Текст книги "Корабль Судного дня"

Александр Тюрин
Корабль Судного дня

1. Верфь

Я помню её совсем девчонкой, когда она выступала на соревнованиях Пояса астероидов по фигурному катанию на полусферических катках. Хауэр, хозяин верфи, оплачивал Зое перелёты на соревнования и хорошую русской тренершу. Моей жене юная фигуристка не понравилась, хотя Инга была ничего себе, а Зоя напоминала тощую козу на коньках. Мне же пришлись по вкусу покатушки девчонки из нашего захолустья, которая заткнёт за пояс любую фифу с самой Цереры.

Потом жена Инга отчалила от нашего астероидного мирка. У Зои что-то случилось с суставами, астероидникам часто не хватает полезных элементов в организме. А у верфи прогорела идея строить супербалкеры, которые должны возить никелевую и железную руду с астероидов класса М. Конкуренты, отбуксировав железный астероид Нерею на околоземную орбиту, стали дробить его и бросать в печи орбитальных заводов. Конкурентов поддержала администрация Альянса, исходя из старой идеи английских лордов, что в колониях не должно быть сильной индустрии. Хауэр расхотел оплачивать Зое поездки на соревнования, не собирался тратиться и на её новые суставы.

Не ударившись в уныние, она окончила по-быстрому под нейрософтом соответствующие курсы и купила на оставшиеся премиальные офицерскую лицензию у департамента внешних территорий под управлением ООН. Служит в полиции вольного астероида Диона, который, несмотря на гордое название, является колонией, где всем заправляют представители Западного Альянса. А ЧОП, где служу я, как и заводы, и синтетические потроха многих граждан, принадлежат Хауэру.

Мы с Зоей иногда пересекаемся по службе. Работы у местных полицейских хватает, в отличие от других обитателей Дионы.

На этой каменюке, изрытой шахтами и прочими тоннелями, скопилось несколько тысяч грубых мужиков, которым негде заработать и некуда деваться. Их ведь завезли сюда, как когда-то китайских кули на Земле, по двадцатилетним контрактам. Денег на билет в более счастливые края, у них нет и не будет. Хауэр иногда подкидывает им на оплату воздуха, на пожрать – этого хватает на съедобное говно, вылепленное на механохимической фабрике из обычного говна. Они и «женщину» – ту самую, когда «кинь порошок в корыто и оттуда выйдет Афродита» – покупают в складчину вдесятером. У большинства – пропитые мозги и изношенные органы. Но эрзац-сердце, выращенное на хитозановых подложках, и прочая синтетика – это лишь для главарей банд.

В центральном тоннеле кучкуются лекаря, заявляющие, что умеют пришивать и отрезать члены, но которым нельзя доверить стрижку ногтей. В штреках за вторым доком околачиваются специалистки в области коммерческой любви, продающие свой товар со всё большей скидкой. На самой верфи сейчас народ нанимают временно, на разделку в металлолом старых барж, потом снова под зад ногой. Космолетчики, что ещё сходят на наш берег – сборщики космического мусора, приводящие шаланды со всяким калом. Нарики со склеившимися извилинами, да вдобавок по ним стадами ползают твурмы, биомехи-паразиты. От таких космолетчиков даже проститутки драпают.

Единственный легальный бизнес, который процветает на Дионе – похоронные фирмы вроде «Хьюман Лего», которые являются дилерами по перепродаже органов и имплантов, бывших в употреблении. Дилеры-крокодилеры.

Я глянул через иллюминатор на огромную обечайку «Олимпуса». Счастливое исключение, впервые пригодилась мегаломания Хауэра. Однако и самый крупный наш стапель в сравнении с этой космической горой, как хилая телочка с быком. Там есть всё для прекрасной жизни вечных пассажиров и система «универсальной защиты», благодаря которой им ни помереть, ни даже ушибиться невозможно. Но и «Олимпусу» оказался нужен ремонт. По объяснениям его администрации, он столкнулся с другим крупным объектом. Смотрим, что у нас по плану работ на корабле-переростке: починка двух маневровых движков, замена приличного сектора обшивки и швартовных устройств.

