Текст книги "Проданный ветер"

– Хорошо, пробуй, святой отец, – кивнув, проговорил Орлов. – Только давай договоримся, если почувствуешь, что разговор не заладился-то падай на землю. Для нас это знаком будет.

– Помилуйте, господин офицер, – улыбнулся монах, показав редкие желтые зубы, – они же не разумны и наивны как дети.

– Ну, ну, – мрачно буркнул поручик. – Этих невинных и не разумных с детства учат, как надобно убивать своих врагов и они гордятся этим.

Сулима медленно поднял руки с крестом и отчаянно шепча молитвы, двинулся на встречу незваным гостям.

Все с напряжением стали ждать кровавой развязки, видя как Сулима все ближе подходил к остановившимся индейцам.

– Ну, поп и дает! – чертыхнулся инженер, глядя, как тот стал, что-то горячо говорить, жестикулируя при этом руками. – Глядишь и договориться, что бы нас пропустили.

– Тебя, Иван Иванович, это забавляет? – буркнул кузнец крестясь. – Он ведь может на смерть пошел, нас спасая, а ты юродствуешь. Не хорошо это.

– Запомни, Василь, что попы никогда и ничего без выгоды не делают. Поэтому они и учат любить и своих врагов, и своих угнетателей, для этого они проводят грань в своих проповедях между клиром и мирянином. Поэтому и требуют от нас покорности, да послушания, угрожая всякими страшилками за ересь.

– От речей твоих, инженер, у меня всегда дух перехватывало, – пробормотал каторжник, выглядывая из-за дерева, – ты бы хоть сейчас не богохульствовал.

– Побойся Бога, – буркнул кузнец с укором, – человек к нехристям может за смертью пошел. – Ну, какая здесь корысть может быть?

– Не верю я этим прохвостам, – не унимался Неплюев, шепча с жаром. – Все ими делается с умыслом, для того, что бы проще было управляться с христовым стадом. Для большего так сказать закрепощения и угнетения народа. Верно, я говорю, Ламберт? Молчишь, латинянин?

– Ну, что ты к человеку пристаешь? – возмущенно зашептал урядник, крестясь при этом.

– Темный ты, Степанов, через невежество свое и не понимаешь, что через поступки свои всевозможные они и пытаются внушить нам – что нужно подчиняться. Причем подчиняться не, только господам нашим по плоти но и самому Богу должны, не, только господам добрым, но и суровым.

– Ибо это угодно Богу? – тихо уточнил конокрад.

– Вот именно! – кивнул инженер.

– Послушай, Иван Иванович, – оборвал его Орлов, с напряжением всматриваясь в фигуру монаха, которого молча, слушали индейцы, – заканчивай уже свою лекцию. Ведь по возвращению тебя в железо забьют, за крамолу твою несусветную.

– Есть прекратить, – отозвался тот, – только вы ведь все понимаете, что я прав.

– Это, ваше благородие, в нем страх смерти говорит, – со вздохом проговорил урядник. – душа его университетская никак под ветрами с Арктике не зачерствеет.

– Никто помирать не хочет, – буркнул Неплюев. – И я не хочу! Мне тридцати годков еще нет! А, что я в своей жизни повидать успел? Родился в семье мелкого чиновника, родители умерли рано, так что детство и юность у меня прошли в страшной нужде и бедности. Это хорошо дядька помог окончить Московский университет. И что? Думал, поработаю на кромке империи, деньжат заработаю, хоть будет на что по миру поездить, а тут такое твориться.

– Хватит причитать, – скрипнув зубами, проговорил поручик, опуская винтовку. Вернешься в Родину с почетом и богатым, чугучи ружья опустили, вот тебе и поп! Не убоялся и нехристей умиротворил, отчаянный у тебя, Ламберт брат.

Из-за укрытия было хорошо видно, что индейцы действительно опустили винтовки и молча, смотрели в след уходящему от них миссионеру.

– Все, мы уходим с миром, – обессилено пробормотал, Сулима подходя, – они к нам претензий не имеют. Они ищут испанцев с торгового парусника, которые подсунули им при обмене на пушнину, вместо соли несколько бочек мела.

