Текст книги "Семя Ветра"

Помимо жалости была еще одна причина, которая заставляла Герфегеста заботиться о здравии Двалары. Если Двалара умрет, а именно на это указывает слабый и нечеткий пульс, который Герфегест едва смог прощупать с левой стороны его шеи, еще одна смерть будет лежать на его, Герфегеста, совести. Смерть еще одного человека, поставившего свою жизнь на кон ради Семени Ветра.

– Если ты продолжишь потакать своим невеселым мыслям, парень наверняка умрет, – сказал Нисоред. – И карлик умрет тоже – ложноязык этого урода весьма ядовит!

– Интересно, что ты можешь предложить, Нисоред, кроме плохих прогнозов? Я не знаю противоядия. Зато я знаю, что лечить человека, у которого сломана грудная кость, выворочены наружу ребра и порвано одно легкое, совершенно бесполезно.

Киммерин, слышавшая их разговор, закрыла лицо руками, сотрясаясь в беззвучных рыданиях. Если бы Герфегесту в этот момент случилось видеть ее, он бы понял, что его ревность к Дваларе не была лишена оснований. Но он не обернулся.

– Ты прав во всем, кроме одного. Где яд – там и противоядие. Где болезнь – там и лечение. Слепец нанес вам вред – Слепец имеет лекарство, в котором очень много пользы.

– И где оно, это твое хваленое лекарство? – мрачно буркнул Горхла, которому абсолютно не улыбалось попрощаться с жизнью уже после того, как враг повержен и безразличие победителя разлилось в затуманенном болью мозгу.

– Мне нужен кувшин с широким горлышком, Герфегест.

Герфегесту, разумеется, хотелось знать, каким образом Нисоред – в чьем магическом искусстве он теперь не сомневался – собирается выклянчить у Слепца лекарство. Но сопровождать Нисореда он не стал. Это было слишком – вытерпеть общество бессмертной твари после того, как она едва не укокошила тебя во второй раз! Даже железные нервы имеют свойство ржаветь от усталости и напряжения.

Нисоред вернулся, неся в руках кувшин, наполненный фосфоресцирующей белесой жидкостью.

– Это молоко Слепца. Я надоил его только что – у него под подбородком два сосца.

– Как тебе удалось заставить его доиться?

– Это так же просто, как доить корову или козу, – пояснил Нисоред. – Надо только как следует ударить его по голове – между слуховыми буграми.

– Это ловко, – криво усмехнулся Герфегест. – А я уж думал, ты будешь действовать лаской.

– Перебьется, – буркнул Нисоред и присел рядом с Горхлой.

– Я не буду пить эту дрянь. Лучше сдохнуть, – отозвался тот. На лице карлика застыла гримаса крайнего отвращения.

Полные губы Горхлы потрескались, белки глаз стали красными, его бил озноб. По всему было видно – Горхлу мучит страшный жар, какой нередко вызывают сильные яды. Мышцы, обнаженные раной, почернели. Из ее глубины вместо крови сочился темно-зеленый гной.

– Экий ты неженка! – не сдержался Герфегест.

– Не буду. Лучше убейте сразу!

– Постой, но тебя никто не просит пить ее, – умиротворяюще сказал Нисоред. – Подставь мне свое плечо, Горхла. И отвернись – не то неровен час тебя стошнит на одежду, как ту благородную барышню при виде сношающихся песиков.

Хохотнув, Нисоред окропил рану Горхлы молоком Слепца и, не обращая внимания на забористую ругань карлика, корчившегося от боли, приступил к лечению Двалары.

16

– А что делать со Слепцом?

– А что с ним сделаешь? Мясо у него совсем не вкусное, – отозвался улыбчивый Нисоред.

– Ну, убить, заколдовать, расправиться с ним – что угодно!

– Бесполезно пытаться уничтожить Слепца. Лучше я возьму его себе – с ним будет не так одиноко. Теперь он мой раб. В нем много силы и столько же повиновения, – сказал Нисоред.

– Поступай как знаешь, – развел руками Герфегест. – Но самое умное – отвезти тварь к самой Бездне Края Мира и дать ей пинка под зад.

– Может быть, со временем я так и поступлю, – мягко улыбнулся Нисоред. – А пока что пусть походит у меня в цепных псах.

