Текст книги "Белый царь – Иван Грозный. Книга 2"

Ответом на ультиматум стала стрельба со стен крепости. Переговоры были окончательно сорваны.

Утром 8 февраля тяжелая артиллерия начала методичный обстрел города. Орудия были установлены вплотную к стенам Великого острога. Ядра разламывали их, пробивали насквозь.

В полдень 9 февраля из Полоцка был доставлен еще один перебежчик. Иван Васильевич тут же принял его.

– Ротмистр Горшевич! – представился тот.

– Ротмистр? – удивился царь. – Уж кого-кого, а воинского начальника в качестве перебежчика я видеть не думал. Что подтолкнуло тебя, ротмистр, на предательство?

Горшевич поднял голову.

– Если я кого и предал, то не свою честь. Мне стал известен иезуитский замысел воеводы Довойны.

– Что за замысел?

– Воевода принял решение сжечь Великий острог. Это гибель многих мирных жителей, потому что Верхний замок не сможет вместить всех. Люди окажутся обреченными на страшную смерть, в лучшем случае на пленение. Потому я и пришел к тебе, русский царь. Останови Довойну, не дай ему сжечь острог. А со мной делай, что пожелаешь. Я воевал против тебя, как уж мог. Побеждает сильнейший, таков закон войны.

В шатер вбежал Иван Бутурлин из ертаула.

– Государь, литвины подожгли острог. Пожар распространяется по всему посаду. Из города рвутся тысячи жителей.

Иван посмотрел на Горшевича.

– Поздно, ротмистр, ты пришел ко мне! – Царь отдал приказ: – Жителей выпускать беспрепятственно, государеву и большому полкам следом за отступающим неприятелем ворваться в замок. К полкам выслать подкрепление во главе с Хворостининым и Овчининым. Выполнять!

– Слушаюсь! – Бутурлин выскочил из шатра.

– Что будет со мной, русский царь? – спросил Горшевич. – Меня ждет плен или казнь?

– Ты откуда родом, ротмистр?

– Из Кракова, государь!

– Семья?

– Жена и дочь.

– Здесь?

– Нет. Жена как раз рожала, когда меня отправили в Полоцк. Потому они осталась в Польше.

– Так езжай к своей жене и дочери! Ты им нужен. Отправляйся, тебя пропустят чрез войска. Больше, ротмистр, не воюй против России. Это мой тебе совет. Свободен!

– Ты отпускаешь меня? – удивился Горшевич.

– А у тебя что, со слухом плохо?

– Благодарю тебя, великий царь!

– Свободен, ротмистр, не до тебя! Совет помни!

– Да, конечно. Благодарю! – Ротмистр вышел из шатра и смешался с толпой, бегущей из горящего города.

В ставку прибыл Дмитрий Иванович Хворостинин.

– Позволь войти, государь?

– Входи, докладывай, удалось ворваться в замок?

– Нет, государь. Мы оттеснили туда противника, но сами войти не смогли. Воевода Довойна, его люди, бояре и часть горожан заперты в замке.

– Что ж, оттуда им деваться некуда. А что местные жители? Как в остроге?

– Там сгорело не менее трех тысяч дворов, пожар продолжается. Думаю, он охватит весь город. Жители собрались у монастыря.

– И сколько их?

– Трудно сказать, с виду тысяч десять. В основном женщины, дети, мужиков мало. Да, чуть не забыл, здешние показали нам тайники в лесу около города с большим запасом продовольствия. Оно нам не помешают, хорошее подспорье.

– А что, по-твоему, будут есть сами местные жители? Женщины, дети? Ведь они могли и не показывать тайники, но сделали это. А мы, значит, заберем все в полки, где и так хватает запасов? Отдать людям, разделить всем поровну!

– Кто этим займется?

– Третий воевода.

– Понял, а что по замку? Каков приказ насчет него?

