Текст книги "Волшебник Изумрудного города (сборник)"

История вороны Кагги-Карр

Мысль добыть мозги подсказала Страшиле ворона Кагги-Карр, немножко болтливая и сварливая, но в общем добродушная птица. Здесь необходимо рассказать, что с ней произошло после того, как Элли сняла Страшилу с шеста в пшеничном поле и увела с собой в Изумрудный город.

В этот раз Кагги-Карр не полетела за Элли и Страшилой. Она сочла пшеничное поле своей законной добычей и осталась на нем жить в большой компании ворон, галок и сорок. Она управлялась так хорошо, что когда фермер явился убирать урожай, он нашел там одну солому.

– Вот и чучело не помогло, – горестно вздохнул фермер и, не интересуясь судьбой исчезнувшего Страшилы, ни с чем отправился домой.

А через некоторое время до Кагги-Карр по птичьей почте дошли вести, что какое-то чучело после отъезда великого волшебника Гудвина сделалось правителем Изумрудного города. Так как вряд ли в Волшебной стране нашлось бы другое живое чучело, то Кагги-Карр справедливо решила, что это и есть то самое, которому она посоветовала искать мозги.

За такую прекрасную идею следовало потребовать награду, и ворона, не теряя времени, полетела в Изумрудный город. Добиться приема у Страшилы Мудрого оказалось не так-то легко: Дин Гиор не хотел пропускать к нему простую ворону, как он сказал.

Кагги-Карр страшно возмутилась.

– Простая ворона! – воскликнула она. – Да знаешь ли ты, Длинная Борода, что я самая старинная приятельница правителя, что я, можно сказать, его воспитательница и наставница, и без меня он никогда не достиг бы своего выдающегося поста! И если ты немедленно не доложишь обо мне Страшиле Мудрому, то тебе несдобровать.

Длиннобородый Солдат доложил о вороне правителю и, к своему большому изумлению, получил приказ немедленно ввести ее и оказать ей придворные почести.

Признательный Страшила навсегда запомнил ворону, оказавшую ему такую услугу. Он принял Кагги-Карр в присутствии придворных с огромной радостью. Правитель спустился с трона и прошел на своих мягких слабых ногах три шага навстречу гостье. В летописях его двора это было записано как величайший почет, когда-либо кому-либо оказанный!

По приказу Страшилы Мудрого Кагги-Карр была занесена в число придворных с чином первого отведывателя блюд дворцовой кухни. Сам Страшила не нуждался в пище, но держал открытый стол для своих придворных. Так как при Гудвине такого обычая не водилось, то придворные громко хвалили нового правителя за щедрость.

Тогда же Кагги-Карр было отведено во владение превосходное пшеничное поле неподалеку от стен города.

Осада Изумрудного города

Кагги-Карр, не довольствуясь своей важной должностью начальника связи, решила доказать Урфину Джюсу, что Изумрудный город – не такая легкая добыча, как он полагает. И доказать это должна была птичья рать, созванная вороной со всей страны.

В ожидании вражеского нашествия птицам надо было кормиться, и Кагги-Карр щедро предоставила им свое пшеничное поле. Она знала, что там не останется ни зернышка, но чем не пожертвуешь для свободы родной страны!

И вот на дороге, вымощенной желтым кирпичом, в миле от города показались громко топавшие деревянные люди со свирепыми лицами. Кагги-Карр тотчас отправила к Страшиле с донесением расторопного воробья, а сама повела свое воинство на врага.

Огромная стая галок, сорок и воробьев налетала на солдат Урфина Джюса. Птицы метались перед их лицами, царапали когтями спины, садились на головы, стараясь выклевать стеклянные глаза.

Кагги-Карр смело напала на самого Лана Пирота.

Дуболомы напрасно размахивали саблями и дубинками, птицы ловко увертывались, и удары попадали не туда, куда следует. Голубой солдат ткнул в руку зеленого, и тот, рассердившись, накинулся на него. А когда капрал Гитон бросился их разнимать, оранжевый дуболом, целясь в галку, отсек капралу ухо.

Завязалась всеобщая свалка. Урфин Джюс кричал и топал ногами. Топотун дико ревел и раздавал солдатам оплеухи направо и налево, пытаясь вбить в них дисциплину.