Я перевел взгляд на экран, где маячила голова Зои со смешным хвостиком, поблескивающим дешевой фотоникой – по-моему, девушка уже не поспевает за модой.

– Значит, лейтенант, твой клиент увидел монстра в районе пятого цеха. А чем ширялся, случаем, не доложил? Ладно, гляну записи видеокамер, поспрашиваю тараканов.

– Поспрашивай, ты с ними найдешь общий язык.

Она ушла со связи и мой взгляд увяз в убогой обстановке нашей конторы. Старорежимные пузатые головизоры, напоминающие аквариумы. Фонтанчик из сверхтекучего гелия, похожий нынче на соплю. Сломанный Робуст-127, который с тягучим шипением пневматических приводов пытается что-то протирать обвисшими щупальцами. Он мне как старый домашний пес – руки не поднимаются спровадить его в мусоропровод. Взгляд окончательно скисает на плакатах, где от наших стапелей отходят глянцевые махины балкеров, их провожают прекрасные монтажницы, чей наряд составляет лишь гаечный ключ. Всё, что блистало во времена больших прибылей, сейчас выглядело декорацией для третьесортного сериала.

Есть десять минут, пока не придет суточный отчет по хищениям на предприятии. Это дело приключилось рядом с цехом переработки отходов. В секторе работали девятая и десятая мультиспектральные камеры, восьмая вырубилась. Подключаю своего спинтронного напарника, пусть прошерстит их записи.

Ага, нарисовался искомый нарконавт. Обычный работяга с виду, следы от жестких коннекторов на сизой лысине, похожей на подгнившую овсянку; решил отдохнуть после смены, не откладывая в долгий ящик. Разделать за несколько часов корпус целой баржи – большой напряг, даже если сидишь у консоли киборга, оснащенного мощными плазменными резаками. Держать такое чудовище под контролем при помощи нейроинтерфейса – выжимает мозги как тряпку. Пролетарии в весеннюю эпоху капитализма дули шнапс прямо во время работы, чтобы заглушить физическое изнурение. Сейчас изнурение больше мозговое, но своего рода шнапс ему тоже требуется.

Вот докер заклеился, на шее видна полоска трансодерма, как след от веревки висельной, играет яркостью индикатор впрыскивания… А это что? Позади появляется как будто размытый силуэт.

– Напарник, останови, оконтури, увеличь, убери помехи. Поживее, пока не пнул тебя по железякам.

Какой-то дефект записывающей аппаратуры? Или там существо с провалом на месте груди. Оттуда высовывается непонятно что, даже при увеличении. Докер с визгом, будто уже лишился гениталий, бросается наутек. Тварь пробует словить нашего героя за задницу, но не получилось. Скрывается за мусороприемником, где камера не фурычит.

Нечего тянуть кота за причиндалы, надо глянуть на месте. Я двинулся к двери, которая с лязгом разошлась двумя лепестками. Когда-нибудь она перекусит меня пополам и не подавится. Встал на свой старый борд и покатился на поскрипывающих роликах, якобы лишенных трения качения, к пятому цеху.

Прошли времена, когда я выделывал всякие фортеля, съезжая по трапам или въезжая вверх по стене с помощью инерционных накопителей. Сейчас чуть на ровном месте не навернулся. Остановился, чтобы убрать брошенный кем-то болт или цепную оттяжку, но рука скользнула. Тьфу, слизь. Не простая, с серебристыми вкраплениями. Через десять метров, возле сепаратора, еще один слизневый потек обнаружился. И около трубы, передающей отходы с «Олимпуса» на наши цистерны, грязные следы. Мне такое вообще поперек характера, свинство на палубе воспринимаю как личное оскорбление. Достал свой несессер, отлепил от слизи несколько искринок, упаковал в пакетик, потом вызвал докового робуборщика.