– Ай, человек божий! – воскликнул со вздохом облегчения конокрад, вытирая мокрое от пота лицо. – А я уже грешным делом думал, что отрежут нам нехристи головы.

– Спасибо тебе, Сулима, – проговорил Орлов, – выручил крепко, что и говорить. Что же ты им сказал?

– Я им, офицер, пообещал оставить своего брата Ламберта, который подскажет им, как найти дорогу к Богу.

– А твой брат не против? – уточнил поручик, глядя на бледное с редкой бородкой, лицо монаха.

– Это наши дела, миссионерские, – перекрестившись, отозвался, Сулима, – мой брат знает, что на все воля божья. Идите смело, а я вас догоню.

– А ваши епископы или митрополиты не будут против? – усмехнувшись, уточнил инженер.

– Опять ты за старое? – рыкнул Орлов. – Ну чего ты лезешь в их дела церковные? А тебе, Ламберт, желаю весьма успешно нести огонь крестовый.

Вскоре не большой отряд Орлова, благополучно миновав березняк, вышел к океану.

– Интересно чего это Сулима, наговорил этим аборигенам? – пробормотал Неплюев, шагая рядом с поручиком.

– Угомонись, Иван Иванович! – буркнул тот. – Зачем ты в их дела нос суёшь? И за что ты так не любишь священнослужителей?

– За что же мне их любить, этих прохвостов? Сколько земли нахапали церковники по всему миру и в нашей империи тоже! А труд церковных крестьян в монастырях? Это же рабы настоящие! И твориться все это в наше время.

– Но ведь многие крестьяне и столуются в монастырях, а многие и живут там же, зная, что находятся под защитой церковных стен, – возразил Орлов, поправляя фуражку.

– Вы смеетесь, Константин Петрович? – буркнул инженер. – Разве доходы церковников можно сравнивать с пропитанием этих несчастных? Эти понятия просто не сопоставимы!

– Представляю, что за дух царит в университетах империи, – поморщившись, отозвался поручик.

– А сколько можно смотреть на этих рабовладельцев в рясах? Они и земледелием занимаются, и вино делают, и соль варят, я уж про торговлю разными ремеслами вообще молчу.

– Беда с тобой инженер. Ну, разводят скот, выращивают хлеб, что же в этом плохого?

– Так ведь пусть честно признаются, что давно уже стали купцами или промышленниками, а то ведь все подводят под предлог усовершенствования «христианского стада» – это значит и нас с вами касается.

– Ну, а что? Стремятся снять гнев божий с ныне живущих, что бы получить в будущем блага всяческие непременно, – проговорил Орлов, осматриваясь по сторонам.

– Ну, разве не смешно слушать всю эту чушь?

– Ну, допустим ты прав, инженер. Только я, что-то не слышал, что бы крестьяне наши из-за этого роптали.

– Это вы, господин поручик, просто не хотите видеть, как крестьяне ненавидят разжиревших попов, как многие относятся к ним с озлоблением и видят в них бездельников живущих при этом в достатке и роскоши.

– Тогда позволь полюбопытствовать, – проговорил Орлов, поправляя лямки ранца. Тебя не устраивают латиняне или наши православные тоже?

– У меня много вопросов и к нашим церковникам, – пробурчал инженер, отдуваясь. – А латиняне для меня лично вообще жулики, не лучше разбойников с большой дороги, те даже честнее в своих помыслах.

– Понятно с тобой все, Иван Иванович, – кивнул Орлов, – останавливаясь. – Только ты сильно-то не старайся меня со своими думками озадачить. Я русский офицер, присягавший на верность императору, для меня Русская православная церковь, вся ее деятельность и ее отношение с империей, определяется законами, принятыми еще при Петре Великом. Именно поэтому для меня кто бы там чего не говорил, православная вера с греховными по твоему разумению попами – это и есть хребет Российской империи, на котором все и держится. Причем заметь основанный императорской властью, а это значит, что именно император, которому я присягал и является главой нашей церкви. Поэтому в отличие от тебя, все заглавные решения Синода, для меня закон, который исполнять должно прилежно. И для меня, не важно сам ли этот закон подписывал император или его представитель обер-прокурор. И давай закончим на этом.

