Текст книги "Формула уничтожения"

Александр Зеленский
Формула уничтожения

Когда Муса Бедоев по кличке Сквозняк увидел, что иномарку его потенциального клиента с погонялом Рыбака зажали в клещи сразу четыре черные «Волги», то первым порывом было драпать сломя голову. Но что-то подсказывало: лично для него это задержание опасности не представляет. И потому он остался на месте в салоне новеньких «жигулей» шестой модели малинового цвета. Он видел, как Рыбака, громко объяснявшего, что это ошибка и что его с кем-то спутали, здоровяки в масках вытащили из машины, положили лицом вниз на асфальт и тщательно обыскали. Затем задержанного подняли и головой вперед швырнули на заднее сиденье ближайшей «Волги». Тут же за руль уселся один из нападавших, и вся эта кавалькада из пяти машин проследовала к известному москвичам и гостям столицы дому под номером тридцать восемь на улице Петровке.

Все это время Муса двигался за ними, соблюдая безопасную дистанцию.

Он припарковал «жигуль» неподалеку и сделал вид, что отдыхает. А на самом деле внимательно следил за центральной проходной, ожидая, что будет дальше. При этом вспоминал о том, кто и каким образом вывел его на этого самого Рыбака. А было это всего какую-то неделю назад. Тогда в квартиру, которую он снимал по чужому паспорту, позвонил хорошо знакомый по прежнему криминальному бизнесу осетин по имени Камал.

– Слушай, друг, у меня есть для тебя очень хороший человек, – быстро проговорил Камал. – Ты же просил меня подыскать тебе хорошего человека? Так вот, я его нашел. Теперь встает вопрос о моем проценте…

– Ничего не встает, процент обычный, – ответил Сквозняк, не желавший говорить по телефону лишнего.

– Но это же крохи… Мне мало! – возразил Камал с истерическими нотками в голосе. – Я для тебя нашел очень хорошего человека! Его знают в Москве очень большие люди. Связи у него такие, что я тебе дам! Даже тебе не снились…

– Что ты можешь знать о моих связях? И вообще, они тебя не касаются. Ладно, я прибавлю штуку баксов, так и быть, но если ты меня обманул… – Сквозняк сделал многообещающую паузу.

– Когда я тебя обманывал? Ты помнишь, как мы вместе работали по программе «Хватай богатого лоха и держи его, пока не протухнет»? Я тебя тогда не подводил и теперь не подведу. Короче, бери человека, не пожалеешь. Его зовут Рыбак…

– Стоп! – перебил Сквозняк. – Никаких имен и кличек! Когда мы с ним встретимся?

– Да хоть завтра.

– Завтра не могу, – подумав, ответил Муса. – Да и вся неделя у меня будет занята. Кинофестиваль на носу, сам знаешь. Давай в следующий вторник у памятника с бакенбардами. Понял?

– Это как в прошлый раз. Все понял, дорогой! Рыбак… Прости! Человек будет там ровно в двенадцать ноль-ноль, как из пушки! Да, чуть не забыл. Он подъедет на джипе марки «хонда». На лобовом стекле будет болтаться игрушка, изображающая Микки Мауса из мультяшки.

– Это такая мышь, что ли? – спросил Муса.

– Правильно говоришь, дорогой! Недаром ты работаешь продюсером в кино. Все знаешь…

И вот наступил вторник. Муса Сквозняк прибыл к памятнику Пушкина заблаговременно и увидел, как подъезжающую машину Рыбака со стороны Тверского бульвара блокировали те самые «Волги»…

Что-то во всем этом деле было не так, как-то все уж очень подозрительно… Но, с другой стороны, не верить Камалу, который в прежние годы точно наводил его на богатых лохов, за которых сам Сквозняк и вся его группа получали очень хорошие деньги, пока не было никаких оснований. Поэтому он и решил проверить Рыбака, а заодно и того, кто его рекомендовал, до самого конца, потеряв еще два-три часа. Зато потом уж он сумеет отыграться на Камале, закопав его живьем. А как же! Из-за него ведь Мусе Сквозняку приходилось теперь пропускать обеденные часы. А он никогда этого не делал, поскольку очень ценил свое здоровье. А самое главное, неудачная кандидатура могла поставить новый бизнес, которым занимались Сквозняк и вся его группа, под удар, а бизнес этот был куда более прибыльным, чем прежний.

