Текст книги "Татуировка (сборник)"

– Вы чуть не опоздали, – строго сказала старуха. – Какого черта вы так долго возились? Еще полминуты, и ваша ма осталась бы без рожи.

– Я уснула, ма, – призналась первая, шмыгнув носом. – В шкафу так тепло… Мне снились кролики.

– Отлично, – поморщилась Роза. – Я надеюсь, что кролики в твоем сне играли на фортепиано, а не занимались тем, о чем в приличном обществе не принято говорить… А ты, Глаша? Тебе кто снился? Ежики?

Толстуха потупила взгляд.

– Я запуталась, – выдавила она, почесав под мышкой. – Я думала, что «кис-кис» значит «сиди тихо».

Роза стряхнула пепел прямо на стол, на котором лежал Павел.

– Идиотки. Защитницы, едрить вас в задницу. Всего два сигнала, которые я вам вдалбливаю уже целый год. «Кис-кис» – мама в беде. «Брысь!» – сиди тихо. Неужели трудно запомнить?

– Нет, ма, – одновременно пробасили близнецы.

– Эй, – тихо позвал Павел, и все трое обернулись.

– Проснулся? – возбужденно хихикнула Роза. – Это хорошо. У Даши хорошо поставлен удар. Я уж думала, она твою башку расколет, как тыкву. Мои кошечки сильные. Скажи спасибо мне, иначе они тебя бы растерзали. Решила пожалеть тебя в последний момент…

Павел облизал пересохшие губы.

– Роза…

– Ты, похоже, невнимательно слушал мой рассказ, Павлуша, – снова заговорила Роза, не дав ему договорить. – Помнишь, у Анжелы и Олега были две дочки-близняшки? Вот они, мои кошечки… Если я привожу к себе любовника, я громко говорю «брысь». Они тихонько прячутся по углам и терпеливо ждут, когда я закончу. Но попадаются вот такие подлые говнюки вроде тебя. И тогда я зову своих кисок на помощь. Всасываешь, ущербный?

– Послушай, развяжи меня, – попросил Павел, стараясь не встречаться взглядом с толстухами. Они таращились на него с таким видом, как умирающий от голода смотрит на витрину продовольственного магазина. Женщины тяжело задышали, облизывая влажные губы, их громадные рыхлые груди заколыхались словно желе. Вся верхняя часть ночных рубашек этих сумасшедших была темной от слюны.

– Ага, разбежалась, – закудахтала от смеха Роза. – Когда я тебе предложила себя, как ты мне отплатил? Ножом все лицо истыкал. Нет, ты утратил мое доверие. Кстати, познакомься, мои дочки-кошечки. Даша и Глаша.

Павел тупо проследил за жестом старухи. Как по нему, эти две чумазые бабищи больше напоминали жирных бегемотих, нежели «кошечек». Да и выглядели они совершенно одинаково, и отличить, какая из них Даша, а какая Глаша, было вообще невозможно.

– Если тебе сложно определить, кто из них кто, посмотри на ноги. Я купила себе тапочки в виде утят, так они у меня их забрали и поделили между собой, – улыбнувшись, сказала Роза. – У Глаши на правой ноге, у Даши на левой.

«На хрен мне это сдалось», – угрюмо подумал Павел.

Затушив окурок об глянцево-прохладную поверхность стола, Роза мелкими шажочками приблизилась к Павлу.

– А я ведь тебя узнала, дурачок, – тихо произнесла она.

– Узнала?

Как загипнотизированный, он смотрел на подсохший разрез, обрамляющий высохшее лицо старухи, который был стянут швами.

Кое-где сквозь швы проступили капельки крови.

– Конечно, узнала, – подтвердила Роза. – Думал, я выжила из ума за эти годы? Я сразу узнала твой голос по телефону. Ты считал, что я уже не помню, куда обращалась со своим рассказом. Выдумал какой-то «Фортекс»… Но даже если бы я не узнала тебя по голосу, твой член выдал тебя с головой. Я всегда запоминаю, какой из них был во мне. Так-то, Павлуша.