Запросил у портового сервера информацию по тем персонам, которые сходили на наш берег с корабля-великана. Но господа с «Олимпуса» плевать хотели на затхлую Диону – не выходили ни в своем теле, ни в искусственном теле дабла. Не был замечен даже Обличитель, миллиардер-эксцентрик, посещающий по ходу движения «Олимпуса» астероидные мирки, населенные плебеями, чтобы обличить в них серость и тягу к социализму. Он, кстати, сволочь немалая, участвует вместе с эскадроном смерти, состоящим из таких же богатеев, в охоте на «врагов свободы», когда губернатор внешних территорий ООН объявляет на том или ином астероиде чрезвычайное положение.

Я посмотрел на ферму, по которой протягивалась с «Олимпуса» слегка пульсирующая труба из квазибиологического пластика, прямая кишка в натуре. Как будто что-то движется по ней, имеющее очертания тела. И камеры-то поблизости никакой нет. Попробовал увеличить разрешение своих глазокамер, но цифровой зум ни на пиксель не прибавлял информации.

Хорошо, что вовремя успел ухватить чуйкой приближение чего-то сзади и пригнулся. Всё равно меня сильно пихнуло. Пока катился по платформе, надо мной пролетело вонючее тело. Я приподнялся на одно колено, доставая пушку, выстрелил, но получилось «пальцем в попу». Что-то хлестнуло меня по руке, выбив оружие, и здоровый цветок с острыми зазубренными лепестками едва не впился мне в живот.

Я успел подать ему снизу ногой и нырнул вслед за своей пушкой, ухватил ее, выстрелил в наседающую тварь, но цель почти сразу стала нечёткой. То, что меня атаковало, сейчас удирало по ферме, ведущей к «Олимпусу». Я же прилично двинулся головой о платформу; кровь течет с бровей, как с карниза, норовя залепить глаза. А когда стал подниматься, надо мной проплыло пятно. И будто заметил я небожителя с изумрудным лицом, рубинами глаз, прозрачными кожными покровами, хромированным стеблем позвоночника и хрустальным цветком мозга. Именно в таком виде является Обличитель, когда использует своего дабла для разведки – перед очередной охотой.

2. В гостях у сказки

– Ты как? – спросила Зоя, тряхнув кудрями так, что они прыгали с полминуты; у нее там точно вставлены пружинки.

– Полежал в медпункте, оклемался. Небольшое сотрясение мозга – похоже, сотрясаться особо нечему. Робохир заштопал рану, заклеил дермопластом, теперь у меня звезда во лбу. Снял за свои услуги с моего счета 20 баксов, как с куста. Денек дома побуду…

– Не торопись на работу, тебя там ждет только мусорное ведро с элементами интеллекта.

– Я, между прочим, глава службы безопасности, в которой помимо меня, остальные лишь числятся. Липски неделю квасит где-то и присылает бюллетени за подписью врача, который известен как ветеринар-самоучка.

– Берсенефф, хочу извиниться, ты вроде из-за меня на койку попал. Могу загладить вину чем-нибудь конкретным? – она изобразила смущенную улыбку.

– Поцелуйчиками не отделаешься, лейтенант. Может, на той койке полежим, помечтаем?

– Еще благородного из себя строил, – и презрительная мина у нее неплохо получилась.

– Не только строил, а был на самом деле благородным. Безобразия, совершенные мной в будущем, никак не могут отменить мои заслуги в прошлом.

– Это, смотря какие безобразия, – и вид у неё совсем не грозный.

– Из личного опыта я вынес твердое убеждение, что тому, кто не пристаёт, говорят «нет».

– Ты проверь, что будет, если пристать, – она игриво покачала носком своего изящного форменного ботиночка с противоминными протекторами.

– Проверю, когда одна особа положит свой «Глок» в ящичек.

– Старые развратники обычно добавляют «в ящичек, где трусики лежат».

– В ящичек, где лежат сводки за последнюю неделю, – я поспешил свернуть от щекотливой темы; не хочется, чтобы во мне подозревали «старого развратника». – Лейтенант, в последнее время были сигналы о разогреве политической обстановки на Дионе? Я не о кривозащитниках, которые борются за право искусственных тел на бесполый брак. Я о реальных борцах за справедливость, вроде рабочих вожаков.