И он дождался. Ровно через тридцать пять минут к бюро пропусков МУРа подъехало сразу несколько шикарных иномарок, из которых вылезла целая бригада здоровенных бугаев с золотыми цепочками и бритыми затылками. Последним подкатил какой-то солидный милицейский чин в генеральском мундире. Он успокоительно помахал рукой нервничавшим браткам, а затем прошел в здание. Отсутствовал он минут пятнадцать. Но вот он появился на пороге. Да не один, а вместе с Рыбаком!..

Увидев его, братки сразу повеселели, принялись обниматься и целоваться, как это у них принято. Затем все, включая генерала, расселись по своим машинам и двинули к ближайшему ресторанчику, каковым в Москве сейчас нет числа.

Все это время Сквозняк ехал сзади, убеждаясь, что Камал не соврал. Рыбак действительно пользовался в Москве большим авторитетом.

Придя к такому выводу, Сквозняк набрал на мобильнике номер Камала.

– Что за дела? – спросил он так, как будто ничего не понимал. – Почему Рыбака повязали?

– Я уже в курсе дел, – спокойно ответил осетин. – Произошло маленькое недоразумение. Уверяю тебя, к нашему бизнесу это не имеет никакого отношения.

– Смотри! Я тебе снова верю. Да и Рыбак мне понравился. Он хорошо держался во всем этом испытании, по-мужски. Назначай новое время и место встречи. Рыбак мне нужен…

* * *

По единственной улице пограничного поселка Родимцево, распугивая кур и гусей диким воем, носилось авточудовище. От уважаемой в прежние годы машины марки «запорожец», превратившейся ныне в «иномарку», угадывались лишь внешние очертания да мотор, помещенный сзади, который и издавал непотребные звуки из-за полного, катастрофического отсутствия глушителя. За рулем этого авточудовища гордо восседал черноволосый офицер-пограничник с погонами старшего лейтенанта.

Старший прапорщик Кривцов, наблюдавший за всем этим, только дивился: как подобная куча металлолома могла еще передвигаться и даже развивать приличную скорость.

Как ни странно, старшего прапорщика Кривцова на заставах пограничного отряда в лицо знали немногие, хотя в сравнительно недавно созданном управлении, закрывавшем одну из самых протяженных «прозрачных границ» в мире, он считался опытнейшим работником. Этот парадокс объяснялся воинской специальностью Василия Федоровича, которая во всех пограничных реестрах значилась как «старший инструктор-разведчик». А профессионалы от разведки, как известно, не любят излишне светиться даже среди своих.

На заставу, входившую в состав отдельной пограничной комендатуры, разведчик Кривцов прибыл с целью прояснить обстановку, складывавшуюся на участке границы, подведомственной начальнику заставы старшему лейтенанту Липатову. Дело в том, что в последнее время у него в служебном сейфе накопился целый ворох бумаг, среди которых немало было и оперативных сообщений от доверенных лиц, которых в прочих спецслужбах принято называть коротко и ясно: агенты. Кривцов же предпочитал величать их более пространно и поэтично: «мои глаза и уши». Все они сообщали о том, что в припограничье стали появляться новые люди, деятельность которых можно было оценить как прямую подготовку к будущим нарушениям границы. Да и на сопредельной стороне отмечалась какая-то странная возня. Там то и дело возникали и исчезали разные подозрительные личности, о которых тамошние «безопасники» ничего вразумительного сообщить не могли или попросту не желали.

