Текст книги "2067: Браки заключаются в Петербурге"

3. Андерграунд наверху и внизу

Аэрокар пролетел между двумя корпусами Института Прошлого и Будущего, которые напоминали надувшиеся под воздействием ветра полотнища косых парусов – и в самом деле их фасады, снабженные актуаторами, меняли свою кривизну согласно программе. А фотонические покрытия на фасадах образовывали огромные экраны, на которых крутилась видимая даже из космоса социальная реклама.

Вдалеке маячил плавучий аэропорт, похожий на кита; к северо-востоку в утренней дымке проглядывали плавучие индустриальные громады, особенно выделялись своими циклопическими размерами доки, верфи и нефтеперегонные заводы, на их фоне сияли «магические кристаллы» лабораторий и институтов. Легкими переливами яркости просматривались и многоярусные плантации тюльпанов, похожие на алхимические колбы.

Была видна и дамба, она была похожа на волну, несущую бесчисленные охапки хрустальных одуванчиков.

Под действием моря и ветра многолопастные «цветы», почти не имеющие трения вращения, крутились и вибрировали, охотно превращая кинетическую энергию стихий в электричество.

Сейчас аэрокар летел над «слоем» старых судов, вставших на вечную якорную стоянку неподалеку от плавучих мусороперерабатывающих заводов, похожих на кракенов.

– То, что внизу, называется Петронезией. За короткое время она была под завязку заселена выходцами из южных стран – там как раз шли войны Внутреннего Полумесяца, – сказал красавчик Эдди. Так, по крайней мере, он назвал себя.

– Они не виноваты, – заметила честная Настя. – Войны были инспирированы Атлантическим альянсом, который не хотел, чтобы эти страны дружно развивались и сами производили высокотехнологичную продукцию.

– Ладно, только ты мне политинформацию не читай, я ведь не член твоего трудового коллектива, – и Эдди первый раз поцеловал Настю, так умело, взасос, что ей очень понравилось. И заодно стало очень стыдно, правда ненадолго.

Они приземлились на понтон и пошли по главной «улице» Петронезии. Несмотря на поздний час, на этой улочке было достаточно людей, там и сям мелькали огоньки косячков, дисплеев и проекторов. Странная улочка. По бокам – мачты, надстройки, краны, лебедки, антенны, комингсы люков и крышки трюмов. Слегка качается и стонет улочка под ногами. Это под покрытием из саморастущего пластика-вегетанта, похожего на дерн, бултыхаются старые суда, трофейные эсминцы, траулеры, буксиры, танкеры, баржи, чьи балластные цистерны и трюмы заполнены поропластом.

Можно поозираться на местную публику, подмазанную сиянием рекламных пузырей, которых свежий вечерний ветерок растаскивает во все стороны от делового центра города. На богемные шарфы продавцов нацеплены психоконнекторы – похожие на жуков, они шевелят ножками электродов. На предплечья наклеены трансодермы, которые источают под кожу всякую дурь. К лацканам пришпилены блестящие кристаллы процессоров, предназначенных для работы с психикой. В пригоршнях, как снежинки, лежат психософты и глюкософты. Голографические проекторы, встроенные в очки продавцов, выдают заставки игр. Наслаждайся и оттягивайся за гроши – весь этот игровой софт взломан хакерами из группировки «Иншалла».

– Здесь можно купить нелегального андроида, чтобы общаться с ним в стиле маркиза де Сада, о котором тебе вряд ли рассказывали в школе. Можно даже поредактировать гены или поуправлять их экспрессией. Но это, естественно, не на улице, а в уютном трюме, – усмехнулся Эдди, оценив восторг Насти.

– Тут даже можно приобрести хакнутый ИМФ от корпорации Дюмон – знаменитый Living W., – добавил он. – И тогда вечная и веселая жизнь обеспечена.

– Так я и поверила, – отозвалась Настя. – Мне вполне хватает легального отечественного патоцида, который тоже прекрасно справляется с вирусами, бактериями и другими патогенными факторами, штопает порвавшиеся сосуды и кожу.

– Это далеко не то же самое. Но правильно делаешь, что не веришь – контрафактной Living W. не существует. Эта ИМФ не взламывается и не копируется. Она – только для очень богатых.

