Текст книги "Боевая машина любви"

Глава 6
Что осталось от Пиннарина

Отличается исполнительностью и настойчивостью, граничащими с фанатизмом.

Из личного листа эрм-саванна Эгина

Архив Свода Равновесия

1

О Пиннарин, колыбель Пенных Гребней Счастливой Волны!

Едва ли половине построек варанской столицы посчастливилось уцелеть. Но до Нового Ордоса по размаху разрушений Пиннарину было далеко.

К тому же когда Эгин, Есмар и пятеро матросов, которым выпал жребий провожать Эгина в Пиннарин с целью получения гонорара, вошли в город через полуразваленные Южные ворота, самые ужасные картины катастрофы успели смениться менее ужасными.

Как обычно, больше всего досталось городской бедноте.

Кварталы Коричневого Кольца, некогда застроенные наспех двухэтажными домами из плохо обожженных кирпичей, рухнули при первых же толчках, погребая под собой многодетные семьи ремесленников, мелких торговцев, попрошаек, матросов.

Чертог Усопших тоже не выдержал натиска стихии. Поэтому трупы складывали штабелями на улицах.

Было холодно. И все равно в столичном воздухе витал тепловатый и сладкий душок тления.

Красное и Желтое Кольцо пострадали меньше, хотя и там многим зданиям пришлось худо.

Во дворце Сиятельной рухнули два флигеля и провалились крыши многих других строений.

«Сиятельная, наверное, сейчас занята непростым вопросом: стоит ли четвертовать придворного архитектора из-за того, что обвалились два флигеля, или следует отменно наградить его за то, что обвалились всего два из восемнадцати?» – подумал Эгин.

Зато громада Свода Равновесия по-прежнему возвышалась над городом, кутаясь в кисею серого тумана.

Только гигантская двуострая секира на вершине Свода не устояла на своем месте и знаменитый голубой купол, под которым находился кабинет гнорра, потерял большую часть своего зловещего великолепия.

Впрочем, Эгин, который готовился к худшему, отсутствием секиры не впечатлился. Его волновали другие вопросы: где искать Альсима и жива ли Овель?

– Интересно, работают ли лавки? – поинтересовался Есмар, который после Нового Ордоса потерял способность дивиться картинам катастрофы, зато не забыл о своих планах быстрого обогащения.

Эгин не нашелся, что ответить. С таким же успехом Есмар мог спросить: «А где здесь можно найти померанцевые пластыри от мозолей?»

2

«Шилол бы тебя подрал, Альсим, вместе с твоими письмами», – в сердцах повторял Эгин, двигаясь по Желтому Кольцу. Он без устали корил себя за то, что ввязался в это дело.

Жилья на Желтом Кольце не нашлось.

«Значит, пойдем на Красное», – вздохнул Эгин. Он помнил, сколько стоит жилье с видом на дворец Сиятельной. Но ночевать на улице не хотелось.

Наконец Эгин решился и пристроил Есмара с пятерыми матросами в гостинице с многообещающим названием «Обитель блаженства».

Стены «Обители» пошли трещинами, штукатурка обвалилась, оконные стекла высыпались на мостовую. Воздушное отопление не работало. Но в целом гостиница производила впечатление сравнительно сносного жилья.

Судя по всему, так полагал не только Эгин. В дверях гостиницы он нос к носу столкнулся с двумя экзотически одетыми аристократами – не то северянами, не то, наоборот, настоящими магдорнскими южанами, которые, памятуя о предстоящем путешествии в «северный» Варан, вырядились с расчетом на местную дождливо-слякотную зиму.

Странная это была пара, и даже нелюбопытный Эгин остановился, чтобы полюбоваться ею.

Среднего роста мужчина, в ярко-алом кафтане с золотым шитьем. Мужчина гордо нес свой живот, похлопывая по руке чем-то, напоминающим сложенный змееживой бич. Его спутницей была высокая женщина, чьи глаза лучились уверенностью и природной силой.