В самом деле, определенные выгоды в таком решении были. Молоко Слепца было столь же целебным, сколь ядовит был его ложноязык. В этом и Герфегесту, и остальным представилась возможность убедиться следующим утром.

Двалара встретил рассвет в сознании. Киммерин не отходила от него всю ночь, пытаясь снять жар холодными примочками. Вода из Колодца Невинных, едва не стоившая Дваларе жизни, теперь должна была помочь ему выздороветь. Утром девушку сморил сон. А когда она пробудилась, то застала Двалару сидящим на походных тюках и жующим кусок лепешки!

До того как Нисоред испробовал целительную силу молока на Дваларе, Герфегест привел в порядок его раны. Осторожно, чтобы не задеть жизненно важных органов и сосудов, он поставил на место и составил правильно кости. Правда, пришлось вышвырнуть прочь несколько острых обломков, которые не укладывались в общую гармоничную картину – в ту ночь, сам того не заметив, Двалара полегчал на несколько харренских унций.

Герфегест наложил на грудь и руки Двалары чуть ли не лигу целебных повязок (пожертвовав на сие человеколюбивое деяние свою единственную рубаху и шикарный атласный плащ Киммерин). Результат оправдал все, даже самые смелые ожидания! Очнувшись, Двалара даже не смог представить себе в полной мере, что же на самом деле сделал с его телом разъяренный Слепец.

Горхла справился с хворью еще быстрее. Спустя несколько часов ему достало сил сходить вместе с Нисоредом к Невинному Колодцу – подобрать брошенные впопыхах бурдюки с водой, которая была столь необходима отряду для продолжения пути.

А Герфегест смог наконец поспать. Так окончилась ночь, имевшая столь романтичное начало.

17

К вечеру следующего дня отряд был готов продолжать путешествие в Старый Порт Калладир. Оставаться в Деннице Мертвых не было никакого смысла.

– Ганфала велел нам возвращаться как можно быстрей, – невесело заметил Горхла и взвалил свой мешок и часть поклажи Двалары на свои неширокие плечи.

Киммерин и Двалара переглянулись. Видимо, оба они знали, что случается с теми, кто не исполняет велений Ганфалы. Одному Герфегесту было плевать на Ганфалу. Да, пожалуй, еще Нисореду.

– Пусть будет ваш путь через эти безумные земли легким. И пусть возвращение оправдает самые смелые ваши надежды! – тепло сказал Нисоред.

В правой руке он сжимал уже знакомую всем цепь. Слепец, силою магии Нисореда обратившийся из необоримого чудовища в покорного псарю кутенка, топтался за его спиной.

– Быть может, пойдешь с нами, Нисоред? – предложил Герфегест.

Ему хотелось поговорить с Нисоредом, ведь маг был единственным среди всех, кто помнил его молодым. Единственным, кто помнил самоубийство Конгетларов. И это рождало иллюзию сопричастности.

Но в суете прошедшей ночи и нового дня так и не выдалось часа для откровенного разговора. Единственное, о чем Герфегест успел переговорить с Нисоредом, так это о Семени Ветра. К вящему разочарованию Герфегеста, оказалось, что Нисоред понятия не имеет, как его использовать и зачем оно Ганфале! Все это обескуражило Герфегеста, ведь не кто иной, как Нисоред, впервые рассказал ему о самом существовании этой таинственной и могучей вещи.

– Я сожалею, Хозяин Дома Конгетларов, но меня ожидают неотложные дела, – ответил Нисоред, и в голову Герфегесту закралась мысль о том, что маг утаивает от него что-то важное. – И мне пора идти своей дорогой.

– Скажи мне, Нисоред, какие неотложные дела могут заботить мага, отшельничающего в Поясе Усопших? – не отставал Герфегест.

Ему вспомнилось, как давным-давно Конгетлары собирались везти скрученного «паутиной» и невыразимо бледного лицом Нисореда на заклание Дому Пелнов. Щедро заплатившему за Нисореда Дому, с которым по возвращении ему, быть может, снова придется вести дела…

– Только дураки думают, что, когда уходишь от людей, приходишь в пустоту. Пустоты вообще не бывает. То, что я называю неотложными делами, это не совсем то, что называете неотложными делами вы, люди большого мира. И все-таки это тоже неотложные дела, – уклончиво ответил Нисоред. – Меня ждет мой дом.