Да, по этой слишком горячей встрече Урфин Джюс понял, что перед ним стоит нелегкая задача. Какие-то ничтожные птицы, даже не орлы и ястребы, а сороки и вороны сумели устроить такую суматоху в его армии, а ведь впереди – городские стены, и на них люди, которые будут отчаянно защищать свою свободу.

Наконец порядок был восстановлен, птицы отогнаны, и армия нестройно двинулась к воротам.

На городской стене стояли Страшила со своим штабом и многочисленный отряд бойцов. Среди горожан особенно суетился краснолицый Руф Билан, призывая сограждан храбро защищать родной город, хотя в его призывах никто не нуждался.

Правитель и его советники внимательно разглядывали деревянную армию, приводившую себя в порядок. Они не обольщались первым маленьким успехом, понимая, что впереди – жестокая упорная борьба. Они выжидали, не предпринимая никаких военных действий.

Урфин Джюс неверно принял их бездействие за нерешительность. Он подошел с белым флагом к воротам и позвонил в колокол.

– Кто там? – спросил Страшила.

– Это я – могущественный Урфин Джюс, правитель Голубой страны Жевунов.

– Что вам нужно?

– Я хочу, чтобы Изумрудный город сдался и признал меня своим повелителем.

– Этого не будет, – с достоинством возразил Страшила.

– Тогда я возьму город приступом, и никому из вас не будет пощады.

– Попробуйте, – сказал правитель. Горожане поддержали его дружным гулом.

Урфин отступил от стены и отправил капрала Бефара с его взводом в ближайшую рощу. Там они свалили длинное дерево, очистили его от сучков и под предводительством Урфина Джюса и генерала двинулись к стене. Выстроившись в два ряда, дуболомы размахнулись столбом, как тараном, и ударили в ворота. Ворота затрещали.

И тут сверху полетели поленья, булыжники и обломки кирпичей. Один камень попал в плечо Урфину Джюсу и опрокинул его на землю. В непокрытую голову генерала угодило полено. На палисандровой голове Лана Пирота образовалась вмятина, а от нее побежали во все стороны трещины.

Урфин Джюс вскочил и пустился прочь от ворот, за ним по пятам следовал палисандровый генерал. Этого оказалось достаточно. Видя, что предводители бегут, дуболомы немедленно повернули и побежали за ними.

Вперемежку, натыкаясь друг на друга, сбивая один другого с ног, перескакивая через упавших и бросая на бегу дубинки и сабли, неслись капралы, рядовые, сзади с ревом скакал испуганный Топотун. Их сопровождал оглушительный хохот горожан.

Войско остановилось вдали от стен города. Урфин Джюс тер плечо и сердито бранил генерала за трусость, а тот оправдывался тяжелой раной, щупая разбитую палисандровую голову.

– Вы ведь тоже отступили, повелитель, – говорил Лан Пирот.

– Вот дерево, – возмутился Урфин Джюс. – Вашу голову я заделаю, отполирую, и она станет как новенькая, а если мне голову пробьют, это смерть!

– А что такое смерть?

– Тьфу!

Урфин не стал больше разговаривать с генералом. Дело кончилось тем, что во всем обвинили солдат, и на них посыпались удары дубинок.

На следующий приступ армия не решилась, и был разбит лагерь вдалеке от ворот.

Началась осада города. Два или три раза деревянные солдаты приближались к воротам и всякий раз отступали, когда на них летели со стены камни.

Казалось, осаду можно было выдерживать до бесконечности. Но в защите города обнаружилось слабое место. Непривычных к военной службе горожан сломили усталость и тоска о семьях, покинувших город. Ночью их одолевал сон, и хотя фельдмаршал Дин Гиор ввел дежурства, дежурные тоже сваливались с ног. Страшила, никогда не устававший и не спавший, решил взять ночной досмотр на себя. Это принесло большую пользу в первую же ночь.

Страшила сидел на стене и смотрел в поле своими бессонными нарисованными глазами. И он увидел, как в лагере Урфина Джюса началась подготовка к штурму.