– Он тебя трахал, ма? – спросила Даша. От смущения ее рыхлые щеки покрылись розоватыми пятнами. Глаша тоже покраснела и пихнула сестру в бок. Они захихикали, и кто-то из них громко пукнул. Смех мгновенно оборвался.

– Кто это сделал? – строго спросила Роза, повернувшись к дочерям.

– Она, – одновременно произнесли «кошечки», ткнув сосискообразными пальцами друг в друга.

– Пускать газы в приличном обществе – верх бескультурья, – веско заметила Роза. – Поняли, вонючки? В следующий раз бегите в туалет или пользуйтесь затычками.

Толстухи синхронно закивали, сальные патлы тяжело болтались, как шнуры на грязной швабре.

– Ма, надо что-то делать с па, – сказала Даша, ковыряясь в носу. Вытащив клейкую соплю, она посмотрела на нее, как ювелир на редкий камень. – Он ничего не говорит и весь холодный.

– Что с ним делать, что с ним делать… – проворчала Роза, будто мысль о том, что в соседней комнате лежит мертвый муж, посетила ее впервые за день, отвлекая от более насущных дел. – Ласты он склеил, вот что. Надо ночью вытащить его наружу и отнести на свалку. Там много голодных собак.

– Он тяжелый, ма, – с сомнением произнесла Глаша. Взглянув на сестру, она тоже сунула грязный палец в нос. Ничего там не обнаружив, она вытащила его обратно, лизнув на всякий случай. Павлу, глядевшему на все это расширенными глазами, начало казаться, что его разум медленно сползает в ущелье безумия.

– Подумаешь, тяжелый, – хмыкнула Роза. – На балконе пила и топор. Постелите тряпки, чтобы не испачкать пол. Потом все уберете. Поспешите, иначе опоздаете на свои мультики.

– Хорошо, ма, – послушно сказала Даша. Ей надоело рассматривать извлеченную из носу соплю, и она вытерла толстый палец об ночнушку.

– Так ты меня узнала? – разлепил губы Павел. Он не мог поверить своим ушам, услышав признание Розы. – И согласилась на встречу?

– Ну и что? Мне казалось, что мы квиты, – отозвалась старуха. – Тем более, ведь не я тебе резала кожу на спине. Это сделал Олег. И, кстати, этого бы не случилось, согласись ты на отступные. Если я не ошибаюсь, Олег предлагал тебе три тысячи «зеленых». А ты нос воротил. Вот и доигрался.

– За эти деньги можно было выкупить из морга бесхозный труп. Набить ему тату и вырезать себе на память, – мрачно отметил Павел.

На лице Розы отобразилось брезгливое выражение, словно она наступила на раздавленную ворону.

– Так неинтересно. Олегу нужен был азарт. Движуха, спор, торги…

Она потрогала его грудь и судорожно выдохнула.

– Сказать честно, твой звонок был как гром среди ясного неба, – призналась она. – Мы ведь думали, что давно умер. Как тебе удалось выжить?!

Она просунула свои ледяные пальцы под спину Павла, поскребла рубец ногтем.

– Твои шрамы напоминают шкуру крокодила, – произнесла Роза, и в ее голосе проскользнули нотки искреннего восхищения. – Я буду ходить по твоей спине босичком, для массажа. Как тебе моя идея, хи-хи? А в перерывах ты будешь писать мой рассказ. Я дам тебе блокнот и карандаш. Никаких гребаных компьютеров и даже печатных машинок. Лев Толстой писал «Войну и мир» вручную, чем ты хуже?

Она убрала руку, с восторженным весельем пробежавшись пальцами по телу мужчины – от груди до паховой области. Павел вздрогнул. Он напряг мышцы, с силой потянув руки в стороны. Затем судорожно задрыгал ногами.

– Не трать силы понапрасну, – посоветовала старуха, очевидно, поняв, что Павел пытается освободиться от ремней. – Не ты первый, не ты последний.

– Ладно, – устало произнес он. – Что ты будешь делать? Резать меня на куски? Морить голодом?

