Текст книги "2067: Браки заключаются в Петербурге"

Александр Тюрин
2067: Браки заключаются в Петербурге

1. Кто в гости

«Не изменяя веселой традиции дождиком встретил меня Ленинград…»

Впрочем, дождик длился недолго и был грибным. Порадовав публику легкими струйками, включились стратосферные делатели погоды и, распылив нанокристаллы, связавшие водяной пар, открыли дорогу яркому солнечному свету, залившему Арктический вокзал Петербурга. Именно на этот вокзал, по форме напоминающему торосистую льдину, и прибыла Настя Кораблева. Поезд привез её, предвкушающую отпуск, по скайвею, который, казалось, и сам шагал на своих стометровых диамантоидных опорах по зеленому ковру тундры и тайги. Да и не привез, а примчал со скоростью самолета, 10 часов на 6000 километров пути. В дороге под ней паслись стада возрожденных мамонтов, выглядевшие россыпями одуванчиков, и сверкали бутоны арктических городов. Над ней светились солетты, посылая энергию тундровой растительности, являющейся теперь кормом для возрожденной и весьма прожорливой мегафауны. Позади остались не только тысячи километров, но и пять лет работы – после окончания сестринских курсов имени великой княгини Елизаветы Федоровны – парамедиком на китовой ферме в Чукотском море, затем медсестрой на подводной добывающей платформе в море Восточно-Сибирском. Там нередко вспоминалась другая песенка. «Над нами километры воды, и над нами бьют хвостами киты…»

Сквозь стены Арктического вокзала была видна набережная. К югу – стоянка яхт, от тримаранов с роторными парусами до плавучих пузырей из графена. За ними гроздья золотистых геодезиков – жилой квартал. А к северу длинный пляж с полосами белого и черного песка. Старички угнездились в «раковинках», защищающих их от ветра, закаленная детвора играет с крылатым мячом – солнце всё же зашло за тучку и стало по-питерски зябко. Роботы-жуки деловито собирают мусор. Другие аппараты – напоминающие фламинго – разносят прохладительные и горячие напитки: жидкость льется из «клюва», а стаканчики появляются из-под «крыла». За пляжем ряд смешных лавчонок в мультяшом стиле, роботизированные будочки для продажи всякой снеди – то избушка яги, потчующая пирогами, то здоровенная печка, выдающая горшки со старорежимной кашей, которая зовет на труд и на подвиг. Далее к востоку – ступенчатые дома, жилые этажи чередуются с этажами-садами…

После того, как Настя поднялась на парковку, к ней сразу подкатил колобок – круглая одноместная машинка – и раскрылся, приглашая. Когда пассажирка оказалась внутри, роботех-водитель поинтересовался:

– Куда желаете?

– Пока никуда, – легкомысленно отозвалась Настя.

– Всё понял, маршрут стохастический; я музычку включу, если не возражаете.

Колобок покатился по трассе, переброшенной на высоте ста метров через Васильевский остров. В транспортном потоке также преобладали сферокары. Милые кругляши разного диаметра, с корпусом изменяемой прозрачности, который одновременно являлся и колесом. Мест для пассажиров – от одного до пяти. Сидения – на гироскопической гондоле. Понятно, что колобки – без ретро-двигателя внутреннего сгорания, энергия передается из-под дорожного покрытия. А удивило ее то, что они могли закатываться прямо в дома, на нужный этаж, по желобам, отходящим от главной трассы.

На борта-экраны пошла информация о достопримечательностях и выдающихся людях города на Неве – в режиме «дополненной реальности».

Тут стоял Петр и мечтал, там сидел Мендеелев и думал. И про современных тоже. Вот за тем окном (стрелочка показывает, роботех рассказывает) живет старик-ученый, придумавший эффективную и безопасную беспроводную передачу энергии, благодаря которой мы весело катаемся, не загрязняя воздух никакими выхлопами. А вон там отважный полярник, который в одних трусах дошел до Северного полюса, испытав заодно гликопротеиновый антифриз в крови и внутриклеточной жидкости – теперь готовится выйти без скафандра на поверхность Марса. А за этой скромной занавеской пьет чай с малиной чиновник, действительный государственный советник. Он создал систему абсолютной честности для всего госаппарата, заменив 90 % персонала на компьютеры под управлением вечно строгого искина. Ходят слухи, что оставшимся бюрократам был внедрен с помощью нейроинтерфейса рефлекс чести – теперь «бабло, даваемое на лапу», вызывает у них немедленный приступ рвоты. Но это преувеличение. Благодаря нашему герою, зарплату чиновники получают особыми электронными деньгами, имеющими «запах», лишь такими и могут пользоваться – уже не выйдет получить взятку и спрятать ее в офшоре.

