Текст книги "Дежавю"

Александр Вшивков
Дежавю

© Вшивков А. А., текст, 2022

© Издательство «Союз писателей», оформление, 2022

© ИП Соседко М. В., издание, 2022

Дизайнер обложки Александр Вшивков

* * *

Дежавю

 
Мне кажется, я это видел,
Как будто я был здесь когда-то.
Пространство со временем свито,
Минуты и вёрсты – солдаты.
 
 
Лишь чуточку смазаны лица,
Испачканы сажей и кровью.
Мелькают погоны, петлицы,
Глаза переполнены болью.
 
 
Кольчуги, кирасы, шинели
Смешались в решающей битве,
И смерть от стрелы и шрапнели
Покрыта Христовой молитвой.
 
 
Но снова бегут супостаты.
Зачем только всё начинали?
Ведь всё как всегда. Как когда-то —
Победа, штандарты, медали.
 

Летели века

 
Летели века и эпохи над Русью,
Мелькали столетья, мгновенья-года.
Бывали моменты наполнены грустью,
Но храмы хранили свои города.
 
 
Бывали минуты – опустятся руки,
И небо с овчинку, и жизнь не мила.
Но, спрятав поглубже душевные муки,
Крепчал русский дух, закусив удила.
 
 
Бывало, вставало кровавое лихо
Над Русью, собой заслонив небосвод,
Но знали всегда, что единственный выход
Сквозь кровь и страданья к свободе ведёт.
 
 
И плыл над землёю сурово-спокойный,
Как неба прозрачно-бездонного стон,
Катился тяжёлой волной колокольный,
Могучий, серебряно-бронзовый звон.
 
 
И Русь поднималась, как феникс из пепла,
Крестами церквей подперев облака.
Не помня обид, новой силою крепла
В седой старине и в грядущих веках.
 

Помни имя своё

 
Вороньё кружит над землёй,
В чаще волчьи глаза горят,
Но мы помним имя своё —
Оратай, монах и солдат.
 
 
Так бывало уже не раз,
Над Россией сгущалась мгла,
С неба слышался Божий глас:
«Заслоните страну от зла».
 
 
И вставал народ «в топоры»,
И шелом надевал монах.
Гнев, дремавший в нас до поры,
У самих вызывает страх.
 
 
Мы готовы зубами рвать
(Независимо от числа)
Иноземную эту рать,
Ту, что лихо в наш дом несла.
 
 
Мы потом похороним всех —
Мы не станем погибшим мстить.
Гнева буйного смертный грех
Мало вечности – замолить.
 

Тризна

 
Наклонилась ветка над рекой,
Зачерпнула листьями воды.
Ты слезами раны мне омой,
Пусть готовят тризну и костры.
 
 
Мне тебя уже не целовать,
Мои губы стали холодны.
Супостат навёл на землю рать
Из закатной, тёмной стороны.
 
 
И, конечно, я был не один,
Полегло героев – несть числа.
Каждый бился так, чтобы за ним
Хоть бы дюжина врагов легла.
 
 
Пусть нам ветер славу пропоёт,
Пусть курганы высятся в степи.
Бесконечен вечности полёт,
И другого нет у нас пути.
 

«Войско ханово…»

 
Войско ханово —
Рать поганая —
Наползло на Русь чёрною грозой.
Князь с дружиною —
Вои сильные —
Заступили путь – бились с саранчой.
Дело сделано.
Войско смелое,
Рать побитая – плачут небеса.
В чистом полюшке,
В шлемах кованых
Чёрный ворон им выклюет глаза.
Поле бранное,
Кровь багряная,
Мать сыра земля жертву приняла.
Колокольный звон,
В сёлах бабий стон,
Полна братина горького вина.
Устояла Русь,
Прогоните грусть,
Третий Рим стоит – не шелохнется.
Золотом полей,
Блеском соболей,
Гомоном детей жизнь наполнится.
 