Настя не успела оглянуться, как Эдди приобрел трансодерм и наклеил ей на шею в районе артерии. Потом они жевали какой-то искрящийся «песок» – он становился шипящей пузырящейся жидкостью только во рту – пузыри как будто летели в голову и там всё тоже весело пузырилось, даже мысли перестали склеиваться. А благодаря жуку-психоконнектору, заползшему в Настин нейроинтерфейс, и кристаллику глюкософта, сейчас она видела повсюду бабочек, колибри и орхидеи. Ещё, видимо, подействовал трансодерм – и раскрылось небо, оттуда затрубили ангелы и заиграли что-то вроде «Чаттануга чучу». А затем была еще какая-то вечеринка, там девушки крутились в прозрачных сферах, которые были подвешены к потолку на невидимых тросиках из углеродных нанотрубок. Сферы, к тому же, были заполнены жидкостью. Судя по отсутствию пузырьков, легкие танцовщиц заполнял кислородсодержащий перфторуглеродный гель.

А после вечеринки Настя целовалась с Эдди, а в линзоэкранах, покрывавших его зрачки, мелькали какие-то цифирки и фигурки. Что было затем, она… не помнит.

Очнулась Настя уже не в Петронезии. Какое-то круглое мрачное помещение, похожее на языческие храмы. Она сидит на холодном каменном полу. В нишах – огни и изваяния странных божеств. Они как будто поглощали друг друга всем телом. Огонь был и посреди зала, на жертвеннике – он не сжигал, только растекался по руке и слегка пощипывал. Жертвенник висел в воздухе без опор, как сверхпроводник в магнитном поле. Возле него стоял Эдди и какой-то высокий представительный мужчина постарше. В зале были и другие люди с лицами, которые покрывали мимические маски; сейчас все они поголовно источали сладкие улыбочки.

– Подойди сюда, Настя, – мягко сказал Эдди. – Не бойся.

Она встала и подошла к жертвеннику. Ноги были словно чужие, они слушались Эдди.

– Сегодня твоя жизнь начнется заново. С приобщения к таинствам Вселенной. Подними голову, она смотрит на тебя.

Настя опять послушалась. Сейчас над ней не было потолка. Сквозь багровые всполохи виделся громадный глаз. Это что еще трансодерм действует или Эдди загрузил ей новый глюкософт?

В руках пожилого мужчины появился цилиндр из благородного металла. Раз и из него вышло облачко зеленоватых искр.

– Подойди и вдохни это. Просто вдохни эти искорки, – зашептал Эдди. – Это жизнь, хотя и не похожая на нашу. Она хочет быть с нами в симбиозе, она щедра. Вдохни. Ты же не ксенофобка, как бритые затылки, которые заправляют делами в Земском соборе и ходят торчать в музей Русского фронтира. Ты открыта Западу и Востоку, Небесам и Преисподней. Помнишь, я тебе говорил, что контрафактной ИМФ Living W. не существует. Так вот, то, что находится в этом цилиндре – является недостижимым образцом для любой ИМФ. Это сама жизнь. Как только ты вдохнешь её, она станет твоей. Ты обретешь вечность, свободу, счастье, почти что всемогущество.

Все внутри кричало: «Не делай это». Но Настя подошла и вдохнула…

А потом они мчались по ночному городу на ховербордах, цепляясь вакуумными липучками за автомобили и вызывая неподдельный ужас у их пассажиров. И она не боялась навернуться, потому что ощущала паутинки электромагнитных взаимодействий, исходящие из-под дорожного покрытия. Она чувствовала дыхания тех, кто был с ней, биение их сердец и даже то, как, пульсируя, течет кровь в их сосудах.

Потом они добрались до набережной Петроградского острова, где воздвигались новые наноплантовые небоскребы – сейчас было особенно заметно, что это растения, а не постройки. Сосуды и волокна проглядывали сквозь полупрозрачную паренхиму, которая нарастала на центральный ствол.

Какой-то хмырь, получив немного на лапу, пропустил их на стройку, где взрастала высотка, похожая на длиннющий и слегка изогнутый огурец. Сперва они поднимались на внешнем лифте. Вышли на сотом этаже, дальше подъемник уже не вёз.

– Последние десять этажей идут уступами – карабкаться легко, используя арматуру для высокогорных растений, установленную на простенках, – сказал Эдди.

– Я согласна, но разве ты не сделаешь мне обвязку?

– Не-а, – помотал головой Эдди. – Оно того не стоит. Обвязка, карабин, жумар – всё это не для тех, кто штурмует небо. У нас совсем короткое путешествие; короткое, но прочищающее, как клизма. Наверх пойдем только мы вдвоем.

Она поднималась, умоляя себя не смотреть вниз.