– Что имеет отношение к политике – не моя епархия. Этим занимается департамент губернатора внешних территорий ООН.

– Который является шестеркой Альянса.

– Как и все высокопоставленные персоны, Берсенефф. По любому, политический надзор осуществляется людьми, находящимися «под прикрытием». А почему спрашиваешь?

– Явившийся мне светоносный дух – признак намечающейся охоты на людей, на которую Обличитель получит патент от губера.

– Если тот объявит чрезвычайное положение, – резонно заметила Зоя.

– Это запросто. В колониях Альянса всё больше озлобленного прекариата, который может заработать на еду и воздух, лишь если его труд обходится дешевле, чем эксплуатация биомехов.

– Да ты Роза Люксембург без юбки, – на ее лице появилось уничижительное выражение, которое я не очень любил. – Я так поняла, что кроме ужасного зубастого цветка, ты ничего не увидел.

– Грудная клетка у того типа превратилась в огромную пасть. Сердце и легкие, должно быть, сбежали куда-то пониже.

– Буду для прояснения добиваться встречи с капитаном «Олимпуса».

– Не забудь вписать в список приглашенных графа де Берсенефф. И проверь это на вашей аппаратуре, – я протянул Зое пакетик с капелькой слизи, к которой прилипли те самые искринки; правда, сейчас они едва мерцали. – След чужака. У наших дерьмо не светится.

Она направилась на выход; хорошо ещё смотрится, сзади в том числе. Зоя остановилась перед распахнувшимися ржавыми лепестками двери:

– Я поймала твой взгляд, старый развратник. Царапает.

– Будь снисходительной, золотце, я ж твой многолетний фэн.

– Иногда надо поторопится, многолетний. Иначе жизнь пройдет вприглядку. Помнишь, когда на тренировке я заработала вывих с пятерным акселем, а ты как раз зашел к Тамаре – у вас, кстати, с ней что-то было?

– Нет, точнее, два с половиной раза, со скуки.

– Ладно, не важно. Ты посадил меня на спину, встал на доску и покатил к аптекарю – тогда на Дионе не было робохиров. А когда ты взялся доставить меня домой, тебя отвалтузили ребята, которые считали меня девчонкой со своего района.

– Всего раза два по тыкве угостили, и я им пару раз.

– Если б я не завизжала, то огрёб бы пятьдесят два раза… Я тогда почти любила тебя. А ты изображал преданность перед своей экс-женушкой. Только мне тогда было восемнадцать, теперь тридцатник. И тебе полтинник уже. Человеку в жизни дается не так много шансов.

Тут кто-то вышел с Зоей на связь через боди-трансивер – когда у человека по тонким косточкам проходит звук, это заметно – и она стала пересказывать мне:

– Нашелся нарик, который с монстром встретился. Лежит на вскрытии в бюро судмедэксперта. Он совсем плохой даже для мертвеца. Сердце и легкие начали перемещаться в хрящевую капсулу, появившуюся в брюшной полости и прижатую к поясничному отделу позвоночника. Судмедэксперт написал о быстром возвращении специализированных клеток в плюрипотентное состояние и их новую дифференциацию, что стало причиной образования капсулы. И с ребрами кавардак: преобразование в пару створок, способных к смыканию и размыканию. Похоже на то, что увиделось тебе возле пятого цеха. Сформировался зев, связанный по кратчайшей с желудком. Дыхание осуществлялось через спинные трахеи. Мужик покончил с собой от страха, бахнув гвоздем из нейлера в артерию.

Зоя выскочила за дверь, а я встал на свою побитую доску и со скрипом покатил домой.

