Текст книги "Людоед (сборник)"

Медведь стоял метрах в десяти от него, низко опустив голову, он будто что-то высматривал в мокрой траве. Зверь хрипло и натужно дышал.

Виктор издал дикий, протяжный крик.

Медведь уставился на него. Крохотные, запавшие глазки медленно наливались кровью.

В следующую секунду он кинулся на охотника.

Там же, воскресенье, 6:41

Как только Смолин покинул сторожку, Олег без труда освободился от пут. Во-первых, этот салага-сержант абсолютно не умел связывать человека. Ни связывать, ни вязать узлы. Ну а во-вторых, даже круглый дурак знает, что когда тебя связывают, мышцы нужно максимально напрячь, чтобы потом незаметно расслабить, и веревка провиснет. Пока «сержант» вязал его, Олег был в сознании, просто притворялся, будто находился в отключке. Поэтому несложный фокус удался, и на все про все у него ушло не более десяти минут.

Шибаев поднялся наверх, потирая затекшие запястья. Взгляд егеря тут же упал на искореженные ружья. Он недоверчиво взял свой «Тигр», осмотрел искривленный ствол, покачал головой. Потом повесил на плечо потрепанный ягдташ[3]3
  Сумка для ношения убитой дичи и необходимых на охоте приспособлений (от нем. «Jagdtasche»). Обычно состоит из кожаной или парусиновой сумки с одним или несколькими отделениями.


[Закрыть] и уже хотел идти в лес, как, поразмыслив, захватил с собой из сеней топор.

Против медведя, конечно, топор бесполезен.

Но он может пригодиться, если у сержанта окончательно съедет крыша.

Ведь Виктор думает, что он еще там, в погребе.

Олег вышел наружу. Заскрипел зубами, увидев растерзанные останки Юмы. Сгорбившись, егерь подошел к мертвой лайке, погладил по залитой кровью голове. Пасть собаки была оскалена, глаза уже подернула молочная пленка.

– Эх, Юма, Юма, – вздохнул Олег. – Хорошая была собака. Прости…

Он посмотрел на растущую рядом ель – вторая половина собаки висела на ветках, как сохнущая тряпка. На лице Олега не дрогнул ни один мускул. Он бережно снял останки Юмы с дерева.

– Я похороню тебя, как вернусь, – пообещал он.

Твердо печатая шаг, Шибаев направился за Виктором. Это было несложно – «сержант» оставлял за собой слишком заметный след, даже несмотря на дождь. Настоящие охотники так не ходят.

Но дело было даже не в походке. Даже если бы «сержант» парил в воздухе, как святой, Олег и так бы догадался, куда тот решил отправиться.

Конечно же, к берлоге. Той самой, где он его застал в день приезда.

Вскоре он остановился у огромного валуна. На нем, нахохлившись, сидел ворон.

– Кар! – хрипло выдал он, когда егерь окинул его беглым взором.

Олег остановился.

Ворон приподнял крылья, расправил их, будто красуясь перед человеком.

«Посмотри, каков я», – смеялись его круглые блестящие глаза с темно-бурой оболочкой.

– Он… там? – глухим голосом спросил егерь.

Ворон молчал, со скучающим видом уставившись на Бирюсу.

Олег сделал осторожный шаг в сторону леса, как вдруг птица резко сорвалась с камня. Злобно каркая, ворон молниеносно ринулся на опешившего егеря, сбив с его головы кепку.

– Ох ты, дьявол… – только и промолвил Олег. Он выронил топор, защищая глаза. Сделав круг, ворон поднялся в воздух и, сложив крылья, словно истребитель, вновь понесся к пожилому мужчине. Птица врезалась в голову егеря со скоростью выпущенного из пращи булыжника. Твердый, как сталь клюв глубоко рассек ему лоб. Хлынула кровь, и Олег, не удержавшись, упал.

– Вот бестия…

Он поднялся, вытирая кровь и растерянно глядя на ворона. Тот, покружив над ним, снова вернулся на камень.