– Когда уже оно кончится, это твое «короткое»? – окликнула она Эдди, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Еще немного. Дай руку. Садись, передохни.

Они находились на карнизе, не слишком широком. От первого же случайного взгляда вниз ей стало нехорошо, и она инстинктивно обхватила спутника.

– Это самые искренние объятия, какие только можно представить. А теперь еще немного вверх, в космос.

Вот они уже на кровле – наклон 29 градусов, «комфортный», как сказал Эдди.

– Отсекай от себя высоту, – требует он. Легко сказать.

И все-таки ей удается усилием воли отсечь от себя высоту, начинающуюся в сантиметре от ее ноги. Теперь это не смертельная бездна, а просто фактор среды. Настя даже поймала волну концентрации; теперь всё, что вблизи, стало четче и массивнее, и даже как-то примагничивало; а то, что вдали и несущественно, затянулось белесой дымкой, как на картинах китайских художников. Двинулись. Десять шагов вдоль балюстрады, теперь по кровле. Ветерок приличный по горизонтали и по вертикали, кровля дрожит и вибрирует.

Она ищет руками и ногами выступы на кровле. Теперь ее ступня ровно на краю бездны, нельзя ни миллиметром правее или левее. Вот чей-то камалот, кто-то тут поднимался со страховочным тросом. Но она круче, ей этого не надо.

И вот они уже под самым шпилем – это наноплантовый цветок с двумя лепестками и заостренным бутончиком. Эдди набрасывает веревку на левый лепесток, ловит конец, делает узел и подтягивает его кверху. Он все-таки заботится о ней.

Вот он забрался на лепесток. Стоя на узкой площадке, левой рукой он цепляется за вмятины в наноплантовом покрытии, а правой вкручивает шлямбур и пропускает страховочный конец через его проушину.

Теперь они оба на полукилометровой высоте над городом, залитом лунным светом. Она и Эдди, только вдвоем. А Петропавловка, Адмиралтейство и Зимний дворец похожи на марципановые сладости.

– Ну что, готова? – спросил Эдди.

– Готова, – не задумываясь, сказала она. То, что глюкософт сейчас нарисовал мост, уходящий к Луне, только придало ей решительности.

– Тогда повторяй всё, что сделаю я. И не забывай – ты теперь связана со всем космосом. Никто и ничто не может нам что-то запретить, ни правительство, ни какие-то православные мракобесы, ни даже весь Земский собор.

Он разбежался по лепестку как по трамплину. И прыгнул.

– Иди за мной, – еще донеслось из бездны.

В этот момент к ней подлетел общественный дрон-телохранитель:

– Гражданка Кораблева, город оценивает ваши намерения, как крайне опасные. Прошу оставаться на месте, сейчас я вызываю аэрокар городской службы спасения.

– Отстань, муха.

И Настя поторопилась, чтобы не передумать. Прыгнула прямо в лунный свет. Перед тем как испугаться, она почувствовала, что-то есть внутри нее и вокруг нее, связанное с ней, прочное и надежное. Это не даст ей погибнуть. Она – супер! Секунд через двадцать полета она ощутила, как что-то удерживает ее, не дает ей камнем свалиться вниз – тонкие до невидимости, эластичные и очень прочные нити, протянувшиеся между высотками, играют роль «тарзанок», что ли. А сам полет был прекрасен. Мимо пронесся Эдди.

– Это здорово! Я люблю тебя! – простодушно крикнула Настя своему герою.

Она могла управлять своим полетом, этими нитями, их натяжением. Она вместе с Эдди пронеслась над мрачно-изумрудными водами питерской лагуны, и снова взмыла вверх.

А потом было ложе любви, в одном из садов на крыше эллинга. Через час Настя поняла: то, что шевелиться в ней – чужая жизнь, и она всего лишь кокон для нее.

Эдди как раз куда-то свалил на чужом моноцикле – вроде за алкогольным «песком». А Настя сиганула с крыши эллинга и бросилась бежать по пустой улице. Но слышала в голове чей-то голос: «От этого не уйдешь, оно в тебе», пока не догадалась вытащить психоконнектор из своего нейроинтерфейса. А через минуту заметила погоню – ее преследовали люди-пауки. Они бежали по фасадам, карнизам, крышам домов – перепрыгивая через пролеты улочек. И Настя понимала – от них невозможно уйти. Чужая жизнь, которая в ней, родственна той, что находилось в этих «пауках». Эта жизнь должна была использовать ее, а потом разорвать на куски и выбросить.

