Текст книги "Красные звезды"

Глава 6
Космонавты, и это не приснилось

Я не буду рассказывать о том, как ракетоноситель «Ангара-А5» вывел наш трехместный космический корабль на низкую орбиту.

О том, как мы сбрасывали ступени и переключали питание топливных баков.

Как мы раскрывали солнечные панели и стыковались с орбитальной станцией «Остров».

Как мы перешли на борт лунного корабля «Байкал».

И даже не расскажу во всех подробностях, как мы обедали, хотя еда из тюбиков – это неубиваемый бренд отечественной космонавтики.

Скажу лишь, что я, конечно, требовал от кухонного автомата тюбик с привычным мне «Завтраком туриста». Но у них в наличии были только «Говяжьи котлеты», «Картофельное пюре» и «Соленые огурцы». Русь квадратная, изначальная.

Стоило нам убрать в жерло утилизатора мусор, как к нашей честной компании присоединились еще два космодесантника. Не могу сказать, чтобы это явление было неожиданностью, ведь Чудов уже несколько раз их упоминал.

Первым отрекомендовался эффектный брюнет лет тридцати пяти с живым лицом и крупным шрамом через весь лоб.

– Меня зовут Андрей Капелли. Я ксенобиолог и ксенолог, то есть штатный объяснятель всего про визитеров и внеземную жизнь. Также я инженер систем жизнеобеспечения и, с божьей помощью, второй пилот вот этого красавца, – он обвел руками интерьер «Байкала».

Мне он сразу понравился, боевой такой. Даром что ксенобиолог, то есть, считай, ботан.

– А это наш доктор. Всеволод Зимин, – представил товарища Капелли. – Если у вас рак мозга, самое время рассказать ему об этом. Он объяснит, что болезнь неизлечима, и поэтому вам надо срочно проследовать за борт… Да шучу я, шучу, – ксенобиолог улыбнулся, глядя, как вытянулись наши с Тополем рожи.

А вот сам доктор Зимин и не подумал улыбнуться.

– Кстати, шутки шутками, – сказал доктор скучным голосом, – вот это крем, а это таблетки, – Зимин достал две совершенно одинаковые пластмассовые баночки без этикеток. – Тут на корабле нулевая влажность, поэтому вы должны намазать губы, лицо и руки кремом, иначе кожа потрескается. Также надо выпить по три таблетки космопирина. Космопирин нужен для адаптации к невесомости. Вопросы есть?

У нас с Тополем вопросы отсутствовали. По всему было видно: этот квадратный, крепкий человек с водянистыми глазами и повадками хорошо отлаженного робота – парень положительный, хотя и скучный, как прикроватная тумбочка в двухзвездочном турецком отеле.

От «Острова» до Луны было сорок часов лету.

За это время мы успели дважды поспать, четырежды поесть и провести под руководством Чудова восемь различных тренировок.

Мы отрабатывали пожарную тревогу.

Радиационную.

Разгерметизацию корабля.

Разгерметизацию лунного модуля.

А также – внимание-внимание! – отражение пиратского захвата космического судна.

Вводная последней тренировки предполагала, что на наш главный стыковочный узел внезапно нахлобучился НЛО и из него поперли какие-то черти.

Соответственно, нам вменялось, переведя ракеты «Штурма» в безвзрывной режим, отбиться от визитеров в кратчайшие сроки, не перестреляв друг друга в тесных отсеках.

Со второго раза кое-как справились.

Несмотря на унизительную абсурдность всего, что приходилось претерпевать нам с Костей – давненько мы не были на положении салабонов, проходящих курс молодого бойца, – я чувствовал себя великолепно.

Я – космонавт! Я лечу на Луну!

Ущипните меня! Скажите мне, что это не приснилось!

Но лучше всяких дурацких щипков о реальности космического полета свидетельствовали таинственно блуждающие предметы, время от времени атакующие меня с самых неожиданных ракурсов. То беспризорная учебная граната по затылку даст, то чей-нибудь ботинок…

Курс молодого бойца для нас закончился только тогда, когда Луна из выщербленной фарфоровой тарелки превратилась в серебристую покатую громаду, перекрывшую три четверти панорамного остекления пилотской кабины.