Но все эти сами по себе важные причины были не самым главным поводом для визита сюда разведчика. Подобные сигналы он получал со многих участков необустроенной пока границы. Основной причиной, заставившей Кривцова приехать в хозяйство старшего лейтенанта Липатова, стало сверхсекретное распоряжение, полученное из Москвы, о котором он не имел права особо распространяться…

Начальник заставы старший лейтенант Липатов заметил Кривцова, когда тот только подъехал на стареньком уазике, принадлежавшем комендатуре, к обшарпанному приземистому строению с обуглившейся крышей от недавнего пожара, из-за которого в Родимцеве выгорели дотла сразу десять из сорока домов. Бывшей начальной школе в этом смысле повезло больше, ее только опалило огнем. Этот дом и был отдан под здание пограничной заставы.

С шиком затормозив возле Кривцова, старший лейтенант выключил мотор и перемахнул через бортик кабины, в которой напрочь отсутствовали ветровые стекла.

– Как вам мой боевой конь? – горделиво спросил он у старшего прапорщика, которого прозывал про себя не иначе как Хитрый Лис. – Собрал из всякого железного хлама… Сам бы вряд ли справился. Спасибо ребятам из районного автосервиса, подсобили. К тому же у меня сейчас один кадр служит из числа контрактников – мастер на все руки. Ефрейтор Тряскунов…

– Хорошая машина, – скрывая усмешку, кивнул Кривцов, сдергивая с абсолютно лысой головы фуражку и протирая тыльную ее сторону носовым платком. – Только вид у нее уж очень устрашающий.

– Это ничего! – заверил начальник заставы. – Зато у нас теперь свое транспортное средство на заставе имеется. Мои соседи слева и справа, как известно, и этим похвастаться не могут…

– Надеюсь, что это временное затруднение, – привычно успокоил не столько Липатова, сколько самого себя Василий Федорович.

– Да на таком агрегате я тут всех незаконных мигрантов переловлю! – продолжал весело петушиться Липатов, показавшийся умудренному жизнью сорокалетнему прапорщику сущим мальчишкой. Но этот всплеск мальчишества продолжался недолго, уже через минуту начальник заставы снова был хмур и собран. – Зачем пожаловала к нам разведка? – как бы между прочим спросил он.

– Хочу побеседовать с контрактниками, услышать их мнение по целому ряду важных вопросов…

В этот момент на крыльцо заставского домика выскочил дежурный в звании младшего сержанта, на лице которого опытный физиономист Кривцов легко прочитал высочайшую степень взволнованности.

– Товарищ старший лейтенант, наш пограничный наряд в составе… – начал тараторить дежурный.

– Ближе к телу, Пальцев! – прикрикнул начальник заставы, которому также передалось волнение дежурного.

– …задержал грузовой автомобиль с признаками контрабанды! – закончил начатую фразу младший сержант.

– Где? – коротко спросил Липатов.

– На седьмом километре, у Коровьего брода.

– Понял! Мчусь туда.

– Я с вами, – напросился Кривцов, натягивая фуражку и залезая на заднее сиденье открытой всем ветрам кабины. – Заодно поговорим в дороге…

В тот же миг Липатов оказался за рулем и, заведя мотор, дал полный газ.

Первые пять минут разведчик не мог произнести ни слова, он только крепко держался за металлическую раму, чтобы не вылететь из машины на очередном ухабе, перед которыми Липатов даже не притормаживал. Наконец, приноровившись к сумасшедшей езде по грязному проселку, к ревущему мотору и ветру, бившему в лицо, Кривцов все-таки умудрился прокричать свой вопрос водителю:

– Новые люди в поселке за последнее время появлялись?

– Новые люди? – переспросил старший лейтенант, поворачивая голову к пассажиру. – Нет, все местные. Если не считать, конечно, киношников…

– Что еще за киношники? – от удивления Кривцов чуть было не потерял фуражку, которую успел подхватить в самый последний момент.

– Киноэкспедиция у нас обосновалась, – прокричал Липатов. – Целую неделю кино тут снимают. Сериал!.. «Пограничье» называется…

– Почему же я ничего не знаю?

– Они разбили свой лагерь как раз на стыке двух соседних участков, – продолжал Липатов. – Там места красивые. Река, лес, заливные луга – прелесть! Для натурных съемок лучше не придумаешь!

– А разрешение они получили на свои съемки в районе границы?