– Дмитрий Иванович, если литвины да поляки не одумаются и не пойдут на сдачу, то будем готовить приступ. Исполняй приказ!

– Слушаюсь! – Хворостинин покинул шатер.

В тот же вечер у царя собрались первые воеводы.

Он поглядел на чертеж, испещренный стрелками и линиями, и приказал:

– Завтра и послезавтра установить тяжелые пушки напротив замка и бить по нему без перерыва. Полки должны быть в готовности к приступу. Стрельцам постоянно подбираться к стенам и пытаться поджечь их. Открыть огонь раскаленными ядрами. Сколько таких пушек мы можем выставить вокруг замка? – спросил он начальника наряда князя Репнина.

– Тридцать шесть, государь! – ответил тот и добавил: – Предлагаю командование ими поручить боярину Михаилу Ивановичу Воронову-Волынскому.

– Зажигательных ядер в достатке?

– Да, государь! Хватит не на один такой замок.

– Хорошо. Огонь вести до полного разрушения крепостных стен, башен и самого замка. До этого полкам в бой не вступать. Противника, пытающегося вырваться с боем, уничтожать. Сдающихся не трогать, разоружать и провожать к князю Андрею Курбскому. Это все!

Воеводы разошлись. Царь вышел из шатра, поднялся на курган. Оттуда он долго смотрел на острог, горящий в ночи, и замок, темнеющий на фоне неба.

К государю поднялся лекарь Курт Рингер, сопровождавший его в походе.

– Что у тебя? – не отрываясь, спросил Иван.

– Пришел узнать, как твое здоровье. Раньше не до того было.

– Если бы плохо стало, тебя позвали бы.

– Это так, но мне надо знать, принимаешь ли ты лекарства.

– Принимаю. Не беспокойся, Курт, твое снадобье пошло на пользу. Отвечай, как раненых лечат?

– Тяжелых немного, большей частью легкие. Уход за ними надлежащий, я ежедневно лично проверяю. Умерших от ран мало.

– Хорошо. Как тебе Полоцк?

– Что сказать, государь? Против твоей армии сейчас никакая другая не устоит.

– Льстишь?

– Правду говорю. Такого порядка я у себя на родине не видел. Князья да бояре вместе с рядовыми воинами в бой шли. Вельможи наравне со всеми дерутся, если не лучше.

– Тем и сильна русская армия.

– Твоя правда, государь!

– Что ж, пойдем вниз. Время молитвы, трапезы и отдыха.

– Отдых тебе необходим.

– Всем! Сейчас есть такая возможность.

По приказу царя 10 февраля тяжелая артиллерия была подведена к укреплениям Верхнего замка. Тут же был открыт массированный огонь из всех орудий, включая те, которые стреляли раскаленными ядрами.

Артиллерия била по крепости непрерывно в течение суток. В результате замковая стена Полоцка выгорела на триста сажен, было уничтожено около сорока звеньев бревенчатой стены. Защитники крепости пытались заливать пожары ледяной водой, но их выбивали русские стрельцы, прятавшиеся за укрытиями.

В замке подходило к концу продовольствие. Ждать помощи осажденным было неоткуда. Все отряды, которые пытались прорваться к осажденному Полоцку, были разгромлены. Воевода Довойна надеялся изменить обстановку хоть на время, чтобы вырваться из осажденного замка.

В два часа ночи с 12 на 13 февраля царя разбудил слуга.

– Государь, к тебе князь Курбский.

– Что? Сейчас?

– Да.

– Пусть войдет.

Иван поднялся с простой походной кровати. Недалеко грохотали пушки, не прекращавшие обстрел крепости.

В шатер вошел Курбский.

– Государь, неприятель силами до тысячи человек вышел из замка. Завязался ожесточенный бой. Пока его ведет твой полк, но необходимо подкрепление.

– Жарко стало литвинам от огня наших пушек!

– Да и немудрено. Такой обстрел мало кто выдержит.