– Хорошо, парень. Я все помню. Согласен, это не мое дело, – пробормотал егерь, водрузив кепку на голову. – Подожду здесь.

Где-то в чаще раздался яростный рев, за которым тут же последовал крик.

Кричал Виктор.

Москва, воскресенье, 12.48

Жираф поразил Артема.

Мальчик долго смотрел на африканское животное, открыв рот.

– А как он пьет, бабушка? – только и спросил он.

Мария Николаевна как могла, сбивчиво объяснила внуку.

Они зашагали дальше, и тут зазвонил ее мобильник.

«Наверное, Лариса», – решила пожилая женщина, открывая сумку. Однако оказалось, что это ее родная сестра, проживающая в Балашихе. Ахая и причитая, сестра сообщила, что сломала ногу.

Мария Николаевна всполошилась. Стараясь не выпускать из виду внука, она принялась расспрашивать родственницу об обстоятельствах несчастного случая. Она постепенно замедляла шаг, задавая уточняющие вопросы, и изредка морщилась, когда расстроенно-возбужденный голос сестры звучал особенно громко.

Наконец она остановилась в тени.

Артем шел вперед, мурлыкая что-то под нос. Где-то за спиной мальчик слышал голос бабушки и не сомневался, что она идет за ним и не теряет его из виду.

Впереди показались клетки с медведями, и ноги сами собой понесли к ним мальчугана. Его лицо оживилось.

Еще бы! Ведь медведи – это так здорово и интересно!

Он знал, что его старшая сестра погибла в лапах медведя. Так сказали его папа и мама. Но мальчик был уверен, что тот медведь был плохим. Или больным. Тем более его убили. А эти медведи в клетках – хорошие и добрые. И конечно, хороших медведей больше, чем плохих.

По-другому и быть не может.

Иркутская область, Тайшетский район, воскресенье, 6.51

«На крюк… орочоны надвигали старый рукав… чтобы не было видно оружия…»

Слова егеря прозвучали в сознании Виктора фантомным эхом.

Никакого старого рукава у него не было. Рваные тряпки, которыми от замотал руку, были не в счет. И разматывать их он не собирался – хоть какая, а защита от зубов, если ему удастся все же пропихнуть этот крюк в глотку лесному монстру.

Приходилось использовать то, что есть.

Медведь остановился в трех метрах от охотника и медленно надвигался на него. Разъяренный колосс, старый, но все еще очень сильный, с горящими от бешенства глазами, каждая шерстинка торчала, словно наэлектризованная игла. Когти громадных лап смахивали на перчатки Фредди Крюггера.

Виктор отступил немного назад, едва не свалившись в берлогу.

«Это не берлога. Это наша могила, папа», – зазвучал в его мозгу шепот покойной дочери.

Медведь придвинулся ближе, и Виктор выставил вперед руку с распоркой. Таежный великан приподнялся на задние лапы, разинув пасть. Между зубов тянулись нити слюны. Не обращая внимания на крюк-распорку, медведь наклонился ближе и стремительно взмахнул правой лапой.

В последние доли секунды Виктору удалось чуть-чуть отстраниться, и лапа прошла по касательной, но все равно удар был такой силы, что мужчине показалось, будто на него упал мешок с цементом. В глазах померкло, лицо обожгла невыносимая боль.

Заворчав, медведь отодвинулся, словно любуясь проделанной работой.

Смолин упал на колени, покачнувшись всем корпусом. Левая половина лица онемела. Он поморгал, тщетно пытаясь осмотреться. Видел только правый глаз. Виктор поднял руку, чтобы ощупать повреждения, наткнувшись на теплый лоскут плоти из кожи и волос. Половина его головы была скальпирована, кожа содрана до самого подбородка, левый глаз вытек.

Хрипло дыша, он смог встать на ноги. Кровь заливала единственный глаз, но даже сквозь багровую пелену он видел маячившего в паре метров медведя.

– Иди… сюда, – прохрипел он.

Медведь оскалил пасть. Переступив лапами, он вплотную приблизился к охотнику и, словно играючи, боднул его своей шарообразной головой. Поскользнувшись на влажной от дождя и собственной крови земле, Смолин мешком свалился в берлогу.

