Текст книги "Король"

Александр Верт
Король

Пролог

Королевство Эштар, город Макард

Генер Шад – первый министр Эштара, высокий смуглый мужчина с суровым взглядом и проседью в черных волосах – нервно стучал пальцами по парапету балкона, когда красное солнце неспешно утопало в морском горизонте. Он ждал уже неприлично долго, но долг перед семьей вынуждал терпеть неудобства, не выказывая недовольства.

Он просто смотрел как исчезало солнце в море, пока перед гостиницей не остановился экипаж. Из него вышли двое мужчин в черных плащах. Их головы и лица были скрыты капюшонами, что для эштарской жары было откровенной дикостью, но Генер знал, кто эти люди, спешившие к нему. Сжав кулак, он вернулся в комнату и сел за круглый стол, начав стучать пальцем теперь уже по столешнице.

Двое действительно поднялись к нему.

– Вы бы еще пушечными залпами свое появление обозначили, – сказал Генер раздраженно. – Что за маскарад, дядя?

– Ты слишком резок в выражениях, – ответил ему один из мужчин, сбрасывая капюшон.

Он был седой. Пышная белая борода была аккуратно подстрижена, а длинные брови поднимались небрежной щеткой вверх. Только глаза у него были дикие, черные, как у безумного колдуна из какой-нибудь древней легенды о бессмертном зле, и имя этому злу было – Дэрад Шад.

– Король действительно подписал отречение? – спросил он, занимая место за столом.

– Да, вчера, – ответил Генер, невольно хмурясь и скрещивая руки у груди. – Бумага хранится у принца Мэдина, но я сам видел ее.

Он настороженно покосился на второго мужчину, не спешившего снимать капюшон и приближаться к столу. Дэрад, уловив его взгляд, кивнул своему спутнику.

– Знакомься, Генер, это Орхас Дахр. Он будет помогать нам, – сообщил седовласый Шад.

Второй мужчина сбросил капюшон, открывая лысую голову и пышную бороду с рыжеватым отливом. Над его правым ухом виднелся коричнево-красный узор – татуировка воина, отдавшего свою душу богу Огня по традициям Хранда, захваченного и подчиненного Эштаром. Его присутствие не нравилось Генеру, потому что он был уверен, что речь пойдет о делах, которые касаются только эштарцев, но указывать на это дяде он не стал. Воспитание не позволяло возражать главе рода в присутствии посторонних.

– Мы хотим знать, что будет с битвой за трон? – спросил Орхас, сев напротив министра.

Генер окинул его взглядом и нехотя ответил:

– Битвы за трон не будет. Во дворце и храме идут приготовления к инициации принца Мэдина. Они намерены объявить его королем, впервые без битвы, по-новому, как они выражаются, обычаю.

– Новому обычаю? – разгневанно переспросил Дэрад. – Кто позволил нарушать обычаи древних? Неужели никто не готов бросить принцу вызов?!

– Его братья не намерены этого делать, – спокойно ответил Генер почти скучающим тоном. – Младшие спокойно учатся, а принц Шардар патрулирует водные границы и даже не думает о власти. Он появился на Совете только один раз в день своего двадцатилетия, тем самым дал понять, что за трон он бороться не будет. То же сделал Мадара в этом году. Претендент на трон всего один, так что остается признать права Мэдина на трон.

– Человека, не доказавшего свое величие кровью?! – спросил Дэрад, мгновенно вскипая от гнева. – Этому не бывать!

– К тому же принц Мэдин и принц Шардар не единственные совершеннолетние Клен Дерва, – задумчиво напомнил храндарец.

– Да! – согласился резко Дэрад и строго посмотрел на племянника. – Ты нашел отречение Антракса?

– Нет, – коротко и спокойно ответил Генер.

– Как так? Эта бумага была у тебя!

– Антракс – король Рейна уже целых пятнадцать лет, какая разница подписал он отречение или нет? – не понимал министр.

– Против этого быка нам нужен самый мощный кнут! – рыкнул Дэрад. – Найди бумагу или подделай ее. Нам нужно отречение с подписью Короля-Солнце!