Орлов все дальше уводил людей от места встречи с индейцами, понимая, что их честное слово нечего не стоит. Но переход по пересеченной местность сильно измотал людей. Поэтому, когда в очередной раз взмолился каторжанин, требуя милосердия, поручик остановился, облизнул сухие обветренные губы и тихо проговорил:

– Кто еще считает, что нужно сделать привал?

– Одежа нательная хоть выжимай, – пробормотал кузнец, отдуваясь, – обсохнуть бы у костра, ветер с Арктике тянет, не заболеть бы.

– Мы и впрямь все устали, – проговорил хрипло Сулима, – не мешало бы обогреться да провиант, какой принять. Это ведь только в жизни новой, где не будет ни зимы, ни лета, ни дня и ни ночи, человеку не нужна будет пища и питие. Только там он будет жить без печали и скорби.

– Ну, затянул свою хреновину, – разозлился Неплюев. – Конечно, заночевать надо! Вон сколько верст отмахали! Да и темно ведь уже.

– Хорошо, – кивнул Орлов, – всем привал. Найдите место, где не будет видно огня, а мы с тобой инженер вон на ту горку поднимемся и осмотримся. Если задержимся, то нас не ждите, без нас трапезничайте, ну если у нас с инженером что-то не заладится – выстрелом знать дадим. Огонь сразу тушите и уходите.

– Куда же нам идти? – пробормотал кузнец.

– У нас одна дорога, – проговорил урядник, – в форт Черемисова. – Не сумлевайтесь, ваше благородие, все исполним. Мы с понятием, что и помощь для основного отряда отправить надобно и образцы в Петербурге ждут. Дай нам Господи сил пережить все утомления и испытания.

Уже через сотню шагов Орлов с Неплюевым вновь оказались среди огромных сосен, которые монотонно завывали при каждом порыве ветра.

– Кто тут может быть? – бормотал инженер, то и дело, спотыкаясь о валежник.

– А вот мы сейчас и глянем, есть тут, кто или нет, – отозвался поручик. – Не забывай инженер, что по военным артиклям живем, хотя и по своей землице идем. Враг то у нас хитер и коварен! Ты мне лучше скажи, зачем к монаху цепляешься как репей? Ты не в университете своем, а на кромке империи и выполняешь здесь секретное предписание, да и приказ полковника Калязина никто не отменял. Выжить нам надобно, до Петербурга добраться с материалами наиважнейшими, а ты все собачишься.

– Да не верю я этой божьей овечке в рясе! – взорвался инженер.

– Эта овечка как ты говоришь, от нас туземцев отвел, брата своего им оставил. Зачем над стариком издеваться?

– Уж больно парода их подлая! – выпалил инженер. – Они же ради папы своего, чего хочешь, удумать могут. Вон сколько в их застенках людей томиться мужественных, истинных борцов за свободу своего народа. А сколько такие как Сулима извели людей на кострах? Да за одного Компанеллу, нет им прощения от людей просвещенных!

– Его что же сожгли?

– Вот именно!

– За что?

– По обвинению в ереси! За его вольнодумские рассуждения об утопическом коммунизме, а проще если так за то, что он предлагал другую модель жития. Что естественно пугает таких как Сулима, тем более он как и Джордано Бруно считал, всех этих церковников торжествующей стаей зверья, а про их последователей говорил, что они смотрят на мир» чужими глазами».

– Ничего не знаю про господина Компанелло, – признался Орлов, – а вот господину Бруно можно было и поскромнее разделять взгляды Коперника. Ведь было же понятно всем, что только за учение о множественности миров, которое так сильно ударило по церкви, его никогда не простят.

– Но это…, – начал, инженер и тут, же осекся, налетев на остановившегося вдруг Орлова. – Что-то случилось?

– Посмотри вон туда, – проговорил Орлов, подозрительно озираясь по сторонам.

– Никак костер кто-то развел? – с ужасом проговорил Неплюев. – Ну и нюх у тебя, Константин Петрович! Кто же это может быть? А может это разъезд казачков наших заночевал?

– Не должно их здесь еще быть, – это чужие.