Медведь склонился над ним. На разорванное лицо человека капнула горячая, вязкая слюна.

– Жри, – прошептал Виктор. Рука с распоркой вновь вытянулась.

Зверь нагнул голову, и его зубы сомкнулись на запястье. Хрустнула кость, Смолин взревел от новой вспышки боли. Перекушенная кисть свесилась набок, как надломленный подсолнух, наружу, белея, выпирал костяной обломок. Благодаря петле стальная распорка не выпала из разжавшихся пальцев и теперь болталась в воздухе.

Виктор положил на грудь нож егеря и, скрипя зубами, снял со сломанной руки бесполезный крюк.

Медведь угрожающе фыркнул. Он вновь ухватился зубами за покалеченную кисть, начиная отрывать ее от руки. Рвались связки и мышцы, лопались сухожилия, и испепеляющая боль, словно цунами, накрыла Виктора с головой. Не было ничего, кроме этой всепоглощающей боли.

«Только… не потерять сознание», – молился он.

На его изуродованное лицо снова потянулись клейкие нити крови вперемешку со слюной зверя. Медведь обгладывал руку охотника, словно леденец на палочке.

Трясущиеся пальцы здоровой руки Виктора ухватили рукоятку ножа. Она была скользкой от крови.

– Прости… меня, – едва ворочая языком, выдавил он, всаживая в мохнатый живот зверя нож.

Еще раз. Еще раз. Наконец лезвие пробило густой мех и с легкостью проникло в податливую плоть.

«Против шерсти… снизу вверх…»

Он потянул нож вверх.

От оглушительного рева медведя у него заложило уши, но он продолжал в неистовстве кромсать брюхо мохнатого чудовища.

Москва, воскресенье, 12.55

Мария Николаевна продолжала говорить с сестрой по сотовому.

– Да, Свет… Конечно… Нет, ни в коем случае, Свет… Как только мы вернемся домой, я обязательно приеду к тебе…

Увлеченная разговором пожилая женщина была твердо уверена, что стоящий неподалеку ребенок, которого она видела боковым зрением, был Артем. Конечно, это он, стоит и поджидает свою бабушку. Ее то есть.

– …ты, главное, список составь, что тебе надо, я все привезу…

Она не заметила, что к мальчику, которого она приняла за внука, подошли родители и все трое куда-то ушли.

– Свет, ты не представляешь, я вчера сама чуть не расшиблась – у Ларисы в подъезде что-то на лестнице разлили…

Тем временем Артем подошел вплотную к ограде, взявшись руками за железные столбы, окрашенные светло-серой краской. Он жадно вглядывался, выискивая глазами медведя, но в клетке было пусто.

– Папа, а где мишка? – раздался над головой детский голос. Артем скосил взгляд. Это была девочка примерно его возраста, а ее папа, толстый, отчаянно потеющий и отдувающийся, держал ее на руках. Девочка старательно лизала тающее мороженое, ловя язычком подтекающие струйки лакомства.

– А бог его знает, – ответил мужчина. Поставив девочку на асфальт, он смахнул со лба пот. – Спит, наверное. Вон его домик. В камнях.

Артем проследил за пухлым пальцем папы девочки, разглядев вдали небольшое строение в виде нагроможденных валунов, посреди которого темнел вход.

– У-у-у… так неинтересно, – обиженно протянула девочка. – Мы пришли, а он спит.

– Ладно, Ириш, пойдем, – сказал толстяк. Весь вид мужчины говорил о том, что ему явно надоело таскаться вдоль клеток, многие из которых были пусты – изнуряющая жара заставила животных прятаться в укрытиях, где есть тень и прохлада.

Артем завертел головой в поисках бабушки. И в этот момент сильный порыв ветра сорвал с него кепку, отбросив ее за ограду. Почти к самой клетке.

– Ой, пап, а у мальчика кепка улетела, – сочла своим долгом сообщить девочка. Стремительно тающий пломбир уже вовсю тек по ее тонким пальчикам. Ее губы и подбородок тоже были перепачканы мороженым.