– Никто не выдержит. Значит, они решили уничтожить наши орудия?

– Возможно, их цель такова. Или же это последняя попытка прорваться из города через Спасский монастырь, на стыке государева и большого полков. Ночью в суматохе это сделать можно.

– Андрей, нельзя выпускать литовцев из замка. Передай приказ Голохвастову, Мстиславскому и Глинскому срочно идти на усиление государева полка. Чтобы литовцы не уничтожили ни одной пушки!

– Слушаюсь, государь!

– Ступай, князь. Я буду ждать донесения.

Князь Курбский поклонился и вышел из шатра.

Вернулся он скоро, и часа не прошло.

– Вылазка отрядов воеводы Довойны отбита. Противник понес большие потери и отступил обратно в замок.

– Орудия?

– На позициях.

– Людские потери?

– Пока точно сказать никто не может, но незначительные.

– Хорошо.

– Ядрами разбита пятая часть стен замка, укрепления, думаю, до полудня выгорят дотла. Тушить огонь осажденным не дают стрельцы.

– Ну и хватит обстреливать. На рассвете пятнадцатого числа пойдем на приступ! Пора кончать с Полоцком.

– Да, государь.

– Вот, а кто-то был против продолжения войны на западе.

– Я и сейчас против, государь! Не след нам было воевать здесь. С Крымом бы разобраться. От него угрозы больше.

– Ступай, князь, исполняй свои обязанности!

– Слушаюсь! – Князь Курбский удалился.

14 февраля обстрел горящего замка продолжался. Только под вечер Иван Грозный приказал наряду прекратить огонь и отвести от останков стен крепости тяжелую артиллерию. Пальбу вели только малые полковые пушки да стрельцы. Полки готовились к штурму.

Положение осажденных было безнадежным. Уже ничто не могло спасти их от неминуемой гибели при продолжении сопротивления.

Это понимали и воеводы Полоцка. Ночью 15 февраля, незадолго до рассвета, когда русские дружины уже были подведены к замку, из крепости вышел епископ Арсений и просил доставить его к русскому царю.

Вскоре Арсений Полоцкий вошел в шатер русского царя. Его сопровождали Василий Розладин, Иван Черемисинов и Михаил Бунин.

Иван приказал воеводам выйти, взглянул на епископа.

– С чем явился ко мне, владыка?

Епископ перекрестился, поклонился и ответил:

– Великий государь, воевода Довойна и дворяне Полоцка просят у тебя милости, чтобы ты отпустил их в свои земли.

– Значит, Довойна решил сдать крепость?

– Да, государь.

– Так почему сам не вышел?

– Он послал к тебе меня.

– А какой смысл мне принимать сдачу, когда мои войска утром и так возьмут город?

– Так ведь люди погибнут, государь.

– А о чем думал Довойна раньше? На что рассчитывал, видя, какое войско подошло к городу? Почему он прежде о людях не заботился? Зачем спалил острог да посады, бросил жителей, за которых головой своей отвечает? Или думал, что Радзивилл с товарищами ему помогут?

– Того не ведаю, государь.

– А почему ты, владыка, не наставил воеводу на путь истинный?

– Не смог. В том перед Господом отвечу. Так ты, государь, не окажешь милости защитникам крепости?

– Неверно мыслишь. Мне лишней крови не надобно. А посему передай Довойне, чтобы выводил из замка всех своих дворян, воинов, оставшихся в живых, со знаменами и оружием. Пусть он сам придет сюда. Здесь и поговорим с ним. Покуда войска не покинут замок, огонь по крепости будет продолжаться. Времени у воеводы мало. На рассвете русские войска пойдут на приступ. Теперь ступай.

Епископ Арсений ушел. Когда просветлел небосклон и на востоке загорелась заря, Ивану доложили, что над крепостью вывешен белый флаг. Из замка начали выходить воины, защищавшие его, среди которых много поляков и немцев. Иван Васильевич отдал приказ прекратить огонь, штурмовым отрядам оставаться на местах, защитников замка собирать у крепости под охраной, не разоружая.