– Тут все-таки большой город и что-то я не въезжаю, а почему такие люди не боятся указывать свое место проживания любому залетному уголовнику? – задалась вопросом Настя.

– Чем больше упоминаний о человеке в сети, тем более к нему приковано внимание общественных систем безопасности, – стал охотно разъяснять роботех. – Вон посмотрите – около окна квартиры, где живет наш скромный герой, словно мошкара вьется – это дроны-телохранители.

Трасса прошла через висячие сады, которым позавидовала бы Семирамида – никакой почвы, только аэропоника, и оказалась над широкой многоярусной улицей, Большим проспектом Васильевского острова. Машины катались по верхним трем ярусам, ниже шествовали пешеходы. Еще ниже буйствовала зелень… Растения, пешеходы, машины, даже лошади и пони – всё имелось в большом количестве – но не пересекалось, потому что располагалось на разных уровнях.

Около стеллы, напоминающей творения советских конструктивистов и представляющей что-то вроде ракет в фуражках, сферокар остановился – по просьбе Насти. Это был памятник героям Роскосмофлота, живым и мертвым. Покорителям трансмарсианского пространства, осваивавшим дальние планеты и их спутники, нырявшим в глубины юпитерианской атмосферы, боровшимся с роями дронов-пиратов, которых насылал Атлантический альянс. Имена и фамилии, голографические портреты – улыбаются во весь рот, в парадной форме.

Вот это капитан III ранга Всеволод Никольский. Она читала его «Записки из подледного океана Европы». Хорошо, что живой. Не красавчик, как некоторые. Умеренно симпатичный, хотя взгляд какой-то слишком жесткий. Ордена за Вторую орбитальную войну, оборону Цереры и бои на Европе.

Настя перекусила в ресторанчике народной кухни; точнее, сама, при помощи шестирукой говорливой робокухарки, приготовила там себе еду. А далее пошли сплошные скачки. За три дня Настя посетила почти всё, что значилось в «меню» невзыскательного туриста.

Зимний Дворец с его голографическим балом – императоры, гвардейцы и т. д. И с любым можно потанцевать.

Петергоф с его гелиевыми фонтанами, где сверхтекучая жидкость втекает обратно в пасть льву.

Зоологический музей с его квази-живыми моделями вымершей и пока еще не восстановленной земной фауны: саблезубые тигры, мегалодоны, ихтиозавры и прочие зубастики.

Музей Арктики с его криозонами, где пасутся карликовые музейные мамонты. «Всё-таки, наши гиганты симпатичнее», – отметила Настя. Экскурсии там ведут первопроходцы Севера, покорители суровых гиперборейских пространств, от Ивана Реброва до Семёна Дежнёва, в виде андроидов, конечно.

Зоопарк, где есть вольер с велоцирапторами, восстановленными с помощью рекомбинантой ДНК, а еще животные со светящейся шерстью и прозрачными кожными покровами – судя по аппетиту, все чувствуют себя неплохо.

Ботанический сад, где растут чудеса дизайнерской генетики – есть деревья в форме вешалки, с которых свисают одновременно яблоки, груши и какие-то непонятные плоды, напоминающие банки с пивом.

Подлодку «Верба», вставшую на прикол возле Морского корпуса Петра Великого – ту самую, которая утопила роботизированную субмарину Атлантического альянса «Масон Джефферсон», готовую «по случайности» выпустить восемьдесят крылатых ракет по множеству важных российских объектов.

Висячие сады «Газпрома», который давно уже не продает газ на Запад, а занимается добычей гелия-3 на Луне.

Музей Освоения Космоса. Там тебе дадут почувствовать и венерианскую жару, и юпитерианский ветер. Еще там есть отличная экспозиция, посвященная астероидным войнам, где можно пострелять из настоящих лазерных пушек.

Кунсткамеру, в которой имеются новые экспозиции, посвященные агрессивным мутантам Лимитрофа, сильно размножившимся после медицинских экспериментов фонда Рокфеллера и биовойн середины века – одни экземпляры постоянно скачут, у других голова в форме кастрюли.