Не слыша за стеной никакого движения, враги стали незаметно подкрадываться к воротам. Они несли ломы и топоры, захваченные на ближайших фермах. Страшила разбудил бойцов, на головы нападающих посыпались поленья, камни, и армия Урфина Джюса бежала.

Страшила, обняв своими мягкими руками верных помощников Дина Гиора и Фараманта, рассуждал:

– Если бы я был на месте Урфина Джюса, я приказал бы своим солдатам защищать головы от камней деревянными щитами. И я уверен, что они так и сделают. Под прикрытием щитов они смело могут ломать ворота.

– Но как же тогда быть, правитель? – спросил Дин Гиор.

– Эти деревянные люди должны бояться того же, чего боюсь и я, – задумчиво сказал Страшила, – огня. А поэтому надо заготовить на стене побольше соломы и держать под руками спички.

Догадки Страшилы Мудрого оказались совершенно верными. Через некоторое время в самый глухой час ночи начался новый приступ. Солдаты Урфина Джюса подкрадывались к стене, держа над головами половинки от ворот, снятых на фермах. И тут на них полетели охапки горящей соломы. Деревянные солдаты уже потерпели бедствие от воды, так как не знали, что это такое. Они и об огне не имели понятия: пока Урфин Джюс их делал, он очень боялся пожара и даже не топил в доме печь. Теперь эта осторожность обернулась против него.

Горящая солома падала на землю, на щиты, которыми прикрывались дуболомы. А те с любопытством глядели на невиданное зрелище. Языки пламени в ночной темноте казались им удивительными яркими цветами, выраставшими с необычайной быстротой. Дуболомы даже и не думали защищаться от огня. Наоборот, некоторые совали в пламя руки и, не чувствуя боли, с глупым видом наблюдали, как на кончиках пальцев расцветают красные цветы. И уже несколько деревянных людей пылали, распространяя удушливый запах горелой краски…

Урфин Джюс видел, что его деревянной армии грозит нечто более ужасное, чем приключение на реке. Но что делать? Воды поблизости не было.

Выход подсказал Гуамоко.

– Забрасывай землей! – крикнул он растерявшемуся Урфину.

Первым за дело принялся Топотун. Сбив с ног капрала, у которого горела голова, медведь стал рыть землю мощными лапами и заваливать пламя. Потом и сами дуболомы поняли опасность и начали отбегать от горевшей соломы.

Армия отступила от ворот города с большим уроном. У нескольких дуболомов головы обгорели до того, что их надо было заменять новыми. У иных вывалились глаза, обгорели уши, а многие лишились пальцев…

– Эх, дуболомы, дуболомы! – вздыхал завоеватель. – Всем вы хороши: сильны, храбры, неутомимы… Вот только ума бы вам побольше!

Но чего нет, того нет!

Урфину Джюсу стало ясно, что Изумрудный город можно взять только измором. Это же было ясно и Страшиле. Он устроил военный совет, в котором участвовала и Кагги-Карр.

Страшила думал так напряженно, что у него из головы полезли булавки и иголки, и голова стала похожа на ежа с железной щетиной. Он заговорил:

– Урфин Джюс привел с собой много солдат, но они все деревянные. Мой друг Дровосек, правитель страны Мигунов, один, но он железный. Железо не рубят деревом, а дерево рубят железом. Значит, железо крепче дерева, и если Железный Дровосек вовремя подоспеет к нам на помощь, он разобьет деревянную армию Урфина.

Ворона отозвалась:

– Ты совершенно прав, друг мой, и я уже давно послала за ним воздушных гонцов. Но, к сожалению, Дровосек проходит профилактический ремонт, и этот ремонт у него что-то затянулся.

– Как, как ты сказала? – встрепенулся Страшила. – Проли‑фа… Повтори!

– Профилактический.

– О, какое хорошее слово. А что оно означает?

– Ну, как тебе сказать? – замялась ворона. – Ну, это такое, что делается на всякий случай, чтобы чего-нибудь не вышло.

– Про‑фи-лак‑ти-че‑ский, – медленно произнес по слогам Страшила, и видно было, что это слово он запомнил крепко и при случае будет его употреблять. Такая привычка появилась у правителя в последнее время: она придавала его речам очень ученый оттенок.

