка такая армейская есть, понял?

– Нет! Я не служил!

– В армии, когда хотят войти, то не спрашивают «можно?», а говорят «разрешите?», въехал?

– Въехал!

– Ну и хорошо!

– Сегодня среда, я пришел! – доложил Сулема.

– Это я уже заметил.

– Ну что там, в Рахтуре, слышно, не в курсе?

– Ты про своих стариков и девку?

– Да!

– Ничего! Дело закрыли, убийцей девушки признали Голонина. Насчет деда Ефима вопросов не возникло. Все чисто!

– А я что говорил?

– Ты много что говорил. Теперь сиди и внимательно слушай и еще более внимательно вникай в то, что я буду говорить!

– Понял, слушаю!

– Вот карта района, – Жилин расстелил на столе старую, потертую карту, – прииск обозначен квадратом, вот соответственно Верхотурск и Рахтур. Река Грава, место ее впадения в Аллу, сама Алла. То, что отмечено синим карандашом, – это место, где находятся Шмель и его стрелки. Вот Соловьиная гора, за ней холмы. Вертолет из Рахтура обычно летит вот этим маршрутом, – начальник прииска ручкой-указкой провел ломаную линию на карте. – Обратно по той же схеме. Высоту держит около километра. Как видишь, траектория полета условно делится как бы на два участка. Первый – почти по прямой от Рахтура до Соловьиной горы, второй – от горы, над рекой, с уклоном влево, сюда. Между участками – облет самой горы. Нас интересует обратный маршрут. Исходя из обычной схемы полета, «вертушка» вот отсюда, – Жилин ткнул указкой на остров Лебяжий, – и до Соловьиной горы летит практически по прямой. Сближается с горой примерно метров на шестьсот, уклоняется влево и обходит ее, поворачивая на девяносто градусов, чтобы далее так же почти по прямой идти до Рахтура. Нам нужно сбить вертолет! И сбить так, чтобы он врезался в гору, рассыпавшись на обломки у ее подножия, в двухстах метрах от реки. Поэтому ты, Сулема, сейчас же отправишься на плоскодонке до Лебяжьего острова, где спрячешь ее в глухой протоке у большого камня. Там пересядешь в новую моторку, которую по прибытии к Шмелю с компанией сразу затопишь, и с утра размещаешь стрелков вот здесь и здесь, – Дмитрий Сергеевич поставил отметки на карте. – Это почти на самой вершине горы. Поэтому стрелять им будет удобно, если не упустить момента. Как только через прицел им станет виден пилот в кабине, а это произойдет при самом подлете к горе метрах в восьмистах от нее, перед маневром облета, Малой и Серый должны открыть огонь из своих «СВД». Бить в пилота и тех, кто появится в кабине. Убойной силы винтовок хватит, чтобы на таком расстоянии гарантированно поразить цели, главное – не упустить момент открытия огня, об этом проинструктируешь снайперов отдельно. Потеряв управление, «Ми-2» какое-то время продолжит полет по прямой при крейсерской скорости в 200 километров в час. Этого хватит, чтобы вертолет достиг горы и врезался в нее. Именно там, где нам и надо. Ты со Шмелем в это время будете находиться на противоположном от горы берегу реки, в густой осоке в баркасе. Как только «Ми-2» взорвется и обломки полетят вниз, вы сразу же плывете туда, к обломкам спускаются и снайперы. Находите контейнер с золотом, грузите его в баркас и на полном ходу в сторону прииска.