Аттракционы Крестовского острова – можно, например, пронестись по пятикилометровой сверхскользкой трубе, практически лишенной силы трения и упасть с высоты триста метров на огромный пузырь из аэрогеля. Очень-очень, до визга, страшно и совершенно безопасно.

Музей Пушкина, где можно пообщаться с искусственным интеллектом, сформированный на основе анализа творчества великого русского поэта. Настя спросила его, как сложится её личная жизнь, на что «Пушкин» отвечал: «Ты втайне ждешь его. Идет, и ты бежишь, И долго вслед за ним незримая глядишь… Никто из юношей свободней и смелей Не властвует конем по прихоти своей…» И добавил: «Коня, Настенька, можешь заменить на звездолет, сферокар или что-то вроде…»

Ну и, конечно, информаториум Земского собора, где можно увидеть, как звездочки, все 200 миллионов участников народоправства, а также поучаствовать в прямом голосовании по важнейшим вопросам, например, об организации большой экспедиции к Сатурну.

Но потом захотелось чего-то такого, чего и близко нет, ни на побережье Восточно-Сибирского моря, ни в его глубинах. Светской, тусовочной жизни. Той, которой не может быть в рабочих поселках по берегам Ледовитого океана, на буровых и добывающих платформах, полупогружных и подводных, на научных станциях, дрейфущих и мерзлотных, в тундровых городах, покрытых и непокрытых куполом, на китовых фермах и в плейстоценовых парках, на АЭС полярного «ториева кольца» и на базах Северного флота. И даже в портах Северного морского пути, где и малайские моряки не пытаются искать злачные места, но тихо-мирно сидят в блинной или чебуречной. Однако, если нет тусовочной жизни в Арктике, то такая должна наверняка иметься в мегаполисах вроде Петербурга.

Настя была решительной. Благодаря своей решительности товарищ Кораблева спасла от смерти кита, которого травмировал атомный ледокол. Вместе с еще одним парамедиком она нырнула на глубину двести метров, успокоила страдающее животное, ввела ему пять литров обезболивающего, зашила ему рану длиной в три метра и поставила ему десятилитровую капельницу с целительным коктейлем из антибиотиков и абзимов…

Настя взяла сферокар и отправилась к небоскребам питерской лагуны, которые были по сути огромными наноплантовыми растениями с собственным метаболизмом, вырастающими прямо из воды на полукилометровую высоту, и этим напоминающими мангровый лес.

На набережной пересела на гидроскутер и добралась до самого высокого из них – полукилометрового Дома народного творчества. На его криволинейном шпиле имелось много смотровых площадок, с которых был виден и старый город, и лахтинские высотки, напоминающие горный хребет – благодаря игре солнечных лучей на их вершинах, и искусственные облака-экраны, которые демонстрировали циклопическую рекламу марсианских круизов, и небоскребы питерской лагуны, затянутые светящимся и переливающимся туманом. Красочные облака и туманы состояли из наноботов, которые собирали электрические заряды от капель дождя. А плавучие островки внизу казались размером с блин. На одном из них постройки из металлопластика были словно елочные игрушки из серебристой и золотистой фольги. Дома на другом островке выглядели, как огромные люстры, кубки и вазы; фасады из умного стекла меняли цвет и прозрачность по желанию жильцов.

Но и эта высота не была финальной. С вершины небоскреба-растения по тросам из карбоновых нанотрубок поднимался лифт к облакам, точнее к летающему острову из аэрографита, заполненного гелием. Там Настя подошла к краю смотровой площадки, где располагался открытый балкон. Под ним растилась голубая гладь питерской лагуны, когда-то бывшей Невской губой, а за дамбой, напоминающей хрустальную волну, виднелся серой дымкой Финский залив. Вокруг летали и парили парапланы и птеромобили, внизу скользили яхты и катера – как букашки-водомерки.

Настя перелезла через перила и встала с другой стороны – ветерок приличный, но и руки у девушки совсем не слабенькие, как-никак у нее было много подводных погружений. Единственное, что смущало – пространство, напоенное лазоревым светом небес, манило, тянуло, обещало дать ей ласку и позаботиться о ней.

– Не торопись, киса. В смысле, не так сильно торопись. На свете есть еще несколько вещей, которые бы неплохо узнать, прежде чем отправиться навстречу звездам.

Она по-быстрому вернулась обратно.

