Текст книги "Черное пламя"

Помните, с самого прибытия я собирался побывать в энергоотсеке? Совместить, так сказать, полезное с приятным – изучить в подробностях инженерные решения новоросских кораблестроителей, а заодно пообщаться с местными гениями. Вдруг присоветуют что дельное применительно к «беркуту», покинутому и оставленному в одиночестве. Эх, как-то там себя Тень чувствует?

С главным энергетиком судна мы уже познакомились, устное приглашение в наличии имелось, потому, как только выдался свободный часик, я вынырнул из гравитоннеля и вторгся на территорию владений Николая Викторовича. Система безопасности безо всяких вопросов отворила двери, хотя, по идее, не должна была пускать кого попало в сердце корабля.

Изнутри энергетический центр казался бесконечно огромным. Я и раньше представлял, что он таким и будет, но стометровой высоты зеркальная полусфера, окружавшая вошедшего со всех сторон, расширяла видимую перспективу и ассоциировалась не с отсеком звездолёта, а скорее с планетарным куполом, установленным для нужд небольшого поселения.

Я прошёл чуть вперёд по чёткой разметке зоны безопасности. Туша преобразователя возвышалась на трёхметровом постаменте, от которого вверх уходили столбы двенадцати арок, оплетавших таргскую установку на манер второго купола. Слева высилась прикрытая глухим полем колонна, на вершине которой сиял ровным синим светом энергокристалл – источник жизни всего крейсера.

Я окинул взглядом помещение ещё раз. Пришла мысль, что мне довелось оказаться в мире Гулливера. Всё настолько огромное, что человек казался муравьём, по недомыслию заползшим в дом гиганта. Похожие ощущение должны были вызывать в древности храмы – доказать величие бога над человеком. По большому счёту я тоже сейчас находился внутри такого храма – столпа науки и человеческого гения.

Справа от меня на нешироком балкончике показалась массивная фигура. Глухой раскатистый бас наполнил тишину огромного зала, вернув воспаривший ввысь дух в бренное тело.

– Василий, – фигура махнула рукой.

Ничего себе он орать горазд. Я помахал в ответ и тут же понял, что это не просто жест приветствия, а ещё и указание маршрута. Спускаться ради меня на полсотни метров вниз радушный хозяин явно не собирался.

У стены отсека обнаружилась лестница, бегущая круто вверх. Это что получается, гравилифт оборудовать поленились, или я чего-то не понимаю? Пробежка на триста ступеней вверх мне нипочём, а вот местных обитателей жалко – они что, постоянно вверх-вниз ногами бегают?

Николай Викторович встретил меня крепким рукопожатием.

– По делу к нам, или просто поглядеть зашёл? – спросил он, пока мы неспешно пересекали центральный зал управления энергоконтуром.

Два оператора дежурной смены находились в вирте, ещё трое страховали их, внимательно наблюдая за полукружиями силовых экранов, на которых отображались всевозможные графики и символы управляющих команд. Присутствие сопровождаемого начальством молодого гостя не вызвало удивления, лишь пару заинтересованных взглядов, тут же переключившихся на работу.

– Больше по делу. Я хотел поговорить с вами по вопросу использования таких, – я махнул рукой влево, в сторону преобразователя, – таргских установок.

– Интерес праздный, или особая причина? – главный энергетик задумался, потеребил подбородок.

– Не праздный, Николай Викторович, а самый что ни на есть прямой. Мне кораблик достался, по случаю. Ну, вот в нём и стоит такая же штуковина, только чуть поменьше.

– А номер модели имеется? – перебил меня собеседник, сделал секундную паузу, после чего продолжил: – И что за корабль? Пойдём, расскажешь подробнее.

Попав в рабочий кабинет и забрав по чашке чая из синтезатора, мы разместились за овальным длинным столом. Я сразу перебросил данные на компьютер, и двухметровое изображение «беркута» повисло в воздухе. В груди кольнула грусть. Эх, ну почему мне Тень не позволили на борт взять, она бы и поместилась и лишней не оказалась.

– Ага, – задумчиво протянул Николай Викторович и погрузился в схему, снимая слой за слоем обшивку, внутренние отсеки, оборудование, пока не оставил голый скелет с синей разметкой энерговодов, оплетающих балки корабля на манер кровеносных сосудов, и источник питания в центре.