Довойна прибыл в стан русского царя в час дня. Он сдал Ивану Грозному знамена и попросил милости для защитников города, оставшихся в живых, тем самым признал полную сдачу Полоцка. Царь принял капитуляцию и обещал сохранить жизнь людей и имущество, уцелевшее после пожара.

Закончив переговоры со Станиславом Довойной, Иван Грозный вышел к своим воеводам. Они начали поздравлять его с победой. Государь ответил, что в покорении Полоцка заслуга всех, а особенно простых воинов, бесстрашно сражавшихся с врагом.

После этого царь отправился к плененным полякам и немцам, собранным у крепости. Их было более пятисот человек.

Увидев его, ротмистры отдали подчиненным приказ построиться и приветствовать победителя. Иван Васильевич видел уставшие, изможденные, закопченные гарью лица недавних противников.

Он остановил коня посреди строя, собрался произнести речь, как услышал сзади крик стражника:

– Стой! Кто такой? Куда прешь?

Государь обернулся, увидел ротмистра Горшевича и велел пропустить его.

– Чего вернулся? – спросил Иван. – Я же отпустил тебя. Или не выпустили из войска?

– Нет, русский царь! Я мог уйти, но здесь оставались мои товарищи. Мы вместе дрались против тебя. Значит, всем нам и принимать твой гнев или милость. Позволь встать в строй, государь.

– Коли вернулся, вставай! – И сказал царь пленным: – Воин рожден, чтобы драться за своего государя. Вы защищали крепость храбро, не жалея себя. Это достойно уважения. Посему повелеваю ротмистрам подарить собольи шубы, остальным разрешить вернуться домой с оружием.

Поляки и немцы, сдавшиеся в плен, никак не ожидали ничего подобного. Большинство уже приготовилось к долгому тяжелому плену, кто-то попрощался с жизнью, и вдруг из уст русского царя прозвучало невероятное. Он не только прощал защитников крепости, но и одаривал их, предоставлял возможность с честью уйти на родину. Некоторые воины тут же изъявили желание перейти на службу московскому царю.

Царь отдал приказ о пленении воеводы Довойны с женой, магната Яна Глебовича, епископа Арсения и отправке их в Москву. Потом он вернулся в стан, чтобы отпраздновать победу вместе с воеводами.

В это время пришло сообщение, что гетман Радзивилл со своим корпусом отошел к Вильно, так как ожидал дальнейшего наступления русских войск в этом направлении. Разгром этих сил Иван Грозный поручил пятнадцатитысячному татарскому войску. Но уже 21 февраля было заключено перемирие.

Царь отозвал войска к Полоцку и послал в Москву гонцов с известием о взятии крепости. Он оставил в городе гарнизон и отдал распоряжение восстанавливать его.

27 февраля царь с основными силами двинулся к Москве, а в Полоцке закипела работа. На восстановление города вышли жители, не покинувшие родные места, крестьяне из близлежащих сел, русские ратники.

В Священной Римской империи с тревогой наблюдали за успехами могучего православного государства, а ее противники старались расширить сотрудничество с Москвой. Примером тому явилось поздравление Ивана IV королем Дании Фредериком II с взятием Полоцка.

Сигизмунд II Август был буквально потрясен известием о взятии главной пограничной крепости. Он сообщил гетману Радзивиллу о своем немедленном возвращении в Вильно и отдал приказ не вступать в бой с русскими войсками, если они поведут наступление на столицу Литвы.

Войска Ивана Грозного, возвращавшиеся из похода на Полоцк, в Москве встречали с радостью, как и после взятия Казани. Россия вновь одержала историческую победу. Народ гулял, праздновал, прославлял своего царя-полководца.