– Скажи мне, где теперь твой дом, Нисоред. Быть может, однажды утром я постучу в твое окно и предложу распить со мной кувшин доброго вина?

Нисоред бросил на Герфегеста острый взгляд, в котором тому почудились и намек на тайну, и поощрение. Казалось, Нисоред попросту тяготится обществом Двалары, Горхлы и Киммерин.

– Я думаю, ты понимаешь, что я больше не живу в Суверенной Земле Сикк. Мои сыновья уже давно поделили остров между собой и успели убить друг друга, уступив право убивать и быть убитыми своим дядьям и двоюродным братьям. Искать меня там не следует.

– Это я и мои кровники поняли еще пятнадцать лет назад. Мы искали тебя в Старом Порту Калладир. И нашли тебя там, – вставил Герфегест.

– Да. Но и Старый Порт Калладир, куда вы сейчас направляетесь, тоже перестал быть мне домом. Жить по соседству с Густой Водой станет только умалишенный.

– О какой Густой Воде ты говоришь? – спросил Герфегест в недоумении.

– Нет смысла объяснять, – отмахнулся Нисоред. – Если вам суждено встретиться с ней, мои объяснения вам не помогут. Если же нет – они только будут мешать вам спать ночами. Так что если ты не шутишь насчет доброго вина, Герфегест, тебе придется прийти туда, где раньше был Наг-Туоль.

Герфегест опешил. Наг-Туоль? Столица земель его Дома. Место, где повивальная бабка перерезала его пуповину. Где его родители сочетались браком под ликующие крики ленников и вельможных гостей с соседних островов…

– Ты сказал «был Наг-Туоль»? Почему «был», Нисоред? – нахмурился Герфегест. – Я полагал, он стоит и нынче под началом имперского распорядителя. Или дарован за особые заслуги Гамелинам. Возможно, Лорчам…

Голос Герфегеста не дрогнул, хотя это и стоило ему некоторых усилий.

– После того как вы, Конгетлары, были повержены, Пояс Усопших пожрал ваши земли, как воды прилива пожирают сушу. Ни один род ни одного из Семи Домов не смог подчинить себе Наг-Туоль и прилежащие к нему владения Конгетларов. Похоже, только сила Пути Ветра и его воинов могла сдерживать враждебные жизни стихии. И не только стихии.

– Мне не рассказывали об этом. – Герфегест бросил укоряющий взгляд на Горхлу, Киммерин и Двалару, но… их удаляющиеся спины уже маячили в конце кривой улочки – одной из сотен кривых улочек Денницы Мертвых!

Герфегест так увлекся разговором, что не заметил, как они ушли. Хотя их уход явно задумывался как демонстративный. «Хватит болтать», – вот что значил этот коллективный жест в переводе на человеческий язык.

– Они многого не рассказывали тебе, – таинственным шепотом сказал Нисоред. – Ты найдешь меня в Наг-Туоле, возле пристани Танцующая Ласка. А теперь поспеши! Не то твои новые друзья будут дуться на тебя до самого Старого Порта!

18

Пути Звезднорожденных

– Милостивый гиазир Элиен! Милостивый гиазир! – встревоженно затараторила молоденькая служанка с плеядой веснушек на щеках – одна из тех, что присматривают за садом. – Извольте видеть, там… там, я прямо сама не знаю!

Элиен отложил в сторону свиток и медленно повернул голову в сторону вошедшей.

– Что там? Медленноструйный Орис вышел из берегов и просит позволения войти? Или за ночь с неба просыпалось столько звезд, что погибли от зависти все белые померанцы на главной аллее? – спокойно спросил Элиен.

Но безмятежное спокойствие господина не снизошло на служанку. Она затараторила еще быстрее. Ее руки успели перебрать две дюжины жестов, значение которых Элиену было очевидно: паника, непонимание, мольба…

– Ваши померанцы целее целого, милостивый гиазир. Но вот что-то там другое… В бассейне еще сегодня на рассвете ничего не было! Там совершенно ничего не было! Мозаика целехонькая, лепота…

– И что там теперь?