Так как из всех членов штаба только Кагги-Карр могла быстро и безопасно совершить путешествие в Фиолетовую страну, то ее и отправили с поручением поторопить Железного Дровосека. Она обещала нигде не задерживаться и как можно скорее вернуться с подмогой.

Измена

Прошло еще два дня. Попытки Урфина взять город штурмом успеха не имели. После каждой атаки Джюсу приходилось становиться за походный верстак и чинить поломанных солдат. Неудачливый завоеватель решил посоветоваться с Ланом Пиротом и филином Гуамоко. Расположившись вдалеке от городской стены под большим деревом, они разговаривали тихими голосами.

– Генерал, я прихожу в отчаяние, – признался Урфин Джюс. – Мы семь раз штурмовали город и днем и ночью, и все атаки отбиты с большим для нас уроном. Я не успеваю починять искалеченных дуболомов.

– Настоящий солдат должен рваться в бой даже без головы! – браво возразил Лан Пирот.

– Не представляю себе, как могут драться безголовые солдаты, – усомнился Джюс.

– Усердие все превозмогает!

– Гм… Не думаю. Однако попробую я еще раз уговорить Страшилу сдаться. – Размахивая белым флагом, Урфин направился к стене. – Послушайте, ваше превосходительство, господин правитель, в последний раз предлагаю вам капитулировать.

– Ка‑пи-ту‑ли-ро‑вать? Звонкое слово! А что оно означает?

– А то, что вы должны сдаться. И тогда я обойдусь с вами милостиво, вы станете моим заместителем.

– Послушайте, Урфин, – спросил Страшила, – разве у ваших дуболомов уже выросли крылья?

– Господин правитель, я вас не понимаю.

– Но ведь это очень просто. Чтобы взлететь на стену, ваши солдаты должны превратиться в птиц, а им, по-моему, до этого еще далеко.

– Хо-хо-хо! – разразился смехом Руф Билан. – Наш правитель – гениальный остряк! Завидую вашим удивительным мозгам, господин Страшила!

Урфин возвратился к своим собеседникам.

– Я пригрозил Страшиле новым штурмом, но понимаю, что это бесполезно, – со вздохом сказал Урфин. – Стены города подняты, бреши заделаны, ворота укреплены, запас метательных орудий неисчерпаем. Проклятые птицы сделали свое дело, предупредив горожан о нашем нашествии. Нам остается лишь одно: обложить город и дожидаться, когда его жители начнут умирать с голоду.

– Это не поможет, повелитель, – возразил Гуамоко. – Ночью я летал в город на разведку и убедился, что там полным-полно продовольствия: амбары завалены мукой, бочками масла и сыра, на площадях стада коров…

– Проклятый Страшила, он все предусмотрел, – простонал Джюс.

Филин слетел с дерева, сел Урфину на плечо и тихо сказал:

– Он предусмотрел все, кроме измены…

– Измены?! – вскрикнул Урфин.

– Тише, повелитель! Видишь того краснолицего толстяка, который больше всех суетится на стене и славит Страшилу?

– Вижу. Ну и что?

– Это – Руф Билан, смотритель дворцовой умывальни. Когда я был на разведке, я отдыхал на балконе его дома. Он разговаривал с приятелем и всячески проклинал Страшилу. Руф Билан богат, он знатного рода и сам метил в правители Изумрудного города. Но Гудвин назначил своим преемником не его, а Страшилу, и с тех пор Билан ненавидит соломенного человека и с радостью предаст его врагу.

Урфин страшно обрадовался.

– Твои сведения бесценны, мой дорогой Гуамоколатокинт! Этой же ночью лети в город, соблазни Билана, обещай, что он будет моим главным государственным распорядителем и что я… Словом, плети ему, что хочешь, лишь бы он перешел на мою сторону…

– Я добьюсь этого, повелитель, – заверил филин, – и думаю, что мне не придется очень уж стараться.

Трубач заиграл вечернюю зарю.

Урфин важно направился в свою палатку, сопровождаемый Топотуном, филином и почетным караулом из дуболомов. Солдаты отдавали ему честь, и лицо Урфина раскраснелось от счастья.