– Да, улетела, – констатировал папа без каких-либо эмоций. – Ветер сильный, вот и улетела. Пошли. Тебя вытереть нужно, ты вся извозюкалась.

Они с дочерью развернулись, чтобы уйти.

Артем, так и не обнаружив бабушки, решил самостоятельно забрать кепку. Делов-то. Два шага сделать, и все.

Табличку «За ограду не заходить! Животное опасно!» Артем не видел. А если бы и видел и умел читать, это вряд ли бы остановило ребенка.

Все равно медведь спит в своем домике из камней.

По крайней мере мальчик так думал.

Как только Артем шагнул к кепке и нагнулся, чтобы поднять ее, из каменистого строения вылез медведь. Встряхнувшись, словно окончательно просыпаясь, он повел носом, принюхиваясь, и быстрыми скачками понесся к прутьям клетки.

Иркутская область, Тайшетский район, воскресенье, 6.59

Теперь уже медведь ревел от боли.

И без того страшная рана быстро расширялась, и наружу выполз склизкий мешок внутренностей. Смолина затошнило – кишки воняли падалью.

Зверь издал кашляющий звук и выпустил искалеченную руку охотника. Нервно переступил лапами. Земля под громадными когтями осыпалась, падая комками на обезображенное лицо Виктора, и ему казалось, что его хоронят заживо. Он выпустил нож, ухватившись за петлю кишок, потянул на себя. Внутренности трясущимся желе шлепнулись прямо на него, сверху водопадом полилась кровь.

Медведь тяжело осел назад. Подтянул к себе вырванные потроха, будто все еще надеясь вернуть их на место. Затем, перевернувшись на живот, зверь пополз прочь, оставляя за собой широкий алый след. Сизые петли кишок лениво волочились за ним, собирая на себе травинки и хвою.

Виктору удалось вылезти из берлоги. Задыхаясь и хрипя, он встал на четвереньки. Усилием воли охотник заставил себя посмотреть на то, что осталось от его левой руки. Медведь сожрал ее до локтя, перед уцелевшим глазом подрагивала жалкая культя, локтевая и лучевая кости расщеплены, вокруг рваное мясо.

Тускнеющим взором он посмотрел на уползающего медведя. Он полз, оставляя когтями глубокие рытвины, а сверху с веток за ним наблюдали вороны, молчаливые, черные, как сажа, зрители. Птиц было так много, что ветки под их весом начали проседать.

– Стой, – прошептал Виктор. Он зажал окровавленный, дурно пахнущий нож в зубах и на карачках пополз за издыхающим животным.

Вороны все прибывали.

Москва, воскресенье, 13.02

Когда подул сильный ветер, Мария Николаевна вдруг спохватилась. Оглянулась по сторонам.

Где Артем?

– Свет, я тебе потом перезвоню, – торопливо сказала она, выключая телефон. Шаркая туфлями, она кинулась искать внука, ощущая, как где-то внутри ее что-то надорвалось, а сердце ухнуло куда-то вниз.

– Артем?!!

Над головой раздалось карканье. Старушка вздрогнула, инстинктивно пригнувшись. В нескольких метрах от нее на газонную ограду приземлился здоровенный ворон. Он склонил голову, будто оценивая замершую в испуге и растерянности женщину.

А в следующую секунду Мария Николаевна услышала звук, от которого у нее подкосились ноги – кричал Артем. Этот пронзительный, преисполненный болью и ужасом детский крик, казалось, разрывал каждую клетку ее старого тела, впитывался в каждую пору ее кожи. Мертвея от мысли о том, что случилось непоправимое, Мария Николаевна, задыхаясь, побежала к клеткам. Именно оттуда доносились страшные крики.

Иркутская область, Тайшетский район, воскресенье, 7.02

Каждый пройденный сантиметр отдавался зубодробильным звоном в черепной коробке Виктора. Он полз к медведю.

Лохмотья сорванной с головы кожи бахромой волочились по опавшей листве. Капли дождя больно впечатывались в обнаженную, трепещущую плоть.