По дороге чуть снова не упал, не из-за болта, а от осознания. Зоя права, жизнь уходит, я не использовал те немногие варианты, которые могли её как-то расцветить. Астероидники – вообще бабочки-однодневки; особенно если сравнить с не знающими износа богатеями с «Олимпуса». Последние годы доживают совсем беспонтово, превратившись в додо, донора-должника, заложив свои органы. Как израсходовал полученные за них бабосы, так отдавай концы. А из твоих органов и тканей понаделают франков. Франкенштейны – тот вид биомехов, когда человеческую плоть, взятую от додо, нанизывают на поликарбоновый скелет, скрепляя лазерной сваркой. Самое быстрорастущее население колоний Альянса, признанное как электорат решением ооновских заправил. На их производстве зарабатывает небезызвестный Б. Дарси.

Пора выкинуть из головы, что мне стыдно променять Ингу на ту, кто посвежее. Экс-супружница сейчас процветает в тех сферах, куда мне доступа нет. Удачно продала и свою смазливость, и артистические таланты. Да, я пялился на катание Зои, оценивая не только шестерной лутц. Поскольку ещё не поменял кое-что на бубенцы, любовался резвыми ножками в светящихся колготках и теми яблочками наливными, что натягивали играющий волноводами костюмчик. Что в этом плохого, если у нее всё хорошее. Хотя она тоже карьеристка. После Хауэра у Зои был еще пяток «друзей с положением» и лутцы она крутила уже в кровати. Несколько раз подставляла меня, как в деле с хищением тонны квазиживого пластика с верфи, который пару лет ползал колбасками по канализации. Но по-другому у нас нельзя, иначе быстро на помойке окажешься. Меня, пройдет пара лет, и выпрут с верфи, заменят на дешевого франка. Превращусь я в очередного додо. Не жених уже, набор органов на распродажу.

Добрался до своей конурки, плюхнулся в расстроенных чувствах на койку; здесь, включая нее, шесть квадратных метров. У других и такого нет; для них мой скромный тубхаус выглядит целой усадьбой. Как правило, жилое пространство у людей на Дионе немногим больше кабинки туалета; биомехи спят, то есть подзаряжаются и тестируются, считай, что в ящиках. А у меня к жилью и труба магнитопровода подведена. Сейчас бутылку качественного японского виски закажу: исходное сырье – сине-зеленые водоросли с плантаций Цереры… Из шлюза почти сразу вывалилась заказанная емкость – на этикетке анимешная деваха крутится вокруг шеста, мелькая стрингами и напевая на своем японском: «Ши но суки на». Под такое пение я быстро оприходовал почти всю бутылку и вроде закемарил. Вначале это напоминало полет, будто меня втягивала атмосфера газового гиганта, Юпитера или Сатурна. Бешеные ветра трепали меня, но я не чувствовал потоков, взрывающих кожу, ломающих кости и врывающихся в череп. Тело стало переливами багровых и сиреневых красок. Цвета сгущались и смешивались, пока не превратились в слегка посверкивающую мглу.

Не размыкая губ, я справился у кого-то: «Это смерть?». Раз не отвечают, значит, нет.

Я всё же есть. Просверки моего сознания вспыхивали там и сям, взмахивая белыми крылышками, которые отсвечивали лучи невидимого черного солнца, и в пространстве моего тела, и за пределами его. Я почувствовал пузырчатую гущу своих легких и прочие свои потроха. Пространство заполнилось биениями – это работали мои органы, трепетали сосуды, как ритм-секция громыхало сердце. Затем стал ощущать скользкие шарики белковых глобул, пульсации водородных связей и мерное гудение углерода. И ниточки энергии, выходящие из-за завесы, за которой пряталось черное солнце – пронизывающие и создающие нас всех. Теперь я чувствовал гофрированную поверхность газообменной мембраны в метре от койки, пупырышки краски, образованные протечками на потолке, даже текстуру картины, которую купил у истинного художника, спьяну попавшего на Диону…

– Проснись и пей, – прямо в голову проник голос Зои, став по дороге сообществом звонких колокольчиков. – Попадаем на капитанский коктейль. Я с капитаном «Олимпуса» договорилась и внесла графа де Берсенефф в список посетителей. Жду у второго пирса.