4. Службу служить – душой не кривить

Никольский решил взять аэрокар, чтобы поскорее добраться до своего дома в Усть-Ижоре, находящемуся неподалеку от музея Русского фронтира, в который он любил бегать еще мальчишкой. Там можно было, погрузившись в виртуалку, отражать с башенки деревянного острога какой-нибудь из многочисленных набегов ливонских рыцарей или шведов вкупе с полудикими финскими племенами ями и суми… А еще там были модели знаменитых средневековых сражений на северо-западном рубеже Руси – Невской битвы, Ледового побоища, Раковорского сражения, взятия Ландскроны, битвы при Лялице. Маленькие, но подвижные фигурки, кораблики, коняшки – всем этим можно управлять самому, скакать, рубить. Демонстрационный материал, состоящий из нанокристаллов с управляемой изомерией, мог принимать любую форму. Полный улёт…

Сейчас Никольского не ждала семья, лишь старый дом, в котором жили еще его прапрадед и прапрабабка. Прапрадед-шкипер водил самоходную баржу, вывозил детей-дистрофиков из блокадного Ленинграда; ее утопили летом 1942 года итальянские быстроходные катера MAS-526, вышедшие из оккупированной финнами Лахденпохьи. Говорят, что он еще с ручным пулеметом отбивался от катеров, пока детей пересаживали на какой-то баркас…

– Сам поведу, – сказал Никольский роботеху-пилоту.

– Предъявите летное свидетельство.

– На, хоть сожри его, – Никольский тут же принудил себя остыть. Никогда не срывай свое раздражение на женщинах, детях и младших по званию; животные и роботы к ним тоже относятся.

– Извини, что-то заговариваться стал. Вот тебе мои права.

От штаба Роскомфлота он направил аэрокар в питерскую лагуну; за три года здесь выросло еще немало небоскребов, один вообще похож на кочан капусты. Снизился, чтобы пролететь между корпусами Института Прошлого и Будущего.

– Вы покинули воздушный коридор, предназначенный для нашего движения, товарищ капитан III ранга, – напомнил роботех-пилот.

– Во-первых, я же вижу, что никому не мешаю. А во-вторых, если ты наябедничаешь, я превращу тебя в ведро с болтами и гайками.

– Это угроза?

– Нет, скорее шутка, товарищ робот.

– Оценил. Со мной редко шутят. Да и у меня сейчас появилась замечательная возможность просто поглазеть по сторонам, насладиться пейзажем и так далее, и так далее.

– Одного «и так далее» достаточно.

– Кстати, Дом народного творчества сегодня цветет – обратите внимание на эти огромные розовые цветы, чудеса бионической наноинженерии и заодно органы размножения нанопланта.

– Слушай, я не на экскурсии. Я только что вернулся домой из трехгодичной космической командировки. У меня, кстати, в системе Юпитера, робот был, считай, лучшим другом. Я сделал апгрейд ржавому робопогрузчику, поставил ему новую кубитовую матрицу на место развалившихся спинтронных мозгов – и, скажу прямо, сознательности у него оказалось побольше, чем у некоторых граждан… Забот у меня здесь, похоже, не меньше, чем в космосе.

– Что касается забот, можете полностью рассчитывать на меня. Интеллектуальные системы – лучшие друзья человека. Командир, а правда, что космос лучше осваивать роботами и прочими автоматами, чем людьми?

– Проще, но не лучше. Для людей не лучше.

– Командир, а как вы думаете, с какой целью по главной улице искусственного острова Петроградский-7 бежит субъект типа женщина 25–30 лет, не более 60 килограммов веса, волосы красные? Сразу видно, провинциалка. А её будто преследуют персоны, которых я однозначно охарактеризовать не могу. Это роботехи-андроиды – с вероятностью 0,3, синтетические бионические организмы, именуемые также биомехами – с вероятностью 0,5, люди с отредактированным геномом – с вероятностью 0,7.

– Подсчитывай вероятности молча. И не напоминай мне про воздушный коридор, потому что я снижаюсь. Блин, это твое корыто почти не маневрирует.

– Командир, это же не истребитель. Но я сейчас уберу программные заглушки на угол крена и угол тангажа.

– Держись за свои болты. Я почти что пикирую.

Красноволоска уже устала, она не бежала, а ковыляла, задыхаясь. Надо будет сесть прямо перед ней, заложив крутой вираж и быстро изменив вектор тяги. Кажется, там есть пространство для этого.

