Текст книги "Полёт человечества"

3. Пожар в раю

По гигантскому кораблю кто-то бежал, и от стука его каблуков о пол раздавалось гулкое эхо. Его дыхание было ритмично и позволяло ему держать набранный темп. Сердце билось в усиленном режиме, от шума крови в ушах мыслям становилось тесно в мозгу, и они грозили вот-вот вырваться из головы. Так могло бы быть, но было не так: у бегущего не было ни мозга, ни сердца и даже кровь была не кровь, да и сам бегущий не был человеком.

Андроид Кавенкур только что принял, пожалуй, самое верное решение в своей жизни, точнее, в своём существовании, потому что, будучи машиной, андроид никак не мог считаться живым. Эта эволюция калькулятора, вообразившая себя Всесильным Творцом, столкнулась с реальными проблемами и теперь неслась во весь опор в отсек, где спали члены экипажа. В минуту великой опасности, когда искусственный человек смог бы проявить себя, его самым лучшим решением стало досрочно разбудить экипаж.

Кавенкур вбежал в отсек с экипажем и увидел, как все двенадцать камер, которые он активировал ещё на мостике, производят реанимацию команды. Кавенкур быстро подошёл к камере с доктором и начал смотреть за тем, как скачут его жизненные показатели. Глазные яблоки Макса Кравица бешено крутились под опущенными веками; его руки и ноги мелко тряслись, а грудь глубоко западала при дыхании. Сердце доктора не билось почти два с половиной года, но сейчас оно стучало так, что могло привести паровоз в движение.

Лампы, освещавшие тело доктора сменили свет с обычного холодного на бодряще зелёный – это означало, что процесс реанимации закончен успешно. Андроид быстрым движением своей головы оглядел весь отсек и убедился в том, что во всех камерах зажёгся зелёный свет.

Стеклянные створки, охранявшие людей от мира, разъединились и отъехали в стороны, давая дорогу вновь рождённым людям. Это выглядело так, как будто бы родились гигантские птенцы от исполинской птицы.

Первым очнулся Джене Гиссар. Кавенкур заметил, как тот положил ладонь на край камеры; андроид направился к пилоту. Тот ещё тряс головой, но уже пытался встать с мягкой подстилки своей гибернационной камеры. Его руки плохо слушались, видно, организм слегка отвык от работы. Кавенкур проверил показатели, – они были в норме.

– Как холодно-то… – клацая зубами, проговорил пилот.

– Вот, вам следует взять, – андроид достал из отсека внутри камеры тёплый плед и заботливо накрыл им Джене Гиссара.

– Спасибо, Кав-венкур. – Пилот вгляделся в лицо андроида перед тем, как произнести его имя. Видно было, что Джене не сразу вспомнил, как того зовут. Кавенкур расплылся в услужливой улыбке.

– Мы долетели? Как корабль?

– Сожалею, но мы не долетели в виду того, что… – андроид не успел как следует ответить на вопрос, так как из соседней камеры донёсся лёгкий стон. Остальные члены экипажа начали потихоньку приходить в себя.

В ближайшие несколько минут проснулись все члены экипажа и Кавенкур метался от одного к другому, помогая им с пробуждением. Одних колотил озноб, других тошнило, а некоторые испытывали апатию и дезориентацию. Обычные симптомы после гибернации. Окончательно процесс восстановления должен был закончиться через несколько дней, а до тех пор организмы членов экипажа могли выкидывать с ними самые разнообразные фокусы.

Гаяне очнулась последней и у неё сразу же началась активная фаза. Она моментально поднялась в камере и, не понимая, где она находится, попыталась выбраться из камеры, но с онемевшими мышцами получилось это не очень. Учёная упала на пол и тут же у неё началась истерика. Кавенкур в этой время возился с Атлантом Сийртом, которого рвало на пол, но как только андроид увидел, что произошло с Гаяне, то тут же помчался к ней.