В руке опустошенная бутылка с задорной девицей, которая успела избавиться от стрингов. Что, я так набубенился? Или кто обманкой загрузил вирусный психософт через мой нейроинтерфейс? Опасливо потрогал разъем над пятым шейным позвонком, заглушка вроде на месте. Может, то подействовало, что вынудило докера свести счеты с жизнью?.. Ой, опаздываю.

Метнулся к экрану, но тот не захотел работать в зеркальном режиме, чтобы отразить мою скромную внешность. Послал подальше домобота, который предложил сделать яичницу – к черту змеиные яйца – и выкатился за дверь.

Зоя была не в форме, чтоб не нервировать небожителей. В укороченных брючках, открывавших её тонкие щиколотки, за которые я переживал на соревнованиях. И в жакетике, слегка отливающем золотом и подчеркивающем талию. На Дионе, где почти все дамы давно её потеряли, это выглядело открытым вызовом. Мне сразу стало стыдно за свой внешний вид. Старый, неухоженный.

– Этот стиль тебе идет, как и любой другой, – начал я с честного комплимента.

– Хоть бы причесался. Ладно, застынь, не дергай ушами, – она провела по моим волосам, помнящим лучшие времена, своей расческой-укладчицей. И у меня, помимо пробора, появился светящийся экстешн.

– Ты чего, я же не хипстер с драным задом.

– А ничего. Если у тебя не получается иметь приличный вид, сделаем ставку на эксцентричность; стильный гвоздь в шее не помешал бы. Теперь пошли. Да, та проба, которую ты передал, содержит человеческую ткань, состоящую из клеток, потерявших дифференциацию, а также агрегированные молекулярные машины. Всё яснее, что с «Олимпуса» произошла утечка.

От туши левиафана выдвинулся герметичный трап и воткнулся в приемный шлюз пирса – опять кажется, что «Олимпус» имеет нашу потрепанную Диону во все щели. Распахнулись двери, одна, другая, и на нас пахнуло богатой жизнью. Едва мы попали на корабль, нас понесло. В смысле, движущаяся дорожка. Вокруг витали радужные существа, напоминающие то ли колибри, то ли эльфов. «Добро пожаловать», – хором щебетали они. Странно было увидеть парадиз, оставив за дверью мрачный словно изъеденный психопатом астероид.

От стоянки возле осевого шлюза отлетают такси. Садимся, Зоя рядышком, рассекаем лазурь. Под нами, затем и над нами, видны озера, по которым ходят яхты – на взгляд не больше водомерки, рощи, холмы, долины, усыпанные прянично-марципановыми домиками. Через весь диаметр «Олимпуса» проходит насквозь гора, имеющая два подножия и ни одной вершины, максимально утончаясь на оси корабля.

Гора всё ближе, расступились кудрявые облака из управляемого аэрозоля и перед нами распахнулся балкон, увитый сочным плющом. Нас приветствовала вроде как женщина, впрочем, сразу возникло подозрение; не те афродизиаки.

– Я – Асука Абэ, супруга капитана Рюэ Утияма. Муж мой скоро подойдет с вами познакомиться.

Вокруг были олимпийцы, в тогах и туниках смахивающих на облачка, а в бокалах у них будто маленькие фонтанчики. По залу с высоченными сводами и колоннами дорического ордера ходили мраморные скульптуры, биомехи должно быть, и предлагали амврозию разной крепости. Я отказался – не завтракал же, хотя букеты натуральных запахов шибали сквозь нос прямо в обонятельные центры мозга. Присутствовал и генновостановленный лев-качок из подвигов Геракла, которого можно дергать за хвост. И златокудрые мальчики – с пальчиком в одном месте, предназначенные понятно для чего. Аппетит от этого сразу испортился, но я всё ж сорвал и быстро сжевал пару плодов с мультигеномного деревца, на котором и груши, и яблоки, и что-то вроде конфет растёт.

– Давайте я вам устрою небольшую прогулку по нашему Олимпу, – это Асука конкретно мне. – Ваша коллега может пока подождать капитана здесь, в приятной компании.

– Шуруй, красавчик; можешь даже разоблачиться ниже пояса, как у них принято, – Зоя охотно подставила меня.