Однако на высоте пяти метров, прямо на вираже, аэрокар словно врезался в невидимую преграду, которая отшвырнула его, как волейбольная сетка отшвыривает мяч. Никольский успел рвануть на себе дроссельный рычаг и следом случилась такая круговерть, что бутерброд, съеденный в Пулково-5, едва не выскочил наружу, поздороваться. Аэрокар бросило в стену одного дома, потом другого, и, наконец, зажало между двумя киосками в виде бананов… Кажется, ничего сломано. Или только чуть-чуть.

– Ты как? – спросил Никольский у роботеха-пилота, сплюнув кровь, натекшую в носоглотку.

– Терпимо. Идите, товарищ капитан III ранга, у меня все равно нет ни ног, ни рук. Возьмите из бардачка оружие, его оставил один клиент, впавший в наркологическую кому по время поездки. Я отчего-то решил его сохранить. Вот, пригодилось.

А пистолет этот оказался неплохой штучкой. Прицел с оптико-электронным детектором – для работы в сумраке по малозаметным целям – легко подсоединился через персональный скин-конннектор и дал картинку дополненной реальности, контуры целей и расстояния до них. В магазине – лепестковые пули для разрушения вязкой среды вроде кевларо-гелевой «жидкой» брони.

Никольский правильно сделал, что не подбежал сразу к упавшей женщине – на фоне багрового небосвода он хорошо различал контуры преследователей, а в дополненной реальности, благодаря детектору, были видны и нитевидные гифы, которые вертелись как змеи на голове Горгоны. С первых двух выстрелов офицер снял двух «блох» – а как еще назовешь этих типов, если они прыгают с фасада на фасад, и с крыши на крышу.

Пора. Он рванул к Красноволоске, но вовремя уловил, что уже стал мишенью, упал и проехал на животе еще несколько метров. Еще одним выстрелом пришиб «блоху», готовящуюся прыгнуть на него с фасада дома – нечего из себя горгулью изображать.

– Идти можешь? – обратился он к женщине, и, не дожидаясь ответа – она явно в ступоре – потащил ее за руку к укрытию. Не успел – перед ним возник монстр. Одежонка хипстера, заострившееся лицо и шея, под которой словно ходят узлы. Его грудная клетка вдруг распахнулась, стала зевом и извергла поток слизи, прошитый жесткими нитями гифов. Никольский выстрелил – мимо. Гифы, уцепившиеся за карниз, успели подбросить монстра вверх. Еще выстрел – опять мимо, цель рывком поменяла местоположение. Тут Никольский почувствовал, что влип; гифы оплели его. И зев приближается, и кости грудной клетки у монстра раскрываются, как челюсти или клещи.

Удрать уже не получится, остается использовать преимущества противника против него самого. Никольский схватил мусорный бачок, дал себя подтянуть и зашвырнул его в зев. Теперь уже не промахнулся. И противник поперхнулся, от неожиданности ослабил хватку.

Оставив ему ботинок и штаны, Никольский потащил красноволосую за руку; теперь, главное, не ошибиться направлением.

– Хватит мне руку выдергивать, я сама могу, – засопротивлялась она. – И вообще у вас вид неприличный.

– Ничего особенного, древнегреческий вид.

Еще пяток «блох», казалось, бежали прямо по сумрачному воздуху – гифы пересекали улицу во всех направлениях. А еще по ней текла струйка топлива из проломленного бака аэрокара.

– Я сейчас включу продув и оно брызнет, – сообщил роботех-пилот. – Вам, командир, останется только поджечь. Этим вы не убьете меня. Я, то есть мы, существуем не в отдельном теле, а в более широком информационном пространстве, где хранятся и развиваются математические модели нашего мышления. Мы еще встретимся.

– Спасибо, друг, – и Никольский извлек крохотный огонек из своей зажигалки. Мгновением спустя вспыхнули брызги и струи топлива; гифы ненадолго стали цепочками искорок, а затем обратились в черную труху. Скакавшие по воздуху «блохи» с разгона въехали в витрину рыбного магазина, и, пробив ее, завязли в геле, изображавшем морскую стихию.

А Никольский пустился вдогонку за женщиной – как выяснилось, она всё-таки умела быстро бегать. И вряд ли бы догнал, если бы улочка не уткнулась в пристань – десяток пирсов поблизости, но ни одного общественного катера или даже лодчонки. Придется угонять чужое плавсредство.