Ледовое побоище

 
Ой, вы, гусельки, гусли звонкие,
Чисто серебро – струны тонкие.
Вы поведайте быль старинную —
Стародавнюю сказку длинную.
Про тевтонцев-псов – папских рыцарей.
Как их встретили Александр, Андрей —
Новгородские Ярославичи,
Как сыскали честь на свои мечи.
 
 
Наползли на Русь тучи снежные.
Выходила рать порубежная.
Тёмным лесом да всё вдоль бережка,
На весенний лёд встали бережно.
Встали «в топоры»! Все – и стар и мал.
Чтобы супостат землю не марал.
Чтоб чужой сапог не топтал земли
Той, что нам с тобой деды сберегли.
 
 
А напротив них белые шатры,
Там псы-рыцари жгли всю ночь костры.
А наутро, встав боевой свиньёй,
Налетел тевтон на дружинный строй.
Впереди полков встали лучники
И затмили свет стрелы тучами.
Когда вышел срок, расступился строй,
Тогда лобный полк принял смертный бой.
 
 
Но не дрогнули, не попятились,
За Вороний камень не спрятались.
Зазвенели мечи булатные,
Началась на льду пляска ратная.
Левый конный полк быстрым кречетом
Налетел стремглав на неметчину.
И одёсное конное крыло
С правой стороны делу помогло.
 
 
А засадный полк небольшим числом
Силу бережёт за густым леском.
Как пришла пора – грозно рыкнул князь,
В небе солнышко закровавилось.
И тогда Господь охоробрил рать,
И погнала Русь басурмана вспять.
Подломился лёд под находником,
И ушёл в купель пеший с конником.
 

«В Новогороде колокольный звон…»

 
В Новогороде колокольный звон,
Материнский плач, а и вдовий стон.
Но, запрятав гнев далеко под спуд,
Совершил народ справедливый суд.
 
 
Меч повинную выю не сечёт —
К побеждённому милостив народ.
И сказал им князь Ярославич-свет:
«Приходи ты к нам другом – на обед,
 
 
Гостем приходи – будем торговать,
Будем мёды пить, будем пировать.
Но не дай вам Бог принести свой меч.
Будет голова далеко от плеч!»
 
 
Месяц ласковый, месяц снегогон,
Солнце ярое да капели звон.
День осьмнадцатый, небо словно шёлк,
Век тринадцатый по планете шёл.
 

На поле Куликовом

 
Обольёт мои плечи кольчуга,
За спиною надёжный меч.
Щит на руку, потуже подпругу —
Нынче утром на поле сечь.
 
 
Собрало Куликово поле,
Почитай, всех князей Руси,
И повеяло вольной волей,
И назад уже нет пути.
 
 
Ночью крест воссиял в полнеба,
Вдохновляя полки на рать…
И наполнились вои гневом,
И не страшно за Русь умирать.
 

Это наша земля

 
Мы стоим на своей земле,
Мы корнями в неё вросли.
В шумном городе и в селе
Слышим трепет родных осин.
 
 
Слышим пенье таёжных птах
И полярных торосов треск,
Конским топотом в ковылях
Отзывается стук сердец.
 
 
Наше небо – лазурный плат.
Там плывёт колокольный звон
В череде облаков-заплат,
Нашей песни протяжный стон.
 
 
Мы стоим на своей земле,
Нам услада родная речь,
Но
Мы примем любых гостей,
Только
Дома оставьте
Меч.
 

22 июня

Эту землю теперь только в мартен.

Х/ф «28 панфиловцев»

 
А матери стояли у околиц,
Глазами провожая сыновей.
Четыре года, полные бессонниц,
И три весны непаханых полей.
 
 
Поля пахали гусеницы танков,
В них засевали сталь авиабомб.
В госпиталях – военных полустанках —
Кого – домой, кого – опять на фронт.
 
 
А матери боялись похоронок,
Боялись пуще смерти и войны,
В весеннем небе майский жаворонок
Им обещал: «Вернутся к вам сыны».
 