– И кто сподобился на такую вот… – он неопределённо махнул рукой на застывшее изображение разведчика, – не поверю, что на заводе делали.

Настоящий профи, мигом разобрался в хитросплетениях конструкции, вычленив главное. Пришлось выложить историю приобретения Тени, в каком состоянии она мне досталась, ещё раз описать столкновение с рейдерами корн и возникшую после него идею о переоборудовании корабля на орбитальной станции. Узнав, кто именно производил работы, Николай Викторович хмыкнул и пробурчал:

– Мог бы и получше сделать.

– Так вы его знаете, – брови самопроизвольно поползли вверх. Неужто космос настолько тесен?

– Знаю? – Николай Викторович нахмурился и, чуть отвернув голову в сторону, протяжно вздохнул, – Да, пожалуй, что знаю.

Странная история. Выдающийся вирт-конструктор и энергоинженер, Степан Жлобин, предложил использовать принципиально новую схему избыточного насыщения, которая на первый взгляд казалась сложной, зато на практике получилась надёжнейшей и простой, как топор.

Изделия таргов уже были известны человеку. Несмотря на всё совершенство технологий, тарги имели потребность в определённых веществах, биологических субстанциях, энергокристаллах, может быть, им требовалось ещё что-то. В любом случае они имели представление об экономике и её законах, а также товар, равного которому, пожалуй, не существовало во всей галактике.

Всего три несложных правила нужно было усвоить для успешного обмена с этой расой. Тарги не выпустят из своего корабля энергетических систем выше третьего уровня. Они не торгуют технологиями, а все изделия защищают настолько, что даже детскую игрушку ещё никому не удавалось вскрыть для изучения. Ну и напоследок – никогда не стоит даже пытаться обмануть таргов. Ни при каких обстоятельствах не будет второго шанса получить хоть что-то, вышедшее из лабораторий и мастерских огромных кораблей. Даже через подставные лица и посредников.

Но вернусь к мастеру Строеву. Он первым предложил использовать таргские преобразователи в качестве полноценной замены большей части энергетических узлов космолёта.

В основу идеи пошла способность установленного таргами преобразователя создавать несущее энергополе, из которого в любой точке корабля можно сделать вывод точки для передачи практически любого потока энергии. Если установить простейшие эффекторы, работающие напрямую от этих узлов, то гравигенератор, большую часть вооружения, защитные поля и прочие системы, до того составлявшие основу основ внутреннего строения космолёта, можно смело отправлять на свалку.

Комиссия высказала единогласное мнение: ненадёжно! Вдруг во время боя случится прямое попадание в преобразователь, и корабль лишится возможности атаковать, защищаться, да и просто летать. Как будто попадание в обычный энергоотсек пережить легче.

Но не так всё плохо. Я уже упоминал, что изучить изделия таргов не получалось. Они попросту игнорировали любое энерговоздействие, а использовать физические способы проникновения… Энергонное покрытие с изменённым балансом полевого взаимодействия микрочастиц после соответствующей обработки становилось неуязвимым для любого инструмента. Но оно и рядом не стояло с материалом корпуса того же преобразователя. Чтобы его уничтожить, мало было даже воздействия А3. Таким образом, ситуация, когда вражеская атака проломит все уровни обороны и брони, проникнет в энергоотсек, где каким-то образом выведет из строя преобразователь, такое звучало нереально. Скорее внешний удар распылит весь корабль, оставив сиротливо плавать в пустоте неуничтожимый иноземный агрегат.

Но даже если весь отсек будет уничтожен, в действие вступит распределённая энергосеть, состоящая из тысяч кристаллов первого и второго классов, обеспечивающих работу автономных устройств. Теперь даже если с преобразователем что случится, то через какое-то время самое сложное вооружение и полевая защита отключатся, но без энергии корабль не останется в любом случае. Накопители резервных генераторов перехода всегда заполнены под завязку. Этого вполне достаточно для экстренного перехода в гиперпространство. В общем, большую часть боевой эффективности крейсер утратит, но экипаж из опасной ситуации вывезет.