Сам же Иван Васильевич по прибытии в Кремль провел день с женой Марией, находящейся на восьмом месяце беременности.

Вечером того же дня, когда в Кремле был дан пир по поводу разгрома польско-литовских войск, Иван пригласил в свои палаты верного князя Ургина. Дмитрий не присутствовал на пиру, но явился во дворец по приглашению царя. Он, как и все, поздравил Ивана Васильевича с блестящей победой.

Иван улыбнулся и заявил:

– Говорил же я, князь, что возьму Полоцк, да? Вот и взял!

– Ты великий полководец, государь. Благодаря тебе вся страна теперь иная, чем была прежде. Ты заставил говорить о себе и Восток, и Запад. Европейские державы теперь не могут не считаться с Москвой.

– Так оно и должно быть. Победа – это хорошо. В ней моей заслуги мало, больше геройства русских ратников и воевод. Но нашелся негодяй, который предупредил Сигизмунда о наших планах. Другое дело, что король не придал тому должного значения. Видно, он надеялся, что русские войска в очередной раз уйдут от крепости ни с чем. Однако предательство налицо. Довойна был готов к обороне, получил дополнительные силы, отряды поляков, наемников-немцев. Кто мог предать, Дмитрий? Только тот, кто знал наши планы. Это я и члены Боярской думы. Еще, конечно, мой двоюродный брат князь Владимир и его мать Ефросинья, которая никак не желает оставить мысль о государственном перевороте.

– А что, государь, сказал сам воевода Довойна? Ведь ему лучше других должно быть известно имя предателя.

– Я с ним не говорил. Довойна сообщил Скуратову, будто ему доложили о нашем наступлении через посадских людей.

– Будешь чинить следствие? – спросил Ургин.

– И немедля. Изменники должны быть выявлены и преданы суду.

– Сам-то кого-нибудь подозреваешь?

– Что о пустом говорить, Дмитрий? Подозреваю или нет, все едино без пользы. Прямых улик у меня нет. Велел Малюте поискать, он ищет.

Ургин усмехнулся.

– Этот найдет!

Царь взглянул на старинного друга.

– Мне кажется, Дмитрий, ты предвзято относишься к Скуратову.

– Да никак я к нему не отношусь, государь. Для меня он закрыт, тебе же служит с усердием. И то дело.

– Ладно, оставим Малюту. Я в походе думал, как справиться с внутренним врагом, не менее опасным, нежели внешний.

– Ты об изменниках среди боярства?

– Нет! Те на виду, я говорю о разбойниках и лично о Кудеяре. Ты, помнится, предлагал привлечь к борьбе с лиходеями дружины своего сына и Головина?

– Да.

– Вот я и решил принять твое предложение. Теперь, когда в центральных уделах и на Москве стоит рать, можно выделить силы для борьбы с Кудеяром.

– Значит, Алексею надо готовить дружину?

– Я сам обговорю это с ним. Людей-то ему дашь? Дворцовую стражу я менять не стану.

– Дам, государь, и людей, и оружие, и коней. Все необходимое.

– Ну вот и договорились. А Алексею передай, чтобы завтра зашел ко мне.

– Когда именно, государь?

– Он начальник стражи, сам выберет время.

– Слушаюсь, государь.

– Да перестань, Дмитрий. Слушаюсь!.. Говори просто.

– Сделаю, Иван.

– Другое дело. А чего на пир не пошел?

– Туда явились те вельможи, с которыми я за одним столом сидеть не желаю.

Иван улыбнулся.

– Ты все такой же. Словно время не властно над тобой. Ершистый.

– Какой есть! Ты мне вот что скажи, государь. Как твое здоровье?

– Разве я плохо выгляжу?

– Выглядишь ты хорошо. Приступы не донимают?

– Слава Богу, вроде Рингер помог. Голова иногда побаливает, в глазах туман, но быстро проходит. А приступов в походе не было.