На нее смотрел парень, в шортах и майке. Симпатичный, даже слишком. Похоже, с его лицом и торсом поработали медботы или оно прошло какой-то ремастеринг с редактурой экспрессии генов. Покрытые светящейся фотонической краской пряди волос, яркие точки на правой выбритой стороне головы – проекторы, создающие голографическую тату. Сейчас она изображала буддийских монахов, занимающихся чем-то тантрическим и неприличным, что придавало новому знакомому особый шарм. Как и зеркалящие линзоэкраны на его глазах.

Его ли она ждала втайне, как намекнул искин «Пушкин», и какой у него «конь»?

– Ну и что ты можешь мне показать, мальчик? – игриво поинтересовалась Настя.

– Начнем с Петронезии. «Острова южных морей» прямо в питерской лагуне. Слыхала о них что-нибудь?

2. Кто домой

Капитан III ранга Никольский посмотрел в иллюминатор. А ведь он почти дома. Видна линия терминатора, а за ним восходящие звезды ракетных стартов. Это взмывают в космос примерно такие же парни, каким он был двенадцать лет назад. Не все, конечно – там полно и обычных туристов, и технарей для обслуживания энергетических установок и оранжерей, и всякой бизнес-мелюзги, которая лезет в каждую дырку с архивыгодным предложением: «Купи пылесос с искусственным интеллектом на быстрых нейтронах по цене веника». И не в космос они летят, а всего лишь на орбитальные станции. Уже там будут формироваться экипажи и проводиться предполетная подготовка на симуляторах и тренажерах. А потом и кадеты, и опытные космоплаватели сядут, точнее, лягут, накачавшись гликопротеинами, в криокапсулы на больших кораблях, не имеющих никаких аэродинамических поверхностей и похожих на творение скульптора-авангардиста, к тому же психопата. И отправятся в дальнюю космическую дорогу.

А над самим городом Петра, на высоте шестисот километров висел его орбитальный «двойник». Это было творение скульптора, точнее ряда космоскульпторов из «группы Кожемякина-Карапетяна», изваянное при помощи сонма микромашин. Космическое отражение города, возникшего более трех с половиной столетий назад на стыке русской земли и чужой воды, на фронтире страны и народа, на границе геологических формаций – Балтийского щита и Русской плиты, суши и моря, тайги и широколиственных лесов, влаги и холода, родной души и инородных идей. В этом изваянии, исполненном с помощью пластических метаморфоз и фрактальной геометрии, отразился город, измученный пограничной борьбой и потерявшей в ней очень много, утративший столько возможностей, но все же сделавший невозможное реальным…

Борт с Никольским приземлился в Пулково-5 (можно было воспользоваться и военным фидером, но тогда бы он оказался прилично за городом, на космодроме Роскомфлота в Гатчине). Он решил взять не забавный колобок-сферокар, более подходящий для легкомысленных туристок, а серьезное роботакси, похожее на древнюю «Чайку» и поехать домой. Но, когда он спустился в лифте на стоянку, там его встретили. Незнакомый офицер в чине подполковника, высоченный и широкоплечий, и служебный автомобиль, напоминающий утюг, где не различимы ни двери, ни стекла.

– Капитан III ранга Никольский?

– Вы удивительно догадливы.

– Я – за вами. Вас ждут в штабе.

Спустя двадцать минут он уже был в здании имперского Главного штаба, которое уже лет как двадцать было передано под штаб Роскосмофлота. Из окна открывался вид на Дворцовую площадь с ее лазерными композициями.

– Мы ознакомились с присланными вами видеозаписями, Всеволод Дмитриевич. Желаете освежить память? – спросил хозяин кабинета. Свет настольной лампы в этот предвечерний час выхватывал половину его крупной бритой головы, погружая в тень другую, отчего она напоминала Луну в фазе последней четверти.

– Нет необходимости, такое не забывается, товарищ контр-адмирал.

И действительно он никогда не забудет тот спуск в атмосферу Юпитера.

Он оказался между исполинских голубых «стен» облачного каньона, образованных кристаллами аммиачного льда; под ним текла со скоростью полтысячи километров в час желто-коричневая «река», подкрашенная сульфидом аммония. Потом машину подхватила мощная турбулентность и бросила в сторону. Он уже был готов резко поднять свой Ла-35. Потянул штурвал на себя и именно в этот момент случилось странное; машина, завалившись на корму, стала падать – десять, пятнадцать, двадцать километров.