– Аборигены?

– Кто же их разберет, – пожал плечами тот, пытаясь рассмотреть в бинокль неизвестных соседей. – В поиск идти надобно.

– Прямо сейчас? – выпалил инженер. – Может, переночуем тихонько? Они же версты за две от нас, в жизни не догадаются, что мы рядом заночевали.

– А ежили они, как и мы оглядеться решат ночью? Или мы с неприятелем утром столкнемся? Нет, нам рисковать нельзя, надо идти сейчас.

– Может, хоть вернемся к костру, да от пота обсохнем? Почаевничаем малость, а то от голода уже кишки подвело к горлу!

– Хватит причитать, Иван Иванович, нам сейчас всяческих конфузов избежать надобно, со вздохом отозвался Орлов. – Помощь к отряду отправить, да самим путь держать далее, а почаевничать мы всегда успеем. Одно меня в смущение вводит…, если это опять разведка чугучей… Чего это они так в прибойной полосе засуетились? Уж не случилось ли чего. Идем инженер на огонек, да глянем, кто это по соседству костер палит.

– Только ты, Константин Петрович, не забывай – воин из меня, да еще ночью никакой.

– Помню я, что мексиканцы твои очки разбили, идем, будешь при мне привратником. Думаю, с ролью связника справишься?

Соблюдая осторожность, им удалось спуститься с холма и скрытно выдвинуться по песчаной отмели к костру, на расстояние с которого можно было понять, кто разбил бивак по соседству. Как оказалось у костра сидело лишь двое неизвестных, по обрывкам разговоров стало понятно, что это испанцы, что они пьют вино, едят вяленое мясо с сухофруктами и ждут когда за ними придет лодка с парусника.

Испания много лет назад, очень болезненно восприняла открытие русскими этих земель. Долго и с большими усилиями стремилась застолбить за собой хоть какой-то кусок этих земель, что приводило к серьезным конфликтам как с британскими китобоями, так и русскими поселенцами. Выяснения отношений, как правило, заканчивались кровопролитными абордажами на воде и отчаянными перестрелками на берегу. Понимая, что все их усилия в конечном итоге заканчиваются либо гибелью моряков, либо их бегством толкало испанцев на различные авантюры. Которые сводили на нет любые переговоры и договоренности – это касалось и китобойного промысла на воде и браконьерства на суше.

– Что будем делать? – тихо прошептал Неплюев. – Может, просто уйдем? Пусть сидят, их забрать должны скоро с парусника.

– Это не просто гости непрошенные, – отозвался Орлов, скрипнув зубами, – это испанцы. – До каких пор мы их выходки терпеть должны? Да и двое их всего! Не дрейфь, инженер, они же сами лезут на нашу землю. Здесь оставайся, а я схожу с этими господами поздороваюсь, вопрос задам, чего это они здесь делают, а там видно будет. Возможно это те самые испанцы, что туземцам мел вместо соли подсунули.

– А если они палить начнут?

Орлов внимательно посмотрел на бледное, осунувшееся лицо инженера с темными разводами под глазами и твердо сказал:

– Из-за этих испанцев гибнут наши люди, вспомни потопленный ими бот с командой капитана Нестерова! Сколько еще может погибнуть наших поселенцев из-за их злодейств? Ну, что не оробеешь инженер?

Когда до костра осталось шагов двадцать, Орлов нарочито громко крикнул:

– Мир вашему шалашу, господа!

Испанцы как по команде вскочили, выхватив свои длинноствольные револьверы. И щурясь от дыма костра стали пристально всматриваться в темноту, пытаясь понять, кто к ним пожаловал. В отличие от незваных гостей, поручик хорошо видел их и в случае необходимости мог уверенно применить оружие. В то время как плотного телосложения незнакомцы, не могли рассмотреть его из-за огня.

– Кто здесь? – истерично выкрикнул один из них. Нервно поправляя широкополую шляпу.

– Я, поручик Российской империи, а вот вы, чьих будите?

– А я помощник капитана с парусника» Филипа Диаса «.

– А кто второй?

– Это наш шкипер! Сошли на ваш берег немного размять ноги.