Спустя десять минут понял, что угнал правильную яхту. Мотор у нее заглох, отреагировав на угон, зато парус был не современный роторный, с компьютерным управлением, а по старинке. Умению ловить ветер Никольский учился на парусной практике после первого курса в Морском корпусе – еще кадетишкой. Кое-что сохранилось в памяти.

– Женщина, сядьте ближе к корме, к румпелю, а то выбросит за борт гиком, – предупредил он.

– Какая я тебе нафиг «женщина»? Я пока еще в сорок второй влезаю. Меня, кстати, Анастасия зовут, – огрызнулась она. – И не выбросит, смотри, какая оттяжка у гика короткая.

– Да ты морячка, Настя.

– Скорее подводница. А вы тоже мутант, как и те?

– Про тех ты мне расскажешь чуть позже. А пока наслаждайся видами.

– Чтобы не видеть вашего древнегреческого вида.

– Типа того. За нами третий сектор питерской лагуны: бионика, подражание природе, наноплантовые небоскребы-растения, смахивающие на дуб и ель, огурец, кочан капусты, репку – та самую, которую посадил дедка. А перед нами четвертый сектор, здания эпохи космоконструктивизма – они более старые. Глянцевые криволинейные поверхности, напоминающие планеты, кольца вокруг них, даже черные дыры и птолемеевы сферы, геодезики, бакиболы, подражание тому, что представляли писатели-фантасты прошлого века. А в южной части лагуны – самое интересное, словно поднявшиеся из воды терема морского царя – штабы компаний, занимающимся добычей и производством на шельфе.

Они проплывали между корпусами Института Прошлого и Будущего. Сейчас, в вечернем сумраке, они светились голографическим огнями социальной рекламы. И казалось, что прекрасная космонавтка трехсотметрового роста, готовая к терраформированию Марса, сейчас поставит им крупногабаритный сапожок на голову. Не она, так столь же прекрасный трехсотметровый витязь, идущий на бой с рыцарями-разбойниками.

– У меня там предки, в смысле, мать с отцом на Марсе, возле горы Элизий обитают. До терраформирования дело еще не дошло, но наши маленькие друзья – внесенные в почву бактерии и водоросли с нужной программкой в геноме – уже производят кислород и углекислоту, – сказал Никольский Насте, чтобы она немного расслабилась.

– Я тебя, то есть вас, уже где-то видела.

– Можно Сева, – представился он.

– Точно. Я вас, Сева, видела на стелле покорителей трансмарсианского пространства. Вы там третий с края. Капитан III ранга Никольский… В жизни вы как-то не так смотритесь. По крайней мере, там вы были в штанах.

– Искусство – это не зеркало.

– А я на подводной добывающей платформе работаю в Ледовитом океане. Медсестрой. Там – хорошо, коллектив приятный. Только мне туда уже не вернутся.

И тут она неожиданно расплакалась.

– Я – заражена.

– Современная медицина прекрасно умеет справляться с венерическими заболеваниями.

– Да идите вы, Сева, со своими венерическими заболеваниями – только одно у вас на уме. Вы же видели этих мутантов с воронками прямо в груди. И я стану такой же.

– Не станете. Потому что я их увидел гораздо раньше, чем вы, еще на спутнике Юпитера. Следите за моими губами – я этого не позволю. Но, откровенно говоря, времени у нас немного.

– Никольский, отзовитесь, – проникло прямо в среднее ухо; это включился интракорпоральный трансивер, вмонтированный в его верхнюю челюсть.

– На связи, товарищ контр-адмирал.

– Чем, черт подери, вы занимаетесь?

– Катаюсь на яхте. Прекрасная погода, девушка рядом.

– Вы знаете, что замечено в третьем секторе лагуны?

– Конечно. Я сам первый это и заметил.

– Они появляются и в других районах города.

– Источник этой заразы, морула, находится где-то здесь – на поверхности воды много обрывков гифов. Сейчас у нашего паразита вторая стадия цикла размножения. Важно не допустить следующей, когда появятся половые особи. Конечно, можно ловить и отправлять в карантин тех, кто заражен, попробовать их там лечить с помощью медботов. Но, более всего, необходимо уничтожить источник спорозоитов, морулу. Я нырну и устраню ее.

– Это слишком рискованно. Я пришлю группу спецназа на конвертоплане.

– Присылайте, только я сделаю это сам. И пусть не садятся и не стреляют. Пока я не дам координаты цели.

– Ладно, действуйте.

– Именно это я и хотел услышать.