И вдруг скорость ветра резко упала, до каких-то жалких пятидесяти километров в час. Машина прекратила падение. Над ним играло авроральными всполохами желтое небо, под ним переливалась оттенками бордового юпитерианская глубина.

Никольский переключил управление на автопилота и дал команду на вертикальный взлет. Последнее, что он смог увидеть, прежде чем отключиться от перегрузки – какую-то большую кляксу, вроде как шар со множеством отростков, напоминающий помпон; он находился в центре этого безмолвия.

– Я встретился со внеземной жизнью, товарищ контр-адмирал. О разумности этой кляксы говорить не буду, но она была живой.

– Говорят, что у пилотов на околоюпитерианских станциях и базах была такая игра, кто глубже нырнет в атмосферу Юпитера – после гибели майора Вечорека ставшая совершенно неофициальной и, более того, запрещенной.

– Я ж отсидел на гауптвахте за это целый месяц, товарищ контр-адмирал. Искупил, так сказать, вину.

– Ладно, будем считать, что искупил. А вы связываете то, что происходило затем на орбитальных и спутниковых станциях, с тем, что вы увидели в атмосфере Юпитера?

– Да, товарищ контр-адмирал. Видимо, зараза была занесена на станцию «Юпитер-12» контаминированными поверхностями зондов. А потом с одним из снабженческих катеров попала и на Европу.

– Что это означало для персонала станций?

– Очевидно, люди становились носителями на одной из стадий размножения этого… космического организма. У нас не было возможности провести детальный биологический анализ. А те, кто имел возможность, с нами не делился, да и почти все они уже мертвы… Нити, то есть гифы, испускаемые этим «помпоном», точнее морулой, проникали сквозь всё. Этот паразит полностью подчинял себе человека, включая в свой метаболизм. Человек становился его орудием. Ел для него, убивал для него. Мутировал под его воздействием, делался почти неуязвимым, точнее более живучим. Когда удавалось все же уничтожить носителя, эта зараза не погибала. Гифы сворачивались в клубок или кокон, из которого затем выходила целая гроздь пузырей. Наверное, это соотносилось с другой стадией в цикле развития паразита.

Никольский вспомнил первую жертву инфекции, которую его группа обнаружила во льдах Европы – труп исследователя со станции Атлантического альянса «Тор-2»… Сквозь разрывы скафандра и кожных покровов было видно, что внутренние органы потеряли форму и структуру, обратившись в комья слизи. На месте сердца виднелась гроздь пузырей, оплетенная блестящими в свете фонаря слизневидными тяжами – на удивление они не замерзли, словно были пропитаны антифризом, и даже были подвижны… Пришлось обследовать станцию, с которой бежал этот человек навстречу своей смерти…

А там все были такие. Причем, некоторые еще живые. Живые, опасные и страшные. Чего стоит появившаяся у них способность приклеиваться к потолку, бегать по стенам, чувствовать электромагнитные поля и не дышать. А каково было увидеть у них жерло – зев на месте раскрывшейся и словно червивой грудной клетки…

Его группа подверглась нападению со стороны этих монстров, пришлось их уничтожить термобарическими боеприпасами; ничто другое этих гадов не брало. Это и стало причиной краткосрочной войнушки с силами Атлантического альянса в системе Юпитера, которая закончилась, когда удалось подбить их корвет с помощью переносной ракетной установки.

– А что насчет вас, Всеволод Дмитриевич? В смысле, заражение исключено?

– Я прошел длительный карантин на Весте, товарищ контр-адмирал. Во мне этого нет.

– Могло ли это с кем-то попасть на Землю?

– Подозреваю, что да. Гражданские, возвращавшиеся из системы Юпитера, не проходили карантина, их проверяли уже на земной орбите, по ряду формальных признаков: температура тела, энцефалограмма. Делали терагерцевый снимок. Но думаю, этого недостаточно.

Контр-адмирал поднялся, подошел к окну, взглянул на ангела «в натуральную величину», украшавшего Александрийский столп.

– У нас, Всеволод Дмитриевич, сейчас есть эффективные быстрые способы обнаружения этого космического организма, а точнее паразита.

– Это что, таскать повсюду сканер размером с хороший шкаф?

Старший по званию в первый раз позволил себе улыбнуться. В его руке появился небольшой цилиндр.