– Естественно! Все как положено! Комендант майор Осипов лично за ними приглядывает, чтобы там никаких проблем не возникало. Престижно все-таки! Именно у нас кино снимают, а не у других!..

«Надо будет туда наведаться. Лично посмотреть, что там к чему, в этой самой киноэкспедиции!» – поставил перед собой задачу старший прапорщик.

Машину опять тряхнуло, и фуражка соскочила с головы разведчика. Он и на этот раз ее поймал и больше надевать не рискнул, держа в руке.

– А как прошла ваша командировка в «горячие точки»? – донесся до него вопрос офицера. – Я слышал, что вы там целых четыре месяца порядок наводили…

– Было дело, – вздохнул Кривцов, припоминая события недавнего прошлого.

Ему и вправду довелось участвовать в той хорошо запомнившейся командировке на пограничные заставы Северо-Кавказского регионального управления. Четыре месяца там показались ему целым годом. Но каким годом! Насыщенным боевыми делами, по сравнению с которыми служба здесь казалась сплошным отпуском. Хотя насчет «отпуска», конечно, сильно сказано… Участвовали они и в задержаниях нарушителей границы, и в проверках местных жителей, подозреваемых в причастности к бандитским формированиям. Оружие же, взрывчатку, боеприпасы изымали из криминального оборота чуть ли не каждый день. Ну и, конечно, наркота! Как же без нее сейчас на границе? Ее тянут на нашу территорию все, кому не лень. А пограничникам приходится отдуваться, перекрывая пути-тропы, проложенные мировым наркотрафиком через нашу территорию.

Но больше всего старшему прапорщику запомнилась операция на одном из высокогорных постов. Через пост попыталась прорваться большая группа боевиков. В том бою Кривцов лично уничтожил пятерых бандитов, а их вожака захватил живым. За это его даже представили к ордену Мужества… Только зачем обо всем этом рассказывать? Тот, кто бывал в подобных переделках, и сам все хорошо знает, а кто не был, тот просто не поймет…

– Все прошло нормально. Ничего такого особенного… – отделался разведчик общими фразами.

Липатов уважительно покачал головой. Он хорошо знал, что Хитрый Лис – это кремень, надеяться выведать у него секреты – напрасно время тратить. Гораздо проще расспросить других участников той командировки, более разговорчивых.

«Железный конь» Липатова между тем добрался до местечка, названного здешними жителями Коровьим бродом. Это и на самом деле был брод через небольшую речушку, несшую свои быстрые воды к Ишиму, который в свою очередь через многие километры вливался в Тобол в дальнем «пограничном тылу». Отсюда же было рукой подать до охраняемого участка границы.

Липатов, не снижая скорости, миновал брод, при этом основательно забрызгав водой Кривцова, и резко затормозил у старенького ЗИЛа, возле которого возбужденно размахивали руками двое здоровяков казахской национальности, пытаясь в чем-то убедить двух пограничников-контрактников, державших их под прицелом автоматов Калашникова.

«Хорошо, что котрактники здесь вооружены, – подумал Кривцов, отряхивая с мундира воду. – Другие заставы у нас и этим похвастаться не могут. Ходят в наряды со штык-ножами…»

Завидев «больших начальников» со звездочками на погонах, казахи закричали еще громче. При этом обращались они почему-то исключительно к старшему прапорщику, напрочь игнорируя присутствие офицера Липатова. Видимо, сорокалетний возраст Василия Федоровича и, самое главное, три звездочки, расположенные на погонах «по-генеральски», навели их на мысль, что перед ними очень большой пограничный чин.

– Товарищ генерал, это несправедливо! – кричал один казах, который был чуть старше по годам второго, очевидно водителя. – Мы везем гуманитарную помощь бедным россиянам!

– Они же голодуют! – вторил ему водитель.

– У вас же там запретили ввоз американских окорочков! И наша птицеферма решила организовать для ваших потребителей поставку живой курятины! – надрывался первый казах.

– Это же гуманитарная акция! Помощь… за деньги! – орал второй.

– У нас полный кузов клеток с живой птицей!..