– Теперь там растет дерево. Оно, правда, пока совсем еще не дерево. То есть еще маленькое. Но оно растет на глазах! Мозаика переломана, дерево выпило всю воду… Если вы не верите, идемте, посмотрите сами!

Элиен поднялся. «Дерево». Хорошие дела.

– И что за дерево? – поинтересовался Элиен, накидывая на плечи плащ цвета Белого Пламени Гаиллириса.

Ответ на этот вопрос Элиен мог бы дать и сам. Одно такое дерево он уже видел. В саду Эллата.

Элиен знал ответ на этот вопрос и все-таки задал его. Наверное, чтобы не смущать служанку своей зловещей осведомленностью.

– Это вяз, милостивый гиазир! Таких… полным-полно… полно в землях герверитов, – запинаясь, сказала служанка.

Через несколько коротких колоколов они уже стояли у бассейна. Вдоль мраморной кромки в беспорядке валялась садовая утварь – нож, совок, прутья, корзинка с саженцами. Веснушчатое личико служанки залилось румянцем – это нехорошо, смущать взгляд господина корзинами и совками. За такие дела домоправитель запросто может ее высечь! Но смущение сразу же уступило место первобытному ужасу. Ужасу перед необъяснимым.

В самом центре бассейна, пробив мозаичное дно, на глазах рос и наливался соками побег вяза. Ветви его крепли, вытягивались ввысь. Ствол становился все толще. Только листьев пока не было – набухшие почки все еще хранили нежную зелень от глаз посторонних.

– Когда я его заметила, он был вот такой. – Служанка провела ребром ладони поперек своей маленькой груди, обтянутой лифом из желтого сукна. – А теперь…

…А теперь вяз был высотой в рост взрослого мужчины. Элиен сложил руки на груди и воззрился на непрошеное чудо.

Четырнадцать лет назад в саду Эллата из плода итского каштана вырос побег герверитского вяза. Тогда это означало, что мирные времена ушли из Сармонтазары надолго. То был знак войны Третьего Вздоха Хуммера, в которой Элиену удалось одержать победу.

Элиен смотрел, как вяз разворачивает свои ветви навстречу солнечным лучам. Его корни превращали бассейн с сакральной мозаикой в дрянную помойную яму. Воды священного бассейна поглощались герверитским вязом и все новые ростки рвались наружу, измазанные бурой глиной.

Ничего в мире не происходит зря.

Элиен ведал знаки. Он видел нити судьбы и знал, о чем кричит мироздание, чья ткань сейчас раздираема своенравными корнями зловещего дерева, выросшего в противоестественном месте с противоестественной быстротой.

«Война. Еще одна война с Хуммеровой тьмой. Война в мире воды, с водой, на воде. Война с Братом по Слову, Звезднорожденным. Вот каков он – этот странный знак. Сколь много в нем горя! О любезный брат мой, Шет окс Лагин, что же натворил ты, Сиятельный князь Варана, Пенный Гребень Счастливой Волны!» – в сердцах вскричал Элиен, но уста его не проронили ни звука.

Элиен присел на корточки.

– Это наваждение, моя милая, – успокоил он служанку, рыдающую у его ног.

Почки на ветвях лопнули все разом. Но нежной листвы не было. Вместо нее на разрушенную мозаику упали несколько скупых капель крови.

Глава 4
Старый порт Калладир

1

Они стояли на одном из невысоких каменистых холмов, полукольцом охватывающих Калладир со стороны Пояса Усопших. Вид с холма был величественным, торжественным и тревожным.

Спускались к морю каменные террасы города, от которого осталось совсем немногое. Гавань была затянута плотной сиреневой дымкой, но туман не помешал Герфегесту увидеть главное. Корабль, обещанный Горхлой, был на месте. Палуба корабля не стала ситом, а его паруса не превратились в зеленые сопли. Миг торжества?

Дальше к западу Герфегест впервые за четырнадцать лет видел роковую Синеву Алустрала. Безбрежный сапфирово-синий океан был спокоен. И совершенно пустынен.

Только на юго-западе у самого горизонта виднелась цепь далеких островов. Архипелаг Лорнуом, владения Пелнов. По крайней мере, когда Герфегест покидал Алустрал, Лорнуом принадлежал Пелнам.