– Вещество-детектор выходит из этого контейнера при небольшом сжатии – это миллиард микромашин, обволакивающих, так сказать, объект. Данные сканирования анализируются встроенной спинтроникой, передаются вам через скин-коннектор, результаты выводятся линзоэкраном на зрачки и воспринимаются как виртуальные окна в окружающем пространстве. Визуализация показывает, как карты тканевых структур, так и интегральную картину в разных ракурсах… Кстати, давайте испробуем его на вас, Всеволод Дмитриевич. Для создания обстановки доверия, так сказать…

Раз и искрящееся облачко окружило Никольского.

– Если бы вы были заражены, то эти малыши сразу бы занялись вашим исцелением. Что ж, поздравляю. А вот так выглядит зараженный человек, так сказать, изнутри.

Между рук контр-адмирала возникло виртуальное окно:

– Это исследование стационарным сканером мертвого тела.

На видео тело поплыло внутрь сканера, напоминающего по форме торпедный аппарат с АПЛ. Затем появилось объемное изображение человека, вращающегося вдоль продольной оси. «Торпедный аппарат» урчал, набирая всё большую мощность. Слой за слоем с тела стали сниматься лишние «детали» – кожный покров, цвет тканей, окраска крови.

Никольский увидел, как зеленые гифы ползут у мертвеца из крестца по спинному хребту к черепу, и как бы выглядывают из тела, словно подыскивая себе нового носителя.

– Этот труп был найден вчера – так сказать, в месте, куда порядочным людям заходить не стоит.

При дальнейшем увеличении и переходе от тканевого на молекулярный уровень клеточные структуры «раздувались»; почти что планетами проплывали ядра, вакуоли и плазмиды клеток, а вот уже закувыркались белковые глобулы.

Теперь было видно, что ниточки инфекции выходят из узелков и, не встречая сопротивления, проникают в белковые молекулы, нанизывают их на себя, как ожерелье. Похоже, им плевать на химические связи и электромагнитные силы.

– Пожалуйста, дайте большее увеличение, – сказал Никольский. – Вам эти участки гифов с глобулами не напоминают код в троичной системе счисления Брусенцова? Похоже, космический паразит способен к такой транскрипции, какая наиболее подходит для земных условий и для его пребывания в человеческом теле. Я не удивлюсь, если он копирует код, применяемый корпорацией «Дюмон Лайф Продакшн» в своей ИМФ марки Living W.

– Вы хотите сказать, что эта внеземная жизнь читает код Интракорпоральной Механохимической Фабрики Living W. и использует его? – голос контр-адмирала показал всю палитру недоверия. – Закрытый и проприетарный код корпорции «Дюмон»? А ведь даже те фирмы и правительства, которые покупают лицензию у Дюмона на использование Living W., не имеют прямого доступа к этому коду и работают только с тем интерфейсом прикладного программирования, который поставляет владелец ноу-хау.

– Сам Дюмон очень активно заимствовал из репозиториев Института Брусенцова, мягко выражаясь, стырил и саму программную платформу. Возможно, Living W. разрабатывалось корпорацией, как бионическая имитация космического паразита; допустим, что ради другой цели – максимально улучшить здоровье, выживаемость и жизнедеятельность клиентов. Но и паразит мог научиться читать код ИМФ и тоже использовал его в своих целях. Мы ведь не знаем, чем занимались исследователи Атлантического альянса на «Тор-2», прежде чем инфекция попала там в среду жизнедеятельности.

– И всё же зачем это было надо самому Дюмону? – строго спросил старший по званию.

– Дюмон всё еще контролирует большую часть рынка семян, спор и эмбрионов, а также органов для трансплантологии, как синтетических, так и выращенных на живых плантациях. Дюмон продает средства для поддержания здоровья и молодости, в первую очередь ИМФ. Дюмон контролирует производство и поддержание жизни, а с помощью инопланетного паразита он захотел стать самой жизнью, получить способность жить и выживать в любой, даже самой неблагоприятной среде. Под «Дюмоном» я понимаю, конечно, не только его самого, но и всех его богатых клиентов, которые считают себя высшей расой.

Контр-адмирал сел за свой стол и погасил настольную лампу.

– Вы свободны, отдохните с дороги, товарищ капитан III ранга. Утро вечера мудренее. И постарайтесь хорошо выспаться – без снов-кошмаров. А завтра с утра пораньше принимайтесь за дело. Вас будут ждать для инструктажа в шестом техническом отделе.