Партизан

 
Ходили звериной тропою,
А чаще совсем без тропы.
Виски посеребрены болью
Последней Великой войны.
 
 
В гнилых белорусских болотах,
В густых украинских лесах
Мы рвали фашистские глотки
На их же уродливый флаг.
 

Последний вальс

 
Свою связку гранат обнимая,
Молча жду подползающий танк.
Скоро выключат свет, так бывает —
На войне погибает солдат.
 
 
А пока танк ползёт неуклюже,
Я домой черкану письмецо:
Нет, любимая, плакать не нужно,
Слёзы портят родное лицо.
 
 
От жары пересохло в гортани,
Без воды не поёт пулемёт,
За траншеей, в ста метрах за нами
Днепр, сверкая на солнце, течёт.
 
 
Я кончаю, пришло моё время,
Поклонись от меня всей родне.
Треугольник письма сердце греет…
Подползай, гад, поближе ко мне.
 

Санинструктор

 
Белоснежные халаты,
Ржавые бинты.
Лазареты, медсанбаты —
Спутники войны.
 
 
Серебром из-под косынки
Локон на щеке,
Кукла в платье из простынки
В старом вещмешке.
 
 
Санинструктор с тонкой шеей,
Сумка на ремне,
Суматошно по траншее
Мечется в огне.
 

Оборона Севастополя

 
Скрип гальки под солдатским сапогом,
Бушлаты в белой каменной пыли,
Отлаженный веками метроном
Звенит, как рында медная, в груди.
 
 
Который месяц грохот канонад
И бастионы в яростном огне,
А колокол в груди звонит в набат,
Как маки, капли крови на земле.
 
 
От бескозырок ленты сжав в зубах,
С морскою полосатою душой,
Молитву про себя пробормотав,
Идём в атаку чёрною волной.
 
 
В нас доблесть от суворовских полков,
Нам светит блеск нахимовских побед,
Здесь никогда не будет чужаков,
Здесь русский Крым,
                  и ваших прав здесь нет!
 

Сибирская колыбельная

 
Баю-баюшки-баю,
Ушёл тятька на войну.
Я и лошадь, я и бык,
Я и баба, и мужик.
«Полномоченный» придёт,
Всю картошку заберёт.
Только мы не пропадём,
Мы осину обдерём.
Из осиновой муки
Напечём мы пирожки,
С пучкой али с черемшой —
Вырастешь мужик большой,
Будешь мамке помогать,
Будем тятьку с фронта ждать.
Он придёт на двух ногах,
Весь в медалях-орденах.
 
 
Тятька наш охотник знатный,
Кажет путь врагу обратный.
Подгоняет в хвост и в гриву,
Не бывать Адольфу живу.
 

Земляки

 
Устало выйдя из Рейхстага и копоть утерев, солдат
Уселся прямо на ступеньках, к стене поставив автомат.
И тут же рядом примостился земляк, подал ему кисет.
Курили в русских самокрутках табак трофейных сигарет.
 
 
Курили молча, вспоминали, как шли, чтоб оказаться здесь.
Через болота, по сугробам и сквозь дремучий брянский лес,
Траншей отрытых километры, десятки взорванных мостов,
Как наводили переправы, как брали пленных – языков.
 
 
И холод каменных ступеней напомнил землякам тепло
Завалинки в родной деревне, пруда вечернего стекло,
И хлебный дух из русской печки, что заглушила гарь войны,
Ударил в ноздри с новой силой, напомнил дом, семью, родных.
 
 
Они в сибирской деревеньке, впрягаясь вместо лошадей,
Бывало, ставили за плугом голодных и босых детей.
А старики учили внуков, какую где искать траву,
Как дикий мёд добыть из борти, как яйца собирать в бору.
 
 
– А помнишь, летом, в сорок третьем?.. —
          И что-то вдруг сдавило грудь.
Солдат не плачет? Что за бредни? Кто может сердце обмануть?
Когда атаку батальона скосил немецкий пулемёт…
Кто говорит «солдат не плачет» – души солдатской не поймёт.
 