Диаметр «Олимпа», если учесть, что он вроде колеса, порядка десяти километров. На оси невесомость, а на ободе искусственная сила тяжести, несколько меньшая, чем на Земле. Забавно с оси наблюдать за крохотной жизнью на ободе. Там находятся жилые районы и «зеленка». Но это только ближайший уровень. Следующий за ним – уровень жизнеобеспечения, уже невидимый глазу, где силовые агрегаты, очистка воды, регенерация воздуха и такое прочее.

Асука заливает, светя мне синтетическим бюстом, похожим на два арбуза… Мол, чтобы стать членом АО «Олимпус» и его пассажиром, надо купить хоть одну акцию за сто миллионов баксов. Обалдеть, мне такую сумму и за миллион лет не накопить. Обитает тут десять тысяч полубогов. В основном, умело бездельничают, не болеют и живут, сколько пожелают. В год на «Олимпусе» не более одной смерти – какой-нибудь могучий старик, далеко за сто, пресытившись жизнью, решил отчалить в лучший мир. Хотя, что может быть лучше? Чтобы не случилось на Земле, не стряслось на Марсе и астероидах – «Олимпус» с его обитателями будет процветать. Ему не страшны наводнения на Земле, которые затопляют берега, облепленные человеческими муравейниками. Ему по барабану восстание Африки против эксплуатации со стороны Альянса, когда потомкам западных работорговцев пришлось изведать силу лучевых ассегаев. Ему не страшны зоны радиоактивного заражения, которые образовались после серии войн на Марсе в долине Маринер. Ему не опасны ни рои разъяренных кибернасекомых, которые получились из полезных микродронов, ни одичавшие робуборщики, потомки интеллектуальных пылесосов. Ни озлобление масс, лишенных зарплаты из-за неодолимого хода роботизации в любой точке мира, где действует крупный капитал.

«Олимпус» всем обеспечен благодаря технологиям матсборщиков, кристаллической и молекулярной механике, реплицирующимся наноассемблерам и квазиживым вещам, обладающим собственным метаболизмом.

«Олимпусу» не страшно и разбухание Солнца. На этом новом ковчеге хранятся замороженные эмбрионы, споры и семена всей фауны и флоры, от самой естественной до генно– смоделированной. Если что, ковчег 2.0 уйдет к спутникам Юпитера или Сатурна, обладающим подледным океаном, который можно засеять жизнью.

Кстати, мегакорабль и система универсальной защиты является совместным владением «Дарси Итернити» и еще двух корпораций, объединенных названием Три Горгоны. У дилеров «Дарси» в любой момент вы можете заказать здоровье, продление жизни и любой вариант размножения по выгодной цене. Остерегайтесь контрафакта, пользование которым наказывается судебными органами Соединенных Штатов Атлантического Альянса по всему миру, вплоть до стерилизации и дезинтеграции…

А пока опускаемся или поднимаемся – фиг разберешь – в прозрачном лифте, который, то идет внутри местной горы Олимп, то выходит наружу. Высота у неё больше, чем у Эвереста, состоит из управляемых метакристаллов, постоянно меняющих её очертания. Вокруг нас то пещеры и гроты, то сады и водопады. По горным тропам, перепрыгивая через расселины, носятся молодые люди трёх полов на бордах или маунт-байках – они не боятся навернуться в пропасть или врезаться башкой. Система универсальной защиты всегда придумает, как их спасти.

Серебристые искорки, которые и на коже олимпийцев, и в воде, на камнях – молекулярные машины типа DEIM (Daemon Еnim Immortalitatem), в просторечии «демы», созданные корпорацией Дарси по результатам изучения особого типа молекул из атмосферы Юпитера. Они соединены в самообучающуюся сеть; это совокупность актуаторов, репликаторов, серверов. Они постоянно постигают клиента, изучают среду его обитания для достижения технического бессмертия.

Так говорит Асука, светя декольте, глубоким как адская бездна. А я ожидаю с ужасом, что у нее из-под юбочки яйца покажутся.

