Текст книги "Из третьих рук"

Александр Трешкур
Из третьих рук

© Трешкур А. В.

Другие мифы

«в этой пещере хозяин безглазый…»

 
в этой пещере хозяин безглазый
крылья оденет – уже стрекоза.
выход завалит – почувствуешь сразу,
кто он такой, и захочешь назад,
но побоишься уйти и полночи
будешь рассказывать сказки ему,
и умолишь отпустить: мол, из прочих
выделен ты покровителем мук
 

«я служил тебе, лаван…»

 
я служил тебе, лаван,
много лет – и вышло боком,
потому что все слова
вдруг закончились у бога.
я был ими поражён,
и теперь их не забуду.
что мне лучшая из жён –
только речь подобна чуду
 

«наступила мне на ухо муха…»

 
наступила мне на ухо муха
и лишила несчастного слуха
 

«кнабель – чистый ветродуй…»

 
кнабель – чистый ветродуй
с ли – неистовым китайцем
ели тыкву: украду
я её в субботу. пальцем
укажу лишь на восток –
и помчатся тучи лихо.
крикну: «дождь!» – вчера поток
хлынет. завтра было тихо…
на дороге башмаки
становились болтунами,
но молчали ишаки:
бог повсюду шёл за нами
 

«то ли птичий базар, то ли рыбий парад…»

 
то ли птичий базар, то ли рыбий парад
он покинул вчера по приказу ваала
и спустился, подобно сантехнику, в ад
и расширил границы его до подвала.
что ему, охламону, удары судьбы:
он подмял под себя, будто камень, подругу
и доволен, а беды растут как грибы,
и как лошадь ослепшая, ходит по кругу
время… он, приказав своему дураку,
чтобы тот помолился вчерашней метели,
засыпает под утро на левом боку
и не знает, что рана на пятке смертельна
 

«пришелец гизо, поворот судьбы…»

 
пришелец гизо, поворот судьбы
благословив, залез на крышу дома.
тянулись к небу липы и дубы,
в подвал спустился собутыльник ломан:
он мясо съел и возжелал костей,
как юный пёс, но подавился ими,
и гизо, не дождавшись новостей,
от ломана, с гостями дорогими
беседует… прекрасная зима
стоит на крыше, рядом с ней (поверьте,
минерва даже не смогла б сама
понять хоть что-то в этой круговерти) –
лесная птица, рыба, зверь, песок,
кленовый лист, сиреневая ветка
дорога, камень, хлебный колосок,
река и холм – немолодой, но крепкий,
и напряжённо думают они,
меняя мир, где место человека
сомнительно, хоть бог его хранит,
жалеет даже злобного калеку
 

«когда печалится улитка…»

 
когда печалится улитка –
из звёзд вареники какие?
сейчас откроется калитка,
и поплывёт по морю киев,
и звери все покинут норы,
и гнёзда побросают птицы…
я положу на рану порох
и подожгу: пылай, столица
 

«я был вчера сюда закинут…»

 
я был вчера сюда закинут
(других недоставало бед!)
бореем: он принёс ангину
и ей сопутствующий бред.
сегодня я покину лысых:
бог не помощник, но с утра
летит по коридору крыса.
она, как азбука, стара
 

«спит река, и спят мосты…»

 
спит река, и спят мосты.
люди спят, и спят собаки.
праздник кончился: пусты
души и столы. до драки
не дошло – и хорошо.
напились, поели даже…
дед мороз убрал мешок
и уходит с саквояжем
 

«беллерофонта звёздный конь…»

 
беллерофонта звёздный конь
небес раскачивает тело,
и в ранке воздуха огонь
кривой мерцает то и дело,
и шепчет вторник четвергу:
«я без среды прожить смогу»
 

«по морям поплывём и по рекам…»

 
по морям поплывём и по рекам
к древним римлянам или же грекам
что не знают телесного срама
мол за всё отвечает лишь мрамор…
если к вечеру будут разбиты
боги их значит с нашими квиты
 

«из слов родились твари…»

 
из слов родились твари –
он сделал всё, что мог,
и вот уже не варит
волшебный котелок,
и в нём вода – сырая,
его ли в том вина?..
он не покинет рая
и не достигнет дна
 

«никого не отпуская…»

Открой сомкнуты негой взоры…

А. С. Пушкин

 
никого не отпуская,
солнце крестит нас водой –
оттого еда простая
вдруг становится средой.
до ушей открыв хлебало,
скачет заяц молодой.
он имеет шерсти мало,
он не дышит под водой,
у него в руке винтовка,
а в другой капустный лист –
это демон-полукровка:
не силён он, но речист.
 