 
Курили молча, вспоминали погибших фронтовых друзей.
Как посмотреть в родной деревне в глаза сиротские детей?!
До дома путь всегда короче, но тяжкий груз не сбросить с плеч.
Внук тех солдат, я эту память внучатам накажу беречь.
 

Военком

 
Вдалеке от тракта, в стороне таёжной,
В середине марта ехал бездорожьем
Почтальон в телеге – почту вёз в деревню.
На задке калека. Без руки. Военный.
 
 
Рано на телегу заменили сани,
По такому снегу сани едут сами,
Розвальни в ремонте, кто же их починит?
Мужики на фронте, бабы – не осилят.
 
 
Пуганой вороной от письма метнулась —
После похоронки, почтальон, не суйся.
Ведь ещё для сына по полям сражений
Путь лежит к Берлину, в логовище зверя.
 
 
А ещё два брата, сокола крылатых,
Оба не женаты – фронт с войной сосватал.
Только с добрым словом прибыл из района
Вместе с почтальоном военком суровый.
 
 
– Госпиталь военный разбомбили фрицы,
Много документов спутали сестрицы…
Был однофамилец, тоже был – Лопатин,
Витьке подфартило, правда… стал культяпый.
 
 
Ты не убивайся! Полбеды не горе,
Жив твой сокол ясный, свидитесь вы вскоре.
Ну, так что, что ранен? Всяко ведь бывает,
На войне, родная, слышь-ка, убивают.
 
 
А твои родные, бог даст, возвернутся,
Скоро посевные – всем дела найдутся.
С тем и попрощался, на крылечко вышел.
Почтальонский чалый снег жуёт под крышей…
 
 
Туго животине, нынче всем несладко.
Вот войну осилим – наведём порядки.
В каждый двор корову! А кому и пару…
Не подмок бы порох, не подвёл бы Сталин.
 

Окончен бой

 
Окончен бой весенним ясным днём.
Остались живы мы с тобой.
Нас убивал, нас немец жёг огнём,
Но возвратились мы домой.
Был долгим путь, но мы прошли его,
Друзей теряя боевых.
Мы мерили длину чужих дорог
Саженями дорог родных.
 

* * *

 
В одном строю идут и стар и мал,
Над строем чёрно-белый полк.
Портреты тех, кто с немцем воевал,
Тех, кто для нас страну сберёг.
 

Поэт и солдат

 
Как-то спросил у солдата поэт:
«Сколько ты вынес лишений и бед?
Сколько терял ты друзей боевых,
Много ль вернулось обратно живых?»
 
 
Старый солдат посмотрел в небеса.
В туче весенней набухла гроза.
«Семьдесят лет нынче минет с тех пор,
Как мы давали фашисту отпор.
 
 
Всяко бывало на этой войне…»
В памяти боль колыхнулась на дне.
«Было… бывало… и даже не раз…
Только не стоит об этом сейчас».
 
 
Внука поднял, посадил на плечо:
«Может быть, встретимся… позже… ещё».
 

Высота 776

 
Когда кончаются патроны,
Звучит приказ: «Примкнуть штыки».
Рубеж последний обороны,
Судьбы последние штрихи.
 
 
Неважно, кто перед тобою,
Важней, кто подопрёт плечо,
Кто примет бой по-за спиною,
Когда вдруг станет горячо.
 
 
Десант в тельняшках полосатых
На горке номер семь-семь-шесть,
России верные солдаты,
И с ними Бог – он всё же есть.
 

Марш-марш

 
Взревели моторы, и по аппарели
Десантная рота, майор и старлеи,
Нагружены, словно КамАЗы в карьере,
На борт погрузились и в небо взлетели.
 
 
От аэродрома подскока нас ночью
Несёт самолёт на условную точку.
И там, темноту куполами разбавив,
По чёрному небу шагаем ногами.
 
 
С земли нас встречают свинцовые пчёлы,
Затянуты цели внизу дымом чёрным.
Как правило, это врагов не спасает —
Крылатые парни всегда побеждают!
 