* * *

В эту ночь Страшила, по обыкновению, бодрствовал на стене один, а его бойцы крепко спали. И тут к правителю подкралась сзади какая-то тень. Произошла короткая борьба, и слабые мягкие руки Страшилы были опутаны веревкой.

Через минуту скрипнула калитка и показался коротенький коренастый человек. Он двинулся вперед, но к нему навстречу уже спешил Урфин Джюс.

– Если не ошибаюсь, господин Руф Билан? – спросил Урфин.

– Так точно, мой милостивый повелитель. Филин Гуамоко передал мне ваши предложения, и вот я здесь.

– Но как вам удалось выполнить свой замысел?

– Очень просто, – хихикнул Билан. – Мой слуга принес очередной смене защитников угощение: бочонок вина, а в него было подмешано сонное зелье.

– Браво, браво! – восхитился Джюс. – Вы человек в моем вкусе, и я назначаю вас главным государственным распорядителем.

Билан поклонился до самой земли.

– Благодарю, ваше величество! Я рожден для высокой должности и буду нести ее с честью.

Армия Урфина двинулась в широко раскрытые ворота Изумрудного города.

Утром жители проснулись при звуке трубы, выглянули в окна и услышали, как глашатай, в котором они узнали слугу Билана, объявил, что отныне Изумрудным городом правит могущественный Урфин Джюс, которому все должны оказывать беспрекословное повиновение под страхом суровой кары.

Страшила Мудрый сидел в это время в дворцовом подвале. Его не столько мучило сожаление об утраченной власти, сколько мысль о том, что Железный Дровосек, явившись к нему на выручку, попадет в беду. И не было никакой возможности предупредить друга! Фарамант и Дин Гиор, заключенные в том же подвале, напрасно старались утешить бывшего правителя.

Железный Дровосек попадает в плен

На следующий день по улице снова прошел глашатай. Он объявил, что жители Изумрудного города, которые пожелают служить могущественному Урфину Джюсу, будут приняты им милостиво и получат должности при дворе.

Таких желающих оказалось немного. Кроме Руфа Билана, нашлось всего несколько человек такого же сорта – из самых неуважаемых в городе людей.

Руф Билан получил должность главного государственного распорядителя, что равнялось рангу первого министра, но когда он напомнил правителю обещание щедро наградить его золотом, Урфин Джюс очень удивился. Филин, вероятно, что-то напутал, ничего такого ему не поручали говорить.

Остальные, переметнувшиеся на сторону Урфина Джюса, тоже получили должности распорядителей и смотрителей… Но их было слишком мало, чтобы образовать пышный двор, о каком мечтал Урфин Джюс.

Напрасно он отправлял посланцев к бывшим придворным Страшилы. Те хоть и привыкли торчать по целым дням во дворце, болтать всякий вздор и пересмеиваться, считая при этом, что заняты важными государственными делами, однако на приглашение Урфина Джюса не откликнулись.

Новых придворных все презирали. Но особенное презрение и даже ненависть заслужил Руф Билан, потому что стало известно о его измене.

С тех пор он осмеливался ходить по городу только в сопровождении двух дуболомов. Пришлось дать провожатых и другим советникам.

От Руфа Билана правитель узнал, что Страшила послал ворону за Железным Дровосеком. Урфин Джюс высчитал, когда должен явиться Дровосек. Для него приготовили засаду.

Место Фараманта в будке у ворот занял Руф Билан, сменивший на этот случай пышное придворное одеяние на простой кафтан. Под аркой ворот притаился взвод деревянных солдат под командой капрала Арума. Они ждали Дровосека с веревками в руках…

Кагги-Карр долетела до страны Мигунов без всяких задержек. Она нашла правителя на дороге с большим кузнечным молотом в руках.

За несколько месяцев перед этим, когда Мигуны просили Железного Дровосека править их страной, они говорили так:

– Такой правитель, как вы, будет для нас очень удобен: вы не едите, не пьете и, значит, не будете обременять нас налогами…

Мигуны получили больше, чем ожидали. Железный Дровосек не только не собирал налоги со своих подданных, но, наоборот, сам работал на них. Скучая по Элли, Страшиле и Смелому Льву и не привыкнув жить в безделье, Дровосек с утра отправлялся в поле, дробил там большие камни и мостил ими дороги. Мигуны получали сразу две выгоды: их поля очищались от камней, и во все концы страны пролегали прекрасные, прочные пути сообщения.