– Может, опустите оружие? – с безразличным видом проговорил Орлов, подходя к костру. – Я как понимаете здесь не один, а с казаками, которые держат вас на прицеле.

– И что нужно здесь в столь поздний час русскому офицеру? – процедил шкипер, опуская револьвер.

– Да вот какая незадача у нас тут приключилась…, кто то одному из племен местных туземцев, вместо соли мел всучил, – проговорил поручик, подвигая ногой в костер одну из горящих головешек.

– А вам то, что за печаль? – взорвался с негодованием помощник капитана, брызгая слюной. – Как будто ваши поселенцы не обманывают аборигенов!

– Вот, вот, – поддержал его шкипер, поднимая ворот своего бушлата. – Наша мена, а значит и наша печаль! Вам-то чего до нее? Да еще ночью с расспросными речами приставать.

– От того и пристаю, любезный, что озлобили вы племя этого народа окраинного, лица они боевой раскраской покрыли, мечутся по лесу вас ищут, народ наш беспокоят. Вернули бы вы соль, да отдали швартовые, а мы бы пожелали вам попутного ветра и вашим парусам, когда ляжете на обратный курс.

– Это ультиматум, что ли? – медленно процедил шкипер, буквально испепеляя взглядом офицера. – А господин, поручик, не боится, что сейчас на берег сойдут наши матросы с парусника, перестреляют ваших казачков, а офицера в полон возьмут?

– Значит просто и с миром, отбыть на свой борт не желаете? – разозлился Орлов, поправляя фуражку. – Тогда дозвольте узнать, по какой грамоте здесь находитесь?

– Вы что, офицер, – скривив давно не бритое лицо, процедил помощник капитана, – недавно в здешних краях объявились? – По какому праву мы должны грамоту показывать? Вы, что воевода пограничный?

– Я на своей земле с казаками, неприметным образом дозоры приумножаю! Потому и прошу предъявить бумагу, или отбыть на свою посудину, пока я казакам знак не подал.

– Ну чего господин, офицер, упорствует? – проговорил шкипер подходя.

Орлов равнодушно посмотрел в лицо бородатого испанца в черном бушлате, из-под которого выбивалась тельняшка, потом на длинный ствол револьвера, направленный прямо в живот. И, пожал плечами проговорив:

– Ну, как знаете.

В следующее мгновение, он мощным ударом кулака выбил оружие из рук подошедшего и уже в падении выстрелил несколько раз в нарушителей.

Утробно рыкнув, шкипер схватился за прострелянное горло и рухнул как подкошенный, дергаясь при этом в агонии. Пуля же выпущенная в помощника капитана угодила тому в плечо, однако это не помешало ему довольно проворно налететь на офицера, буквально пригвоздив его к холодной земле. В завязавшейся борьбе, Орлову с большим трудом удалось повернуть ствол своего револьвера в сторону напавшего и сделать смертельный выстрел в бок. Охнув тот мгновенно обмяк и стал медленно заваливаться на бок. Тяжело дыша и отплевываясь, поручик с трудом оттолкнул от себя грузное тело и, отдышавшись, крикнул:

– Иван Иванович! Ты там живой? Иди уже сюда!

– Живой, Константин Петрович? А я уже думал, застрелили тебя! – бормотал подбегающий инженер.

– Пули для меня еще не отлили, – буркнул тот вставая. – Где шапку то потерял?

– Так я это…, – шептал тот, с ужасом глядя на трупы испанцев, – смотрю, а ты лежишь после стрельбы! Ну, думаю, убили тебя лиходеи…

– Шапку говорю, где потерял? – повторил вопрос Орлов, деловито обыскивая тело испанца.

– Так я это…, когда побежал сюда на помощь, видать веткой сбило…

– Скверно это, пойдешь сейчас к нашему лагерю найди обязательно. Видишь, как пар изо рта валит, ветер крепчает? Это холод идет с Арктики, без шапки теперь никак не обойтись. А ежели простынешь, да захвораешь? Лекаря даже в форте Черемисова нет, так что найди непременно.

Забрав оружие и ремни с патронами у убитых, Орлов замер у костра, с не поддельным интересом рассматривая трофейное оружие в мерцающем свете костра.