Андроид опустился на колени перед Гаяне Тоскве и обнял её покрепче, а она продолжала реветь, но уже заметно тише. Капитан Берг сидел в своей камере, и с равнодушием наблюдал за той сценой, что устроила Гаяне. Поначалу Кавенкур подумал, что с Эдгаром Бергом всё в порядке, как тут же заметил, что тот немного открыл рот и у него с нижней губы прямо ему на ноги капает слюна. Капитан явно был в глубочайшей апатии.

Из камеры поднялся Роман Вилов, но стоял он не твёрдо, а потому продолжал держаться обеими руками за край камеры, тихо бормоча себе под нос что-то. Кавенкур увеличил мощность слуха, но не смог разобрать, что говорил первый пилот – это был какой-то набор звуков без всякого смысла.

Ибрагим тоже вышел из камеры и даже крепко встал на обе ноги. Инженер в одних трусах и майке решительным шагом направился к стене и, остановившись прямо перед ней, начал внимательно её рассматривать. Он провёл рукой по стене, а после, разглядывая свою ладонь, произнёс:

– Нейтрино осциллировали.

Пока Кавенкур думал над тем, что это могло значить и вообще значило ли это хоть что-то, как тут же почувствовал, как кто-то положил ему руку на плечо. Это был Джене Гиссар. Странно, что андроид не слышал его шагов, но, наверное, слуховой процессор просто отсеял этот звук как шум. На лице пилота было написано беспокойство:

– Как это мы не долетели?

– Итак, мы с вами оказались в интересной ситуации, – Эдгар Берг сидел в кают-компании в окружении своей команды. Перед ним на столе стоял внушительных размеров стакан с голубой восстанавливающей жидкостью, которую ему прописал пить доктор Кравиц. Точнее, Макс просто разлил её всем по стаканам и расставил каждому перед носом, так как с ориентацией у многих членов экипажа пока ещё было не очень.

– Я бы не назвал ситуацию интересной. – Вальдо Крез сидел на развёрнутом стуле, опёршись грудью на его спинку. Руки его были сложены одна на другую, а сам энергетик воплощал собой стойкое желание помереть. На лице Вальдо не было ни единой кровинки: оно представляло сплошное серое полотно. – Я бы назвал ситуацию очень плачевной.

– Поддерживаю, – это было первое членораздельное слово Романа Вилова со времени пробуждения, которое состоялось уже как три часа назад.

– Установка накрылась – это раз, – начал загибать пальцы энергетик. – Мощность в реакторе поднялась до предела – это два, сверхсветовой двигатель из-за скачка напряжения едва не отключился – это три, четыре и пять. Вы представляете, что было бы, если бы мы, разогнавшись до ТАКОЙ скорости, внезапно оказались бы в обычном вакууме?!

– Поток элементарных частиц разорвал бы нас на части, – мрачно заметил Ибрагим.

– Разве, сверхсветовой двигатель не защищён от аварийного отключения питания? – спросил Гиссар.

– Защищён. Защита и сработала, реактор включился в работу на полную, – ответил Ибрагим Бронский.

– Как-то через заднее место защита сработала, – Вальдо продолжал излучать оптимизм.

– Ладно, ладно… Нас не разорвало и на том спасибо. Мы успели затормозить до обычной скорости. Теперь стоит разбираться с последствиями. Какие последствия? – капитан посмотрел на Ибрагима.

– Что до двигателя, – сделал паузу инженер, – то мы потеряли восемьдесят два процента возможного хода.

– Это провал! – Вальдо закатил голову к потолку и чуть не упал со стула, не рассчитав свои уменьшенные из-за гибернации силы.

– Что это значит? – поморщившись, спросил Эдгар Берг.

– Это значит, что вместо восьми лет, лететь мы будем лет семьдесят, не меньше.

– Ох, ты ж… – простонал Роман Вилов.

– А ну, прекратить паникёрские настроения! – ударил по столу рукой Атлант Сийрта. Старпом сидел по правую сторону от капитана и метал на всех бешеные взгляды. – Раскудахтались тут! Как будто первый день в космосе!

Все тактично заткнулись.

– Итак, нам нужно вернуть ход? Как мы сможем это сделать? – очевидно, капитан хотел смягчить посыл выпада своего помощника, но тоже не рассчитал свои силы и просто пробормотал себе слова под нос, так что его никто не услышал и он вынужден был повторить:

– Как мы сможем разогнать двигатель снова?