Начав работу с малыми моделями, конструктор довольно быстро перешёл к более солидным проектам, один из которых заинтересовал службу кораблестроения. В составе комиссии присутствовал и мой новый знакомый, которому судьба отдала роль оппонента. Пришлось выражать своё отношение к разработке через обоснованную критику. Однако изыскатель прекрасно подготовился к любым мыслимым вопросам по своему детищу и блестяще защитил его перед комиссией. Проект приняли, что за небольшими изменениями привело к созданию крейсера дальнего поиска «Ломоносов», того самого, на котором я сейчас нахожусь.

Однако не всё шло ровно и гладко. В процессе работы над проектом произошла какая-то тёмная история, Николай Викторович не вдавался в подробности, но было заметно, что я напомнил о каком-то неприятном моменте из его жизни.

В результате один оказался на опытной модели нового крейсера, а второй, создатель самой концепции нового типа кораблей, стал рядовым начальником технического сектора захолустной космической станции. Грустно.

Просидели мы где-то с час. По окончанию визита я оказался счастливым обладателем архива сразу трёх проектов, в группу разработчиков которых входил Николай Викторович. Имелись и устные пояснения, тщательно мною усвоенные.

– А, пожалуй, что и хватит с тебя, – оторвавшись от компьютера, мой благодетель потянулся до хруста и повёл плечами.

Да. Колоритный мужик. Ему в древности где-нибудь на Руси цены бы не было – готовый Илья Муромский по меньшей мере.

– А почему эти проекты не довели до ума? То есть не построили настоящие корабли?

Я успел краем глаза увидеть голосхемы. На первый взгляд они выглядели солиднее некуда – отточенные обводы, полная детализация, а файл с названием «синтез-дамп» говорил сам за себя. Его одного вполне достаточно для запуска полноценного производственного цикла на любом крупном предприятии. Неужели подобный труд, да ещё и конструкторов, построивших «Ломоносов», остался невостребованным?

Мой собеседник вдруг как бы утратил интерес к беседе, но последнее разъяснение дал.

– Сам разберись, не маленький. Хочешь заниматься кораблём, так лучше тебя самого никто не сделает. Инструменты имеются, научишься. Если все варианты переберёшь, а ничего не выйдет, приходи – будем творить вместе.

И я ушёл. Вежливо поблагодарив за науку. Добрался до ближайшего ложемента, после чего с нетерпением погрузился в недра виртуального конструирования.

Наверное, вы догадались, что было дальше. Мой мозг чуть не взорвался от обилия деталей, которые я сгоряча попытался удержать в готовой схеме. Не по уму оказалась ноша. Пришлось до времени прекратить насилие над мозгом, дав зарок разобраться с проблемой позже. Наскоком тут точно ничего решить не получится.

А вот времени для детальной работы над переданными материалами как раз и не хватило. И так я спал по паре часов в день и периодически получал втык от сестрёнки за самоедство. Но идею всё равно до конца доведу, быть может, не на корабле, а в Академии, где не нужно будет экономить активную массу и вычислительные ресурсы. Пусть так, потерплю. Интерес уже загорелся, пусть тлеет до поры.

В последний день перед предполагаемым выходом в нормальное пространство всем предоставили день отдыха, а на следующее утро удар колокола возвестил о получасовой готовности к переходу.

Сразу объявили жёлтую тревогу. Весь персонал торопился занять свои места, инженеры проводили последние подготовительные процедуры, появляясь и исчезая в недрах транспортной системы крейсера с непостижимой скоростью. Иллана наверняка в своём медицинском отсеке по десятому разу перебирает препараты и инструменты.

Все малые корабли заняли стартовые позиции, состав лётной группы удобно устроился в кабинах штурмовиков и готовился первым ощутить на себе вкус неисследованного пространства. Все при деле. Стажёрам же оставалось изматывающее нервы ожидание и наблюдение за действиями тактической группы, координирующей работу пилотов в пространстве.

Лёгкое головокружение заставляет на миг прикрыть глаза. Вышли. Если всё пройдёт по плану, то вскоре по полу пробежит едва ощутимая дрожь, означающая отстрел беспилотных тактических модулей с примыкающих к ангару стартовых комплексов.