– Вроде по патенту сделаны Роллана Уайта, под такой же металлический патрон, что и Смит-Вессен делает, а ствол какой длинный, чудной.

– Что же нам теперь делать? – прошептал инженер, озираясь по сторонам.

– Что делать? Ты сейчас найдешь свою шапку и быстро вернешься, по кромке океана. Наши, услышав выстрелы, в аккурат пойдут к тебе на встречу, вместе с ними скоренько вернешься сюда. Объясни, что идти надобно ходко, потому как выстрелы и на паруснике испанском услыхать могут. Ты все понял?

– Да, да, – я все понял, – кивнул инженер.

– Держи револьвер испанца, тут полный барабан, да смотри аккуратно с ним обращайся.

– А если меня схватят индейцы? – озираясь, проговорил тот. – На мне же пояс с золотыми образцами!

Орлов внимательно посмотрел на тщедушную фигуру инженера, его перепуганное лицо, всклоченные волосы на голове и тихо произнес:

– Хорошо, снимай свое богатство, теперь я за сейф поработаю. И прошу тебя, поспешай, пока испанцы на веслах подмогу не отрядили.

Отправив инженера, Орлов закинул за спину винтовку и медленно побрел к берегу, где в темноте угадывались контуры лодки. Убедившись, что в ней всем хватит места, он так же медленно вернулся к костру и, оттащив в сторону убитых, в изнеможении сел на кусок парусины, любуясь трофейным револьвером.

– Боже мой, – пробормотал он, с любовью гладя вороненую сталь, – у нас с таким трудом идет в войска шестилинейное винтовальное ружье, с таким трудом приживается официальное название винтовка. Название, которое было бы понятно для каждого солдата и объясняющая ему главное начало и принцип действия нарезного оружия, а американцы с европейцами уже имеют в своем арсенале модернизированные варианты и винтовок и револьверов. Когда же шедевры наших оружейников будут в войсках? Да такие, что бы иноземцы завидовали! Где же вы наши умельцы, Давыдовы и Харитоновы, что мешает вашей передовой мысли? Когда же мы увидим новые образцы из «пушкарской избы», Оружейной слободы в Туле? Вразуми, Господи, вельмож наших в военном министерстве!

Положив ценный трофей рядом, поручик заглянул в корзину из ивовой лозы, где обнаружил кроме вяленого мяса и сухофруктов целую головку душистого сыра. Но самое ценное лежало на дне – это были пшеничные сухари. Открыв зубами пробку одной из бутылок вина, стоящих рядом с корзиной, он стал, с аппетитом есть найденные припасы, запивая прямо из бутылки слабо-кислым вином.

Он уже принял решение, как ускорить их продвижение к форту есаула, исключив лишние отклонения от маршрута ради соблюдения скрытности. Решил, как только увидел лодку испанцев, которые повели себя так дерзко и не осмотрительно. Полагая, что у русских колонистов, нет сил, контролировать побережье, да еще ночью. Орлов чувствовал – успех перехода рядом. Теперь они, меняя друг друга на веслах, быстро дойдут до форта, не дразня при этом недругов на берегу. Единственное, что его сейчас беспокоило – это четверо странных всадников, которых они видели на одной из террас. Не испанцы, которые навряд ли отважатся высадиться на чужой берег ночью, не чугучи которым он бы предъявил трупы обманувших их испанцев, а именно всадники беспокоили его больше всего. Их было четверо, было не понятно, куда они держат путь, а самое главное было, не понятно враги ли они.

Вскоре ход его мыслей прервал появившийся у костра урядник, который доложил, что привел людей и о том, что он арестовал в отсутствие поручика Сулиму.

– За что? – насторожившись, спросил Орлов.

– Арестовал негодяя за саботаж! – тяжело дыша, выпалил казак, вытирая шапкой потное лицо. – Как только он выстрелы услыхал, так значит и объявил, что вы с инженером погибли и идти, мол, в форт смысла нету! Сказывал, что мы его теперь должны слушать – так как сила, мол, за ним стоит.

– И что же это за сила? – усмехнувшись, уточнил офицер, глядя на редкие, взъерошенные пряди седых волос казака.