– Кто сейчас владеет архипелагом? – спросил Герфегест у Горхлы, который, отойдя на несколько шагов в сторону, пытливо ощупывал ссохшуюся землю холма.

Вместо Горхлы ответила Киммерин:

– Лорнуом не принадлежит никому. Там нельзя жить.

– Гамелины? – спросил Герфегест, который за время пути успел привыкнуть к тому, что все зло в мире помечено тавром Черных Лебедей.

– Да, Гамелины, – подтвердил его предположение Горхла, поднимаясь на ноги. Сквозь его пальцы медленно сочилась серая пыль. – Там теперь даже хуже, чем здесь, а здесь очень плохо, – веско добавил Горхла, покосившись на свой топор.

«Жаль. Красивое было место», – подумал Герфегест и в его груди всколыхнулось далекое воспоминание. Осанистые кипарисы, гул шмелей над тяжелыми чашами напоенных зноем цветов, жирные улитки, оставляющие на шероховатых, прокаленных солнцем камнях длинные слизистые следы.

Вовсе не противные, как считают многие. В особенности харренские дамы. В отличие от Алустрала, где улитка – животное знания, животное, напоминающее о домашнем очаге, в Харрене улитка – тварь очень непристойная, милостивые гиазиры.

Герфегест с трудом отогнал от себя дивное видение – цветущий Лорнуом. Такой, каким он никогда уже не будет.

Пелны, которым принадлежал архипелаг Лорнуом, были повинны в гибели многих и многих Конгетларов. Герфегесту не за что было любить Пелнов. Но острова архипелага, прозванные Шмелиными, были красивы. Почему мир так своеволен?

– Мы будем сидеть здесь до вечера? Вы что, Лорнуома никогда не видели? Может, лучше пообедаем? У меня уже голова кружится от вашей солонины, – прогнусил Двалара. Он был единственным из отряда, кто не побрезговал сесть прямо на острые каменные обломки, покрывавшие вершину холма.

Встреча со Слепцом не пошла Дваларе на пользу. Он по-прежнему был мертвенно-бледен и с трудом переставлял ноги. На исходе каждого дня Горхла и Герфегест попеременно подставляли ему плечо, чтобы он мог хоть как-то идти.

Нрав Двалары стал еще более несносным – он все время жаловался, ныл, выражал недовольство. Он беспрерывно хотел есть и что ни час канючил пищу и воду! Утром Герфегеста навестила не вполне гуманная мысль: возможно, стоит задушить Двалару на рассвете – терпеть его не было сил. Он с ужасом прогнал ее прочь, впервые за время пути осознав, что хочет он того или нет, но строй его мыслей мало-помалу становится строем мыслей человека Алустрала – безжалостного и прагматичного воина.

Горхла демонстративно сплюнул.

– Что-то не так в Калладире. Будьте начеку. А ты, Двалара, заткнись, не то я заткну твою вонючую пасть своим кулаком. Идемте.

Они начали спуск – туда, где их ждал корабль. Туда, откуда доносился едва ощутимый запах позабытого океана.

2

Руины и серые холмы остались позади. Герфегест спинным хребтом чуял опасность, но все никак не мог понять, откуда она исходит. Киммерин опасливо озиралась. Горхла был мрачен как туча.

Корабль покачивался на воде, прикованный крупнозвенчатой цепью к массивному кольцу на железном стержне. Стержень уходил глубоко в каменный монолит пристани.

Еще стоя на холме, Герфегест понял, что их ждет «морская колесница» – изрядная диковина даже для Алустрала. Корабль не был ни гребным, ни парусным. В него запрягались исполинские каракатицы. Мачта, рассчитанная на небольшой косой парус, впрочем, была. На всякий случай.

Замок на цепи, удерживающей «колесницу», был прост и надежен – металлический короб с фигурным отверстием, по форме напоминающим трехлучевую звезду.

Горхла перевернул свой топор. Стальной копейный наконечник на конце его боевого топора состоял из трех выступающих острых ребер. Так что в плане получалась трехлучевая звезда.

Наконечник ладно вошел в отверстие. Внутри металлического короба раздался громкий щелчок. Цепь со звоном упала на пристань.