– Не знаю, – Роза с задумчивым видом забарабанила по столу пальцами. – Я, в общем-то, против тебя ничего не имею. Вероятно, на твоем месте поступила бы так же. Кстати, ты хотел взглянуть на свою картинку? А? Она ведь действительно все еще у меня. Хочешь?

Павел вяло кивнул, на мгновение забыв, что старуха слепа, и та раздраженно повторила вопрос.

– Хочу, – покорно сказал он, и Роза что-то зашептала на ухо Глаше. Та понятливо кивнула и засеменила к выходу. Единственный тапок звонко шлепал по ее потрескавшейся пятке. Когда толстуха вернулась, в ее руках была небольшая рамка, укрытая грязной марлей.

– Смотри, Паша, – сказала Роза, начиная разворачивать марлю. Сняв ее полностью, она приблизила «картину» к мужчине. – Узнаешь?

Павел почувствовал, как уголки глаз набухают от влаги.

«Неужели я плачу?!»

Да, это была она. Кусок его жизни. Лоскут памяти и символ гордости. Прямоугольный пласт человеческой кожи, выделанной и высушенной, который заключили в изящную рамку под стекло. Пласт его собственной кожи с изображением чудесной девушки. И, невзирая на то, что со временем вырезанная часть эпидермиса потемнела, покрывшись сетью мелких трещинок, на ней все так же отчетливо виднелся рисунок. Рисунок бесподобно красивой девушки, в которую он был влюблен очень давно. Наверное, целую вечность назад…

– Ты не имеешь никакого отношения к ней, – глухо произнес он. – Она умерла. И в память о ней я сделал татуировку. Ты просто была немного похожа на нее, когда была молодой. Зачем вы отняли ее у меня?! Лучше бы вырвали у меня сердце, чем вырезали спину!!!

– Я могу вернуть ее на место, – сказала Роза, убирая рамку. – Хочешь? Нет ничего проще. У меня есть специальные гвозди с зазубринами на конце.

– С зазубринами, – шепотом повторил Павел. В сознании все еще пульсировал образ любимой, который постепенно растворялся словно дым.

– …да, с зазубринами, – терпеливо повторила Роза. – Это чтобы рисунок держался на твоей плоти. На обычных гвоздях картинка не будет держаться. Кто-нибудь из моих кошечек просто приколотит тебе на спину твой засохший кусок кожи. Честно говоря, мне он особенно не нужен. Тем более что я слепа.

Павел замотал головой. Лишь от одной мысли, что к его спине будут прибивать гвоздями высохшую кожу, пусть даже его собственную, его охватила тошнотворная паника.

– Впрочем, даже если я решу это сделать, это будет не сейчас, – сказала Роза, широко улыбаясь. – Кстати, когда будет свободное время, я покажу тебе коллекцию Олега. Я закрыла ее занавесками, чтобы на них не падал свет – от этого портится рисунок.

Она нежно погладила гениталии Павла, и тот с ужасом почувствовал растущую эрекцию. Казалось, член издевался над ним, помимо его воли возбуждаясь под ласками этой высушенной мумии, воняющей табаком и просроченными лекарствами.

– Видишь ли, я и мои кошечки любим секс. Раньше в этом деле нам очень помогал наш па, – сообщила Роза. – Но, учитывая возраст и то, что нас трое, он со временем перестал справляться со своими обязанностями. Приток крови к члену стал совсем слабым, даже проволока, которой мы перетягивали его прибор, не помогала… Ты нам просто богом послан.

Глаша хихикнула, послав ему воздушный поцелуй. От Павла не ускользнуло, что ногти на руке толстухи были чернее ночи, словно она минуту назад вручную разгружала уголь, и его желудок совершил кульбит, подпрыгнув к глотке.

– Роза, ты совершаешь огромную ошибку, – хрипло проговорил он. Мысли, одна чудовищнее другой, зашевелились в мозгу шуршащими лапами.

«Они затрахают меня до смерти».