– Ну и хорошо.

В дверях показался Малюта Скуратов.

– Позволь войти, государь? – Но он увидел Ургина и тут же заявил: – Понял, позже зайду.

Дмитрий поднялся со скамьи.

– Пойду я, Иван Васильевич, дома победу нашу отпраздную, в кругу семьи, заодно с Алексеем поговорю.

– Ступай, Дмитрий, и помни, для тебя двери дворца всегда открыты.

– Не забываю. – Князь Ургин поклонился и пошел на выход.

– Входи, Малюта, – позвал царь. – С чем пришел?

– С новостью, государь. Иначе не явился бы.

– Ну так садись и рассказывай, что за новость принес.

Скуратов устроился на скамье.

– А новость, государь, такая. Как только ты повел войска к Полоцку, на сторону литовцев сбежал Борис Хлызнев. Перед этим он долго говорил с княгиней Ефросиньей, чтоб ей пусто было.

– Откуда узнал?

– Так я давно держу своих людей на подворье Старицких.

– Чего же ты только сейчас говоришь мне о бегстве Хлызнева?

– Да у меня и в мыслях не было, что Ефросинья сподобится совершить такую подлость. А человек мой что говорил? Только то, что Хлызнев-Колычев имел с княгиней долгую беседу. Про что, он не знал.

– Как же ты проведал?

– Пришлось женку Хлызнева допросить.

– Он что, семью на Москве оставил?

– А на что ему, собаке, нужна семья? За предательство ему наверняка немало заплатили. Найдет молодую литовку и заживет в свое удовольствие.

– Так что же, пред тем как бросить семью, Хлызнев доложился жене, что бежит к литовцам, продавать наши планы?

– Нет. Его жена просто случайно слышала разговор мужа с каким-то неизвестным, но знатным с виду человеком. Она поняла, что Хлызнев намеревался бежать в Полоцк.

– Что же она слышала?

– Гость говорил мужу, чтобы Хлызнев в замок к воеводе не совался, а все, что надо передать, сообщил бы посадскому мужику. Имя его она не запомнила. Супружница дворянина потом, понятное дело, пристала к мужу с расспросами, куда тот собрался, зачем, надолго ли? Хлызнев же в ответ избил ее смертным боем да предупредил, чтобы молчала. Он обещал скоро вернуться. Баба испугалась. У муженька-то нрав суровый, ему не впервой руку на нее поднимать. Вот и молчала. Да и кому бы она обо всем поведала, когда дворянин держал семью в строгости да страхе?! Со мной тоже пыталась в молчанку играть, но сам знаешь, от Скуратова так легко не отделаться. Разговорилась баба и, коли надо, подтвердит слова свои под присягой. Она как узнала, что муж бросил ее с двумя детьми, страх-то вмиг потеряла, а вот злобы набралась немалой. Думаю, настало время и с княгиней Старицкой поговорить со всей строгостью.

Иван отрицательно покачал головой.

– Нет, Малюта, княгиню покуда не трогать.

– Но почему, государь? Сколько же ей кровушку твою пить?

– А вот это не твое дело, понял?

– Понял.

– Значит, так, Малюта, княгиню не трогать, но следить за ней денно и нощно. А воеводу Довойну я сам допрошу. Не может он не знать, кто из моих вельмож предал родину. За князем Владимиром присматривать.

– Ага! Сделаю.

– Делай, но тихонько!

– Эх, государь, на дыбу надо отправлять изменников. Все сразу скажут. Во всем признаются. Из пыточной избы у Тайницкой башни еще никто, не сознавшись, не выходил.

– Малюта!

– Понял, государь. Позволь идти?

– Ступай и делай все в точности так, как сказано.

– Слушаюсь! – Скуратов поклонился и ушел.

Иван задумался. Он понимал, что нити заговора против него тянутся от княгини Старицкой. Пришла пора кончать с интригами Ефросиньи. Слишком уж дорого они обходились государству.