 
Вперёд, десантура, себя не жалея!
За Родину-мать, за Россию! Смелее!
Пусть наши «партнёры» на ус намотают:
Войска дяди Васи всегда побеждают!
 

Вертушки

 
Над горой висели две вертушки,
Поливая южный склон огнём.
Взвод разведки в горной деревушке,
Под горою «духов» батальон.
 
 
Негде сесть – вертушкам не удастся
Пацанов по-тихому забрать.
Снова сорван план эвакуации…
Сука!.. Как же страшно умирать.
 
 
Но ещё страшнее будет струсить,
Подвести товарищей своих.
Прадед с неба скажет: «Ты не русский,
Этот грех тебе не замолить!»
 

Весна на Курилах

 
Нежно-розовой дымкой покрыт Шикотан,
Это вишня цветёт на Курилах.
С юга смотрят раскосые злые глаза
И хотят, чтоб мы им подарили
 
 
Пару мелких клочков каменистой земли
В стороне восходящего солнца.
Вроде умный народ, а понять не смогли —
Недоступная мысль для японца:
 
 
То, что наша земля остаётся такой,
Даже если пустынно-уныла,
Мы не платим за дружбу землёй и водой,
Не меняем мы шило на мыло.
 

«Владимир Мономах»

 
Где-то там, высоко над нами,
Где трескучий стоит мороз,
В электромагнитном сиянье
Умка лапой закроет нос.
 
 
А у нас – боевая служба,
Жарко – тельники выжимай,
Где-то рядом норвеги кружат,
Эй, акустики, не зевай!
 
 
Командир и старпом на карте
В шхерах скрытный проложат курс.
Мы несём на борту подарки,
Болтон дёргает нервно ус.
 
 
Пусть побесятся – сковородка
Этих ястребов ждёт в аду.
Наша атомная подлодка
До поры залегла на грунт.
 

Илья Муромец

 
Живёт благодетель за морем,
Он миру свободу несёт!
Свобода внедряется с боем —
Стремителен стелсов полёт.
 
 
Щи выхлебав лаптем добротным,
Ивана Степаныча сын
Спустился с печи неохотно,
Былинных времён исполин.
Примерившись, ловкой рукою
Швырнёт «Булаву» в небеса…
 
 
Пусть стелс остаётся за морем —
Наткнулась на камень коса.
 

Европе
(Официальное покаяние)

 
Пару раз ты уже пыталась
Осчастливить собой мой дом,
Ты прости, без зубов остались
Гитлер твой и Наполеон.
 
 
Ты прости, ради Бога, диких,
Невоспитанных москалей,
Что завёл панов посполитых
На болота Сусанин-зверь.
 
 
Что голодных, озябших немцев
В Сталинграде зажал в кольцо,
И они ради корки хлебца
Потеряли своё лицо.
 
 
Всех грехов своих не упомню,
Благосклонно прости их все.
Много пепла бывает в войнах,
Ты им бошку посыпь… себе.
 

Украина – Донбасс

Никогда мне не будет братом

Тот, кто делит людей по крови.

Не братья – сёстры

 
Когда купцы страну мою убили
И Кучма рассказал, что вы – не мы,
Вам эта сказка обещала крылья,
Но отняла достоинство, увы.
 
 
Отлично помню смуту девяностых:
Немцов, Чубайс и пьяный президент,
И свежие могилы на погостах —
Тот из Чечни, а вот бандит и мент.
 
 
Тогда мы обвиняли все друг друга,
Смотрели друг на друга свысока.
А деды наши под свинцовой вьюгой
Из одного хлебали котелка.
 
 
И эта память помогла нам выжить
И кое-как ошибки исправлять —
До тошноты, до позвоночной грыжи,
Но без долгов – так, как учила мать.
 
 
А вы свою историю забыли,
Придумали другую для себя…
 
 
Вам с этим жить.
          Как «был ты взят из пыли»,
Так «будешь возвращён во прах». Опять.
 