– Молчать! – неожиданным басом пророкотал Кривцов. – Вы задержаны за провоз контрабанды! Компетентные органы разберутся, с какой целью вы сюда проследовали… А пока прошу строго выполнять все распоряжения начальника заставы!

Сказав это, старший прапорщик указал на Липатова, который, не теряя времени, уже копался в крытом кузове ЗИЛа, откуда доносился истошный куриный гомон.

– Курам на смех! – криво ухмыльнулся казах-водитель.

И эта его ухмылочка не осталась незамеченной старшим прапорщиком.

Подтянувшись на бортик, он заглянул в кузов, где шуровал старший лейтенант.

– Ну что там? – спросил он, пытаясь перекричать кудахтанье кур.

– Курица – не птица… – пожал плечами Липатов, весь мундир которого оказался в куриных перьях. – Меня гораздо больше интересует то, что может находиться под клетками… Будем конвоировать задержанных на заставу, а там разберемся подробнее…

– Это правильно, – согласился разведчик. – На заставе можно эту машину по винтикам разобрать…

Но разбирать по винтикам грузовик не пришлось. Стоило пограничникам вынуть из кузова клетки с курами, как тут же обнаружились какие-то цинковые ящики, очень похожие на патронные. Всего их было пять. Когда же ящики распечатали, то в них оказались упаковки с белым порошком.

– Похоже на героин, – констатировал начальник заставы. – Но точнее определит экспресс-тестирование в комендатуре. В любом случае будем оформлять задержание контрабандистов…

Протирая платком свою фуражку, Кривцов внимательно следил за реакцией задержанных казахов. Но лица их ровным счетом ничего не выражали…

* * *

Второй раз Муса Сквозняк увидел Рыбака в «кинозале» экзотического «Театрального ресторана», открытого в подвале одного из старейших московских театров. В последнее время это место стало своеобразной «резиденцией» Сквозняка. Тут вкусно кормили и легко соглашались на организацию ночных оргий «с дэвушками», которых просто обожали многочисленные «родственники» Мусы, частенько наведывавшиеся в Москву, чтобы отдохнуть, подлечиться и запастись валютой после боев с неверными в горах «незалежной Ичкерии».

Сквозняк не любил первым начинать серьезные разговоры, пусть клиент созреет и сам спросит, с какой это радости его пригласили в зал роскошного ресторана, интерьер которого напоминал съемочную площадку киностудии, а все стены до самого потолка были увешаны цветными фотографиями огромных размеров, на которых изображались съемочные моменты сцен с участием известных актеров. Нетерпение клиента должно было подогревать и то, как Сквозняк обращался к официанту:

– Кушать будем сегодня много и вкусно! Давай все, что есть, но только самого свежего!

– На двоих? – уточнил официант, загримированный под Леонида Броневого в роли гестаповца Мюллера.

– Зачем на двоих? Давай сразу на десятерых! У меня сегодня будет много гостей… Накрывай на тех трех столиках, сдвинутых вместе. А нам пока принеси… Что там уже готово?

– У нас сегодня ночь узбекской кухни. Могу порекомендовать тухум барак и димлама лагман.

– Хорошо звучит! Тащи сюда свой «тухлый барак»!.. И не забудь принести чем запить! Лучше всего мой любимый «Мартель». Ты и сам знаешь!

Но почему-то вся эта игра не производила на Рыбака ровным счетом никакого впечатления. Он сидел за столом напротив Мусы, погруженный в какие-то свои думы, абсолютно не обращая внимания на происходящее вокруг. Это встревожило Сквозняка.

Тухум барак оказался обычными конвертиками из теста в виде полумесяца с яичной начинкой, сваренными в соленой воде. Зато димлама лагман – лапша с поджаркой и овощами – пришлась Мусе по вкусу.

Выпив две стопки «Мартеля» и плотно закусив, Сквозняк заговорил сам.

– Мне за тебя Камал поручился. Ему я пока еще доверяю. А вот тебя мало знаю. Хотя ты очень похож на артиста Домогарова, который Турецкого играл… Прямо копия! Но не в этом дело! Если мы договоримся, то большие дела будем вместе проворачивать. Это тебе я говорю!.. А что ты все время молчишь? Немой, что ли?..