Метрового диаметра шары веером разлетятся во все стороны, окружив «Ломоносов» сплошным сенсорным полем, в границах которого не останется ничего неизвестного и тем более опасного для корабля. Маленькие аппараты будут глазами крейсера, его авангардом и первой линией обороны на непредвиденный случай. Сам «Ломоносов» тем временем окутается многослойной системой полевой защиты, готовый в случае любой опасности ответить шквалом огня.

Когда безопасная зона достигнет заданного размера, волной растечётся в стороны активное броневое покрытие, открывая «терминусам» путь к свободе. Штурмовики стартуют, заключив корабль в правильный тетраэдр эскорта, и вся космическая группировка выдвинется к цели экспедиции, тщательно ощупывая пространство гравитационными импульсами.

Но крейсер молчал, подвешенный где-то в бескрайней пустоте меж звёзд и планет, тихий и незаметный. Проходили секунды, минуты, а команда на запуск не поступала. Я попробовал вызвать внешний экран, чтобы хоть через полупрозрачную неосязаемую поверхность увидеть окружающее нас пустое пространство с незнакомым рисунком созвездий, но доступ к обзорному модулю был ограничен протоколом безопасности.

Как разряд тока по напряжённым нервам ударил двойной колокольный звон. Я вновь ощутил головокружение, стало ясно, что «Ломоносов» экстренно ушёл в гиперпространство.

– И что это было? – почему-то шёпотом поинтересовался я у ребят, не решавшихся нарушить тишину в помещении.

– Экстренный старт. Набрали энергии и снова в прыжок. Такое ощущение, что используется протокол отрыва от вражеского преследования. Если так, то можете быть совершенно уверены – никакой спокойной археологией от нашей экспедиции даже не пахнет.

– А чем пахнет? – поинтересовалась Марина.

Девушка принюхалась, хихикнула и с хрустом вытянула вперёд руки, разминаясь после напряжения последних минут.

– Скорее всего, исследовательский зонд обнаружил очередную тайну, ради которой срочно подготовили экспедицию. Чего гадать, прилетим и посмотрим, пойдём лучше к нашим, вон они вылезают после отбоя.

Но пилоты были информированы не лучше. Делясь предположениями, мы стояли на одной из посадочных площадок. Во время дискуссии родилось два предположения – запутывание кого-то, предположительно севшего нам на хвост, либо внезапная угроза, заставившая корабль отступить. И та и другая гипотеза вполне имели право на существование, но отсутствие информации превращало умозаключения в банальные домыслы.

– Вась, попробуешь выяснить, что к чему? – предложил лейтенант Щербаков, напарник Мишки. – Ты со своим Колобком в научном секторе чуть ли не живёшь, уж они точно знают, что да как.

Идея была горячо поддержана окружающими, меня благословили на добычу жизненно важной информации и разве что не пинком выдворили из ангара. В добрый путь, называется.

Ладно, отчего бы не сходить. Тем более уже второй день мой разбойник прохлаждается в компании профессора Весенина и его коллег, которые обеспечивают летучий комок наглости подходящим питанием в обмен на какие-то опыты. Купили, можно сказать, за еду. И ведь всё понимает, мелкий, только притворяется глухим и немым. Гадёныш, одним словом.

На территории лаборатории меня действительно прекрасно знали, многие здоровались, я отвечал на все приветствия и, лавируя по коридорам научного сектора, старался никого не сбить с ног (учёные отчего-то любят бегать, как будто у них свербит). Вот и «моя» дверь.

Всё, как и предполагалось. Мерцающий шарик блаженно висит посреди комнаты, нежась в сиянии энергосферы, а установленное вокруг в три наката научно-исследовательское оборудование усердно жужжит, изучая этот наглый комок плазмы. Думаете, он ко мне рванулся сразу, как увидел? Щаз, аж споткнулся. Висит и в ус не дует (хотя ни спотыкаться, ни дуть ему вроде бы нечем).

Четыре кресла вирта, ранее стоявшие рядом с дверью, теперь размножились до шести. По крайней мере, одно было не занято, и я тотчас же в него запрыгнул, подключившись к конференции, здрасьте.