– До отстыковки от буксира сорок две минуты. До орбитального маневра – шестьдесят одна, – бодро доложил Капелли, свешиваясь в проход из кресла пилота.

– Вот и отлично, – кивнул Чудов. – Давай-ка я порулю, а ты пока введи наших новичков в курс дела.

– В смысле, про хризалид рассказать?

– И про хризалид, и про Старую Базу…

– Яволь.

Капелли уступил место Чудову и, элегантно, точно балерун, двигая конечностями, подплыл к нам с Тополем.

– Вам коротко или длинно рассказывать? – спросил ксенобиолог.

– Средне, – выкрутился я.

– Итак, на Луне расположена колония хризалид, – начал Капелли. – Хризалиды – это визитеры, относящиеся к подцарству квазиинсектов…

– Насекомые, да? – блеснул эрудицией Тополь.

– Квази-, – холодно уточнил ксенобиолог. – Колония расположена всего лишь в трех километрах от Южного полюса Луны, у подножия горы, именуемой Пик Вечного Света. Вершина означенной горы, как явствует из названия, в силу своей близости к полюсу освещена Солнцем всегда. Двадцать четыре часа в день, триста шестьдесят пять дней в году. Этот факт крайне удобен для организации непрерывной выработки электричества посредством солнечных батарей. Ядром колонии хризалид послужила советская лунная база «Звезда».

– Стоп-стоп-стоп, – сказал я. – Вот с этого момента помедленнее. Какая еще «советская лунная база»?

– Самая обыкновенная. База. Лунная. Советская, – сказал Капелли без энтузиазма; как видно, он проговаривал это уже не в десятый, и даже не в тридцатый раз. – Разработки конструкторского бюро Владимира Павловича Бармина.

– А разве мы… Летали на Луну?.. Вот американцы… – Я был так потрясен, что у меня буквально закончились слова!

– Летали, летали на Луну. Просто там заминка с носителем для лунного корабля вышла. Наш лунный ракетоноситель Н-1, в целом аналогичный американскому «Сатурну-5», на испытаниях несколько раз подряд взорвался. Что позволило Америке нас обставить с официальными полетами на Луну. Но тут, к счастью, отличился наш Комитет по взаимодействиям, который смог раздобыть два ценнейших Объекта с антигравитационными свойствами. На базе этих Объектов была создана специальная выводная платформа, не имеющая аналогов в мире. Платформа получила индекс Н-2 в целях соблюдения секретности, но на самом деле ничего общего с Н-1 у нее не было. Это вообще была не ракета, а своего рода заатмосферный ракетоплан, имеющий громадную грузоподъемность благодаря антигравитационным Объектам. Вот этот-то ракетоплан Н-2 всю секретную советскую лунную программу и вывез…

Я бы лично слушал и слушал, но Тополь к таким подробностям был совершенно равнодушен:

– Отлично, но хотелось бы про инопланетян.

– Сперва еще два слова про базу «Звезда». При Брежневе базу построили. При Андропове заселили. При раннем Горбачеве поставили на боевое дежурство первые в мире межпланетные ракеты РС-30 с термоядерными боеголовками. Ну а при Ельцине – угадайте.

– Всё нахер забросили? – предположил Тополь.

– Распилили на металлолом и продали индусам? – улучшил результат товарища я.

– Правильный ответ – комбинация первого и второго вариантов. Правда, в роли индусов выступили визитеры. – Капелли мрачно ухмыльнулся. – Некоторое время всё то, что осталось от базы «Звезда», простояло на консервации. Но четверть века назад с Комитетом по взаимодействиям связались хризалиды. В обмен на ряд услуг технологического свойства они попросились в «Звезду» на ПМЖ… Или на ВМЖ? – Капелли закатил глаза к подволоку. – Это вопрос, на который ответ может дать одно лишь время… Так или иначе, Комитет милостиво разрешил. Тем более что ситуация у хризалид была безвыходная. С предыдущего насиженного места их турнул Тунгусский механоид.

– Он, наверное, как-то связан с Тунгусским метеоритом? – предположил я.