Узнав от Кагги-Карр, что Страшиле грозит опасность, Железный Дровосек не мешкал ни минуты. Он отшвырнул в сторону молот, сбегал во дворец за топором и отправился в путь. Ворона примостилась у него на плече и подробно рассказывала невеселые новости.

Мигуны терли глаза и грустно мигали, провожая своего любимого правителя.

…Железный Дровосек подходил к Изумрудному городу. Все вокруг было спокойно, лагерь Урфина Джюса исчез, ворота заперты, как обычно.

Дровосек заколотил в калитку, в маленьком окошке появилось багровое лицо Руфа Билана.

– А где Фарамант? – удивился Дровосек.

– Он болен, я его заменяю.

– Что у вас тут происходит?

– Да так, ничего особенного. Подходили неприятели, но мы их отбили с большим для них уроном, и они ушли.

– Как Страшила?

– Бодр и весел, ждет встречи с вами, уважаемый господин Дровосек! Прошу вас, входите!

Руф Билан приоткрыл калитку. И лишь только Железный Дровосек ступил в темноту арки, как из его рук был вырван топор, а туловище опутали веревки. После недолгой ожесточенной борьбы Железный Дровосек был повален на землю и связан. Кагги-Карр с резким криком «Измена!» сумела увернуться от дуболомов и взлетела на стену.

Кагги-Карр видела, как обезоруженного Дровосека со связанными руками повели во дворец. Немногие жители, оставшиеся в городе, сквозь приоткрытые окна смотрели на него с сочувствием и жалостью.

Ворона издали следовала за печальным шествием и пристроилась на карнизе дворца, у раскрытого окна тронного зала. Отсюда она видела и слышала все, что здесь происходило.

Урфин Джюс в роскошной мантии сидел на троне, украшенном изумрудами; его мрачные глаза под сросшимися черными бровями блестели торжеством. Немногочисленная кучка придворных теснилась возле трона. По сторонам зала, как статуи, стояли желтые и зеленые деревянные солдаты, сверкая свежими заплатками.

Ввели Железного Дровосека; он шел спокойно, и узорчатый паркет сотрясался под его тяжкими шагами. Сзади два солдата тащили огромный блистающий топор.

Урфин Джюс содрогнулся при мысли о том, что мог сделать с его армией этот богатырь, если бы его не схватили обманом. Железный Дровосек бесстрашно встретил испытующий взгляд диктатора, а тот сделал знак Билану, и предатель рысцой выбежал из зала.

Через несколько минут ввели Страшилу. Железный Дровосек взглянул на его разорванное платье, из которого торчали клочки соломы, на его бессильно опущенные руки, и ему стало невыносимо жаль друга, недавнего правителя Изумрудного города, гордившегося полученными от Гудвина замечательными мозгами.

Из глаз Железного Дровосека потекли слезы.

– Осторожнее, ведь при тебе нет масленки! – в испуге закричал Страшила. – Ты заржавеешь!

– Прости, друг! – сказал Железный Дровосек. – Я попал в подлую ловушку и не смог выручить тебя.

– Нет, это ты прости меня за то, что я так необдуманно послал за тобой, – возразил Страшила.

– Довольно нежностей! – грубо закричал Урфин Джюс. – Сейчас речь не о том, кто из вас перед кем виноват, а о вашей судьбе. Согласны ли вы служить мне? Я дам вам высокие должности, сделаю вас своими наместниками, и вы по-прежнему станете управлять странами, но только под моим верховным владычеством.

Страшила и Железный Дровосек переглянулись и в один голос ответили:

– Нет!

– Вы еще не опомнились от своего поражения и не соображаете, что говорите, – злобно сказал Урфин Джюс. – Подумайте о том, что я могу вас уничтожить, и ответьте мне снова!

– Нет! – повторили Дровосек и Страшила.