Генер кивнул. Говорить о том, что бумага давно уничтожена, он, разумеется, не стал, потому что сам избавился от нее пятнадцать лет назад, опасаясь за судьбу Эштара ничуть не меньше, чем сейчас.

Часть 1
Вестники смерти

Глава 1

Королевство Рейн, столица Рок-Рен

Лето в Рейне всегда встречали празднеством. Улицы столицы украшали гирляндами со стеклянными шарами, в которые осторожно устанавливали свечи, чтобы, догорев, они погрузили город в будничный мрак. В королевском замке же огни горели с самого утра и не гасли до рассвета, чтобы лето было благословенным, а счастье Бога Долины полным. Жители Рейна верили, что летом их хранитель встречается со своей возлюбленной Богиней Солнца, и приветствовали обоих.

В королевском дворце летний бал открывала королева, спускаясь в зал, будто богиня Солнца, покинувшая ненадолго небеса. В свои тридцать с небольшим она по-прежнему выглядела юной леди, столь нежной, что все придворные мужчины смотрели на нее с обожанием. Невысокого роста, светловолосая, сероглазая, внешне мягкая и изящная, она радостно кружилась в танце со всеми желающими, поражая других дам своим белым платьем с золотой вышивкой. Лилайна, а именно так звали владычицу Рейна, любила танцы, потому принимала все приглашения, но всегда с нежностью поглядывала на мужа, вот уже пятнадцать лет безмолвно спрашивая его позволения. Антракс Эйен-Рен в ответ едва заметно кивал ей и спокойно наблюдал за танцем. Сам Король-Солнце никогда не танцевал, только беседовал с кем-то из знати. Он внешне казался полной противоположностью своей жены. Если она была облаком, его стоило назвать молотом в кузне. Если она отрез расшитого шелка, то он заточенный клинок. Он был смуглым, черноволосым, высоким и таким строгим на вид, что порой сложно было даже поверить в брак этого человека с наследницей Рейна.

Разница между ними была столь разительна, что по двору всегда бродили слухи о спорах королевской четы. И в то же время любой внимательный взгляд мой заметить, что король не сводит глаз с королевы и одобрительно кивает всякий раз, когда ее приглашали на танец. Его лицо при этом ничего не выражало, словно он не был способен на человеческие эмоции. Предпочитая темные строгие одежды, на балу он позволял себе лишь белоснежную рубашку и такие же белые перчатки, скрывающие руки, что для пышного яркого двора Рейна казалось излишней строгостью, за которую его побоялись бы осудить, смирившись даже с тем, что правитель отказался от короны, заменив ее сдержанным золотым обручем, что мелькал яркой полосой в черных вьющихся волосах.

Сегодня с самого начала празднества он явно был чем-то озабочен. Это выдавала глубокая морщинка на его лбу, еще больше выделяющая край кожаной маски, скрывающей правую половину его лица.

– Ваше величество, вас что-то беспокоит? – спросил граф Шмарн на правах первого советника.

Это был тучный невысокий мужчина, седой и улыбчивый, словно обычный добродушный старик, только при дворе за спиной его именовали Веселым Королевским Палачом, и было за что. Граф Шмарн был главным защитником рода Эйен-Рен и первым советником королевской четы, потому мог себе позволить украсть короля у любого собеседника.

– Все в порядке, – ответил негромко Антракс, однако его металлический безэмоциональный тон говорил обратное. – Я просто жду вестей, а их все еще нет.

– Вестей? – переспросил встревоженно граф. – Неужели произошло что-то, о чем я не знаю.

– Быть может, – коротко ответил Антракс, давая понять, что обсуждать это он не станет.

Граф лишь кивнул. Он был из тех немногих коренных жителей Рейна, кто научился понимать короля, порой слишком резкого для местной знати. Граф знал, что этот отказ лишь временный. Не любил король говорить о чем-то, что не было ясно до конца, но, когда придет время, Вильям Шмарн узнает обо всем один из первых. Именно поэтому он был готов ждать вестей молча, развлекая короля другими разговорами. Однако вскоре их отвлекли. Молодой мужчина с длинными белыми волосами, собранными в хвост, подошел к ним. На нем был светло-серый костюм, камзол которого имел высокий воротник, закрывавший шею.