– Вообще-то это один и тот же объект. Но мы отклоняемся… Итак, мы разрешили, а хризалиды – поселились. И не просто поселились, а развели в помещениях «Звезды» целое хозяйство. У них там сады, огороды, домашние животные, производство топлива и боеприпасов. Размножились, опять же, неслабо… В общем, им там хорошо. Я бы тоже хотел так жить. Может, на пенсии…

«Пенсия на Луне? Среди неких «хризалид»? Да они в своем Космодесанте совсем ку-ку», – подумал я одобрительно.

Тополь же сделал такое лицо, будто его сейчас стошнит, и сжал виски пальцами.

– Подождите, Андрей, – сказал он. – Но как всё это в принципе может быть?! Как мы этих хризалид на Луне не видим… ну… в телескопы например?

– Почему «не видим»? – Капелли вздернул брови. – Кое-кто кое-что иногда видит. Если поинтересуетесь вопросом, узнаете, что есть такое понятие «кратковременные лунные явления», КЛЯ. Аббревиатура, конечно, для русского уха звучит ужасно, но внимание к этим КЛЯ весьма пристальное. Сидит себе астроном-любитель на горе Ай-Петри, созерцает какой-нибудь там кратер Лангрен, как вдруг… ой!.. что это?! На дне кратера что-то светится?! Или показалось?!

Капелли столь артистично изобразил вспышку изумления в глазах астронома-любителя, что я и сам ощутил в сердце сладкий укол Тайны.

– Ну и в итоге, – продолжал ксенобиолог, – уфологические страсти вокруг этих кратковременных лунных явлений кипят такие, что ой-ой-ой… У нашего Комитета целый отдел занимается нагоном встречной дезинформации и дискредитацией источников, чтобы задавить в зародыше… Даже не сами наблюдения, бог с ними, пусть наблюдают, а попытки уфологов объединиться, системно интерпретировать наблюдения…

– Физически устраняете активистов? – уточнил Тополь, пытаясь изобразить циническую ухмылку. – Дескать, «они слишком много знали»?

– Не наши методы.

– А какие ваши?

– Да всем этим не мы заняты, не Космодесант! – раздраженно отмахнулся Капелли, тема была ему со всей очевидностью неприятна. – Астрономами-любителями и уфологами занимается ОРН – отдел работы с населением. Туда только проштрафившихся отправляют… Скукота у них.

Мы с Тополем закивали. Отдел работы с населением! Как же, как же, можем себе представить эту работу… Наверняка и в дурку особо умных отправляют, и припугнуть могут, и без карьеры оставить…

– Вернемся к хризалидам. Что важно знать в свете сегодняшней встречи с этими субъектами? Что у них есть три фазы жизни, похожие на наши ребенок-взрослый-старик. Первая фаза называется собственно «хризалидой». Эта информация для вас, конечно, лишняя, но вообще-то по-гречески «хризалида» означает «куколка бабочки». Однако жизненный цикл данных квазиинсектов устроен не вполне так, как у земных насекомых. Если у наших инсектов из куколки выводится сразу бабочка, то у хризалид из куколки вылазит сначала гусеница. Которая уже потом делается, так сказать, бабочкой.

– Так я не понял, – уточнил Тополь. – Эта ваша хризалида во взрослом состоянии – бабочка?

– Не во взрослом состоянии, а в третьей фазе жизни! – поправил моего товарища Капелли. – И не бабочка, а скорее стрекоза. Но вернемся пока что к первой фазе, к ребенку… Запомните, ребенок – это хризалида. Вы их не увидите, и молитесь не увидеть никогда, потому что по их законам чужак, увидевший хризалиду, пусть даже случайно, подлежит смерти в обязательном порядке.

– Смотрю, гуманисты, – не удержался Тополь.

– Так они и не гуманусы ни в каком виде, – Капелли пожал плечами. – Идем дальше. Взрослый – это у хризалид гусеница, которую мы называем «ползуном». Это самые вменяемые граждане. Занимаются наукой и культурой, думают, как жить. Они, что характерно, бесполые… И, наконец, к старости, выживая из ума, гусеницы превращаются в так называемых птер, стрекоз. У этих есть крылья, половые органы и сердце, желающее любить.