Неужели так просто?

Они поднялись на борт. Несмотря на свои скромные размеры, «морская колесница» была палубным кораблем.

В неглубоком трюме хранилась сбруя для каракатиц, несколько двухведерных кувшинов сохраняли виноградный сок и воду, имелось вдосталь орехов и вяленого тунцового мяса.

«Почти императорская роскошь», – удивился Герфегест.

Противоестественно оголодавший после ранения Двалара вопил от радости – наконец-то ему дадут спокойно отожраться. Киммерин с позволения Горхлы раскупоривала кувшин с виноградным соком, запечатанный вощеной тканью. Как и многие женщины, Киммерин втайне была сластеной.

Настроение отряда резко пошло в гору. Даже Герфегест невольно заулыбался. Ведь все-таки море!

Люди Алустрала, кроме, пожалуй, людей Дома Хевров, чувствуют себя на борту любой самой утлой посудины в большей безопасности, нежели на берегу.

И если степные кочевники грюты полагают лучшим ковром степь, а пологом шатра – небеса Асхар-Бергенны, то люди Алустрала считают лучшей музыкой плеск волн за бортом корабля, а лучшим благовонием – соленый морской ветер.

Очень скоро на щеках Двалары проступил сытый румянец. Глаза Киммерин засияли. Даже Горхла сбросил маску мрачной озабоченности, которая так не шла его некрасивому лицу. Неужели путешествие через Пояс Усопших окончилось?

– Эй, салага! – Горхла игриво ткнул Герфегеста, застывшего в нерешительности над сбруей каракатиц, кулаком в бок. – Подбери свое хозяйство и волоки упряжь наверх.

Герфегест окатил Горхлу ледяным презрением истинного Конгетлара.

– В Доме Конгетларов не заведено в присутствии дам говорить «хозяйство». В Доме Конгетларов это называется «яйца».

Все четверо, трое мужчин и одна женщина, искренне расхохотались – впервые за все время их путешествия.

3

Подготовленная упряжь, рассчитанная на пятерых каракатиц, была закреплена за поворотную балку посреди корабля, благодаря чему опытный пастырь мог управлять скоростью и направлением движения. Эта балка, насколько помнил Герфегест, называлась у пастырей запросто – «воротило».

Теперь оставалось только найти тех, кто согласится подставить свои скользкие шеи под здоровенные, обшитые кожей хомуты. Но кого? Относительно этого у Герфегеста имелись лишь самые смутные догадки. И он с немалым интересом наблюдал за Горхлой.

В руках карлика после непродолжительных манипуляций с бездонной сумой оказалась длинная флейта с шестью отверстиями.

Рядом с «воротилом» над палубой выступал на высоту человеческого роста медный изогнутый раструб, обращенный к корме. Горхла встал рядом с ним и поднес флейту к губам.

Раздался первый, одинокий и протяжный звук. Вслед за ним – череда быстрых, отрывистых, резких нот, которые вознеслись, казалось, к самым небесам.

Горхла отнял флейту от губ и прошептал короткое заклинание. Потом заиграл снова.

Вскоре на лбу Горхлы выступили капли пота. На шее вздулись толстые, непропорционально огромные для его комплекции вены. Он стал похож на странное, ни с чем не сообразное растение, оплетенное хищными толстыми лианами. Спустя несколько коротких варанских колоколов он прекратил игру и приложил ухо к медному раструбу.

– Похоже, они сейчас очень далеко. Видишь – Горхла совсем не в себе, – шепнула Киммерин Герфегесту.

Горхла нервно прошелся взад-вперед по палубе. Хрустнул сцепленными в замок пальцами. Пристально поглядел на Герфегеста.

– Каракатицы чем-то сильно испуганы, – сказал он севшим голосом. – И похоже, если только мы побыстрее не уберемся отсюда, мы встретимся с тем, что пробудило в них страх, лицом к лицу. Достань Семя Ветра, Рожденный в Наг-Туоле.

Герфегест молча стащил через голову свинцовую миндалину на платиновой цепочке.

Провернув половинки миндалины, как некогда показал Горхла, извлек Семя. Он уже давно не видел его. С того самого дня, как погибла Тайен.