Врать самому себе

 
Врать самому себе,
Мол, далеко война,
В городе на Неве
В окна стучит весна.
 
 
Что мне до той войны?
Сахар подорожал!
Трудно без «фуа-гры»,
Виза в ЕэС нужна.
Бесится ЖэКаХа —
Взвинчивает тариф…
 
 
Прячется впопыхах
В тёмный подвал старик.
 
 
Слёзы чужих детей
Высохнут без меня.
Это не я стрелял
В плачущих матерей.
 
 
Мне и своих забот
Хватит по-за глаза.
 
 
Чёрный солнцеворот —
Красные небеса.
 

Легион

 
С факелами идут.
Лица под маской прячут.
Их легион – иуд,
Что на майдане скачут.
 
 
Тех, что людей сожгли
Лишь за иные мысли,
Что на Донбасс пришли,
Чтобы людей «зачистить».
 
 
Снова ночной обстрел,
Снова снаряды рвутся.
В школьном дворе сгорел
Клён – не успел пригнуться.
 
 
В глотке застрянет мат,
Ногти в ладонь вопьются,
Сердце стучит в набат —
Детские слёзы льются.
 

Казак

 
В небо глядят глаза,
Снег на лице не тает.
Стынет в усах слеза,
Старый казак вмирае.
 
 
Смолоду был в седле,
Смолоду в сече боя…
Силы уже не те —
Потяжелела зброя.
 
 
Семьдесят лет назад
Гнал он фашистов с Дону.
Нынче опять бомбят,
Малых детей хоронят…
 
 
Внуки ушли на фронт,
Путь заступив нацизму.
Чёрный солнцеворот
В небе моей Отчизны.
 
 
Знаю, что не пройдут,
Знаю, убийц прогонят.
Только свербит вот тут
И под лопаткой колет.
 

Русские своих не бросают

 
Ветер в степи гнёт седой ковыль,
В море надул паруса на струге.
Сказка – былина – легенда – быль:
«С честью живот положить за други».
 
 
В пламени жарком соседский двор,
Гибнут в огне старики и дети —
Подло подкрался заморский вор,
Тот, что воюет на всей планете.
 
 
Что же, стоять и смотреть в окно?!
Уши заткнуть и не слышать плача?!
Русским[1]1
  Русский – это не национальность, русский – это качество.


[Закрыть] не каждому быть дано.
Враг непременно получит сдачи.
 

Второе мая

 
Солнце окрасило розовым ельник,
Падая в спелую рожь.
Больше они не споют колыбельных —
Тех, кто погиб, не вернёшь.
Вырастут дети – им некуда деться,
Так уж устроена жизнь.
Но не забудут сожжённой Одессы
И уничтожат нацизм.
 

Порубежники

Памяти Александра Захарченко

 
Солнце с утра жарит
Слой облаков рваных.
Немолодой парень
И не такой старый,
Что же ушёл рано?
Кровью сочит рана.
 
 
Колокола храма
Не голосят – странно,
Он же был православным,
Может, оглох разум?
Дух со степей пряный —
Это поют травы.
 
 
Стал он теперь равным
Богатырям славным,
На небесах украйны,
На рубеже главном.
 

Горловской Мадонне

 
Мы надёжным рубеж считали —
Твёрже камня, прочнее стали.
Но историю переврали,
И изъян в дорогом кристалле,
Словно трещина в пьедестале,
На котором они стояли.
 
 
Незалэжности захотелось?
Что ж, в Европу под флагом белым
Вы шагаете в ногу смело.
Если спрятаться не успела,
Быть тебе бездыханным телом.
 
 
Как такое могло случиться?
Победили давно нацистов.
Но из пепла он – феникс-птица —
Поднял голову на границе.
Может, кто-нибудь достучится
В мозг кастрюлеголовой птицы?
Я – устал, по ночам не спится.
 

Донбасс

Захару Прилепину

 
Несломленный Донбасс стоит в огне,
В гражданской и бессмысленной войне,
И в каждой ненаписанной строке
Застыл немой укор моей стране.
 