Впереди высилась бугристая скала. По контуру волнами пробегала нервная дрожь. Медведь все еще был жив, и он хрипел, открывая и закрывая окровавленную пасть.

Смолин подобрался вплотную к зверю. Лег рядом с ним, уставившись в его тускнеющий взгляд. Глаза зверя стекленели.

– Теперь… мы квиты? – разлепил охотник ссохшиеся губы. – Ты…

Он поднял залитый кровью нож. Ему казалось, что он весил, как стокилограммовая штанга.

Медведь закрыл глаза. Из его глотки вырвался шелестящий звук, словно ветер прошелся по кронам деревьев, он вздрогнул, и шерсть на его холке мягко опустилась.

Таежный гигант был мертв.

Смолин тупо взирал на поверженного врага. Пальцы, обхватывающие нож, неохотно разжались.

– Пиф-паф, – хрипло сказал он и засмеялся.

Громко хлопая крыльями, вороны нехотя поднялись с насиженных мест, и вскоре смоляное облако птиц растворилось в чаще.

Представление было окончено.

Дождь постепенно стихал.

Москва, воскресенье, 13.04

Когда Мария Николаевна пробралась к клетке, ей стало дурно. Громадное, темно-бурое чудовище, просунув сквозь прутья свои мохнатые лапы, крепко вцепилось в худенькое тельце ее внука. В этих кошмарных когтях Артем казался неестественно крошечным и несчастным, словно куколка, блеклая и всеми забытая. Футболка мальчика стремительно краснела по бокам, и Мария Николаевна даже не сразу поняла, что это кровь.

– Артем!!! – не своим голосом заголосила она, бросаясь к клетке.

Из собравшхся зевак больше никто не тронулся с места.

Более того, несколько молодых людей снимали происходящее на камеры мобильных телефонов. И только одна молодая женщина начала звонить в службу спасения.

Иркутская область, Тайшетский район, воскресенье, 7.06

Сознание то покидало, то возвращалось к Виктору. Кровь продолжала заливать лицо, превращая его в закостеневшую багровую маску.

«Теперь… все будет хорошо».

Он старался не смотреть на оголенные кости обрубка, который совсем недавно был полноценной рукой. Его рукой.

Черт с ней, с рукой. Ее можно заменить протезом.

И с глазом тоже не беда.

Он вставит в глазницу круглую стекляшку, которую никто не отличит от настоящего глаза. Ха-ха.

Виктор впал в забытье и очнулся, когда кто-то пнул его под ребра:

– Привет, сержант.

Смолин с неимоверным трудом поднял голову.

Егерь стоял прямо перед ним, суровое, загорелое лицо было словно высечено из гранита. Лоб вымазан запекшейся кровью.

– Отшумел камыш, согнулись деревья, как говорится… Ты хорошо поработал. Не думал, что ты способен убить такого зверя, – проинформировал он, и в голосе промелькнули нотки уважения.

Виктор без сил перевернулся.

Олег поднял свой нож и начал осторожно чистить лезвие травой.

– Хорошо, что он тебе пригодился, сержант. А вот распоркой, как я понял, ты неудачно воспользовался.

– Помоги, – закряхтел Смолин. Единственный глаз исподволь застилал губчато-мягкий, обволакивающий туман.

– Помогу, – кивнул егерь, присев на корточки. Он осмотрел обрубок руки и скальпированную рану на голове Виктора, покачав головой. – Помогу, только я скажу тебе одну вещь. А потом ты сам решишь, нужна ли тебе помощь.

– Что? – прохрипел Виктор. – Что ты мелешь, старик?!

Смолин встретился с холодным, сверлящим взглядом егеря.

– Ты должен выбрать. Ты или твой сын.

Москва, воскресенье, 13.06

Громко крича, Мария Николаевна прильнула к Артему. Ее узловатые руки беспомощно елозили по скользкой, теплой от крови футболке внука.

– Пожалуйста, – с заторможенным видом бормотала она. – Не надо, пожалуйста… Помогите!! Кто-нибудь!!