– Я дам вам время одуматься, поразмыслить над своим положением. Завтра, в это же время, вы снова предстанете передо мной. Эй, стража, отвести их в подвал!

Солдаты под предводительством краснолицего капрала повели пленников, а Кагги-Карр полетела в лес и там кое-как утолила голод. На следующее утро она ждала на карнизе дворца, когда пленников приведут в тронный зал.

Железный Дровосек и Страшила снова ответили Урфину Джюсу решительным отказом.

И на третий день пленники опять появились перед разъяренным диктатором.

– Нет, нет и нет! – было их окончательное решение.

– Пр…р…авильно! Ур…р…рфин… др…р…янь!.. – донесся от окна ликующий возглас.

Кагги-Карр не могла не высказать свое мнение. По приказу Урфина придворные бросились ловить ворону, но напрасно. Кагги-Карр взлетела на верхний карниз окна с насмешливым карканьем.

– Вот мое решение! – сказал Урфин Джюс, и в зале наступила тишина. – Страшилу я мог бы сжечь, а Железного Дровосека перековать на гвозди, но я оставляю им жизнь…

Придворные принялись громко восхвалять великодушие правителя.

Урфин продолжал:

– Да, дерзкие упрямцы, я оставляю вас жить, но только на полгода. Если по истечении шести месяцев вы не покоритесь моей воле, вас ждет гибель! А пока вы будете находиться в заключении, и не в подвале, а на высокой башне, где каждый может вас видеть и, увидев, убедиться в могуществе Урфина Джюса. Убрать их! – обратился повелитель к страже.

Громко топая ногами, дуболомы увели пленников.

* * *

Невдалеке от Изумрудного города стояла старинная башня, воздвигнутая давным‑давно каким-то королем или волшебником. Когда Гудвин построил тут город, он пользовался башней как наблюдательным постом. На башне всегда стояли часовые и смотрели, не приближается ли к городу какая-нибудь злая волшебница. Но с тех пор как Элли истребила злых волшебниц и Гудвин покинул страну, башня утратила свое значение и стояла одинокая и угрюмая, хотя еще прочная.

Внизу башни была дверь, от нее узкая и пыльная винтовая лестница вела на верхнюю площадку. По приказу правителя площадку накрыли сверху черепичным колпаком. Урфин Джюс не хотел, чтобы Дровосек заржавел от дождя, а Страшила лишился лица – ведь это помешает им пойти на службу к новому правителю.

Дуболомы отвели на башню Страшилу и Железного Дровосека, у которого руки были по-прежнему связаны. Тюремщики, зная про его силу, боялись Дровосека даже безоружного.

Оставшись одни, друзья огляделись. На юге были видны зеленые домики фермеров, окруженные садами и полями, и между ними вилась и кончалась у ворот города свидетельница многих историй и приключений – дорога, вымощенная желтым кирпичом.

На севере раскинулся Изумрудный город. Так как стена его по высоте уступала тюремной башне, то можно было различить дома, почти сходившиеся кровлями над узкими улицами, главную площадь, где прежде били фонтаны; виднелись и шпили дворца, украшенные огромными изумрудами.

Страшила и Дровосек разглядели, что фонтаны уже не работали, а по шпилям ползали какие-то фигурки, подбираясь к изумрудам.

– Любуетесь? – раздался резкий голос.

Страшила и Дровосек обернулись. Перед ними была Кагги-Карр.

– Что там такое делается? – спросил Страшила.

– Простая вещь, – насмешливо ответила ворона. – По приказу нового правителя все изумруды с башен и стен будут сняты и поступят в личную казну Урфина Джюса. Наш Изумрудный город перестанет быть изумрудным. Вот что там делается!

– Проклятье! – воскликнул Железный Дровосек. – Хотел бы я оказаться лицом к лицу с этим Урфином Джюсом и его деревяшками, и чтобы в моей руке был топор! Уж я бы позабыл для такого случая, что у меня мягкое сердце!

– Для этого надо действовать, а не сидеть со связанными руками, – ехидно сказала ворона.

– Я попробовал развязать Дровосеку руки, да у меня не хватило силы, – смущенно признался Страшила.

– Эх, ты! Смотри, вот как надо!