– Сердце? – встрепенулся я.

– Ну, фигурально… Зато мозг у птер, считай, отсутствует. Не то чтобы полностью, конечно, но все его ресурсы поглощены темой любви, размножения, социального статуса. Нет ничего важнее для птеры, чем внешний вид, место в социальной иерархии, кто что сказал и подумал и кто на кого косо посмотрел. В этом плане они напоминают наших подростков с их бесконечными селфи и яканьем, способных спрыгнуть с двенадцатого этажа просто потому, что мама не купила модные кеды.

– Выходит, они как трутни у пчел, что ли? Не работают вообще? – предположил Тополь.

– Аналогия с общественными насекомыми, вроде бы столь соблазнительная, не особо точна. Во-первых, у них отсутствует феромонное управление и строгая концентрация иерархии вокруг королевы. Равно как и сама королева… Во-вторых, птеры, в отличие от трутней, не бездельничают. Они выполняют работы, требующие физической силы. Также, поскольку птеры очень агрессивны, они служат своим сообществам в качестве военных и полицейских… Ну и трахаются, само собой… У них это, кстати, тоже считается работой, в отличие от самих отношений или, если угодно, любви… Но самое важное про птер, конечно, не это, а то, что мы их обязательно встретим. И тогда – тогда – говорить с ними буду я. Либо, в самом крайнем случае, Чудов. Хотя он один раз чуть не договорился до межпланетного инцидента…

– Не надо грязи, Андрюха! Я не виноват, что эти спецы в ЦУСе переводчик криво настроили! – возмущенно гаркнул через плечо Чудов, который, оказывается, внимательно слушал всю эту лекцию.

Реплику командира Капелли дипломатично проигнорировал.

– Так вот, когда я буду с ними говорить, крайне желательно, чтобы вы молчали. Но если я начну чем-нибудь восторгаться – их внешним видом, или «прической», так мы называем особую укладку педипальп на голове птеры, – или их изысканными манерами… В общем, ваша задача – бурно разыграть восхищение, одобрение и интерес. Это понятно?

– Более чем.

Мы с Костей переглянулись. В бытность свою сталкерами нам доводилось общаться с самыми разными личностями. Зачастую даже больными психически. Бары на границе Зоны Отчуждения были рассадниками всяческих подонков и много о себе возомнивших социопатов. Там слово поперек скажи – башку сразу снесут, у всех же стволы. Поэтому что такое поддакивать и восхищаться – нас учить было не нужно. Ученые!

– А с «ползунами» как говорить? Ну, со взрослыми гусеницами? – спросил я для проформы.

– Да как и с людьми. Вежливо и без давления. В этом году колонией управляет Младший Брат Справедливости Пахивир. Мы между собой иногда зовем его Пашей. С ним-то и будем разговаривать.

– Этот Паша что-то вроде царя? Или президента?

– В смысле выборности – как президент, но без экстраординарных полномочий. С полномочиями у них вообще там напряженка…

– Почему?

– Потому что их поселение на Южном полюсе Луны – не полноценное государство и не войсковая часть, а что-то вроде клуба потерпевших кораблекрушение…

– Поэтому вы говорили «у них не было выбора»?

– Да, их межзвездный корабль потерпел крушение. Вернуться домой из Солнечной системы они пока не могут…

– Да всё они могут! – горячо выкрикнул со своего пилотского кресла Чудов. – У тебя просто информация устаревшая, Андрей. Ты свежий Бюллетень ведь не читал, наверное?

Капелли смешался, и я сразу понял: действительно не читал.

За честь Андрея внезапно вступился доктор Зимин, который всё это время казался полностью погруженным в свой планшет.

– Вообще говоря, отчет Халлена, опубликованный в свежем Бюллетене, это образец хорошей научной фантазии при минимуме доказательной базы и максимуме самовлюбленности. Мне кажется, Халлен слишком много общался с птерами и заразился от них кое-чем… Ну, вы скоро сами поймете, чем от них можно заразиться, – последнее уже было адресовано нам с Костей.