Из толпы отделился крупный мужчина, но находящаяся подле него женщина мертвой хваткой вцепилась ему в локоть, и он, замявшись, остановился.

Медведь хрипло сопел, прижимая к прутьям клетки мальчика.

Он не рвал его на части, не пытался просунуть сквозь прутья морду, чтобы достать ребенка зубами. Он даже не рычал. Хищник просто вцепился когтями в тело Артема и не выпускал его, будто ожидая какого-то сигнала.

И Мария Николаевна с ужасом видела, что страшные когти погружались все глубже и глубже.

– Помогите!!! – срывая голосовые связки, зарыдала она. Она предприняла попытку освободить тело внука, но от этих действий раны на теле Артема только увеличились, и он задергался, как поймая на крючок рыба.

– Папа, – прошептал мальчик. Через мгновение веки его опустились, и он потерял сознание.

Иркутская область, Тайшетский район, воскресенье, 7.11

Егерь неспешно закурил.

– Что… ты сказал? – простонал Виктор.

Слова давались ему с огромным трудом, словно каждый раз, когда он открывал рот, невидимый палач отсекал от него часть плоти.

– Теперь хоть подымить можно, – с удовольствием затягиваясь, произнес Олег. – Ты меня плохо слушал, сержант. Я же предупреждал тебя, что твое геройство бесполезно.

– Как… как бесполезно?

– А так. Арифметика очень проста. Или ты, или твой сын. Если бы ты знал это до смерти своей дочки, ты мог бы все исправить. Как и твой друг Серега. Только он слишком поздно все понял. Чуешь?

Виктор молчал, тяжело дыша. Туман, словно кисточка, постепенно закрашивал окружающее пространство, которое он еще видел оставшимся глазом.

– Смерть за смерть. Тебе не зря снилась петля. Пока вы думали, расплачивались ваши дети.

– Что… тебе надо? – шепотом спросил Виктор. – Еще… денег?

– Если ты выберешь сына, я просто уйду, сержант. Ты выиграл этот бой с медведем. И я оставлю тебя умирать, как настоящего мужика. Тогда твой сын будет жить.

Он выпустил дым в воздух, и хотя белесое кольцо давно рассеялось, Шибаев еще долгое время смотрел в небо.

– Но если ты хочешь жить сильнее, чем любишь сына… Что ж, это твой выбор, – тихо сказал егерь. – Одно твое слово, сержант. Я сделаю тебе обезболивающий укол. Остановлю кровь и перевяжу тебя. Вызову по рации помощь. Тебя на вертолете доставят в больницу. Заманчиво? – Он потряс сумкой, висевшей на плече. – Аптечка у меня с собой.

Виктор беззвучно шевелил губами.

Заманчиво ли это?

Твою мать, он думал, что именно так все и будет…

– Тогда ты выживешь. Ничего, что одной руки нет и глаза, это мелочи, – говорил Олег. Он докурил окурок до фильтра и спрятал бычок в карман. – Но тогда у тебя не будет сына. Теперь ты понял? Поскольку медведь убит, в сложившейся ситуации кто-то один из вас должен уйти. Это обычай Вороньего мыса.

Виктор засмеялся. Чужим, безрадостным смехом.

Наконец-то он все понял.

Москва, воскресенье, 13.11

Вскоре прибежали сотрудники зоопарка. Медведя пытались отвлечь, его били палкой, обливали водой, но он не отпускал Артема.

Теперь уже вся футболка мальчика была в крови, и алые струйки текли по его ногам.

Мария Николаевна упала на колени, поддерживая обмякшее тело внука.

Ее седые волосы растрепались, а побелевшие губы шептали молитву.

Где-то вдали послышался вой сирены.

Иркутская область, Тайшетский район, воскресенье, 7.13

– Пока ты думаешь, сержант, я кое-что расскажу тебе, – сказал егерь.

Виктор перестал смеяться. Он попытался сесть, неуклюже взмахнув кровоточащей культей. Олег отодвинулся, чтобы не быть запачканным.