«принц рыбий хвост и он же ость листа…»

 
принц рыбий хвост и он же ость листа
по камню бьёт: торопится покинуть
мир гибнущий, что создан был из ста
других миров. на смену розмарину
бензин приходит. нашатырь глаза
способен выжечь. рогачи на входе:
один – семейный пень и егоза –
другой зовут остаться в огороде.
добры они: остаться – это смерть,
а принц так юн, ему пожить охота,
и он берёт, нет, не топор, но жердь
и прыгает, как чёрт, через ворота
 

«когда-то простиралось до земли…»

 
когда-то простиралось до земли
птицеголовых обезьянокошек
базальтовое это государство…
оно исчезло – это ль не беда?
нет больше ничего… ни ареот,
ни хинус не исправят положенья:
они перед вторичной пустотой
уже бессильны, как бы ни старались
 

«поднимут гроб геронтофилы…»

Люблю грозу в начале мая…

Ф. И. Тютчев

 
поднимут гроб геронтофилы.
заплачут ивы… или – нет:
увидит он родных и милых
(он их не видел столько лет).
узнает, что совсем у края
земли, усевшись на полу,
как бы резвяся и играя,
втыкает вечер в день иглу.
потом он станет просто тенью,
а там, что будет – страшный суд
иль свадьба – божьему оленю
неважно, где его (с)пасут
 

«любящий водку холодную пивом запить…»

 
любящий водку холодную пивом запить,
съесть из камней с полужилами золота нить,
чтобы потом на змеиных коленках полезть
в яму без дна и без стен (это времени месть,
что уже год без пространства живёт, как вдова
без мужика)… он пытается сеять слова
в воздух чуть тёплый с утра. посевной пузырёк
пахнет, как после соития старый хорёк.
птиц он на помощь зовёт: ведь у каждой по шесть
крыльев, и ангел-спаситель выносливый есть
 

«сгустилась тьма, и он на ощупь…»

 
сгустилась тьма, и он на ощупь
шёл дальше… воздух возмутив,
из тел окаменелых роща
возникла на его пути,
и хлынул дождь, и он заплакал,
а может, просто сделал вид…
когда его сажали на кол,
он крикнул: «голова болит!»
 

«и тот пришёл, и тот оставил…»

 
и тот пришёл, и тот оставил
следы, а этот улетел
и не оставил: он – не павел.
томились ангелы без тел,
и были все они в сметане
прозрачной – с первого глотка…
стоял в углу гнилой титаник:
его продали с молотка
 

«окно в саду, лишённое стекла…»

 
окно в саду, лишённое стекла,
вернее, стёкол, глазом лошадиным
на деле оказалось. спрятав клад,
что был доверен неким господином
из ангелов, дорогу в ближний ад
он одолел движением единым…
семь стражников, стоящих у дыры,
что вниз вела, в своих мундирах чёрных
похожи были на котов проворных…
сопровождая мёртвых до уборной.
пищали, как умели, комары.
стонала отработанная глина.
смеркалось. ветер дул – и пахли тмином
из рая принесённые дары
 

«плывёт… но против рот и глаз…»

 
плывёт… но против рот и глаз
воды: она находит лаз,
и древо погибает снова…
не одиссея, но иова
страдания в молчанье ваз
ночных, и жаждет видеть нас
отец ловца овец: труды
окупятся – готов ли ты?
 

«до свиданья, боже…»

 
до свиданья, боже.
оживи поди-ка:
без волос и кожи
без нытья и крика.
доживи до завтра,
не прожив сегодня…
ты же, что твой автор,
ни на что не годен!
 

«он в дверь стучит… звонит по ком…»

 
он в дверь стучит… звонит по ком…
и… колокол?.. ему навстречу
сначала голова и плечи,
и лапы: правая, потом
и левая, за ней – колени.
зверь не отбрасывает тени,
он громко дышит – и не ртом,
но разве это преступленье?
 