Горхла бережно, двумя пальцами взял Семя, как оценщик драгоценных камней берет редкий черный алмаз. Прищурив глаз, Горхла внимательно изучил серую сущность.

– Ты умеешь извлекать из него пользу? – спросил Горхла у Герфегеста.

– Нет. Только Тайен умела.

– Тайен – понятно, Тайен – совсем другое дело… – загадочно пробормотал Горхла. – Ну да ладно. Может, и у нас получится. Ты мне позволишь его съесть?

Герфегест посмотрел на Горхлу, как на умалишенного.

– Съесть?

Горхла не ответил. Семя Ветра уже исчезло у него во рту.

4

Герфегест с трудом приходил в себя. Он определенно полулежал. Что-то твердое давило ему в затылок. Он определенно был жив. И даже был в состоянии припомнить кое-какие недавние события.

Перед глазами, расплываясь радужными пятнами, колыхалось лицо Киммерин. Очень болела шея и нос.

– Кя-хра-нус Си-ахр-и-а-хревой Ахр… – прохрипел Герфегест.

Он хотел сказать: «Клянусь Синевой Алустрала, я прикончу этого недомерка». Но получилось не очень-то, поэтому он почел за лучшее замолчать.

Киммерин протянула ему круглый кувшин с узким горлышком. Герфегест потянулся за ним и, к стыду своему, у него ничего не вышло. Пальцы ухватили пустоту в двух пядях от кувшина.

Киммерин, насколько он мог разглядеть, усмехнулась и, ласково поддержав его голову, поднесла кувшин к самым его губам.

Он сделал несколько жадных глотков. Две струйки жгучей жидкости безвозвратно убежали по его подбородку, но что-то все-таки попало в рот и растеклось по телу бурным горячим потоком.

Очень похоже на варанский гортело. Но куда крепче, да вдобавок настояно на красном перце. Из небытия в памяти Герфегеста воскресло слово «сельх». Да, правильно, в Алустрале это называется «сельх».

Питье простолюдинов и наемных воинов. Благородные Дома не пьют сельх. Семь Благородных Домов Алустрала пьют кровь из сердец своих врагов и нектар из уст своих возлюбленных. Значит, в трюмных кувшинах был не только виноградный сок.

Вопреки предрассудкам Семи Благородных Домов Алустрала, сельх оказал на Герфегеста благотворное воздействие. Кусочки разбитого витража вновь собрались вместе и он вспомнил.

Семя Ветра исчезает во рту Горхлы. Он, Герфегест, разъяренный таким бессовестным поступком Горхлы, бьет его… Нет, похоже, Горхла уклоняется и…

Дальше память отказывалась помнить, но, предприняв несколько осторожных попыток шевельнуть головой вправо-влево, Герфегест догадался, что Горхла применил к нему «мягкий» вариант удара «барабан Его Величества». Причем сделал это столь профессионально и выверено, что даже его, Идущего Путем Ветра, натренированное тело не смогло ничего противопоставить вредоносному намерению карлика.

– Я убью вашего проклятого Горхлу, – проворчал Герфегест вполне серьезно. Целительное вмешательство сельха вернуло ему голос, но от «барабана» по-прежнему шумело в ушах.

Киммерин сделала предостерегающий жест рукой.

– Не спеши, милый. Во-первых, Горхла, если захочет, убьет тебя быстрее. Во-вторых, он сделал главное – каракатицы вернулись.

В подтверждение слов Киммерин прямо на ноги Герфегеста шлепнулось скользкое, покрытое внушительными присосками щупальце толщиной в туловище десятилетнего ребенка. Герфегест, вздрогнув, поджал ноги.

Киммерин рассмеялась.

– Не бойся. Это руки Сеннин. Так зовут предводительницу наших морских лошадок.

Герфегест, вымученно улыбнувшись удачному имени (императрица Сеннин славилась неимоверной длиной рук и более чем неимоверной алчностью; алкала она отнюдь не крови – мужчин), неуверенно поднялся на ноги.

Зрелище, открывшееся его неспешно просветляющемуся взору, можно было найти по-своему трогательным.

Над бортом нависала уродливая голова с крепким загнутым клювом. В стороны от клюва расходились двенадцать длиннейших щупалец. Большинство из них льнуло к Горхле, стоявшему к каракатице вплотную.