– Это что?!. – неожиданно встревожился Рыбак, резко поворачиваясь в сторону человека с видеокамерой, который в открытую снимал Сквозняка вместе с его собеседником.

– Не обращай внимания, – отмахнулся Муса. – Это наш оператор Серьга. Он тренируется. Сегодня мы тут будем видеопробы делать. А у тебя, Рыбак, внешность фотогеничная… Я тебе уже говорил, что ты – копия Домогарова? Верь моему слову. Хочешь, я тебя вместо Домогарова в своем фильме сниму? Хороший фильм, многосерийный…

– А ты что, кино снимаешь? – неожиданно заинтересовался Рыбак, поворачивая стул так, чтобы оказаться спиной к оператору.

– Да, в свободное от основной работы время. Я продюсер. Руковожу киношниками. В настоящий момент финансирую один крупный телевизионный проект под названием «Пограничье. Лесной роман».

– И ты собираешься снять меня в главной роли? – усмехнулся Рыбак, закрывая лицо рукой от нахального оператора, который как раз собирался снять крупный план Рыбака с помощью встроенного в камеру трансфокатора. – Слушай, убери ты этого мудака с камерой! Не люблю светиться.

– Не хочешь – не надо! Я сейчас Серьгу на другой объект перенацелю.

Сказав это, Сквозняк поднялся из-за стола и подошел к оператору.

– Снял Рыбака?

– Само собой, я его «скрытой камерой» зафиксировал, когда он только еще заходил в ресторан. Потрясную точку выбрал! Снимал прямо из раздевалки!..

– Молодец, получишь премию. А сейчас займись вон теми двумя актрисульками, что сидят в углу. Знаешь их?

– Двух казашек? Да они с актерского факультета ВГИКа. Я их уже как-то «пробовал» для сериала о начальнике уголовного розыска.

– А теперь попробуй их для нас. Сначала сделай несколько планов одетых, а затем раздетых… Ну ты и сам все знаешь! Приближенно к сценарию. Сценарий-то помнишь?

– Спрашиваете!

– Снимать обнаженную натуру будешь, когда моя родня соберется.

– Все понял, шеф!.. Только вот с Розочкой Бекбулатовой этот номер, боюсь, не пройдет. С ней надо бы вообще поосторожнее… Эта стерва снюхалась с большим папиком из высотки…

– Какой еще высотки? Ты уже напился? – недовольно нахмурился Муса. – Будет упираться, скажешь ей, что получит за пробу пятьсот баксов. За такие деньги в этом ресторане кто хочешь разденется…

– А второй сколько отвалим? Ее зовут Надина, фамилия – Достомхунова.

– А второй и полста баксов за глаза хватит…

Когда Сквозняк вернулся к столу, официант в образе Мюллера расставлял вазочки с инжиром и очищенными грецкими орехами.

Выпив еще по стопке коньяка, Сквозняк и Рыбак заговорили о деле, ради которого, собственно, и собрались в этом уютном местечке.

– Можешь наладить сбыт «геры»? – прямо в лоб начал Сквозняк, пристально глядя в глаза собеседника.

– А что, у тебя его много? – поинтересовался Рыбак, нехорошо ухмыляясь. – Я ведь с мелочевкой не связываюсь.

– Знаю! – Сквозняк бросил на стол упаковку таблеток. – Смотри сюда!

– «Су-прас-тин»… – по слогам прочитал Рыбак. – Что ты мне лапшу на уши вешаешь? Эти таблетки в каждой аптеке продают без рецептов…

– Здесь героин высочайшей пробы, – тихо проговорил Сквозняк. – У меня его много…

Рыбак помолчал, что-то напряженно обдумывая, потом спрятал коробочку лжесупрастина в карман и спокойно произнес:

– Возьму это на анализ. Если все окажется, как ты говоришь, то на днях я с тобой свяжусь через Камала.