Только при одной мысли, что на него, роняя слюни и сопли, будут карабкаться эти заплывшие жиром коровы, он едва не потерял сознание. Павла объял стылый ужас, дикий и всепоглощающий.

– Я хочу, чтобы ты поближе познакомился с девочками. С моими кисками. Если ты будешь с ними ласков, я буду хорошо обходиться с тобой, – промолвила Роза, и серьезное выражение ее лица не оставляло сомнений, что она сдержит свое слово. – Мы будет кормить тебя и даже убирать за тобой.

– Ма, можно мне первой попробовать? – робко спросила Даша. Она лизнула палец и сунула его под ночнушку.

Глаша пихнула ее локтем в нависший живот:

– Нет, я первая. Тогда с па ты всегда была первая. Ты…

– Жопой нюхаешь цветы, – перебила ее Даша. Она вытащила руку из-под замызганной ночнушки и понюхала пальцы.

– Чур, я первая! – подняла руку Глаша, словно ученик на уроке. – Первый в ракете, второй в туалете.

– Ладно. Давай на бубль-режики-пупырик? – предложила Даша, и «кошечки» уже приготовились разыгрывать Павла на «камень, ножницы, бумага», как Роза заорала, выходя из себя:

– Молчать! Никаких пупыриков!

Толстухи испуганно затихли, инстинктивно прижавшись друг к другу.

– У вас пока есть работа, – сварливо напомнила Роза. – Марш на балкон. Оттащите па в ванную и принимайтесь за дело. Не забудьте раздеться перед этим, иначе заляпаетесь. На новые тряпки для вас у меня нет денег.

Толстухи, подталкивая друг друга и что-то нечленораздельно бормоча, заторопились из комнаты.

– Роза, не надо, – промямлил Павел, видя, как старуха стягивает с себя майку. – Пожалуйста…

– Первый раз вижу, чтобы мужик отказывался от траха, – пыхтя, проговорила Роза. Справившись с майкой, она начала расстегивать шорты. – Тебе ничего не придется делать, я все сама… Можно сказать, ты теперь член нашей семьи… Большой член… Рабочий…

Шорты полетели на пол, и когда она, ухмыляясь, неуклюже вскарабкалась на стол, из глотки Павла вырвался душераздирающий вопль.

Август, 2018

Денис Назаров
Матерь Бездна

Предисловие составителя

В 2013 году пользователь популярного ресурса www.livejournal.com, зарегистрированный под ником Ssyba24, начал публиковать на страницах своего пустого до того момента блога текст романа, озаглавленный «Матерь Бездна». За день до публикации первой главы автор оставил короткую запись, в которой сообщал, что в основу истории, которую он планирует рассказать, легла так называемая «Тетрадь Москарева» – якобы подлинный дневник известного маньяка из Санкт-Петербурга, пойманного в 2009 году. Для читателей, по какой-то причине не знакомых с этим делом: на счету Алексея Москарева было десять жертв. Каждой из них он присваивал номер, вырезая его лезвием на лбу убитых. Первой жертве – 304, последней – 313. Следствию не удалось до конца разгадать значение этих чисел. Сам же Москарев после поимки своей тайны не раскрыл, а в скором времени был убит отцом одной из своих жертв.

Среди немногих вещей маньяка следствие не нашло никакой тетради, однако Ssyba24 сообщал, что прочел ее и заимствовал оттуда некоторые записи. Причины своего поступка он объяснил довольно туманно. В дальнейшем, выкладывая новые главы книги, он игнорировал комментарии пользователей и вопросы о подлинности дневника Москарева. Никаких дополнительных пояснений или постов иного содержания в своем блоге не оставлял, но главы романа регулярно выходили в течение года. Завершив книгу, автор перестал вести блог.