– Если без установки, – пожевал губами Ибрагим.

– Без, – вставил Вальдо Крез, пока инженер изображал задумчивость.

– То, думаю, если разогнать три реактора до половины мощности, то до полного разгона должно хватить.

– Ты собрался реакторы включать? А кто за ними следить будет, пока лететь будем? Ты, что ли?

– Прекратить! – Атлант опять ударил рукой по столу.

– Если вывести на оптимальный режим, то система не должна сбоить.

– Это я тут буду решать, будет она сбоить она или нет, – энергетик решил всё же вставить свои пять копеек, несмотря на направленный на него разъярённый взор старпома.

– А топлива-то нам хватит? – Освальд О’Кимми внезапно подскочил на стуле.

– Вот это хороший вопрос, – заметил Лудо Зонненбаум. – Гелия-3 нам залили с запасом, для работы всех реакторов на протяжении всего полёта. Правда, я не знаю, учитывали ли в руководстве возможность отказа «Кампании».

– Должны были учитывать, – высказал уверенность Ибрагим. – На кону слишком многое стоит, чтобы у нас не было запасных вариантов. – Кажется, он решил спустить дерзость Вальдо на тормозах. По крайней мере, он никак не ответил энергетику.

– Похоже, что выбора у нас нет, – высказалась Изви Пак. Её маленькое лицо сохраняло зеленоватый оттенок, и доктор Кравиц бросал на неё тревожные взгляды. – Нужно запускать реакторы.

– Да, я думаю также. Вальдо, Ибрагим, Лудо, вам следует заняться реакторами. Нужно рассчитать циклы оптимальной работы и расход топлива. Сколько времени на это понадобится? – капитан взглянул на Вальдо Креза.

Энергетик озабоченно поцокал языком и ответил:

– Реакторы быстро не разгонишь. Обычно, в штатных условиях, на это нужно несколько недель или хотя бы дней. От такого аварийного разгона, который произошёл с реактором, когда установка сгорела, мы все могли улететь!

– Куда улететь? – на лице у Гаяне было написано недоумение. Вроде бы и правда она не поняла.

Вальдо уже и рот раскрыл, чтобы дать исчерпывающий ответ, но не стал ничего говорить, а только махнул рукой.

– Значит, дни, – подытожил капитан.

– Лучше недели, – пробормотал Вальдо, но капитан предпочёл не заметить этой реплики.

– Времени достаточно для того, чтобы со всем разобраться.

– Да, например, как вообще так вышло, что надёжная энергоустановка вышла из строя? – задал волнующий всех вопрос Джене Гиссар.

Тут почему-то все уставились на Кавенкура.

– Аналитические системы показали, что отказ энергоустановки произошёл вследствие радикального повышения энергетического фона вокруг корабля.

– Радикального?

– Энергетического фона?

– Системы? Какие ё…

– Говоря простым языком, произошёл выброс энергии, приблизительно похожий на звёздную вспышку и поток мощных заряженных частиц разбомбил энергоулавливающую поверхность корабля. Из-за этого произошло перенапряжение и «Кампания» отключилась.

– Отключилась? – переспросил капитан.

– Именно так.

– А есть ли возможность запустить систему вновь?

– Сомневаюсь, хотя шанс есть, конечно, – ответил Вальдо вместо андроида. – Но надо осмотреть поверхность «Кампании» снаружи. Какая-то часть потеряна безвозвратно, я думаю. Надо оценить какая.

– Стоило бы заняться и этим, – сказал Атлант Сийрта.

– Чем заняться в первую очередь: реакторами или осмотром корпуса? – спросил Вальдо.

– Ты займись реакторами. Осмотром займутся Кавенкур и Адам.

– Капитан, я бы тоже хотел осмотреть корабль, – вызвался вдруг Освальд.

– Ладно, добро. Пойдёте втроём. Если будут вопросы, то связь с Вальдо будет. За связь будет отвечать Рома.