– Тот посредник, который заказал вам медвежат, – я. Это мне тогда звонил твой кореш Серега, когда вы взяли четверых лончаков на Вороньем мысе. Они мне были нужны для перепродажи.

Смолин поднял голову, силясь разглядеть егеря, но все, что он смог увидеть, было лишь безликим серым пятном.

– Да, грешен был, – признался Олег. – И Вороний мыс тоже наказал меня. Впрочем, я предупреждал твоего тупого дружка. Я про Серегу. Он был хорошим охотником, но мозгами его бог точно обделил. Зато вместо ума – гонора целый воз с тележкой. И он поперся на Вороний мыс. Хотя я говорил ему не соваться сюда! И ты тоже не отговорил его. Хотя, может, ты и правда ничего не знал… Кстати… Тот мажор, что заказал мне медвежат, сам сдох. Чуешь? В ресторане заказал медвежью лапу. И отравился. Умер в страшных муках.

Егерь перевел дух и уставился на Виктора.

– А знаешь, чем это закончилось для меня?! Знаешь?!!

Неожиданно голос Олега сорвался, и теперь он почти визжал.

– Да, я виноват! Я решил подзаработать! Я, который сам должен защищать этот лес! И за это поплатилась моя семья! Вороны сами наказали меня! Без всяких косолапых! Моим дочкам-близняшкам они выклевали глаза, сержант! Прямо на прогулке! В день их рождения, им было по пять лет!..

Виктор открыл рот, словно выброшенная на камни рыба. Ему чудилось, что на грудь положили бетонную плиту. Дышать становилось все тяжелее.

– …они вышли погулять перед приходом гостей. Две белокурые девчушки на самокатах, это я им подарил… Они… Вороны налетели, как ураган, облепили их с ног до головы! А когда они улетели…

Егерь сглотнул подступивший комок к горлу.

– Мои девочки ослепли, но остались живы, – хрипло продолжал он. – А моя жена, Дарья, сошла с ума. Она утопила их через год, а сама вскрыла вены. Так что я наврал тебе про океан, сержант. Никуда мы не поедем. Не с кем мне ехать. И я не виню Дашу, во всем виноват я, и только я. Но и вы, гниды, тоже постарались…

Он занес ногу для удара, но, глядя на хрипящего мужчину, брезгливо бросил:

– Решай. У тебя пара минут.

Виктор глубоко вздохнул.

«Артем».

Он мысленно улыбнулся, вспоминая своего сына.

В памяти радужным калейдоскопом промелькнули кадры их недавней жизни. Когда еще была жива Саша…

Как они возились, собирая самолет. Как они строили крепости из «Лего». Как он учил сына завязывать шнурки. Как объяснял ему, почему у взрослых дядей растут усы и борода. Как он… как они…

Из оставшегося глаза вытекла слеза.

«Папа».

Смолин вздрогнул.

Нет, ему показалось!

«Папа, – зазвучало в его мозгу. – Папа, помоги!»

– Артем! – прокричал он. Вокруг царила умиротворенная тишина. – Артем!!!

Егерь кинул в рот ириску и спокойно наблюдал за бьющимся в агонии мужчиной.

Москва, воскресенье, 13.15

К клетке, расталкивая толпу любопытных, пробрались два сотрудника полиции. Быстро оценив ситуацию, один из них, старший по званию, вынул из кобуры пистолет и снял его с предохранителя.

– Отойдите назад! – рявкнул второй, видя, что зеваки стали напирать в предвкушении зрелищной развязки.

Тот, что держал в руках пистолет, негромко произнес:

– Убери бабку.

И указал на Марию Николаевну, застывшую как восковая фигура.

Второй полицейский попытался оттащить тело пожилой женщины от мальчика, но та завизжала, не выпуская ребенка.

– Стреляй так, – выругавшись, произнес сотрудник полиции. Глянув на безвольно поникшее тельце Артема, он прибавил: – Он все равно уже умер.

Иркутская область, Тайшетский район, воскресенье, 7.16

Силы постепенно покидали Виктора. Он больше не слышал сына. Кисточка, которая закрашивала его уцелевший глаз, закончила свою работу, и теперь его окружала абсолютно ровная, бархатная тьма.