– Говорит, что за ним сила ордена иезуитского!

– Вот оно, что, – не добро, улыбнувшись, проговорил Орлов, – значит, прав был полковник Калязин. Значит, правильно усомнился, разглядев под рясой, да за словами правильными, натуру подлую! Вот значит кто они с Ламбертом! Молодец, братец! Удружил новостью, как есть удружил, держи вина доброго за службу.

– Значит, я все правильно сделал? – со вздохом облегчения проговорил казак.

– Конечно, правильно, садись, подкрепись харчами иноземными. Деятельность этого ордена латинян на землях империи запретила еще Екатерина Великая, значит, запрет этот распространяется и на Аляску. Ай да Сулима! Ай да прохвост! А главное как маскировались с Ламбертом искусно. За ним кто сейчас присматривает?

– Кузнец наш, Василий, – жуя, отозвался казак, – сам вызвался за шиворот конвоировать. – Как речи крамольны, услыхал из его уст – думал, убьет паршивца!

Вскоре к костру вышли запыхавшиеся, едва державшиеся на ногах, остальные члены их не большого отряда.

– Все быстро садимся в лодку! – скомандовал Орлов. – Провизию берем с собой, трапезничать будем в лодке. Степанов!

– Я, ваше благородие, – отозвался тот.

– Напомни, какие вам проповеди пел наш святой отец?

– Сказывал, что он знает, мол, погибли вы с инженером! – с жаром выпалил казак. – Говорил, что знает как на корабль, иноземный попасть можно и в какой бухте он якорь отдал. Богом клялся, что за продажу минералов, которые в ранце мы несем, мол, можно прожить безбедно, в любой из держав значимых.

– Ну что скажешь брат, Сулима? – играя желваками, спросил Орлов.

– Ваши люди все не так истолковали, – криво усмехнувшись, проговорил монах. – Я ведь и впрямь решил, что вас погубили туземцы. Вот я и стал размышлять вслух о различных вариантах спасения.

– Что ты, Константин Петрович, эту крысу церковную слушаешь? – выпалил с негодованием Неплюев. – Ишь как запел, гнида! А я предупреждал, что все они себе на уме! Весь мир просвещенный ненавидит их пароду подлую!

– Разум тебе, инженер, труды господина Маркса разъедают! – с ненавистью выкрикнул Сулима.

– А я знаю, что все ваше племя трепещет, от одного «Коммунистического манифеста»! В котором вашего папу он клеймит позором за то, что он всегда связан с самыми реакционными силами.

– Почему вы молчите господин, офицер? – с ужасом прошептал Сулима. – Почему дозволяете такие речи крамольные сказывать? Почему вы его в железо не забьете?

– Но ты, сын божий, – покачал головой выдавил Орлов, – не расходись шибко то, не забывайся, что под арестом.

– Видишь, ваше благородие, какую гадюку мы на груди пригрели, – буркнул инженер. – Вот про таких и говорил господин Бруно, что они мрак и мракобесие, а ведь он между прочим монахом был!

– Он еретиком был! – закричал монах с пеной на губах, выпучив безумные глаза, – Его и сожгли за это! Почему вы дозволяете, офицер, наводить хулу на всю церковную власть? Как вы можете все это терпеть?

– Господин инженер просто начитался сказок казака Луганского, – прорычал кузнец, проходя мимо. – Он где надо ответит за свои слова, а ты пес инквизиторской, за свои отвечай. Верно, я говорю, ваше благородие?

– Все верно ты говоришь, Василь, – кивнул поручик. – Все, в сторону разговоры, лодку на воду!

– Сей труд у вас под запретом, – зло прошипел, Сулима, шагая к лодке. – Он запрещен и вашим Сенатом и вашим Синодом!

– Однако какая осведомленность, – усмехнувшись, буркнул Орлов, – усаживаясь за спиной монаха.

– Зря смеешься, офицер, – прошептал тот тихо, повернувшись к поручику в пол оборота. – Думаешь, поймал меня? Я тебя еще в телегу запрягу вместо мерина!