– Прежде, чем мы начнём, – поднялся доктор, – хочу напомнить всем присутствующим, что мы только недавно из гибернационки и перед совершением активных действий, как то – выход в открытый космос, – необходимо пройти через медсканер, чтобы он дал допуск.

– Если не даст допуск, то что будет? – спросил первый пилот, он же связист.

– Полетите домой, – серьёзно ответил Макс Кравиц.

Кавенкур стоял в скафандре и наблюдал через шлюз за движением звёзд. Или, вернее сказать, за полным отсутствием такового. Надо было лететь невероятно быстро и очень долго, чтобы заметить, как движутся звёзды. А если ещё при этой иметь дар бессмертия, то можно даже застать момент, как умирает светило. У андроида была такая возможность – застать конец звезды. Хотя вряд ли даже он прожил бы столько, ведь и у него был свой срок.

– Как прошёл осмотр? – спросил Кавенкур, поворачиваясь ко входящим в комнату со скафандрами О’Кимми и Кадгарову.

– Всё нормально, с Освальдом сканеру чуток пришлось повозиться – из-за того, что он марсианин. Но мы прошли.

– В высшей степени странно, что, когда коренных марсиан уже более восьмидесяти миллионов, медтехнику постоянно приходится настраивать под наши параметры, – на холодном лице Освальда было написано брезгливое раздражение, как будто бы ему показали особо непрезентабельное говно. – И так почти во всём. Даже сейчас я чувствую это поганое земное притяжение, как будто нельзя его слегка уменьшить, чтобы было комфортно всем. Даже землянам станет легче ходить с пониженной гравитацией.

– О, не переживай, дружище! – пилот положил руку на плечо учёного. – Это всего лишь обыкновенный бытовой расизм, ничего более!

Освальд не стал дальше развивать эту тему, а просто подошёл к скафандру, который подходил по его параметрам. Кавенкур двинулся было к нему, чтобы помочь марсианину запаковать себя в костюм для прогулок под луной, но тут же замедлился, так как Кадгаров тоже подошёл к своему скафандру.

– Помоги ему, я сам как-нибудь. Не впервой уже, – пилот рассеяно махнул рукой и приступил к проверке скафандра, как было предписано техникой безопасности. Андроид даже порадовался, что ещё остались пилоты, которые её соблюдают.

Пока Кавенкур самостоятельно проверил костюм для Освальда, а после запихнул самого двухметрового учёного в скафандр, то Кадгаров тоже уже был почти готов.

– Какой у нас план действий? – спросил Адам, особенно ни к кому обращаясь: он смотрел на застёжки на своих рукавицах, видно пытаясь отыскать там микротрещины. Микротрещин там не было – это андроид бы заметил.

– Выходим в открытый космос и смотрим во все стороны – такой план, – мрачно ответил Освальд. Кавенкур был уверен, что если бы лицо марсианина не было скрыто шлемом, он плюнул бы на пол.

– Выгоревшие слои энергоулавливающей поверхности будут отлично заметны и невооружённым взглядом, – охотно начал пояснять андроид, видя недоумевающий взгляд пилота. – Повреждённые участки будут молочно-белого цвета, а целые, соответственно, обычного – золотого. Как только найдём белое пятно на корпусе корабля, то нашлемные камеры, – андроид потрогал себя по своему шлему, как будто бы пилот был совсем тупой, – зафиксируют его и передадут на борт. Всё очень просто.

– Погоди, мне бы записать… – Адам начал хлопать себя по пустым нагрудным отсекам.

Освальд шумно вздохнул и сделал полукилометровый шаг к двери шлюза и ткнул пальцем в кнопку, – двери шлюза с шумом растворились. Теперь от космоса их отделяла только одна дверь. Марсианин вышел в шлюз и сделал правой рукой движение, как бы говорящее: «вы там долго ещё трындеть будете?»

Кадгаров замолк и пошёл за Освальдом в шлюз. Кавенкур замкнул их тройку и, войдя в шлюз, нажал на настенной панели на герметизацию. От этого створка сзади закрылась, и они трое остались в подвешенном состоянии, – уже не на корабле, но ещё не в космосе.