– Я слушаю, – сказал ему король, остановив графа жестом.

Этот молодой человек был врачом и учеником самого короля, потому никого не могло удивить его появление.

– Боюсь, подозрения верны. Он умер в пути, и то, что я увидел при осмотре, мне очень не нравится. Думаю, вам стоит взглянуть, – сообщил молодой человек очень тихо.

– Я понял, Конор. Сейчас буду, – тут же ответил король, коротко кивнув. – Спусти тело в подвал госпиталя.

– Уже, – отозвался Конор, предпочитая говорить с королем, как с наставником, а не правителем.

При этом собственная манера его смущала и пугала, потому голос становился все тише, да и озирался он настороженно. Сам наставник не мог понять его неправильно, а вот придворным всегда мерещились не те намеки и бессмысленные вольности, о которых никогда и речи не было. Конор уважал короля, был готов преклоняться перед ним, но годы работы в госпитале научили его не тратить время на бессмысленные церемонии, которыми изобиловал двор Рэйна. В Эштаре с подобным Конору было намного проще. Там он бы не задумываясь сказал все, что считал нужным, а здесь опасался даже голову поднять.

– Что-то еще? – спросил Антракс, видя, что ученик не спешит уходить.

– Стоит ли звать Амару?

– Почему нет? – спросил Антракс, словно не понимал, чем этот случай отличается от других. – Она всегда присутствует на подобных вскрытиях.

– Это может быть очень заразно, – прошептал Конор, растерянно опустив голову еще ниже, словно его могли ударить за такое уточнение.

– Зато она сможет это увидеть, – спокойно ответил король. – Только сразу предупреди ее, что на этот раз можно только смотреть, и сам учти, что к телу я тебя не подпущу.

– Вам тоже не стоит к нему прикасаться, вы же…

– Конор, просто делай, как я велю, – потребовал король и, не дожидаясь, когда ученик уйдет, обратился к графу Шмарну: – Как думаете, если я уйду, кто-нибудь заметит?

– Я всегда могу сказать, что видел вас мгновение назад где-то там, – ответил граф, – только вы скажете мне, что случилось?

– Пока нет, – коротко сказал правитель и тут же ретировался, вернув на один из подносов свой бокал с белым вином, как всегда нетронутый. Правитель Рейна никогда не пил, но держал его в руках для соблюдения церемониала, порой даже подносил его к губам, но к концу вечера бокал неизбежно оставался полон.

Обойдя часть зала, Антракс прошел мимо группы придворных дам и коснулся плеча одной из них. Та покосилась на белую перчатку на правой руке короля и прикрылась кокетливо веером. Рука сразу исчезла, а король вышел из зала, на ходу развязывая узел пышного шелкового воротника.

Женщина же продолжила беседу, словно ничего не произошло. Молодой и красивой ее нельзя было назвать. В ее черных волосах на висках проявилась седина, чуть желтоватая кожа выдавала морщины в уголках глаз, но пышные формы и талия, созданная корсетом, позволяли ей крайне дерзкие наряды. В отличие от королевы, что лишь изредка позволяла тонким рукам выглянуть из-под широких рукавов, отмеченная правителем женщина выбрала платье, не скрывающее ни рук, ни пышную грудь, что почти выпирала из глубокого декольте. Она явно не смущалась своих широких почти мужских плеч и высокого роста, кокетливо улыбалась, смеялась и играла с веером, чтобы выждать немного времени и покинуть зал следом за правителем, и без лишних церемоний поспешила прямо в королевскую спальню.

– Что случилось? – спросила она. – Не говори, что нога снова болит. Говорила же, что без трости тебе нельзя долго ходить! Почему ты такой упрямый.

– Нога болит, но дело не в этом, – равнодушно ответил король, без стеснений сбрасывая шелковую рубашку. – Избавься от этих тряпок. Ты нужна мне в подвале госпиталя.