Эта история могла бы пройти незамеченной, однако вскоре после того, как была выложена пятая глава, один из известных блогеров, случайно наткнувшись на журнал, где публиковалась книга, рассказал об этом на своей странице. Тогда читателей у Ssyba24 прибавилось, и они начали активно комментировать новые главы, а также строить догадки о дальнейшем развитии событий. На какое-то время блог Ssyba24 стал довольно популярным, его читали, о нем говорили в интернете, но после того, как книга была закончена, забыли, и блог оставался заброшенным, а через некоторое время все посты исчезли. Мне приходилось встречать в Сети самые разные догадки, не один анализ книги и даже несколько упоминаний тех, кто якобы успел увидеть, что до того, как записи из блога исчезли, они ненадолго превратились в бесконечный ряд букв в виде XXXXX. Мне приходилось даже встречать скриншоты, сделанные в тот момент, но утверждать, что они подлинны, я не могу.

Все это заинтересовало меня вовсе не по причине огромного числа затейливых баек, витавших вокруг романа: им я не придавал особого значения. К тому моменту, когда я прочел роман, о Ssyba24 уже никто не вспоминал. Однажды мой старый приятель по институту, единственный, с кем я вот уже десять лет поддерживаю отношения, прислал мне электронное письмо, к которому приложил документ, оказавшийся текстом романа «Матерь Бездна», бережно скопированным из блога Ssyba24. По словам моего друга, он следил за этой историей с самого начала, но из-за нехватки времени копировал новые главы в отдельный документ, чтобы прочесть позже. Приятель советовал мне ознакомиться с романом и обязательно поделиться своим мнением. Поскольку советы кого-то прочесть, особенно если речь идет о незнакомом и, честно говоря, мало кому интересном авторе, я обычно игнорирую, то и роман этот долгое время висел у меня на жестком диске мертвым грузом. Но все же в один из зимних вечеров, когда мне нездоровилось и я целый день кутался в плед, заливая в себя литрами чай с лимоном, я решил почитать эту книгу. За два дня я буквально проглотил ее и в конечном итоге сделал собственные выводы. О большинстве из них я расскажу лишь в финальном комментарии, дабы не портить читателям впечатление и не навязывать собственные взгляды. Скажу одно: история оказалась куда более странной и запутанной, чем я мог себе представить.

Мне стоило больших трудов найти автора текста и еще сложнее было получить его разрешение на публикацию. Дело в том, что Андрей – тот самый человек, что скрывался под ником Ssyba24 – к тому моменту, когда я смог его отыскать, уже два года страдал тяжелым расстройством психики и находился под постоянной опекой родителей. Большую часть времени он не реагирует на окружающих и почти не двигается самостоятельно. Лишь в редкие дни случаются недолгие просветления, когда Андрей нормально мыслит, общается с родными и ведет себя как совершенно здоровый человек. Однако в последние месяцы его состояние стремительно ухудшалось, а просветления случались все реже. Возможность пообщаться с ним и получить разрешение на публикацию мне пришлось ждать три месяца. Когда же я наконец отправился в далекий сибирский городок, где жил Андрей, мы так и не смогли поговорить с ним лично: он снова вернулся в прежнее состояние, когда ничто в целом мире не могло привести его в чувство.

Эту книгу нельзя назвать романом или сборником в привычном смысле. Я решил назваться составителем по той причине, что помимо оригинальной рукописи я включил в текст записи моих бесед с родителями Андрея, а также некоторые комментарии, которые, по моему мнению, проливают свет на те вопросы, которые могут возникнуть во время чтения. Соответствующие вставки отделены от текста романа, и читатель волен сам решать, стоит ли ему знакомиться с этими материалами или же прочесть только основной текст рукописи.

На этом я заканчиваю свое чрезмерно растянувшееся вступление и предлагаю вам самим погрузиться в странный, немного абсурдный и пугающий мир, созданный Андреем.

Сергей Тарасов,

составитель книги

Ssyba24

Матерь Бездна

Думаю, все вы слышали о Москареве. О тех странных убийствах, что он совершал, о его странной поимке и не менее странной смерти. Так уж вышло, что в мои руки попала его тетрадь – что-то вроде дневника, в который маньяк записывал свои мысли. Я решил написать эту книгу, потому что уверен: эту историю должно узнать как можно больше людей. Я не буду извиняться перед жертвами, их родственниками или говорить, что вся эта история выдумана, а совпадения случайны.