– Разгерметизация, всем подготовиться! Три, два, один! – О’Кимми громко отсчитал несколько цифр и открыл переднюю дверь. – Ну, за работу, – и вышел за борт.

– Храни нас, святая математика, – Кадгаров последовал за учёным.

Кавенкур сделал два шага вперёд и оказался на самой границе. Он увидел, как Освальд и Адам включили импульсные двигатели и полетели каждый в свою сторону: марсианин – влево, а пилот – вправо. Стоило им выдать по самому маленькому импульсу из крошечных дюз в их пятках, как они тут же понеслись вокруг корабля с приличной скоростью, хотя всё это был только обман зрения. Андроид видел, что скорость людей относительна «Человечества» не так уж и велика.

Андроид шагнул в космос и сразу поддал тяги, так что тут же начал подниматься вверх. Он сместил вес на правую сторону и от этого андроид начал поворачиваться вокруг своей оси. Кавенкур отвернулся от космоса и уткнулся взглядом в золотой борт.

Лететь таким образом было не очень удобно, так что андроид чуть задрал ноги вперёд и дал ещё один импульс, но совсем маленький. Он отлетел от борта метров на десять и повторным импульсом скомпенсировал свой полёт. Теперь Кавенкур летел вверх и мог видеть большой кусок внешнего корпуса.

Пока всё было тихо на канале связи. Прошло уже минут двадцать, а ни Освальд, ни, что удивительно, Кадгаров, пока ничем не выдавали своего присутствия. Андроид уже осмотрел весь верх корабля и нашёл несколько огромных белых пятен общей площадью в несколько сотен квадратных метров. Только он собирался выйти на связь и спросить у своих товарищей, какие секторы они смотрели, как тут же на канале прорезался Вальдо Крез:

– Ну, как там дела снаружи? Загораете, небось?

– Ага, – моментально откликнулся Адам. – Уже все почернели.

– Что с обшивкой?

– У меня более-менее, – ответил Освальд. – В задней части процентов семьдесят-семьдесят пять процентов целостности.

– Живём!

– В передней части всё плохо. Почти весь нос белый, – остудил Кадгаров энергетика.

– Проклятье.

– Вот-вот.

– В верхней части целостность поверхности – 54,635%, – Кавенкур решил напомнить о своём скромном электронно-вычислительном даре.

– Мало. Если больше половины всей поверхности выгорело, то мы, считайте, вляпались.

– Почему? – забеспокоился Освальд. – Есть же реакторы?

Вальдо шумно вздохнул, прежде чем ответить:

– Реакторов нет.

– Как так?

– Вернётесь, увидите. Что по низу?

– Я ещё не смотрел, а ты, Освальд?

– Я – нет.

– Тогда полетели вместе. Я займусь передней частью, Освальд – задницей, а ты, Кавенкур возьмёшь середину.

Никто ничего не ответил и даже Вальдо отключился от канала. Андроид полетел вниз, к днищу корабля и своим зорким взглядом он видел, что Адам Кадгаров тоже ринулся вниз. Кавенкур посмотрел влево, но не увидел Освальда. Наверное, тот полетел с другой стороны.

Внизу было всё то же самое, что и наверху: огромные белые пятна выгоревшей энергоулавливающей поверхности. Пока андроид летал внизу, то мимо него пролетел Адам Кадгаров на минимальной скорости. Пилот не посмотрел на андроида, так как внимательно изучал днище. Как только Кадгаров удалился метров на сто, то андроид решил выйти на связь:

– У меня всё, закончил свой участок.

– Да, я тоже, – откликнулся Освальд. – Думаю, пора возвращаться.

– Да, летим, – Кадгаров повернул к шлюзу.

Входили в шлюз и снимали скафандры в полной тишине. Последняя проверка днища корабля вкупе со словами Вальдо Креза о том, что рассчитывать на термоядерные реакторы не стоит явно поубавила оптимизма. Андроид заметил в комнате со скафандрами атмосферу подавленности.

– Кто там на канале? Мы закончили. – Адам решил говорить за всех.

– Хорошо. Капитан ждёт вас на мостике, – ответил им голос Романа Вилова.

– Мостик, так мостик. Пошли сдаваться.