Горхла нежно поглаживал Сеннин по мокрой коже, на которой Герфегест разглядел тавро в виде полумесяца, обращенного рогами кверху. Два глаза каракатицы, прилепленные в том месте головы, которые Герфегест крайне условно мог назвать щеками, не выражали ничего осмысленного. Да и не должны были выражать.

Горхла прошептал Сеннин что-то ласковое, в последний раз одобрительно похлопал ее по клюву и, поднеся к губам флейту, извлек из тростниковой плоти низкий гудящий звук.

Сеннин нехотя подобрала щупальца и исчезла за срезом фальшборта.

Только теперь Герфегест обратил внимание на ярмо, плотно обхватывающее ее заголовье в том месте, где у каракатицы была широкая кожистая складка, отдаленно напоминающая воротник. От ярма тянулись канаты к «воротилу». Еще четыре пары канатов слегка шевелились. Герфегест с затаенным восторженным ужасом представил себе тридцатилоктевые тела их «лошадок», которые сейчас безмолвно ворочаются где-то в толще воды.

Горхла обернулся. Герфегест исподлобья посмотрел на него, не зная, что сказать и стоит ли говорить что-либо. Может, вообще извиниться?

– Иначе было нельзя, – бесстрастно сообщил карлик, приближаясь к Герфегесту. – Иначе мы бы остались здесь, а даже лишние полчаса в Калладире станут роковыми. Мы могли проиграть все.

– Мы и так проиграли все, – парировал Герфегест. – Считай, что мир уже сокрушен. Потому что теперь на пути у Гамелинов не стоит Семя Ветра.

– Бла-бла-бла, бла-бла, – задорно перекривлял Герфегеста Горхла и сплюнул на ладонь Семя Ветра. Целое и невредимое.

5

Горхла вновь встал у «воротила» и тихонько заиграл на флейте.

Киммерин заняла место помощника справа от него, Двалара уселся на палубу слева. Герфегест, чувствующий себя несколько неловко после инцидента с мордобитием, удалился на корму.

Гавань Калладира была велика. Прежде чем стать Старым Портом, Калладир именовался Первым Портом, и через него шла оживленная торговля Алустрала с Сармонтазарой. И было это не так уж давно. Каких-то шесть веков назад, до Первого Вздоха Хуммера.

Влекомая пятеркой мощных каракатиц, «морская колесница» споро отошла на пол-лиги от пристани.

Выход из гавани был защищен со стороны моря грубым, но зато неподвластным стихиям молом из цельных скал. Герфегест в детстве слышал легенду, что мол строили Медные Люди – дар Калладиру от Лишенного Значений. В Медных Людей Герфегест, как ни странно верил, а вот в темную историю о том, как погиб Калладир, – не очень-то.

История была проста:

 
«Густая Вода пришла из Пустот —
Сожрала людей, сожрала скот».
 

Триста локтей отделяли их от узкого выхода в открытое море, который в лучшие времена Калладира стерегла легендарная Золотая Цепь.

Что это – просто ли цепь из золота или имя какого-то существа, – Герфегест не ведал. Да и была ли она вообще когда-либо – эта Золотая Цепь?

6

Воздух наполнился дрожью молниеносно.

Герфегест с ужасом наблюдал, как холмы вокруг Калладира задернулись дымчатой пыльной пеленой. С глухим рокотом что-то обрушилось в глубине руин. Но самое страшное началось спустя несколько мгновений.

Пыль полностью заволокла закатное солнце. Воцарилась предштормовая мгла. Вдруг при почти полном безветрии пыль уплотнилась в нечто, напоминающее грязный войлок, и, сворачиваясь, устремилась вниз, в гавань. Она вошла в воду и началось настоящее безумие.

У берега вспучилась студенистая волна. От нее вверх, по руинам Калладира, поползли длинные ветвистые отростки. Они явно искали пропитания.

Что будет потом, когда это убедится, что все доступное поеданию было съедено в Калладире шесть веков назад, Герфегесту думать не хотелось. «Только сумасшедший может жить рядом с Густой Водой», – вспомнились Герфегесту слова Нисореда.

Его спутники тоже заметили приход Густой Воды. И не только спутники.