Кагги-Карр заработала своим крепким клювом, и через несколько минут веревки свалились с Дровосека.

– Как хорошо! – Дровосек с наслаждением потянулся. – Я был все равно как заржавленный… Теперь спустимся вниз? Я уверен, что смогу сломать дверь.

– Бесполезно, – сказала ворона. – Там стоят на карауле деревянные солдаты с дубинками. Надо придумать что-то другое.

– Выдумки – это дело Страшилы, – молвил Железный Дровосек.

– Ага, я тебе всегда говорил, что мозги лучше сердца, – воскликнул польщенный Страшила.

– Но и сердце – тоже сто́ящая вещь, – возразил Дровосек. – Без сердца я был бы никуда не годным человеком и не мог бы любить свою невесту, оставленную в Голубой стране.

– А мозги… – снова начал Страшила.

– Мозги, сердце, мозги! – сердито оборвала ворона. – Только одно это от вас и слышишь! Тут не спорить надо, а действовать.

Кагги-Карр была несколько ворчливая птица, но превосходный товарищ. Чувствуя ее правоту, друзья не обиделись, и Страшила начал думать.

Думал он долго, часа три. Иголки и булавки от напряжения далеко высунулись из его головы, и Дровосек тревожился, что, быть может, это вредно его другу.

– Нашел! – крикнул наконец Страшила и хлопнул себя по лбу с такой силой, что в ладонь вонзилось с десяток булавок и иголок.

Ворона, тем временем сладко дремавшая, проснулась и сказала:

– Говори!

– Надо послать письмо в Канзас, к Элли. Она очень сообразительная девочка, обязательно что-нибудь придумает.

– Хорошая мысль, – насмешливо протянула Кагги-Карр. – Интересно только, кто понесет письмо?

– Кто? Да ты, конечно! – ответил Страшила.

– Я? – изумилась Кагги-Карр. – Мне лететь через горы и пустыни в незнакомую страну, где птицы лишены дара речи? Хорошая выдумка!

– Если ты не согласна, – сказал Страшила, – мы не будем настаивать. Мы пошлем в Канзас другую ворону, помоложе тебя.

Кагги-Карр возмутилась:

– Другую? Помоложе?! Если мне исполнилось всего сто два года, вы уже готовы называть меня старухой? Так знайте, что у нас, ворон, такой возраст считается совсем юным. И что сделает другая ворона? Во-первых, она заблудится и не доберется до Канзаса. Во-вторых, она не найдет в Канзасе Элли, потому что не видела ее. В‑третьих… словом, письмо понесу я.

Железный Дровосек сказал:

– Для письма нужен мягкий, но прочный древесный лист, который можно будет обвязать вокруг твоей ноги. И кроме того, требуется иголка.

– Иголку я могу выдернуть из своей головы, – сказал Страшила, – у меня их там достаточно.

Ворона улетела и вернулась с большим гладким листом. Страшила протянул лист и иголку Железному Дровосеку:

– Пиши!

Тот изумился:

– Но я думал, что писать будешь ты. Ведь ты же придумал отправить письмо!

– Когда я придумывал это, я рассчитывал на тебя. Сам-то я еще не научился писать.

– И я не удосужился за государственными делами, – признался Дровосек. – Как же теперь быть?

– Мы не напишем письмо, а нарисуем! – догадался Страшила.

– Я не понимаю, как можно нарисовать письмо, – сказал Железный Дровосек.

– Нужно нарисовать меня и тебя за решеткой. Элли умная девочка, она сразу поймет, что мы в беде и просим помощи.

– Правильно, – обрадовался Дровосек. – Рисуй!

Но у Страшилы ничего не вышло. Игла выскальзывала из его мягких непослушных пальцев, и он не мог провести самой простой черты. За дело взялся Железный Дровосек. Он сам не ожидал, что у него получится так хорошо: видно, он имел прирожденный талант к рисованию.

Страшила выдернул из полы своего кафтана длинную нитку, лист обмотали вокруг ноги Кагги-Карр, крепко привязали, ворона попрощалась с друзьями, проскользнула сквозь прутья решетки, взмахнула крыльями и скоро исчезла в голубой дали.