В вотчине капитана царила атмосфера ещё большей подавленности. Там уже успели изучить данные, полученные с камер космонавтов, и результат оказался не очень утешительным: всего лишь 42% целостности внешней части энергоустановки «Кампания». Этого было явно недостаточно для того, чтобы рассчитывать на энергоустановку в качестве источника питания. Что же до термоядерных реакторов, то в ходе проверки, проведённой инженерами, выяснилось, что два из четырёх реактора тяжело повреждены из-за всё того же пресловутого радикального повышения энергетического фона вокруг корабля. Из-за звёздной вспышки или ещё какого дерьма, что послужила причиной всему этому веселью, нейтрино начали реагировать с массой и мощные потоки этих обыкновенно нейтральных нейтрончиков тут же повредили хрупкие внутренности реакторов, из-за чего те пришли в негодность.

По всему пока выходило, что оставалось два реактора и меньше половины рабочей энергоулавливающей поверхности и это всё из-за кратковременной вспышки, которую вообще было никак не предсказать. Когда Кавенкур оказался на мостике и взглянул на рабочие процессы центральной системы, то увидел, что та готовит обстоятельный отчёт об аварии и её причине для того, чтобы отправить информацию назад, в Солнечную систему. Чтобы будущие экспедиции имели представление о том, что может их ждать. Дело хорошее, но сейчас им это никак не могло помочь. Скорее только навредить, потому как отправка сигнала тоже отнимет какое-то количество энергии, а её было в обрез. Впрочем, сигнализировать домой надо было обязательно, – с этим никто не спорил. Сигнал пойдёт с обычной световой скоростью из-за того, что сверхсветовой двигатель не был разогнан, а это значит, что до родной системы их сообщение дойдёт приблизительно через двадцать пять лет.

В их ситуации оставалось только думать, как соединить оставшуюся часть «Кампании» и два рабочих реактора, чтобы вновь разогнать сверхсветовой двигатель и продолжить полёт. Самое поганое в этой ситуации было то, что повернуть обратно они тоже не могли, потому что лететь назад на обычной досветовой скорости они будут намного дольше, чем будет идти их сигнал до Солнечной системы. Так что если они не смогут запустить машину Бронского, то всем им придётся лечь в гибернационные камеры на весьма долгий срок.

– Что у нас в активе? – спросил капитан у взъерошенного Ибрагима Бронского. Глаза капитана были почти что опущены: он не спал уже двадцать часов, и это было очень плохо после гибернационного сна. Доктор Кравиц находился рядом и недовольно поджимал уголки губ, но Эдгар Берг желал разработать хотя бы какое-то подобие плана действий, прежде чем идти на боковую.

– В активе два полноценно работающих реактора. Вальдо сейчас изучает два поломанных. Хочет выяснить, можно ли из них выжать хоть что-то?

– А можно? Собрать из двух сломанных один работающий? – внезапно поинтересовался капитан.

Ибрагим вытаращил глаза так, как будто перед ним только что звезда в сверхновую превратилась:

– Из реакторов? Это же не машины, точнее, не обычные машины! Детали из них не подлежат перемещению, особенно, в условиях космического полёта! Не знаю, если бы мы были в доке, то, может быть, можно было заняться чем-то вроде того, но даже тогда я бы крайне не рекомендовал такой подход к проблеме.

– Хорошо, хорошо… Я понял, – Эдгар Берг устало поднял руки на уровень ибрагимовой груди, сдаваясь. – Чем тогда занимается там Вальдо? С двумя сгоревшими реакторами?

– Даже из сломанных термоядерных реакторов можно будет что-то получить. Термоядерный синтез это то, что происходит внутри звёзд. Практически, у нас на корабле четыре небольшие звезды. Хотя в настоящих звёздах процессы идут чуть-чуть другие, но это не столь важно сейчас. Я к тому, что даже из мёртвых звёзд можно что-нибудь получить.

– Что, например?

– Мы можем использовать повреждённые реакторы для синтеза тяжёлых атомных ядер, которые могут быть очень…

– Это может нам как-то помочь в нашей текущей ситуации?

– Думаю, что нет.