«глаз, вобравший света столько…»

 
глаз, вобравший света столько,
что стал воздухом, теперь
продолжает тьму на дольки
резать, и не без потерь:
в городе, где жил и умер
или умер и воскрес,
каждый дождик равен сумме
двух несбывшихся чудес
 

«валит снег: зима, зима…»

 
валит снег: зима, зима:
пар выходит из ума,
солнце светит, как попало,
но при этом всем подряд,
хлеб кричит – ребёнок малый,
что к утру его съедят…
 

«испытайте в темноте…»

 
испытайте в темноте
те уста и эти руки:
так велел аменхотеп –
первый мученик науки.
пусть кричит с утра дурак,
пьяный пусть поёт в трамвае:
сирано де бержерак
все обиды им прощает
 

«руку ладонью кверху…»

 
руку ладонью кверху
он на траву положит –
явится лягушонок,
(этакий воин света,
хоть и испачкан сажей)
скажет ему с улыбкой:
«что тебе нужно, детка?
сделаю всё, что скажешь!»
 

«кто они, кого нет?..»

«Любите!» – они отвечали.

В. Гюго

 
кто они, кого нет?
кто в лесу? – кого нет.
на войне кого нет?
ни к чему им вино
из воды: на весу
свою жажду они
как надежду несут.
поднимайся на дно
или в небо гони –
кто они?.. их огни
там, где кончился свет
 

«ноябрь: задушенные лужи…»

 
ноябрь: задушенные лужи,
с ушеносами носоуши
гуляют, головы прикрыв –
сегодня голодно и сыро…
вороне посылает сыр ОН
за неимением икры
 

«спят у острова на вые…»

 
спят у острова на вые
две реки. городовые
и бродячие собаки
охраняют их покой.
в петербурге или праге
на песке лежат коряги,
будто буквы на бумаге.
ты погладишь их рукой –
и к полудню ветер бросит
зёрна зрячие в траву,
и у облака попросит
бубен в долг железавут
 

«петух, собака, кот…»

 
петух, собака, кот,
лошадка – и над ними
парит, как ангел, тот,
кто музыку отнимет.
но воздух прополоть
сумеет брат за брата,
и станет звуков плоть
за всё ему наградой
 

«под фиолетовой водой…»

 
под фиолетовой водой,
куда, круги опустошая,
тарелки с рыбною едой
уносят, где ещё рожая,
уже хоронят, хороши,
как сладкопевцы при давиде,
все эти змеи: ядовитей
иных, хоть и на вид – ужи
 

«проскакали по площади кони…»

 
проскакали по площади кони –
съел орехи и мёд непомук.
александр улыбнулся симоне,
и ответила дева ему.
на свирели сыграла сибилла –
свод небесный на город упал,
и оконные стёкла побило,
и смеялся над этим ваал
 

«с пиявкой под руку улитка…»

 
с пиявкой под руку улитка
выходит из дому калитку
не закрывая кровь течёт
из тела в тело но в зачёт
пойдёт едва ли это травы
на завтрак пробуют отраву
и погибают принц лягушку
сажает задом на подушку
целует скользкую взасос
и никаких метаморфоз
зачем он здесь какую пищу
дарует бедному уму
сей вид он хуже пепелища
да и не нужен никому
но принц дрожит желая чуда
хоть чудо сам и только так
он говорит приду откуда
не ждали ибо сто итак
ждут одиссеев пенелопы
огнём пугают женихов
в кастрюли мочатся холопы
плодят таланты дураков
так что ж других забав не зная
рукой единственной взмахну
и превратится в дождь даная
когда приблизится к окну
 

«острым взором отрезая…»

 
острым взором отрезая
птице лишнее крыло,
крепко тень держал исайя –
пальцы у него свело.
но теперь живёт пехота
даже посреди болот,
и летать ей не охота:
пехотинец – не пилот
 

«с фаустом некий бес – плотный дух…»

 
с фаустом некий бес – плотный дух
беседует весьма оживлённо.
близится ночь. тополиный пух
щекочет ноздри. пахнет палёной
травой. внезапно они
умолкают: во двор въезжает
в колымаге (господь, храни
негодяев!) одна из шаек.
стёкла бьют, превращая в пыль,
но при том никого не ранят.
атаман их – больной бобыль
говорит игуане анне:
«эй, красавица! голова
у тебя холодна на ощупь.
за тебя мне отдаст лаван
дочерей, их служанок, рощу.
всё отдаст, что ему скажу:
иудей, почитай, не эллин»…
расшутился дворовый шут,
но все шутки его смертельны…
духота на дворе. жара.
жир стекает с деревьев чёрных.
долгожданный рефрижера –
тор, хотя он и бог упорный,
не спасёт – не всесилен он.
воздух плавится, бес-заика
из души извлекает стон –
он владеет лишь им и криком:
остальное сидит сильней,
и забрать не позволит фауст…
солнце всходит. уснул эней.
в ад спускается микки-маус
 