– О, Василий, привет! – это профессор соизволил меня заметить, наконец. – Ты чего пришёл? А то подожди чуток, эксперимент закончим и поговорим.

Знаем мы эти «чуток» – где один, там и второй, пока пациент спокойный и не дёргается. Тут на несколько часов может затянуться.

– Я поговорить с вами хотел, профессор.

– Хорошо, – Пётр Сергеевич отдал несколько указаний и вышел из виртуального пространства.

– Ого, уже утро! Мы же скоро прилетаем, – произнёс он, выпив бокал стимулятора и обратив внимание на часы.

– Ну… вообще-то уже вышли.

– Да? – он с сомнением посмотрел на меня, затем открыл голоэкран, рассмотрел какой-то график и снова перевёл взгляд в мою сторону, – а вот приборы мне подсказывают, что мы не в трехмерном пространстве, а в гипере.

– Вот это я и хотел выяснить, мы на пятнадцать минут вынырнули и теперь летим куда-то. Ребята волнуются, никто ничего не знает, вот и пришёл поинтересоваться, что к чему.

– Я в том же положении, молодой человек, но это можно поправить.

Он включил экран и вызвал капитана. Голова профессора окуталась полем подавления, скрыв от чужих глаз и ушей разговор. Вернулся профессор крайне раздражённым.

– Нет, вы посмотрите на это. «Секретная миссия! Уровень доступа ограничен!». – Глаза руководителя научной секции сверкали от ярости. – Как будто они по прилёту сами будут заниматься изысканиями. Ну, я вам покажу, бюрократы военизированные! Василий, за мной.

Весенин сорвался с места, и даже я еле успевал за стремительной походкой учёного, двигающегося по коридорам сектора наподобие тарана. Таким образом, мы почти бегом спустились на один ярус и очутились в помещении, уставленном под самый потолок приборами различного назначения. В комнате присутствовали трое молодых людей, они как раз завтракали и что-то весело обсуждали. При виде начальника все трое подскочили, но тут же снова уселись на удобный диванчик, повинуясь успокаивающему жесту профессора.

– Людочка, будьте любезны, выведите динамику пространственных возмущений, график энергопотребления за последний час и векторный анализ двух последних переходов.

– Да, Пётр Сергеевич, одну минуточку.

Девушка поставила чашку, стряхнула крошки с пальцев и вызвала голоэкран, по которому поползли непонятные таблицы и графики, буквально сразу преобразованные в ряд строчек формул и короткое пояснение. Когда мельтешение закончилось, экран плавно перетёк к профессору, развернувшему поверхность шире и углубившемуся в изучение данных.

– Отлично, теперь нужен расчет с привязкой к координатной сетке и пространственной карте, – не прекращая возиться с символьной таблицей, проговорил учёный.

Нашему взору предстала трёхмерная модель космического пространства. Зелёной стрелкой был обозначен «Ломоносов», удалявшийся от яркой точки звезды. Экран укрупнился, деталей стало больше, над звездой появилось буквенно-цифровое обозначение.

– Итак, – начал объяснять учёный. – Мы в трёхстах световых годах от метрополии. Сектор не исследован, но по последним данным с зондов ничего интересного тут быть не должно, кроме одного объекта искусственного происхождения на второй планете покинутой нами системы. Древние развалины, возрастом более восьми тысяч лет, точнее сказать затрудняюсь. Архитектурные особенности соответствуют первобытным строениям корн. Планета не кислородного типа, никому не интересная и бесполезная.

– Но это не наша цель, так получается?

– Верно. Летим мы вот сюда, – профессор ткнул пальцем в карту, и над одной белой звёздочкой зажёгся голубой ореол. – Но эта звезда не сформировала планет в процессе развития и практического интереса представлять не может. Опять же мы близко к зоне интересов корн, и они наверняка тут всё исходили вдоль и поперёк. Неясно. Ладно, скоро всё узнаем, лететь осталось не более двух суток, да и энергии у нас маловато для дальнего скачка. Так что, Вась, передавай своим коллегам, что через сорок восемь часов будем на месте.

Я поблагодарил профессора и помчался к своим. Колобок, кстати, освободился и в кои-то веки решил составить мне компанию, устроившись на привычном месте за плечом.