Глава 7
Младший Брат Справедливости

Пошел пятьдесят первый час экспедиции.

Луна приблизилась еще на сколько-то там километров. Атомный буксир «Нуклон» благополучно отстыковался от нас и в автоматическом режиме лег на курс возвращения к Земле.

– А теперь внимание! – возвестил Чудов голосом заядлого межзвездного конферансье. – Гордость отечественной космонавтики – поперечный орбитальный маневр! Из экваториальной плоскости! В полярную! Исполняет!.. Народный артист Космодесанта Чудов И.С.!

К этому моменту все мы, следуя посадочному протоколу, заняли кресла второго ряда, за пилотскими. Но благодаря развитому остеклению кабины мы видели почти столько же, сколько и пилоты.

Еще минуту назад под нами проплывали ноздреватые закраины кратера Циолковского, однако теперь нас занесло на ночную сторону Луны, и пейзаж сделался, мягко говоря, монотонным. Чернота, на черноте, у черноты да редкие серебристые прожилки – артефакты звездного света…

– Приготовиться! Ориентирую корабль к маневру! – прогремел Чудов.

При этих словах командира «Байкал» выбросил едва различимые струи газа из носовых маневровых дюз и развернулся маршевыми двигателями к Северному полюсу Луны.

– Даю отсчет. Десять, девять… два… один… зажигание!

Компоненты топлива смешались в камерах сгорания трех маршевых двигателей, и огненные драконы со скоростью двадцать километров в секунду понеслись прочь, на прощанье отлягнув нас с такой силой, что мы пушечным ядром рванули на юг.

Вот тут мне стало чуточку страшно.

Я обернулся к Тополю и увидел, что глаза моего друга плотно зажмурены.

«Каким крутым мужиком ты ни будь, а где-то внутри всё равно сидит впечатлительный первоклассник», – подумал я.

Но это было только начало.

Поскольку наш корабль набрал скорость и по законам небесной механики начал удаляться от Луны, Чудову потребовалось развернуть «Байкал» и затем снова задействовать всю батарею двигателей, чтобы прижать его обратно к низкой орбите.

Комплекс перегрузок стал таким, что меня… что я… прямо скажем, чуть не сблевал!

Я, конечно, помнил про чудо-пояс, также известный как Агрегат Антисиловой, который к этому времени уже был на мне надет. Но я постеснялся спросить у Капелли – чтобы не прослыть нерешительным тупицей, – можно ли его включить.

По собственной же инициативе использовать Агрегат Антисиловой я не решился. А вдруг потрачу драгоценный ресурс, который впоследствии будет ой как нужен? Мало ли, может, этим птерам взбредет в голову нас с Костей… мнэ… уестествить? У них же сексуальность превыше всего, как нам Капелли объяснял?

Пик Вечного Света, несмотря на всю помпезность своего названия, с орбиты выглядел как небольшая зазубрина на краю лунного диска. Пока мы подбирались к нему со стороны экватора, эта часть Луны была в наших иллюминаторах «верхней». Но вот корабль повернулся вокруг своей оси, и теперь мы видели растущий Пик Вечного Света у себя под ногами.

Двигатели дали еще пару корректировочных импульсов, и вновь воцарилась невесомость.

– Полярная орбита достигнута, – степенно объявил Чудов. – Переходим в лунный модуль.

Внутри лунного модуля, как я и ожидал, впятером было очень тесно.

– Может, все-таки оставим оружие на корабле? – осторожно предложил я, обращаясь к Капелли. Тот производил впечатление чувака, наименее склонного к паранойе.

– Ни в коем случае! – Капелли даже в лице изменился. – С птерами так нельзя! Увидят тебя без оружия – даже разговаривать не станут! Без оружия – значит, не мужик. Не мужик – значит, неправомочный.

Мы едва успели обменяться этими репликами, как Зимин загерметизировал модуль, а Чудов перешел к процедуре посадки.

Это были не самые приятные минуты в моей жизни. Мы падали на Луну спиной вперед, так что и наши ноги, и посадочные опоры модуля были обращены вовсе не к лунной поверхности, а – в открытый космос.