«мы с тобой когда-то были…»

 
мы с тобой когда-то были,
но теперь без нас одна
в мягких тапочках из пыли
ходит-бродит тишина
 

«летит башмачкин в колеснице…»

 
летит башмачкин в колеснице –
не человек уже, но дух.
он молод. он играет с птицей –
один такой он стоит двух.
за ним тираннозавр в шинели
и пёс в жилетке меховой…
снег упадает еле-еле,
чтоб умереть на мостовой
 

«собака бедная собака…»

 
собака бедная собака
большая белая собака
больная беглая собака
из воздуха воды и глины
из камня из песка и праха
невидима наполовину
зато она умеет плакать
 

«не старый год рождает новый – сон…»

 
не старый год рождает новый – сон
рождает сон, а тот рождает сонмы
таких же снов и не таких, как он.
нам и сегодня непонятно: кто мы?
куда идём? затравленные псы
от ужаса дрожим… на живодёрне,
высвистывая на подмогу дворню,
подмигивает аггел мне: «не ссы!»
 

«в моё окно влетел никто…»

 
в моё окно влетел никто:
был из тоски давнишней он.
он был учтив – он снял пальто,
и я его не выгнал вон
 

«по реке проплывает орфей…»

 
по реке проплывает орфей,
и в руке у орфея портфель,
а в другой (не от рая ли?) ключ.
он колюч – этот ключ, ох ключ,
но такой неземной красоты,
что от счастья заходишься ты
 

«доктор ч. не хочет каши…»

 
доктор ч. не хочет каши:
он бы выпил, да нельзя.
что ему заботы наши –
у него своя стезя.
нынче тримунтан пинает
взморья рваные бока –
клетка бедствует грудная,
хоть и смотрит свысока.
доктор ч. пройдётся малость,
развернётся – и назад.
всё он выполнил… осталось
написать «вишнёвый сад»
 

«сумасшедшее лето…»

 
сумасшедшее лето
апельсиновый снег
рядом с гензелем гретель
и ещё человек
не ответит и фауст
на вопрос скобаря
переедет ли август
в конуру сентября
 

«что ты, медведь – неподъёмная птица…»

 
что ты, медведь – неподъёмная птица,
машешь крылами, когтистые лапы
спрятав – под рёбра непуганым… длиться
вечно тебе? – не бери на арапа!
 

«абсурд живёт под потолком…»

 
абсурд живёт под потолком
тоскою наполняя грудь…
давно не не плача ни о ком
и ни о чём держу я путь
 

«люди графа такого-то – брата…»

 
люди графа такого-то – брата
прощелыги, картёжника, фата,
друга князя из славного дома
(ну, вы знаете: нос его сломан
был неделю назад неизвестным)
люди графа – упрямые бесы –
поливают водою ограду
под дождём. впрочем, так им и надо
 

«здесь деревья отвергают воду…»

 
здесь деревья отвергают воду,
а трава растёт почти до неба.
колобки катаются народу
на потеху, и не надо хлеба,
если чудо-птица из золы и дыма говорит:
«теперь вы в силе!»
кровососы здесь совсем не злые –
видно, их недавно покормили,
и угомонились эти твари.
ад ли это? рай? неясно, где мы.
дай мне сил, чтобы не жить, товарищ,
ибо ты творец, а я лишь демон
 

«одиссей убирает в котомку глаза…»

 
одиссей убирает в котомку глаза:
он страдает от кожных наростов.
у него из кармана торчит стрекоза,
и бродяжка сия многохвоста.
не узнают ни рыбы, ни утки-нырки,
как – травы и деревьев опора –
он на землю спустился и пил из реки
и как крался потом вдоль забора…
 

«хоть не леди и не ровня…»

 
хоть не леди и не ровня
леде, скинув пальтецо,
ангелина свет петровна
на заре снесла яйцо
 

Из третьих рук

«весь месяц – утраты, сплошные утраты…»

О.