Выходя из ресторана, Рыбак еще раз посмотрел на то, чем занимался оператор Серьга. Тот увлеченно бегал со своей видеокамерой возле двух симпатичных узкоглазых девушек, которые снимали с себя последние предметы одежды. За всем этим наблюдали «лица кавказской национальности». Двоих из них Рыбак даже узнал. Это были Рустам Исмаилов и Алвади Шайхиев – предприниматели из «московских чеченцев». Подметил он и то, что оператор нет-нет да и направлял объектив камеры на веселящихся гостей…

У входа в ресторан Рыбак сел в иномарку, в которой на заднем сиденье его поджидали двое крепких парней спортивного вида. Когда машина отъехала от здания театра и расположенного в нем ресторана метров на двести, Рыбак велел водителю остановиться.

– Значит, так, – сказал он, поворачиваясь к своим помощникам. – Вернетесь к ресторану и дождетесь выхода человека с кофром. У него на левой щеке очень заметный шрам. Мне надо, чтобы вы забрали у него этот самый кофр с камерой и видеокассетами. Задачу уяснили? Помните, это очень важно…

* * *

Ночь в бывшей начальной школе, получившей теперь куда более звучное название – «Здание пограничной заставы», прошла для старшего прапорщика Кривцова беспокойно и даже мучительно. А все из-за того, что стоило ему только смежить веки, как тут же начинал сниться пожар, виденный им в недавней командировке. Горели «Уралы» на извилистом горном серпантине, подбитые чеченскими боевиками…

– Как спалось на новом месте? – это был первый вопрос, заданный старшим лейтенантом Липатовым на следующее утро.

– Так себе… – не стал вдаваться в подробности Василий Федорович. – Вот только запах гари в помещениях заставы все еще не выветрился.

– Это что, в самом начале приходилось спать во времянке, что на хоздворе, – грустно покачал головой Липатов, но тут же заулыбался: – И все же я честно боролся с запахом гари! Использовал весь наличный запас одеколона «Гвоздика» и «Ландыш». Потом уже написал всем своим знакомым в Москву и Питер, чтобы прислали посылки с освежителями воздуха. Знаете, такие «пшикалки»… Но мне отвечали, что почта подобные посылки не принимает. У них, видишь ты, эти самые освежители взрываются при транспортировке!.. Ладно, оставлю эти воспоминания для своих будущих внуков. Правда, у меня и детей еще нет, поскольку не женат. Но когда-нибудь… – Липатов не договорил и мгновенно переключился с шутливого тона на серьезный разговор: – Какая у вас программа на сегодня?

– Нужно побывать в лагере киноэкспедиции, – ответил разведчик.

– Туда мы и отправимся сразу после завтрака, – пообещал начальник заставы.

Палаточный лагерь, разбитый на берегу реки, напомнил Кривцову его безоблачное детство, когда слишком занятые на производстве родители на все летние месяцы отправляли его в подростковый лагерь труда и отдыха, чтобы зря собак по улицам не гонял. Однако этот лагерь у реки был слишком уж тихим и спокойным.

– Что они там, все вымерли, что ли? – удивился старший прапорщик, когда машина Липатова подъезжала к лагерю. – Никого не видно…

– Под деревьями кто-то шевелится! – Острый взгляд Липатова различил на другой стороне лагеря приземистую фигуру старика-кашевара. Возле него суетились две девчушки лет по десять-двенадцать в аккуратных шелковых фартучках. – Да это сам Никита Савельевич – ветеран здешних мест. Бывший фронтовик. Всю войну прошел в обозе… Знатный кашевар, между прочим!..

Подъехав к костру, начальник заставы заглушил мотор и уважительно пожал старику руку, потом спросил:

– А где же ваши нахлебники?

– Дык в Острыне же! – махнул рукой дед. – У них тама натрунная съемка…

– Натурная, – поправил Липатов.

– Дык я про то и талдычу: натрунная! Поезжай прямо туды! Там их всех встрянешь! А мы тута с Маней и Любаней обед сразу на всю шоблу сооружаем. Мои правнучки! – гордо добавил дед, указывая на девчушек.

– Острыня – это совсем близко, – успокоил разведчика Липатов. – Мы туда в один миг домчимся!