– Нет, это ты меня послушай, как там тебя на самом деле! – выпалил Орлов, хватая монаха за капюшон. – Слышишь, как завыли свою колыбельную койоты? Полевые волки очень умны и осторожны, они не только питаются падалью, но и с удовольствием сожрут миссионера. Ты все понял, раб божий? Хочешь, давай попробуем!

– Ты чего это удумал? – выпалил монах, вжав голову в плечи.

– Боишься, Сулима? – продолжал Орлов ледяным голосом. – Решайся пока мы рядом с берегом! Они, видать, уже учуяли запах человечины и скоро будут здесь, для них это ведь игра, а не работа. Развлекаются, а заодно и территорию осматривают – прямо как мы с тобой, Сулима. Может и впрямь оставить тебя здесь?

– Не губи, офицер, – выдавил тот осипшим голосом, – не оставляй на погибель.

– А, зачем ты мне нужен, монах? У меня не конвойная рота и я не офицер из сыскного ведомства! А ты за моей спиной измену замышляешь и это заметь за наш хлеб и соль.

– Не губи, офицер, ради Христа не губи, – с жаром шептал тот, косясь на удаляющейся берег. – На весла посади, грести буду до изнеможения!

– А что, ваше благородие, пущай подсобит! – воскликнул Неплюев. – И конокраду железо снять и тоже на весла, пусть хлеб отрабатывает.

– Степанов, освободи ты их и впрямь, путь дальний, пусть подсобят, распорядился Орлов. – А если они злодейство, какое удумают, то мы их просто пристрелим!

Сидя на носу лодки, который-то взлетал на гребне очередной волны, то резко опускался в низ, поручик напряженно думал, всматриваясь в темные контуры береговой линии, о том все ли он правильно делает. Пока, по его мнению, он не делал каких-то ошибок и, завладев, лодкой они значительно сократят путь. Удалось понять, кто такие Сулима с Ламбером. Это были враги, коварные и готовые в любой момент своими действиями или бездействиями поставить под сомнение успех их перехода. И хотя еще небыли точно ясны их мотивы, по которым они увязались за караваном, ясно было, что их как впрочем, и беглого каторжанина стоит остерегаться. Кутаясь в воротнике своего старенького овчинного полушубка, от холодных порывов студеного ветра, Орлов прислушался к вялотекущему спору, между Неплюевым и Сулимой. Которые яростно при помощи весел боролись с волной, продолжая при этом выяснять отношения.

– Я не могу смиренно слушать такую ересь, – хрипел, Сулима с перекошенным от злости лицом. – Права папы божественного происхождения и никто не может ставить их под сомнения! Сам Бог возложил на его плечи заботу о церкви и сделал его не ограниченным владыкою ею.

– Очень смешно! – воскликнул инженер, давясь от смеха. Скажи еще, что ваш папа – это живой закон.

– И скажу! – взорвался монах от негодования, с перекошенным лицом. – Его слово – это слово божье, а его дело божье дело! И вообще христианские императоры нуждаются в папе!

– С чего бы это? – уточнил Неплюев. – Ради вечной жизни, что ли? Это скорее ваш папа нуждается в королях и императорах, через статус и волю которых он может управлять делами земными.

– Почему вы молчите, офицер? – выпалил монах, качая головой.

– У меня нет не малейшего желания становиться судьей в ваших постоянных спорах, тем более по поводу поиска истины в вашей вере, – отозвался тот.

– Но ведь ваш инженер хулит власть!

– Власть вашего папы и вашего ордена! – оборвал монаха Орлов. – И запомните, Сулима, на будущее, что для меня именно варвары из Брюсселя и Лондона расшатали устои древней Византии. В которой по моему разумению было все – архитектура, банковская система, право и дипломатия, разумеется. И у меня нет никакого желания защищать вашего папу и тем более ваш орден.

– Разве не турецкие янычары превратили Византийский Константинополь в Османский Стамбул? – с негодованием выкрикнул Сулима.

– Турки лишь довершили начатое вашими братьями, имя которым варвары-латиняне. Именно ваши единоверцы, предали наших православных братьев, для того что бы стать твердой ногой на Востоке, для того что бы навязать свое влияние и воспользоваться чужими богатствами.