 
весь месяц – утраты, сплошные утраты…
хотя не менял ничего ни на йоту,
но видимый мир предстаёт суррогатом
того настоящего. смерть к идиоту
пришла, потому и бежит он куда-то:
авось повезёт – ведь добрался иуда
до бога, сбежав из ближайшего ада,
где местная публика жаждала чуда…
…и чудо случилось: и дочери лота,
и сам он идут по прибрежной дороге
и лодку находят, и корпус у лодки
из кедра ливанского: трое из многих
плывут по реке до жилища, где будут
они предаваться священному блуду
 

«только холод исходит от пéщи…»

 
только холод исходит от пéщи
видно кто-то в ней сделал дыру
и от этого черти трепещут
будто мысли мои на ветру
 

«выходит заяц из свечи…»

 
выходит заяц из свечи
в штанах зелёных из парчи.
он выпил. он кричит на птичьем
непостижимом языке.
летит голубка-беатриче
на этот зов – в её руке
корзинка из лесной осоки,
из пор её исходят соки:
прозрачны, сладостны они.
попробуй деву догони
 

«елена – царица – вода… корабли…»

 
елена – царица – вода… корабли
по синему морю: елена, куда?..
и яблоки падают… яблони лик
в траве отражается божий… вода
продолжит ли землю? – текуче крыло
у птицы летящей дождю вопреки,
но может ли что-то случится без слов,
не знает никто – и молчат игроки
 

«будет вспоминать до самой смерти…»

памяти А.

 
будет вспоминать до самой смерти
только всё равно не вспомнит даты
когда он при молодом лаэрте
истребил всех аистов рогатых
как однажды пойман был на краже
жаб болотных не бери чужого
никого нет на итаке краше
старика хотя и он изжёван
существом что временем зовётся
зной июльский обжигает лица
даже если бог дождём прольётся
ничего уже не повториться
 

 
не много на земле итак
но мы причалили к итаке
не той итака да не та
не те зеваки и собаки
здесь и в воде огонь горит
и слышат пауки глазами…
мы землю выбираем сами
лишь под-земелие аид
 

«когда мороз пойдёт на убыль…»

 
когда мороз пойдёт на убыль
и снег растает сам без соли
давай устроим праздник моли
давай ей отдадим все шубы
 

«ангелы: кошки, собаки…»

 
ангелы: кошки, собаки,
лошади. ангелы: девы
голые или во фраках.
ангелы: справа и слева,
сзади, и спереди тоже.
что-то их тут многовато:
тот, ни на что не похожий,
он тоже ангел – из ваты
 

«лишь во сне замерзает…»

 
лишь во сне замерзает
воздух будто стрела
мы мудры как исайя
изменяя тела
безучастные к дырам
коль сожгут водоём
посмеёмся над миром
и к другому пойдём
 

«в саду весёлом старики…»

памяти Елены Шварц

 
в саду весёлом старики
порхают будто мотыльки
они прощаются с землёй
их тени этому не рады…
 

 
…на сад спускается прохлада
на пару с огненным ильёй
пьёт пиво иолай а гидра
несёт им головы из них
покинув вечером родник
в руках сжимая океаны
выходят боги – корабли…
 

 
…расставшись с дон гуаном анна
песо меняет на рубли
 

«дорога свернула в овраг…»

 
дорога свернула в овраг…
в ручье под ольховой корягой
сидел отвратительный рак,
похожий на старого яго.
он чей-то дырявил платок
могучей клешнёю как вилкой…
я вскрикнул – он сделал глоток
из брошенной в воду бутылки
 

«плачут все цари и слуги…»

 
плачут все цари и слуги
бабы слуг и их подруги
плачут кошки и собаки
плачут птицы после драки
плачет чёрт побитый богом
видно знает слишком много
 

«белый всадник на чёрной собакокозе…»

 
белый всадник на чёрной собакокозе
мчит по лесу к избушке – из судей судья.
что забвение?: спит незабвенный азеф.
нянчит лис потерявших кормильца утят.
умирает стоявший всю жизнь на краю –
он дышал не как все (и хотел – да не мог)…
в ожидании места в сто первом раю
пусть он вспомнит про ад, что плескался у ног
 

«воздушный вор морского бьёт…»