– Зачем? – взволнованно спросила женщина. – Что такое могло случиться, что до утра тело не может подождать?

– Черная смерть[1]1
  Подразумевается болезнь, существующая только в этом мире, по клиническим проявлениям похожа на сибирскую язву, но в отличие от настоящей сибирской язвы передается контактным путем.


[Закрыть], вот что случилось, – зло ответил король Антракс, надевая на голое тело тонкий серый камзол, такой же как был на его ученике, и только затем срывал с головы золотой обруч, что заменял ему корону, и швырял на кровать к снятой рубашке.

– Этого не может быть, – прошептала женщина. – Ан, этой болезни больше нет. Ее почти сто лет никто не видел…

– Переодевайся, Леня. Давай не будем спорить, а пойдем и сами разберемся, черная это смерть или просто глупости, – заключил Антракс и прошел мимо, желая как можно быстрее покинуть дворец, только перед выходом все же схватил трость, оставленную у комода, и с огромным наслаждением оперся на нее, оберегая правую ногу, бедро которой мерзко ныло от боли.

Быть врачом и правителем невозможно, – говорили ему часто. Сам Антракс Эйен-Рен с этим не мог поспорить, но и отказаться от врачевания не мог. Золотой медальон наставника был хуже клятвы: он требовал от него деятельности, а ученика достойного пока не было. Конор был еще недостаточно опытен, а дочь слишком юна. Именно поэтому пока на его груди был круг с вписанным в него треугольником – врата меж жизнью и смертью – он обязан был быть их стражем, даже если не верил в подобную благородную чушь.

Выйдя во двор, король жестом запретил страже следовать за ним и, обогнув хозяйственную часть здания, замер у черной двери нового госпиталя. В Эштаре его северное крыло королевского дворца было соединено с госпиталем специальным наземным переходом-галереей, похожей на застекленный витражами мост. Здесь же знать с трудом приняла строительство на территории королевского замка больницы Богини Солнца. Слово «госпиталь» в Рейне считали варварским, эштарским, но Антракс все равно предпочитал именно его, считая больницу чем-то нелепым и лишенным всякой дисциплины, но, если в бумагах надо было писать «больница», чтобы знать соглашалась на строительство, он был готов поступиться собственными убеждениями. Он вообще всегда предпочитал результат бессмысленным спорам, потому добивался своего, действуя на благо народа.

Огни на улицах города медленно гасли. Простые люди спешили закончить свой праздник, чтобы он не нарушил их бытность, а их король открывал черную дверь и шагал в госпиталь, надеясь, что напрасно опасается эпидемии.

Глава 2

Когда король Антракс заходил в здание госпиталя, он переставал быть правителем. Обращаться к нему согласно титулу в этом здании было просто запрещено. Сам Антракс был убежден, что это непременно помешает работе.

На его репутацию это никак не могло повлиять. Работали здесь только доверенные, отобранные им лично люди. С пациентами же он встречался очень редко, проводя почти все время в подземной лаборатории, где создавал лекарства, изучал тела, ставил эксперименты и учил тому же свою дочь.

Десятилетняя принцесса Амара никогда не смотрела на отца, как на короля, но эта ее особенность легко скрывалась за ее врожденным благородством. Ей часто говорили, что она похожа на свою бабушку, принцессу Авелона, единственную в своем роде королеву Эштара – Ленкару Эйен Клен Дерва. Амару подобные сравнения смущали, потому о покойной Ленкаре она всегда слушала с благоговением, словно та была богиней или мифическим существом, а на портрет Ленкары часто смотрела с особым интересом не находя никакого сходства.

– Такой же красивой быть невозможно, – говорила Амара, но все понимали, что она уже такая, просто еще слишком юная.

В ее теле еще не пробудилась женственность, но в чертах ее лица угадывалась зарождающаяся красота, которую она еще не осознавала.