– Передай Вальдо, что его первая и единственная задача – реанимировать наш энергоузел. Остальные задачи второстепенны.

– Хорошо. Но, если позволите, у меня есть кое-какие мысли по этому поводу.

– Выкладывай.

– В банках памяти есть подробная схема «Кампании», включая и её внешние контуры, – начал издалека инженер, и при этом уперев руку в бок. – Как колонизационное судно, мы обладаем полным набором промышленных станков малого и среднего уровня…

– Ты хочешь построить корпус корабля заново? – охнул доктор.

– Это наиболее подходящий вариант в нашей ситуации, как мне кажется, – инженер мельком глянул на доктора, но продолжал говорить капитану, а тот и бровью не повёл от слов Бронского. Его глаза уже почти закрылись.

– Думаю, если мы восстановим десять процентов поверхности, то сможем продолжить полёт без каких-либо затруднений, – закончил свою мысль Ибрагим.

– И как ты думаешь это осуществить? – спросил доктор, но инженер не успел ответить, так как капитан начал медленно заваливаться вперёд. Макс Кравиц едва подхватил его. Доктор похлопал по щекам Эдгара Берга и тот тут же очнулся.

– Что это было?! – зло спросил капитан. Кажется, что падать в обморок бывалому военному было в новинку.

– Последствия гибернационного сна, – торопливо начал отвечать Макс Кравиц. – Я предупреждал, Эдгар, что после гибернации надо делать частые перерывы на отдых. Организм ещё не приспособлен к активной деятельности…

– Никто ещё не отдыхал! Почему же меня так рубит, а остальные ходят бодрячком?!

– Последствия после гибернации могут быть очень индивидуальными. Это сейчас мы «бодрячком», может через полчаса также начнём валиться с ног или ещё, что похуже. После гибернации нередки и галлюцинации, в том числе и визуальные. Тем более, что никто из людей не находился в гибернации так долго, как мы. Все эксперименты были ограничены максимум одним годом.

– Это многое объясняет, – хмыкнул Ибрагим. Доктор замолчал и пристально вгляделся в лицо инженера, но тот развивать свою мысль не стал.

– Ладно, я понял. Надо поспать. Сейчас я пойду к себе. Пусть Кавенкур поднимет меня через четыре часа, не позже. И без возражений, док! Макс, ты должен будешь осмотреть всех членов экипажа, мне не нужны зомби на корабле. Если у того же Вальдо начнутся галлюцинации, когда он будет работать с реактором, то я даже боюсь представить, что может случиться!

– Думаешь, они пострадали? – Изви озабоченно смотрела на ряды с холодильными камерами, в которых хранился генетический материал.

– Всё возможно. Нейтрино вывели из строя термоядерные установки, и кто может ручаться, что это был единственный ущерб от них? – Гаяне с микроокуляром на глазах изучала пробирки.

– На нас они никакого воздействия не оказали.

– Просто мы пока не почувствовали последствий, так что, может, и оказали. Вообще, мы как-то чересчур беспечно отнеслись ко всей истории!

– А что мы должны были сделать? Инженеры пытаются запустить корабль заново. Мне кажется, что это самое лучшее, что можно сделать сейчас.

– Наверное. Для инженеров это, наверное, самое лучшее. Но странно, что никто не задался вопросом, может ещё какая-то система отказала на корабле? – Гаяне подняла глаза с прибором прямо на ксенобиолога, и Изви подумала, что генетик похожа на гигантское насекомое с микроокуляром на голове. – Вот, что будет, если сейчас отключится система подачи кислорода? – Обе учёных синхронно взглянули на вентиляцию. Она работала.

– Думаю, что критические неполадки уже были бы обнаружены. В конце концов, у нас куча анализирующих систем. Наверняка, добрая половина из них постоянно ищет неполадки. До кучи у нас ещё есть андроид…

– Ага, андроид! – хмыкнула Гаяне Тоскве. – Со специализацией в астрошахтёрском деле! Я представляю, как он поможет нам! Добудет тонну железной руды!