Женщина скользнула по Эгину невидящим взглядом – чувствовалось, что не замечать глазеющих на нее мужчин вошло у нее в привычку.

Вопреки своему величественному виду пара темпераментно переругивалась, да так негалантно и громко, что было слышно на всю улицу.

Переругивались они в столь высоком темпе, что Эгин разобрал одно-единственное слово, которое на харренском значило «полудурок, не понимающий на каком свете он находится». Кажется, так женщина называла мужчину.

«Значит, скорее всего северяне», – заключил Эгин.

– Здесь заведение высокого класса, – холодно начал приказчик, пытаясь на глаз определить, водятся ли у Эгина деньги. – У нас останавливаются даже иностранные бароны.

– Неужели? – с сомнением осведомился Эгин.

Не то чтобы заведение казалось ему недостойным. Но бароны… Нет, бароны-северяне останавливаются в дипломатической гостинице – это Эгин знал совершенно точно. Как и то, что в дипломатической гостинице все, включая поварят, являются друзьями (читай: стукачами) Свода.

– Клянусь здоровьем жены. Настоящие бароны! Вон они, кстати, только что из дверей вышли… Видели?

– Ну… если это были те самые бароны… – улыбнулся Эгин.

«Можно подумать, здесь могли быть еще какие-то другие!»

После созерцания загадочных северян и хвастовства приказчика Эгин совсем не удивился, когда за крохотную каморку с него было спрошено как за восьмикомнатные апартаменты с вызолоченными ночными горшками. Все-таки иностранные бароны обязывают!

Эгин скрепя сердце согласился. Уж очень не хотелось ночевать на улице.

Матросы ни за что не соглашались отпускать Эгина на поиски «богатого столичного гиазира» в одиночестве.

Пришлось оставить им в качестве залога свой меч вместе с ножнами из акульей кожи.

Ни один благородный гиазир не продаст, не заложит и не бросит свой клинок. Это матросы знали так же хорошо, как то, что Вараном правит Сиятельная Княгиня, а не, допустим, конь в камзоле.

Эгину не нравилась эта идея. Но идти к Альсиму в таком блестящем обществе ему не нравилось еще больше.

«Что ж, придется гулять по разоренному Пиннарину без оружия», – вздохнул Эгин, ловя на себе совершенно сумасшедшие взгляды совершенно сумасшедших людей, слоняющихся по Красному и Желтому Кольцу.

Кое-кто громко звал своих пропавших без вести близких, кто-то попрошайничал или пытался обменять личные вещи на еду.

Благородные гиазиры и низкородные бродяги смешались в одно безумное уличное варево, которое мутными потоками растекалось по улицам полуразрушенного города.

Эгин помнил, где следует искать Альсима. Как и положено пар-арценцу, Альсим имел должность-прикрытие и, разумеется, свой дом на Красном Кольце, свой выезд и своих слуг.

Эгин прекрасно помнил, что человек, которого он и его бывшие коллеги по Своду Равновесия знают как балагура и умеренного похабника по имени Альсим, известен жителям столицы как Четвертый Носитель Малой Печати Дома Недр и Угодий Ера окс Ланай.

А его особняк называется «Дом Герольдмейстеров» – это Эгин тоже помнил.

Чтобы попасть к Дому Герольдмейстеров, пришлось заложить изрядный крюк, ибо по странной прихоти природы один квартал Красного Кольца все-таки обвалился полностью.

Впечатляющие воображение завалы высились там, где некогда располагались театр, самая известная в столице лавка кружев «Респект» и дом главы Иноземного Дома. Сюда Эгин, живя некогда под фальшивой личиной чиновника все того же Иноземного Дома Атена окс Гонаута, был зван на молочного поросенка с розмарином. Кажется, глава Иноземного Дома присмотрел тогда молодого Эгина-«Атена» в кавалеры своей младшей дочери.

«А может, и не присмотрел…» – подумал Эгин, осознавая, что с тех времен для него успела пройти вечность. Или две.

3

Когда Эгин увидел, что Дом Герольдмейстеров в целом устоял, у него отлегло от сердца.