Но для окончательного удара по заговорщице и ее сообщникам требовались более веские улики, чем те, что добыл Скуратов. Царь принял решение допросить плененного воеводу Полоцка.

Довойна признался государю в том, что утаил от Скуратова. Сведения о планах царя в отношении Полоцка передал ему Борис Хлызнев по поручению княгини Ефросиньи Старицкой.

Иван Грозный начал готовиться к суду над своими родственниками.

В мае 1563 года внезапно умер двухмесячный сын Ивана и Марии Темрюковны, царевич Василий. Эта смерть тоже оказалась более чем странной.

После похорон царь выехал в Александровскую слободу, оставив Марию на Москве горевать по погибшему ребенку. Там Иван Грозный получил возможность поставить точку в противостоянии с родной теткой, княгиней Ефросиньей Старицкой. В этом ему вновь помог Малюта Скуратов, неугомонный в своем желании услужить.

Летом 1563 года он доставил царю донос дьяка Савлука Иванова, служившего у Старицких, о том, что Ефросинья и ее сын Владимир Андреевич чинят заговоры против царя, готовятся свергнуть его с престола.

Иван Васильевич прочитал донос и заявил:

– Ну то, что написал дьяк, нам и так известно, однако лишний свидетель не помешает. Где сейчас этот дьяк Иванов?

– Государь, княгиня Старицкая его в темнице гноит.

– За какие такие злодеяния?

– А за то, что он твоей стороны держится и выступил против Старицких. Как бы не извела его Ефросинья.

– Доставить Савлука Иванова ко мне сюда, в Александровскую слободу. Срочно, Малюта! Одна нога здесь, другая в Старице. А коли воспротивится княгиня, то и ее схватить и тоже привезти сюда вместе с князем Владимиром.

– Слушаюсь, государь! Это мы мигом.

– Не переусердствуй, Малюта.

– Сделаю все как надо.

К вечеру в царский дворец был доставлен дьяк Иванов. Царь допросил его. Тот подтвердил, что именно по наказу княгини Ефросиньи Богдан Хлызнев предупредил полоцкого воеводу о намерении царя осадить и взять крепость.

Иван отдал приказ провести расследование по делу Старицких. Ефросинье вспомнили и отношения с беглым князем Ростовым, и заговор с целью убийства Дмитрия, первого сына царя, и активное противостояние во время болезни Ивана. Ничего не забыли, все документально оформили. Старица была взята под контроль дружиной Головина.

Но Иван Грозный не желал самолично судить тетку и двоюродного братца, поэтому вынес дело на рассмотрение высшего духовенства. Князь Владимир Андреевич и его мать должны были каяться в своей вине перед собором.

Однако княгиня Ефросинья, не в силах перенести такого позора, боясь казни за свершенные преступления, обратилась к царю и митрополиту с просьбой о принятии монашества. Иван Васильевич простил тетку. Она приняла постриг в Воскресенском девичьем монастыре близ Кирилло-Белозерской обители, на печально известной реке Шексне.

Несмотря на оказанную милость, случившееся явилось для княгини Ефросиньи тяжелым ударом. Гордую, неукротимую, властную княгиню лишили главного, последней надежды увидеть на царском престоле своего сына. Государь простил и Владимира Андреевича Старицкого, понимая, что им управляла его мать. Иван Грозный вернул ему конфискованную вотчину, однако окружил своими слугами. Они внимательно наблюдали за ним и были готовы пресечь любые нежелательные деяния с его стороны.

Опала Старицких стала хорошим уроком для тех бояр, которые продолжали противиться реформам, проводимым первым русским царем. Иван Грозный создал мощное, единое, многонациональное государство, с передовой, сильной, боеспособной армией. Он заставил считаться с собой правителей большинства держав того времени. Ивану IV Васильевичу шел тогда только тридцать четвертый год от роду.