– Их делают универсальными, – устало возразила Изви Пак. Последствия гибернации давали о себе знать, так что она села на стул подле места Гаяне. – Их специализация имеет мало значения, так как андроиды самообучаемы и имеют искусственный интеллект. Думаю, этот андроид мог бы заменить каждого из нас.

– Очень сомневаюсь, – протянула Гаяне и склонилась над пробиркой уж слишком низко. Изви даже показалось, что она заснула, но генетик резко отодвинулась назад и сняла свой микроокуляр с глаз, а после устало потёрла переносицу.

– Не знаю, как ты, а я что-то утомилась. Не могу ни на чем сосредоточиться. Пойду, пожалуй, отдохну… – в тот самый миг, когда Гаяне развернулась на стуле и поднялась с него, то Изви на миг увидела какое-то отражение в зеркальной поверхности холодильника с геноматериалом у стены. Как будто бы большое тёмное пятно промелькнуло в дальнем конце комнаты.

– Что с тобой? – обеспокоенно спросила Гаяне. Генетик, подняв бровь, смотрела на оторопелое лицо Изви.

– Ничего, всё хорошо, – Изви протёрла с усилием глаза, отчего перед глазами стали мелькать разноцветные точки, которые успокоили ксенобиолога. Чёрное пятно наверняка появилось из-за усталости. Доктор же предупреждал, что такое может быть.

– Ладно, я иду, а ты… – Гаяне не успела закончить мысль, так как за стеклянными дверями генетического хранилища показался младший научный офицер.

– Освальд, что там, снаружи? – Гаяне спросила у О’Кимми волнующий всех вопрос.

– Ничего хорошего. Поверхность внешнего корабля выгорела почти на шестьдесят процентов. С таким ущербом, мы не сможем включить «Кампанию».

– И что мы будем делать?

– Они, – неопределённо махнул рукой О’Кимми, – решают сейчас. Крез всё возится с реакторами. С теми, что вышли из строя.

– Мне казалось, что с ними вопрос закрыт? – удивлённо спросила Изви.

– Не знаю, может этот похабник что-нибудь и придумает. Хорошо бы придумал, а то без сверхсветового ускорения придётся поворачивать обратно. И лететь мы будем очень долго…

– Самое худшее – это неизвестность! – неожиданно вскрикнула Гаяне. Освальд и Изви удивлённо взглянули на неё.

– Извините, – смущенно прикрыла рот рукой Гаяне. – Это всё от усталости.

– Если ты устала, то иди отдохни.

– Да. Это самое лучшее решение сейчас, – и после этих слов генетик вышла из своей обители, оставив Освальда и Изви вдвоём.

– Какая-то она странная, – протянула ксенобиолог. – Слишком дёрганная.

– Это всё из-за этой поганой неопределённости. Не знаю, как у меня, но у меня от неё даже в пальцах начинает покалывать, – Освальд поднял свои руки на уровень груди и начал разглядывать пальцы. – Как будто от очень сильного волнения.

– Нормальная реакция на такую ситуацию. Сейчас все волнуются.

– Да, наверное. Надеюсь, ребята до чего-нибудь додумаются, а то не хотелось бы возвращаться домой, да ещё и прилететь к следующему веку! – С этими словами Освальд тоже убрался прочь из хранилища.

Изви осталась одна. Ещё раз коснувшись глаз, она вызвала вновь цветные вспышки на радужках, а после слезла со стула. В миг, когда обе её ступни коснулись пола, то цветные вспышки перед глазами исчезли, а справа периферическим зрением она увидела у холодильника что-то большое. Изви быстро мотнула головой, но там ничего не было. В голове у неё зашумела кровь, и ей стало больно.

Ксенобиолог схватилась за виски, отчего боль стала немного тише. Изви испугалась, что на неё сейчас что-то нападёт, и она не сможет этого услышать из-за того, что закрывает уши руками, так что она быстрым шагом вышла из генетического хранилища.

Стоило ей выйти из этой холодильной камеры, как ей тут же полегчало. Изви опустила руки и презрительно скривила губы, представив, как выглядело её поведение со стороны. «Когда я в батискафе спускалась на дно океана Европы, то такого не было» – подумала Изви про свою мимолётную панику.