Казалось, мы рушимся в пропасть и неминуемо разобьемся. Всё это напоминало самые кошмарные аттракционы в парках развлечений – на такие нормальные люди в трезвом виде билетов не покупают.

Похоже, ровно та же мысль посетила и моего друга.

– Кажется, теперь я… понял… почему луна-парк называют… луна-парком… – сквозь сведенные перегрузками зубы выдавил Костя.

От тверди нас отделяли уже считаные километры. Район прилунения разросся на обзорных экранах настолько, что камеры давали теперь каждый крошечный кратер, каждый валун во всех подробностях.

Резко очерченная тень Пика Вечного Света рассекала пейзаж надвое и накрывала метку расчетной точки прилунения.

– Вообще никаких следов базы, – сказал я обескураженно. – Что, правда, здесь были когда-то жилые эллинги? Луноходы? Антенны связи?

Мне ответил доктор Зимин:

– Да всё было, Владимир. Наши, конечно, пытались эту надводную часть айсберга сделать поменьше и всё закопать в грунт. Но еще лет двадцать назад тут по реголиту много чего валялось…

– И куда делось? Ржавчины ведь, я так понимаю, на Луне в принципе нет? – не унимался я.

– Хризалиды очень рачительные. Всё своим универсальным станкам скормили. Ни один болтик не пропал.

– Погодите! Андрей рассказывал, что хризалиды – они своего рода жертвы кораблекрушения, так?

– Так.

– Откуда же у них эти «универсальные станки»?

– Да они когда в космические путешествия отправляются, всё с собой берут. И станки, и споры грибов, которые потом жрут, и культуры бактерий…

– А еще у них есть такие штуки – биопринтеры. Так вот это – что-то невероятное! Они могут даже… – азартно сияя глазами, начал Капелли.

Но шокировать нас подробностями Андрей не успел.

Чудов, предварив маневр коротким сигналом тревожного зуммера, перевернул модуль посадочными опорами книзу и попросил всех заткнуться.

В это мгновение мне показалось, что мой позвоночник прилунится отдельно от всего остального тела, внутренние органы раз и навсегда поменяются друг с другом местами, а сердце мое будет теперь стучать в районе правой пятки…

Потом мы еще минуту энергично вытормаживались, что тоже добавило острых ощущений в области солнечного сплетения.

Затем грянули двадцать секунд невесомости – мы размеренно падали из равновесного положения над точкой посадки под воздействием лунной силы тяжести, – и, наконец, модуль уткнулся в реголит всеми пятью опорами, подняв неожиданно густые клубы пыли.

– С мягкой посадкой и с прибытием на Луну! – официальным тоном поздравил всех Чудов.

Капелли, обращаясь к нам с Костей, сказал:

– Ребята, наши космические традиции требуют, чтобы все поаплодировали пилоту!

Мы нашли в себе силы вяло похлопать.

– Но это еще не всё! – продолжал Капелли. – Каждый из вас, ступив на лунную поверхность, обязан произнести какую-нибудь сакраментальную фразу. Постарайтесь выражаться литературно, обдумайте слова как следует. Они будут навсегда занесены в секретные анналы отечественной космонавтики и в ваше личное дело.

– А двустишие можно сочинить? – спросил Костя.

Все возможные варианты ответов прозвучали одновременно:

– Нельзя, – отрезал Зимин.

– Можно, – разрешил Капелли.

– Мне похер, – отмахнулся Чудов.

 
На Луне, на Луне
Жизни смысл открылся мне! —
 

провозвестил в эфир бархатным голосом телепроповедника Тополь, ступив на лунный реголит.

«Неужели и правда открылся? – подумал я. – Надо будет не забыть спросить, какой он, этот смысл. Может, мне тоже пригодится…»

Реголит оказался очень мягким, чего я совсем не ожидал.

– Эй, Володя, ты чего там топчешься?! – окликнул меня Тополь. – Теперь твоя очередь!

«А, точно… Ну до чего же он все-таки мягкий!»

Я остановился, простер к горизонту руку – как статуя Ленина – и сказал:

– Это был маленький шаг для Нила Армстронга, огромный шаг для меня и абсолютно секретный шаг для всего человечества!