Потому что это не так.

Они влюблены. На**й войну.

Томас Пинчон

А. М.

Сначала из разреза выступило лишь несколько капель, а затем тонкие ручейки крови полились из раны, стекая по бугристой коже лба. Горячая кровь скапливалась в расширенных порах, заливала густые волосы и пачкала руки, сосредоточенно вырезающие ножом последнюю цифру. Рука дрогнула. Тут же прервав работу, мужчина поднял руку с ножом, закусил губу, глубоко вдохнул сладкий и немного тошнотворный запах крови вперемешку с дешевым парфюмом и потом. Успокоился. Снова принялся медленно резать, глубже забираясь другой рукой в грязные волосы. После этого пальцы будут пахнуть всем тем, что он чувствует сейчас, и он знал, что, как ни отмывай их, от запаха не избавиться.

Ноль. Он так не любил нули! И с нетерпением ждал, когда же они наконец закончатся. Он всегда старался быть аккуратным, хоть и понимал, что чистоту линий и ровно выведенные цифры никто не оценит. Просто он давно решил для себя: если уж взялся за что-то – делай как надо.

Он не хотел доставлять лишней боли и вырезал цифры только после того, как жертва была уже мертва, но тело еще хранило тепло. Да, это очень важно – сделать работу, пока тело еще помнит присутствие души. Впрочем, разве они жертвы? Он ведь не какой-то очередной маньяк, не серийный убийца, не изувер, чтобы там ни говорили газеты, интернет, телевидение… Он старается для них, давно уже не думая о себе. Нести это бремя – великая миссия, но вместе с тем и тяжкий труд.

Подняв фонарь с земли, он встал и посветил вниз, осматривая свою работу.

В тусклом свете плясали неровные тени от высоких зарослей травы. Несмотря на стекающую по лбу кровь, число проглядывалось хорошо.

310

Мужчина тяжело вздохнул. Все это не доставляло ему наслаждения, но и отвращения он не чувствовал. С момента выбора цели до того часа, когда на лбу жертвы появлялся уникальный номер, внутри себя Москарев чувствовал только пустоту. Когда же с делом было покончено, снова возвращались путаные мысли, воспоминания, жалость… Жалость к себе, к Марине и к Юле. Он уже не помнил их лиц – лишь смутные, расплывающиеся образы. Единственная фотография, что он сохранил, была потеряна навсегда, и от мысли, что он, возможно, уже никогда не вспомнит, как выглядели его жена и дочь, становилось тоскливо. Внутри все сжималось в тугой комок, и порой хотелось просто покончить со всем: прыгнуть на рельсы перед мчащимся поездом или сигануть с моста в холодные воды… Но этим их не вернуть.

Путь того, кто избран, не может быть простым. Все эти глупцы – сопляки, едва выпорхнувшие из-под родительского крыла. Они просто не способны понять той цели, которой он служит. Всего лишь напуганные, запутавшиеся детишки, уверенные в том, что посвящены в великую тайну. Они берегут ее, но разве нужно прятать благую весть от других? Когда-нибудь и они поймут, что их проклятый культ давно бесполезен и никому не нужен, но к тому моменту, когда они прозреют, будет уже слишком поздно.

Развернувшись, Москарев направил фонарь на кусты и тут услышал ее. Как всегда, приятное, теплое ощущение, зарождающееся где-то в центре мозга. Сначала это было похоже на легкую пульсацию, но ритм, нарастая, расходился внутри головы, охватывая все тело, и превращался в ровный, тихий звук. В нем Москареву слышалось пение, напоминающее колыбельную, которую напевает нежный голос матери. Она говорила с ним, но делала это без помощи слов, и даже если бы он попытался вычленить из ее посланий некие образы, то лишь запутался бы еще больше. Одно было несомненно – он знал, чего она хочет, и продолжал двигаться вперед, зная, что будет вознагражден. Зная, что цель у него благая.

Она звала его, и он отвечал на ее зов.