Передав слова профессора, я слегка позавтракал и отправился к десантникам на тренировки, которые уже начали мне нравиться, несмотря на всю сложность. Вот, кстати, кто был полностью спокоен, так это пехота. Никаких разговоров – кто, куда летит, сколько прыжков делает. Отдадут команду – будут работать, не отдадут – занимаются каждый своими делами и никаких споров и антинаучных гипотез. Мне бы так.

Два часа разминки, небольшой спарринг, душ. Поделился новостями и бегом назад. По пути к лётной палубе связался с Илланой, спросил, как у неё дела. Оказалось, что она только проснулась, поскольку не её вахта, и завтракала. Вот же есть у человека возможность спать до одиннадцати, везёт.

Дальше всё пошло кувырком.

Прогноз профессора Весенина о выходе из гипера через сутки не оправдался, причём самым неприятным образом. Коридоры крейсера наполнились истошными сполохами боевой тревоги. Экипаж экстренно начал занимать свои места.

Поскольку до предполагаемого времени выхода в нормальное пространство, о котором я сообщил командиру, оставалась уйма времени, начальство, видать, решило, преподать стажёрам ещё один урок.

Если честно, то первой же мыслью было – опять учебная. И по времени подходило – с момента перехода прошло семь часов, наше внимание притупилось, и как поведут себя стажёры в условиях боевой красной тревоги – вопрос. Но меня не проведёшь – с кем можно воевать в гипере, когда до выхода больше суток.

Тренировка так тренировка. Бегу в ангар, облачаюсь в костюм и вскоре попадаю в кабину, где выполняю навсегда вбитую в подкорку последовательность действий. Включаюсь в вирт, перевожу корабль в автономный предбоевой режим, тест систем – зелёный, полная готовность. Только успел занять место, как заметил Колобка, незаметно пристроившегося у меня за плечом. Предчувствие кольнуло, но я не обратил на это особого внимания, посчитав очередным желанием моего друга пошалить. В любом случае колпак кабины уже успел захлопнуться и успел зарасти броневым покрытием, так что гнать мелкого поздно, ну и ладно, пусть сидит, лишь бы не мешал.

Лёгкая вибрация, толчок направляющего захвата и створ надвигается, заполняя всё пространство вокруг. Тоннель осветился четырёхполосной иллюминацией предстартового комплекса, и «терминус» вплыл в глубину стартового отсека. Зажглись обозначения низкого внешнего давления – поле отсечения закрыло доступ в ангар, и воздух всасывался в накопители. Остаётся немного посидеть и подождать, пока не закончится тревога.

– Экипажу готовность к переходу одна минута.

Голос корабельного интеллекта проникает в каждую точку крейсера. Я расслабленно сижу в кресле, а сознание стремительно скользит по диаграммам состояния штурмовика – просто на всякий случай.

Голосу я, естественно, не поверил. Какой может быть переход, когда мы на гипертрассе. Ни одного успешного выхода с неё посредине пути не было зафиксировано – корабли просто исчезали, растворяясь где-то на грани мира нашего и математической абстракции, принявшей образ кольца зоны перехода. Так что будем сидеть и наслаждаться тишиной и споко… твою мать!

Лёгкая дезориентация возвестила об успешном переходе. Я ещё не успел осознать, что жив, и порадоваться этому, как ожил тактический канал.

– Тактик – Альтаиру. Старту под вторым номером сорок секунд. Позиция тета-4.

– Принято, Тактик.

Я – ведомый, наше место в задней части охранного многоугольника. Дрожь известила об отстреле беспилотных зондов, тридцать секунд. Это получается как, всё взаправду, что ли? Ну, нихрена ж себе шуточки у командира.

Сектор Кардиан. Пространство единения Корн

Синклит шестерых – Первому координатору третьей цирады Кардиан.

Согласно сведениям объёмного анализа, в вашем секторе зафиксирована активность расы людей в границах зоны приоритета два. Ввиду высокой вероятности взаимопроникновения технологий, принято решение уничтожить зону.

Временно цираде под вашим контролем присваивается статус призмы. Для усиления призмы направляется флагман экспериментального флота, линкор» Заратог». Применение всех его возможностей санкционировано синклитом Шестерых.