Она встречала Антракса в коридоре у лестницы в подвал. Длинное серое одеяние, похожее на отцовский больничный камзол, она надела прямо на сорочку, и ее край выглядывал из-под серой ткани. Из-под белой сорочки виднелись носы аккуратных светлых туфелек. Тонкие руки она сложила вместе, длинные белоснежные волосы заплела в косу. Когда Антракс подошел к ней, она тут же подняла на него огромные синие глаза, распахнув пушистые белые ресницы.

В ней не было сонливости, только восторг, несмотря на то что ее разбудили среди ночи. Вид у нее был такой хрупкий и нежный, что казалось, ее можно лишь оберегать и защищать, но ее отец считал иначе.

– Я возьму тебя с собой при условии, что ты ничего не станешь трогать и к столу без моего разрешения не подойдешь, – строго сказал он. – Но если подозрения верны, у тебя будет шанс увидеть то, что уже больше полувека не видел ни один врач.

– Я сделаю все, как ты скажешь, – охотно согласилась Амара. – Все-все!

– Если что выгоню, – заранее предупредил Антракс, открывая дверь подвала.

Амара на это ничего говорить не стала, но на всякий случай убрала руки за спину, чтобы уж наверняка ничего не трогать.

Ее с самых малых лет тянуло к отцовской работе. Сначала она бегала вокруг мамы, когда та ждала третьего ребенка и все пыталась понять, что именно папа слушает у мамы в животике.

Ей было всего три годика, она забиралась на кровать, брала у отца трубку, прижимала ее к животу сбоку, прикладывала ухо и заявляла, что он делает «буль». Мама умилялась, а отец смеялся, но потом рассказывал, что буль делают все животики, а у мамы в животике живет братик или сестричка и через трубочку можно услышать, как бьется его сердце.

Почему тогда мама гладила ее по голове, а потом злилась, узнав, что Амара ходит в больницу, девочка не понимала. Она просто хотела знать ответы на интересные ей вопросы. Например, почему одни люди худые, а другие толстые? Почему одни живут мало, а другие много? А еще, самое главное, как вылечить младшего брата?

– Я не знаю, – отвечал ей Антракс на последний вопрос с огромным сожалением. – Увы, но я правда не знаю.

Зато на остальные вопросы у него были ответы, только чаще всего он их не выдавал.

– Чтобы понять ответ, надо очень много знать, – говорил он.

– Так научи!

Он и учил, а ей это нравилось. Ей было интересно работать с пробирками, наблюдать, как сухие травы превращаются сначала в густые полужидкие порошки, затем в округлые пластины. Ей нравилось наблюдать, как на месте раны постепенно появлялся рубец, и еще больше ей нравилось снимать самой швы.

Слушать при этом, как родители ссорятся из-за ее учебы, ей не нравилось. Всякий раз, когда мама ругалась, Амара боялась, что отец запретит ей приходить в больницу, но он всегда действовал так, будто ничего не произошло.

– Я начал учиться в восемь лет – это очень поздно для настоящего врача, – говорил он. – Лен-Фень начала много раньше, и медицина стала частью ее естества.

Ничего дурного в интересе дочери Антракс не видел и, спускаясь в подвал, совершенно не волновался о том, что на секционном столе мокрым покрывалом было прикрыто обнаженное тело мужчины, а не женщины.

– Надень маску, только сначала намочи и пока постой в стороне, – велел ей Антракс, а сам снял кожаную маску с лица.

– Держи, – вдруг сказала ему дочь, протягивая мокрую тканевую маску. Она, как всегда, решила сначала позаботиться об отце.

– Спасибо, но все же, лучше больше ничего не делай, – мягко попросил Антракс, принимая маску.

Когда-то он боялся показывать людям свое лицо. Страшные шрамы от ожогов изуродовали правую половину его лица. Бледный треугольник пересаженной кожи на щеке давно выглядел так, словно вот-вот начнет гнить, но ничего подобного с ним, к счастью, не происходило. Дыру в щеке в нынешнем возрасте он бы не пережил, а так закрывал все маской, оставляя разве что глаз с обожженным веком, собрал волосы на макушке и связал их завязками маски в подобие хвоста. Он всегда обещает себе их обрезать до тех пор, пока хвост на макушке не станет почти неприлично длинным. Видимо, глядя на него, Конор, спустившийся следом в подвал, и вовсе перестал их стричь и теперь просто перевязывал маску поверх завязанного хвоста.