– Дай… сигарету.

Егерь понимающе кивнул и сунул в рот Виктора недокуренную сигарету. Затянувшись один раз, Смолин выплюнул окурок.

– Уходи, – приказал он. Голос, до этого хриплый и задыхающийся, сейчас звучал четко и безапелляционно. Голос человека, привыкшего добиваться поставленной цели.

Егерь внимательно смотрел на него.

– Уходи, – повторил Виктор.

Олег наклонился над охотником. Смолин лежал на спине, раскинув в стороны руки, и глубоко дышал.

– Прощай, – только и сказал егерь.

Он вытащил из нагрудного кармана стопку денег и засунул их за красный от крови пояс Виктора.

Эти деньги понадобятся для транспортировки тела домой, в Москву.

Он перекрестил тело мужчины и, не оглядываясь, зашагал прочь.

– Артем, – в последний раз прошептали губы Виктора.

Охотник провалился в беспамятство, но сердце мужчины еще билось несколько минут.

Он умер с улыбкой на лице.

Москва, воскресенье, 13.16

Как только полицейский направил ствол в медведя, когти животного внезапно разжались. Животное, отряхиваясь, попятилось назад, словно стряхивая с себя остатки жуткого сна.

Бесчувственного ребенка подхватили на руки.

– «Скорую», «Скорую»! – заорал кто-то. – Где врачи?!!

Мальчика на руках передали подбежавшим санитарам с носилками.

Рыдая, за внуком за коленях ползла Мария Николаевна.

– Жив, – определила врач, нащупав слабый пульс у Артема, когда носилки внесли в карету «Скорой». – Пусть готовят операционную, срочно.

Завывая сиреной, машина «Скорой помощи» умчалась.

Сразу после этого с газонной ограды взлетел большой иссиня-черный ворон. Некоторое время он бесцельно кружил в небе и вскоре исчез.

Лужицу крови у клетки, где произошла трагедия, работник зоопарка торопливо засыпал песком.

Медведь спрятался в укрытии из сложенных камней. В это время решалась его судьба. Он еще не знал, что ему крупно повезло и усыплять его не станут. Тем более что маленький Артем выжил после его «объятий». Правда, чуть позже мальчика мучили ночные кошмары, в которых его пытались догнать медведи, но вскоре и они прекратились.

А вообще косолапый даже толком и не понял, что сейчас произошло.

Просто в какой-то момент некая сила, о существовании которой его крохотный медвежий мозг даже не подозревал, неожиданно заставила его вскочить и расправленной пружиной кинуться на это маленькое двуногое существо, против которого, в сущности, Вася (так звали четырехлетнего медведя-самца) ничего не имел.

Ведь по большому счету он был самым обычным медведем, а не символом какого-то таинственно-мистического возмездия. И весь свой остаток жизни после этого инцидента Вася прожил тихо и спокойно, не проявляя никакой агрессии к кому бы то ни было.

Иркутская область, Тайшетский район, река Бирюса, воскресенье, 10.18

Моторная лодка неспешно тарахтела, с завидным упорством преодолевая течение реки. Егерь Олег Шибаев возвращался домой.

Проезжая труп Виктора, он намеренно отвернул голову. Тело было накрыто брезентом, который он обложил по краям крупными камнями. Звери не должны добраться до охотника.

Наконец Вороний мыс остался позади.

Словно вспомнив о чем-то важном, егерь задрал голову вверх.

Громадная угольно-черная птица скользила в утреннем небе.

Олег стиснул зубы, давая себе слово, что больше не посмотрит наверх.

Все закончилось. Да.

И вороны покинут это место. Их не будет здесь до тех пор, пока кто-нибудь еще не совершит ошибку.

Через полчаса егерь не выдержал и снова поднял взгляд в небо.

Ворон куда-то пропал.

Посвежевшее, умытое дождем небо было нежно-лазурным, ласковым и совершенно чистым.

Без единого облачка.

Март, 2016 г.