После чего я громко загоготал. Видимо, от нервов.

В эфире послышалось сдержанное хихиканье Чудова и Капелли.

Затем наши бывалые спутники разрешили нам немного порезвиться вокруг модуля. Все трое понимали: не каждый день с людьми случается такое счастье.

За отпущенные мне сто восемьдесят секунд я успел поиграть в футбол двадцатикилограммовым булыжником, попрыгать выше головы и раскокать штатным геологическим молотком пару лунных камней.

Я как-то читал, что среди лунных минералов часто попадаются красочные – абрикосово-оранжевые, зеленые, фиолетовые… И что же? Оказалось, обманули! Обследованные мною валуны внутри были серы, как моя школьная юность, проведенная вдали от подружек, интересных компаний и карманных денег…

Что же до Тополя, то он прикладной минералогией себя не утруждал. Костя отдалился от всех нас на десяток шагов и вперился в небосклон, на котором синела наша родная Земля. Естественное поведение для человека, которому только что «открылся смысл жизни», согласимся!

– Что показывают? – спросил я, вторгаясь в его уединение.

– Полярное сияние показывают, – ответил Тополь. – Размером с половину Тихого океана.

– Чего-о?

– Сам посмотри.

Черт возьми! Я тоже его увидел! Призрачное покрывало, сотканное из сполохов, колыхалось на эфирном ветру между Австралией и побережьем Чили.

– А не слишком ли ярко для полярного сияния? – спросил я тревожно.

– И не слишком ли северно? – добавил Тополь.

Мы бы еще поудивлялись странному феномену, но только кто же нам давал?!

– Уважаемые Константин и Владимир! Пришло время приступить к заданию, – это был Капелли.

Мы с Тополем переглянулись.

«Уважаемые Константин и Владимир»! Что значит ученые – люди культуры!

Мы обогнули приметный бугор, одна из сторон которого была будто начисто срезана ножом – кажется, такую штуку профессиональные геологи назвали бы «конкрецией» – и практически носом уперлись в… инопланетян!

Это была вторая группа визитеров, увиденная мною как с начала недели, так и с начала жизни. И, чего греха таить, хризалид я нашел еще более отталкивающими, чем химероидов!

«Стрекозы», которых обещала лекция Капелли, вблизи оказались несуразными чудищами, закованными в хитиновую броню и закутанными в сложенные вдоль туловища непрозрачные крылья.

Не менее двадцати гигантов плечом к плечу, а точнее, крылом к крылу, хороводили вокруг некоего объекта – едва различимого за их крупными сутулыми фигурами. Над птерами взлетали снопы ярких искр и выстреливали вверх струи зеленого дыма, вмиг бесследно рассеивающиеся в вакууме.

Поскольку вся группа была накрыта густой тенью Пика Вечного Света и тьма скрадывала детали, птеры казались карикатурными ку-клукс-клановцами, сменившими белые хламиды на черные.

Их движения не были порывистыми, как у наших земных насекомых. Нет, птеры словно бы мягко перетекали из одной позы в другую. В целом их моторику я бы описал как крайне непривычную.

– Что они делают? Питаются? – спросил я.

Логика моя была простой. Если много насекомых, пусть даже квазинасекомых, собираются вокруг чего-то, значит, они, скорее всего, едят. И притом, с вероятностью девяносто девять процентов, – чей-то труп.

– Ну что ты, они сейчас работают, – сказал Капелли негромко. – Разбирают наш старый лунный модуль с помощью фторных пистолетов.

В самом деле! Стоило только Капелли дать моему восприятию подсказку, и я сразу опознал запыленную посадочную опору – такую точно, как у нашего модуля. А в просвете между птерами на белом боку аппарата промелькнули красные буквы «…ССИЯ».

Я хотел спросить у ксенобиолога, по какому праву какие-то инопланетные насекомые пускают на лом нашу государственную собственность, но Тополя больше заинтересовали упомянутые Капелли «фторные пистолеты».

– Они струей фтора стреляют, что ли? – спросил он.

– Завидная проницательность, Константин, – голос Капелли саркастически дребезжал. – Тончайшей струйкой фтора под огромным давлением. Режет металлы лучше любого лазера сравнимых габаритов, между прочим.