– Извините, что опаздываю, – проговорил он спешно. – Я предупредил его людей, чтобы не ходили по городу, пригрозил им вами, ничего?

– Правильно сделал, – согласился Антракс, надевая широкие кожаные перчатки, закрывающие половину предплечья. – Ты знаешь, как работать с такими телами?

– Я читал, но давно, не уверен, что все помню, – виновато признался Конор.

– Я тоже читал давно, значит будем вспоминать вдвоем.

– Втроем, – заявила женщина, спускающаяся к ним.

– А я не могу помочь? – тихо спросила Амара. – Я ведь могу взять записи Фу-Диена и читать, что именно нужно делать.

– Антракс, сразу видно твои гены, – хохотнула женщина.

– Леня, тогда сходи за книгой.

Лен-Фень или Леня, как ее называл Антракс, считая скорее кем-то вроде брата женского пола, чем другом, лучше всех знала все книги, написанные их наставником – величайшим врачом своей эпохи Фу-Диеном. Она была его внучкой, пусть и названной. Фу-Диен вырастил ее как родную и никто не сомневался в родстве их духа, даже она сама. Потому кивнула и тут же выбежала обратно.

– Ты знаешь, что они привезли на этот раз? – спросил Антракс у Конора, чтобы скрасить ожидание. На четкий ответ он не рассчитывал, но внезапно его получил:

– Да, это повод для волнений. Там ковры, много старинной серебряной посуды и корма.

– Корма? – ошарашенно переспросил Антракс. – Зачем везти в Рейн корма? У нас тут своего добра мало, что ли?

– Стало модно подкармливать овец и коров рапсом из Суна, – совсем виновато сказал Конор. – Я тоже об этом не знал. Эта мода началась в Манре и только пришла к нам, но часть графств уже получили свой рапс.

Антраксу очень хотелось кого-нибудь задушить на месте, но он только вздохнул. Купец Конк-Рот написал ему лично, когда понял, что его судовой врач бессилен. То, что он описал в своем письме Антраксу, совсем не понравилось. Черная язва, которая еще и не болит, сразу заставляла вспоминать страшные рассказы наставника о болезни, что когда-то на его родине уносила сотни жизней.

– Если весной появлялась одна язва, то к лету половина города уже болела, а треть умирала. Если к осени кто-то выживал, это было чудом. Я пережил три такие эпидемии, две из них – как врач, и ни разу не заболел, – говорил ему Фу-Диен. – Так что слушай и запоминай.

Антракс помнил его слова, но возводить собственную память в абсолют не умел, потому снял полотно лишь тогда, когда книга была в руках у Амары. Она положила ее на пустой металлический стол с колесами, поставила на него масляную лампу и начала читать.

Первым делом Антракс с трудом приоткрыл веки покойного купца. Сухие глаза с мутными белыми зрачками, с точечными кровавыми пятнами по краю можно было даже не сжимать. Это были глаза мертвого человека. Синеватые пятна на белом холодном теле чем-то походили на стекшую вниз синеву и это значило, что купец мертв уже не первый час. Этим синим пятнам Антракс не стал уделять внимания. Они были проявлениями естественного посмертного изменения тела.

Он осматривал тело дальше. На руках у мужчины он нашел несколько крупных язв и еще одну на боку – все разных размеров, черные, сухие, с вздутыми опухшими краями.

– Мне не нравится, – сказала Лен-Фень.

– Мне тоже, – спокойно ответил Антракс и осторожно разрезал одну из язв. – Под некротическим струпом воспаленные полнокровные ткани с мутным серозным отделяемым, – констатировал он.

– Да, так и должно быть, – сказала Амара и испуганно ойкнула. – Так это значит…

– Спокойно, – строго велел ей Антракс. – Это еще ничего не значит.