Он бодро взбежал на крыльцо. Ни молоточка, ни шнурочка… Ничего, чем посетитель мог бы культурно провозвестить свое появление.

Помявшись, Эгин как следует двинул в дверь кулаком.

Довольно долго внутри не было слышно никакого движения.

Эгин двинул еще раз.

«Неужели Альсим съехал? Надо же быть такой скотиной: съехать – и ни строчки не написать в письме!»

Эгин ведь все-таки не был в столице уже больше двух лет. Сколько всего могло измениться за это время!

Наконец привратницкое окошко отворилось. Через решетку Эгин увидел незнакомое лицо немолодого человека, заросшее черной щетиной.

– Желаю видеть милостивого гиазира Еру окс Ланая, – вполне конспиративно начал Эгин.

– Это совершенно невозможно, – монотонно, как механическая кукла, отвечал привратник.

– Это ведь Дом Герольдмейстеров? – переспросил Эгин, окидывая фасад траченного стихийным катаклизмом строения более внимательным взглядом.

«Мало ли! Может, и правда ошибся, перепутал?»

– Да, это Дом Герольдмейстеров, – без выражения ответили из окошка.

– Значит, он принадлежит Ере окс Ланаю. Верно? – Эгин сдобрил свои слова светской улыбочкой.

– Неверно.

– Кому же он принадлежит сейчас?

– Сейчас он продается.

– А где гиазир окс Ланай?

– Не могу знать.

– Когда он съехал?

– Четыре дня назад.

– Прямо во время землетрясения? – с нарочитым сомнением поинтересовался Эгин. – Вот прямо так: стены падают, а слуги кресла с зеркалами на подводы грузят?

– Не могу знать.

Эгин заметил, что в глазах привратника мелькнула тень замешательства.

– А кто может знать? – с нажимом спросил Эгин.

Вместо ответа привратник, не выдержавший словесного состязания, захлопнул окошко. Но не ушел. Он стоял с той стороны двери и ожидал реакции Эгина.

Эгин осознал, что следует срочно менять репертуар. Видимо, с Альсимом и впрямь неладно. Если упустить момент – будет поздно. Прямо здесь, в Доме Герольдмейстеров, нужно выяснить все, что только знает эта мелкая шушера.

– Ладно, мне надоел этот маскарад, – с усталым вздохом произнес Эгин. Он был уверен, что привратник его слышит. – Я прибыл сюда из Нового Ордоса с поручением к господину Альсиму. Я – аррум Свода Равновесия. Открывайте дверь.

– Покажите Внешнюю Секиру, – пробурчал из-за двери привратник.

– Увольте. Это вы покажите мне вашу. Бьюсь об заклад, я старше вас по званию по меньшей мере на ступень. Думаю, Йор, пар-арценц вашей родной Опоры Единства, не придет в восторг от вашей непочтительности, когда я расскажу ему, как вы со мной разговаривали.

Сказано это было с унылой ленцой бывалого служаки. То есть именно так, как разговаривают старшие офицеры Свода.

О том, что все его вранье пойдет коту под хвост в случае, если достопочтенный кровопийца Йор уже не пар-арценц Опоры Единства, Эгин старался не думать.

Спустя два коротких колокола привратник снова открыл окошко и смерил Эгина взыскующим взглядом служивого.

«Э-э, да я, кажется, попал в яблочко! Долгие лета господину Йору, который не по зубам даже саблезубым коллегам-паукам из Опоры Единства!» – с облегчением подумал Эгин.

Поколебавшись с минуту, привратник открыл дверь. Все-таки никто, кроме княгини и старших офицеров Свода, не знал истинных имен пар-арценцев. Точно так же, как Альсима все, включая членов Совета Шестидесяти, знали под именем Ера окс Ланай, Йор был известен при дворе, во флоте и в армии как Вурм окс Шаатта.

Эгин вошел.

Лязгнули дверные засовы за его спиной.