Если демы чувствуют опасность, мигом устанавливают связь со своим роем, переговариваются с другими элементами универсальной защиты, которые находятся внутри и снаружи от клиента. Они не дадут ему утонуть или разбиться, потому что агрегируются в сеть или набор пленочных демпферов. При угрозе переноса вредных газов, букашек или вирусов, демы создают мембраны. Что надо пропускают, а что вредно отражают. Демы находятся и в тканях клиента, мгновенно окружая и дезинтегрируя любой патоген…

Асука предлагает совместно развлечься, прыгнуть в виндсьюте. У него крылья, которые могут раскрываться примерно как телескопический веер, также имеется россыпь реактивных движителей. Куда деваться? Откажешься, баба засмеет, или кто она там.

Стою я над пропастью в крылатом костюмчике, облегающем мое незавидное тело, потом, закрыв глаза, прыгаю. В ушах свистит ветер, всё – капец, лишь бы не описаться напоследок. Но инерционные нагрузки показывают, что я закладываю виражи, привыкая с помощью нейроинтерфейса к новым конечностям – крыльям. Мы гуляем среди стада розовых облачков, похожих на зефир, перемахивая с одного на другой. Невинно резвимся, пока в пространстве не расцветает облачный цветок, созданный мономолекулярными пленками и гелием. Он создает нам укрытие и чёртова Асука начинает срывать с меня виндсьют, чтоб оперативно добраться до моей плоти…

– И как? – ехидно поинтересовалась Зоя при встрече. – Отдался ей? Такой мастерице – не грех.

Сама-то она время зря не теряла. Лишь при виде моей небритой физиономии от нее отвалила пара юнцов, а на самом деле дядек моего возраста, с прошедшей ремастеринг внешностью.

– Не ей, а ему – это я точно вычислил, у него яички в отделении местного банка хранятся. Так что грех. И не отдался, а дал в бубен от души. Затем героически прыгнул с облака, чтобы оторваться от преследования. Если бы не ухватил за хвост какого-то пернатого, точно бы каюк.

– Привираешь, коллега.

– Вот следы от зубов на костяшках моих пальцев. Парочку клыков Асуке высадил – будет выращивать новые на зубной плантации. Вот перо из хвоста пернатого биомеха. Доказательная база имеется.

– Ты – позор для нашего свободного общества, – поощрительно говорит Зоя, потягивая коктейль, состоящий из разноцветных пузырьков. Намека даже нет, что она – «легавая».

И не дав нам пять минут побыть вдвоем, появляется капитан «Олимпуса». Белый мундир, на котором ни молекулы грязи, плюс след от засоса на бритой башке.

– Возникновение демов имеет прямое отношение к опытам с некоторыми органическими веществами в системе Юпитера? – спрашивает Зоя.

– Да, лейтенант Димитриди, лаборатория «Дарси Интернити» изучала некоторые внеземные органические вещества при создания демов. Но при разработке механизма устойчивости для наиболее распространенной модели DEIM-3 разработчики применяли математическое моделирование с использование искина класса «бог», при котором все опасные варианты заранее отметаются.

– Но у демов есть петля обратной связи и соответствующий интерфейс для адаптации к изменениям окружающей среды. Не могло быть таким путём нечто вредное закинуто в их код? Например, с занижением реакции среды на какое-то адаптивное изменение.

Капитан порастирал засос на лысине, который, похоже, заботил его больше, чем слова Зои, существа из скучного низшего мира.

– Теоретически может быть всё. Но демы настроены на одну единственную цель – поддержание технического бессмертия носителя через адаптацию к любым воздействиям окружающей среды.

– Бессмертие – понятие относительное, если не очень ясно, к чему оно относится, к индивиду, к группе, к роду человеческому. Кого или что демы рассматривают как носителя? Если главным критерием является адаптация к воздействиям среды, будут ли идеально адаптированные существа в конечном счете являться людьми?

Капитан усиленно демонстрирует, что общение начинает его утомлять. Смотрит как бы вдаль, контактные дисплеи на его глазах мерцают, и то, что они показывают, занимает его больше, чем беседа. Пора подключаться мне.