– Да, дорогая, так и некоторые очень страшные ожоги выглядят, особенно от горящего масла, – сказала Лен-Фень.

Антракс на нее странно, зло посмотрел, но ничего не сказал, только поймал несколько капель жидкости из раны в пробирку, закрыл ее и отставил в сторону, а разрезанную язву на руке спешно перевязал тряпкой, окунув ее прежде в один из двух пока еще чистых тазов.

– Ну узлы под кожей есть, подмышками, в паху, над ключицами, на шее…

– Лене абы облапать, – не удержался Антракс, стараясь ответить ей за язвительное напоминание о горящем масле. Именно оно когда-то изуродовало короля Рейна.

– Я такая, – хохотнула Лен-Фень и тут же нахмурилась. – Может, на этом и остановимся, ты проведешь анализы и тогда…

– Анализ может меня обмануть. Сама знаешь, проба не точна, так что я намерен продолжить. Если боишься, можешь отойти от стола, – спокойно потребовал Антракс, но Леня не отступила, а Конор невозмутимо подал наставнику скальпель.

– Вскроем живот, и если там все будет соответствовать – дальше не пойдем, – пояснил Антракс, неспешно делая разрез прямо по срединной линии.

– О боже, – воскликнул Конор, морщась, видя, как из разреза начинает вытекать кровь – темная, густая, но все же еще жидкая. Он привык, что в мертвых телах такого не бывает, оттого ему становилось дурно, а Антракс оставался совершенно спокоен, разводил края раны поданными Лень-Фень металлическими лопатками.

– Конор, поднеси лампу, – потребовал Антракс. Лезть внутрь руками ему не хотелось, да и Фу-Диен говорил не вскрывать таких больных.

– Хотя, если вдруг ты поймешь, что не знаешь, что сомневаешься, тогда режь, – учил он Антракса. – Вскрой живот и если кровь там не свернулась, а внутри…

– Кровянистая жидкость по всей брюшной полости, – сказал Антракс, осторожно перекладывая отечные вспухшие петли кишечника, буквально плавающие в розоватой мутной жиже, а потом отвел их в сторону и наткнулся на огромный распухший красный орган в левом боку.

– Да у него селезенка с печень! – воскликнула Лен-Фень и отшатнулась от стола. – Все, заканчивай!

– Знаю я, – спокойно сказал Антракс. – Амара, можешь подойти и посмотреть, если хочешь, но надень перчатки и спрячь руки за спину, чтобы наверняка. Если маска высохла, лучше намочи.

Амара шустро побежала к выходу, туда, где хранились маски, быстро всунула руки в большие кожаные перчатки, подступила к столу и стала внимательно рассматривать то, о чем говорил отец.

– А на язву разрезанную можно посмотреть? – спросила она.

– Можно, но я тогда еще одну вскрою, – невозмутимо сказал Антракс, жестом велев Конору отойти, а сам осторожно достал инструменты из вскрытого живота.

– Это она? Настоящая древняя болезнь империи Сун? – тихо спрашивала Амара. – У нас будет эпидемия черной язвы? Черная смерть в Рейне? Или… Откуда она взялась?

– Они прибыли из порта Эшхарата, – ответил Антракс, – так что боюсь, и у нас, и в Эштаре, и, быть может, в Суне.

Он взял скальпель, хотел разрезать еще одну язву, как и обещал, но не успел, в подвал ворвалась королева Лилайна Эйен-Рен и тут же, подбежав к столу, оттащила от него дочь, закрыв ей глаза.

– Мама, – пискнула Амара.

Антракс посмотрел на злую жену, обрадовался, что она, сдерживая свой гнев, хотя бы молчала, и строго велел:

– Забирай ее, но уходи. Быстро! Мы поговорим после.

Одно его радовало: Лилайна умела передвигаться по лаборатории, ни к чему не прикасаясь. Как только она вышла, Антракс скинул инструменты на пустой металлический стол и вывернул на них горящее масло. Пока оно горело, ему предстояло решить, чем он займется раньше: угрозой эпидемии или очередным скандалом с женой.