– Всё, мужики, молчок, – оборвал нашу беседу Чудов. – Пора с ними говорить.

– Я готов, – сказал Капелли.

– Нет. Переговоры проведу я.

Я же говорил вам, что Чудов был мужик со странностями? Они ведь совершенно точно решили еще на борту «Байкала», что вести диалог с птерами будет Капелли, поскольку Чудов как-то едва не договорился до «межпланетного инцидента»! А тут вдруг на тебе! «Переговоры проведу я»!

Капелли хотел что-то возразить, но было уже поздно препираться. От группы трудовых птер отделились трое и с поразительной быстротой метнулись к нам.

При этом свои фторные пистолеты, похожие на валторны, они держали наизготовку, как будто планировали нас немедленно перестрелять.

Соответствуя принятому в здешних краях этикету, Чудов достал из набедренной кобуры скафандра «дробовик», то есть ракетомет «Штурм».

Я машинально потянулся за своим – сталкерская привычка, – но доктор Зимин остановил меня пресекающим жестом. Мол, что позволено Юпитеру – не позволено Комбату.

– Приветствую народ хризалид, блистающий золотом сегментов и сияющий величием помыслов! – сказал Чудов.

Я так понял, это была стандартная ритуальная фраза. Программа-переводчик, запущенная на борткомпьютере его скафандра, транслировала эту формулу на язык хризалид, но результата ее работы мы не слышали, нам передавался только русский текст.

– И я приветствую землян, проявивших к нам гостеприимство! – сказал самый мордатый и плечистый птер.

Голова у него была вытянутая, опутанная сетью трещин, желто-зеленая. Всю ее нижнюю часть покрывал лес разнообразных отростков, жвал и щупов, которые непрестанно шевелились – не важно, говорил инопланетянин или молчал. А безжалостные глаза птера были, напротив, абсолютно неподвижны и смотрели, казалось, куда-то мимо нас, поверх наших голов.

Голову отделял от вакуума шлем в виде купола, изготовленного из необычного материала, напоминающего горную слюду – местами полностью прозрачного, местами располосованного мутными прожилками. Снизу шлем был герметизирован темно-зеленой складчатой мембраной. Всё это громоздкое сооружение придавало грозной в целом внешности квазиинсекта некий комичный оттенок.

Интересно, что какого-либо подобия скафандра – за исключением этого слюдяного купола – я на птерах не заметил.

Уже потом Капелли объяснил мне, что физиологически хризалиды в нем не очень-то нуждаются. Мягкие ткани их тела защищены толстым слоем твердого материала, близкого к нашему земному хитину, благодаря чему блокируется утечка водяных паров и газов из организма в безвоздушную среду.

Что же до терморегуляции, то, конечно, часа за три-четыре птер на поверхности Луны успевал хорошенько перегреться, если находился под лучами Солнца, но, выплюнув порцию жидкости, вырабатываемой особыми железами, он умудрялся восстановить термобаланс. В общем, приходилось признать, что хризалиды приспособлены к жизни на Луне гораздо лучше нашего.

Разговор, тем временем, продолжался.

– Я хочу сказать тебе, уважаемый Сис, что сегодня роспись на твоих грудных пластинах особенно впечатляет, – сказал Чудов серьезно. – Эти спирали, эти квадраты, м-м-м-м… Новый уровень эстетики! Лучшие галактические стандарты!

Капелли и Зимин принялись громко поддакивать и делать театральные жесты – мол, да-да, ничего прекрасней в жизни не видели.

Мы с Костей переглянулись – какие еще, нафиг, «галактические стандарты»? Но наконец вспомнили, что от нас требуется поддакивать и восхищаться, то есть работать группой поддержки и не сачковать.

Что поделаешь?! Мы тоже затянули: «Потрясающе! Достойно зависти! Видна работа настоящего мастера!»

– А тебе, уважаемый Лил, я хочу сказать, что твои фуркулы сегодня особенно старательно отполированы, – продолжал гвоздить комплиментами Чудов, мастер дипломатического протокола. – Они сияют ярче ста сверхновых!