 
воздушный вор морского бьёт
по голове полупрозрачной.
из раны выступивший мёд
твердеет. на верхушке мачты
темно: где небо ни копни –
получишь снег, и он не тает.
замёрзли ангелы: они
ещё с утра сбивались в стаю
 

«звезда всходила заходила…»

Lo giorno se n’andava…

Dante Alighieri

 
звезда всходила заходила
и я упал и встать не мог
(был на посылках холодило
а хохотило между ног
скрывал двоякое) и всё же
поднялся я уже без кожи
прощай весёлая звезда
ну здравствуй грустная ну здра…
 

«из огня вынимающий шляпу…»

 
из огня вынимающий шляпу,
будто полдень исчезнувший, внемлет
камню, сдуру упавшему на пол
с потолка: всё равно ему – нем ли,
глух герой, или то и другое:
тьма внутри богоборца уместна::
всех укроет асбестовый голем
и электру, и даже ореста
 

«здесь на зайца по две пушки…»

 
здесь на зайца по две пушки,
а на волка по старушке.
здесь, не зная дел иных,
спят усталые бараки,
будто старые собаки.
здесь у тучи две стены:
та грязнее, что левее –
от неё тоскою веет,
ну а правая умеет
печь из воздуха блины
 

«иона дерево иона…»

 
иона дерево иона
корабль иона рыба ветер
иона стон и йод солёный
и соль и ночь и день и вечер
и выблеван не рыбой будто
но господом самим… иона
построил жалобы в колонну
и кормит ими диких уток
 

«алоизий поехал в европу…»

 
алоизий поехал в европу
и исхаку писал из берлина:
«видел мельком я здесь пенелопу
и её непутёвого сына.
их войною израненный остров
станет раем для яйцеголовых,
только волны при этом ни слова
не получат от камешков пёстрых»
 

«иль это мерещится мне…»

 
иль это мерещится мне:
коты говорят и собаки
купаются камни в вине
танцуют портки и рубахи
есть в доме любая еда
и рыбы летают как птицы
и ты молода… молода
а я не успел превратиться
 

«мне любезен этот август…»

 
мне любезен этот август:
пахнет в воздухе полынью
на балконе дремлет бахус
убежал он от латинян
обманул евреев манну
лопать было бы кошмаром…
кот на кухне лижет анус
самому себе задаром
 

«эта невская водичка…»

 
Ходит и ходит
На цепи птица…
 

В. Соснора

 
эта невская водичка
будто птичка на цепи
не отравлена и ладно
лодки каркают крепи
корни! и округу будит
гений проходных дворов
по бульвару ходит латник
по фамилии петров
девок лапает за груди
удивительно хорош
он поклóнится и будде
и исусу ни за грош
 

«на глаза надеваются ноги…»

 
на глаза надеваются ноги
руки тянутся к новым корням
дуют в лёгкие малые боги
а большие из мышечных ям
выпускают невидимых гадин
в их последний решительный бой
ветер северный будет украден
зря мы что ли старались с тобой
 

«что ж тебе пьяному драному вздорному…»

 
что ж тебе пьяному драному вздорному
хочется петь и е…… по-чёрному
или витийствовать в это последнее
лето, чудовище сорокалетнее?
 

«здесь бродят духи дождевые…»

 
здесь бродят духи дождевые.
здесь зёрна спят полуживые.
здесь вниз упавшая звезда
с такой же говорит. из ста,
сюда попавших, девяносто
погибнут. десять обретут
бессмертие: их крепкий остов
позволит им остаться тут
и плакать, воздух не запачкав,
и с плача перейти на вой…
им будет помогать собачка,
качая средней головой
 

«снежинки – сколки вер…»

 
снежинки – сколки вер
и сонмы их летят.
декабрьский изувер
рыдает, как дитя,
но над душою, мозг
главенствует… с фомой
идёт художник босх
по холоду домой.
в аду живёт он – рад
висеть на волоске,
и только суррогат
у босха на доске
 

«не стать мне птицей и не полететь…»

 
«не стать мне птицей и не полететь
на этом свете мне не будет крыл
и золотом покажется мне медь», –
так говорил мефодию кирилл.
и отвечал мефодий: «будь ключом
от двери, что ведёт в волшебный лес:
открой её, покуда дремлет бес,
и внутрь войди – узнаешь, что почём»