– А что за фильм тут снимают? «Пограничье»… Это про нас, что ли? – спросил Кривцов, когда машина въехала в колею за лагерем, проложенную колесами машин.

– В том-то и загвоздка, что нет. Я, правда, всего сценария не читал, но по отдельным эпизодам понял, что снимают кино про «шурупов» – общевойсковиков…

– Как-то странно! – пожал плечами разведчик. – Кино о границе, в котором нет пограничников…

Крохотный лесной поселок Острыня, состоявший из десятка покосившихся избенок, встретил пограничников суетой и недовольными воплями режиссера, усиленными мегафоном:

– Где заслуженный артист России Миша, я вас спрашиваю?! Где его черти носят?! У нас же съемки эпизода с начальником гарнизонного клуба! Где этот аморальный старший лейтенант, черт бы его подрал?!

– Это он про вас, что ли? – не понял Кривцов.

– Да нет, у них тут свой старлей имеется. Его играет сынок главного режиссера из очень известного московского театра, – пояснил Липатов. – По роли он должен изображать этакого гарнизонного забулдыгу, но, видимо, сам артист по жизни такой же, как его герой…

– По-моему, я где-то видел этого режиссера, – через некоторое время сказал старший прапорщик. – Это, случайно, не Александр Ситта?

– Точно! – кивнул Липатов. – Он самый и есть, Александр Семенович.

– Какие известные люди на нашем верблюде! – откровенно восхитился разведчик, и это было первым случаем, когда начальник заставы смог уловить в этом Хитром Лисе проблеск не скрытых разумом чувств.

Дальше «благодарные зрители», в которых обратились оба пограничника, с интересом наблюдали за тем, что остается обычно за кадром: из одной из избушек скорее выпал, чем вышел «заслуженный артист России Миша», чуть ли не на карачках дополз до уазика и попытался сесть за руль. При этом он изъяснялся исключительно «по-матери». Ему хотела помочь ассистент режиссера – моложавая женщина в очках, но он грубо отшвырнул ее.

– Я все помню! – сказал он режиссеру Ситте, который подбежал к нему с мегафоном, и это были первые слова без мата. – Я еду! Потом я перв… перворачиваюсь! Следующий дубль! Машина горит, а я ползу от нее вдаль, к горизонту…

– Миша, но вы же не в состоянии работать! – попытался урезонить артиста режиссер. – Вы талант, слов нет, но нельзя же так рисковать… Я не могу допустить смертоубийства!

– К черту! – крикнул Миша, снова пытаясь сесть за руль. – Я сам все сниму! Во мне давно живет постановщик… Эйзенштейн, мать его!.. Камера! Мотор!..

Но ему не удалось выполнить задуманное: непослушное тело не пожелало втиснуться в кабину, и Миша рухнул прямо в грязь под колеса машины.

– Беда-а, – безнадежно протянул режиссер, качая головой. – Где я сейчас добуду каскадеров?.. Придется просить сценаристов переписать…

– Зачем же переписывать, – неожиданно встрял в разговор начальник заставы, незаметно приблизившийся к Ситте. – Я могу сняться за каскадера…

– Ну-ка, ну-ка! – сразу воспрянул духом Ситта, зачем-то обходя вокруг Липатова. – Со спины вы вылитый Миша!

– Ни хрена он на меня не похож!.. – разозлился липовый старлей, с испачканного бутафорского мундира которого соскребали грязь сразу несколько человек – костюмер, гример и осветитель.

Но режиссер, не обращая внимания на артиста, продолжал увлеченно говорить:

– Замечательно! Просто великолепно! Значит, мы все-таки снимем этот треклятый эпизод! Никаких сомнений!.. Я это вижу! Я в это верю! Значит, так, ставлю вам боевую задачу!..

О том, как проявил себя новоявленный каскадер Станислав Липатов на съемочной площадке, старший прапорщик Кривцов так и не узнал, поскольку его внимание переключилось на другую машину, примчавшуюся прямо по бездорожью со стороны районного центра. Из нее вышел хорошо знакомый разведчику комендант Отдельной пограничной комендатуры майор Осипов – высокорослый человек с висками, убеленными ранней сединой.