 
«Чужая, бесполезная война!» —
В истерике зайдётся Амнуэль,
И сразу вспомнишь Ксюшу с foie gras
И тянешься к заветной кобуре.
«Не лезьте к нам, не надо нас спасать», —
Твердит на всех обиженный сосед.
 
 
Смотреть и молча в стороне стоять
Нет силы, и терпенья больше нет.
 

Соросу

 
Быть может, я плохой христианин —
Желаю смерти очень многим людям.
Но даже среди этих есть один,
Который совести и чести неподсуден.
 
 
За все века никто не изобрёл
Достойной казни горе-проходимцу,
Но в преисподней ждёт его котёл,
В котором Джорджу предстоит вариться.
 

Матери плачут одинаково

 
Одинаково матери плачут —
В захудалой сибирской глуши
И в техасской глубинке, на ранчо
Льётся скорбь материнской души.
 
 
Не унять материнской кручины,
Когда нет человеческих сил,
Когда сын на далёкой чужбине
Буйну голову в битве сложил.
 

Нормандский формат

 
Летели дни, летел за годом год,
Свистели пули, мины и снаряды,
Кружил над Украиной хоровод —
Палач и жертва в синем небе рядом.
 
 
И этой карусели нет конца,
В донецком небе души, словно птицы,
Одни под маской – души без лица,
А у других безоблачные лица.
 
 
И эту боль не смогут утолить
Пустых людей пустые разговоры,
Но как мне дальше с этой болью жить,
Имея из оружия лишь слово?
 

Лабиринты траншей

 
Ничего теперь не изменить —
В одну воду дважды не войти.
Ариадны тоненькая нить
Повела по новому пути.
 
 
Никакого смысла в этом нет,
Должен быть проверенный маршрут,
Стены – берега траншейных рек —
Отвернуть от курса не дадут.
 
 
Чему быть, того не миновать,
Смерть, как жизнь, бывает только раз.
Ты прости меня, старушка мать,
Не сумел я выполнить наказ.
 
 
Не построил дом в своём саду —
Не успел я посадить садов,
Не привёл я в этот дом жену
И не воспитал троих сынов.
 
 
Здесь, в окопах, прокляли войну.
За кого я должен воевать?
Присягал народу своему
И в него же вынужден стрелять.
 

Бунт

 
И было Слово на заре веков.
Тогда никто не знал, как отзовётся
В ночи негромко сказанное – «Бог», —
И сколько крови на Земле прольётся.
 
 
А годы шли, был слабым человек —
Твой образ оказался только внешним,
И в результате мир из века в век
Не становился лучше – грешен грешник.
 
 
Ты наблюдал, как режут мусульман,
Ухмылку пряча в бороду седую,
А короли из христианских стран
Легко убили заповедь шестую[2]2
  Не убий.


[Закрыть].
 
 
Но вот пришла пора держать ответ —
Торговцы гонят христиан из церкви,
От крови красным стал весь Белый Свет,
Надежда с верой без любви померкли.
 

Чужая беда

 
Беда чужая не проскочит мимо,
Не чиркнув сердце остриём крыла.
И эту боль терпеть невыносимо,
Какой чужой она бы ни была.
 
 
Быть может, близко к сердцу принимаем,
Быть может, мы неправильно живём,
Но нет, увы, на душах наших ставен,
И сердце иногда горит огнём.
 

Крест

 
Перемешав добро и зло,
Забыв, где грех, где добродетель,
Стояли люди под крестом,
Чужих богов чужие дети.
А крест полнеба заслонял,
От окоёма до зенита.
Тогда ещё никто не знал,
Какая сила в нём сокрыта.
 
 
В далёкой северной Руси
Скакали скифы в чистом поле…
Иже еси на небеси,
Пускай Твоя свершится воля.
Пусть перестанут убивать
Друг друга братья на Донбассе,
Пусть не хоронит сына мать,
Не рвутся мины в школьном классе.