– Ну, моя вот, – сказал привратник и сунул под нос Эгину жетон эрм-саванна.

Как и положено, Сорок Отметин Огня отозвались своему владельцу резвыми искорками.

– А моя – вот, – спокойно сказал Эгин. В переносицу эрм-саванна врезался его тяжелый кулак.

В ту же секунду другой кулак Эгина повстречался с солнечным сплетением привратника.

Вот уже два года, как у Эгина не было Внешней Секиры – как, кстати, и Внутренней. Ему нечего было показывать.

Привратник, кряхтя и плюясь кровью, скорчился у дверей. А Эгин, сдернув с карниза портьеру из тяжелого кружева, уже вязал его по рукам и ногам.

Он был совершенно уверен в том, что эрм-саванн вообще не понял, что происходит.

Обычные человеческие существа не мыслят в таких промежутках времени, в каких научил мыслить Эгина последний маг народа эверонотов господин Авелир.

Потому что слова «Раздавленное Время» почти ничего ни для кого не значат.

Эгин не стал рукоприкладствовать дальше. Он был уверен – привратник запомнил мощь его ударов и не станет подставляться под них снова.

Все внутренности привратника жгло, как огнем. Сотня раскаленных игл медленно входила в его мозг. Плавая на волнах боли, привратник пытался сообразить, где ставят такие удары. Но ничего путного не шло ему в голову.

Тем временем Эгин умудрился полностью спеленать свою жертву. Потрепав эрм-саванна по щекам, он заставил его открыть глаза.

– Слушай меня, эрм-саванн, внимательно. Ты слышишь?

Привратник судорожно кивнул.

– Я знаю, как убрать боль, которая сейчас подтачивает твой мозг. И я уберу ее, если ты скажешь мне правду. Советую тебе не торговаться со мной. Ты понимаешь меня, эрм-саванн?

– Да, – прошептал привратник.

– Спрашиваю тебя еще раз. Где Альсим?

– Я не знаю. Не знаю! Меня приставили сюда вчера… Говорили, что по указанию самого гнорра… Здесь уже никого не было.

– Кто еще есть сейчас в этом доме?

– Мой напарник… Он сейчас спит…

– Какое поручение дали вам в Своде?

– Просмотреть все вещи… Прочитать все письма… Сообщать обо всем подозрительном… Обо всех, кто приходил…

– Где слуги Альсима?

– Когда мы сюда пришли, в доме никого не было.

– Сколько дней ты здесь?

– Один день! Ровно один! – прохрипел привратник.

– Как ты думаешь, что случилось с Альсимом?

– Я ничего не думаю… Меня не учили думать! Меня учили выполнять приказы…

– Альсим жив? – Эгин приблизился к лицу лежащего на полу привратника почти вплотную. Его колено давило в живот несчастному, причиняя ему невероятную боль.

Эгину очень не нравилось то, что он делал с привратником. Но других вариантов быстро узнать правду у него не было. Ничем иным, кроме иссушивающей мозг боли, заставить офицера Свода переступить через так называемый порог правды было невозможно.

Судя по выражению лица эрм-саванна, но главное – по беззащитным мыслям-рыбкам, сновавшим у самого дна его глаз, он действительно не лгал Эгину.

– Не знаю… я не знаю! Я не знаю-ю-ю! Мне никто ничего не объяснял, мне никто ничего не докла…

Но Эгин не дослушал. На лестнице, ведущей в покои второго этажа, скрипнула половица. Эгин почувствовал присутствие другого человека. Возможно, напарника эрм-саванна.

Спустя секунду воздух рассекла сталь метательного кинжала.

Эгин бросился на пол и, перекатившись, оказался в самом темном углу прихожей.

С характерным струнным звуком метательный кинжал встрял в деревянный пол на расстоянии в ширину ладони от головы привратника.

Эгин мгновенно пришел к выводу, что хоть рукопашной офицеры Опоры Единства толком и не обучены, зато кинжалы метать у них получается вполне профессионально.

Если бы он не выполнил опережающего уклонения, между его шейными позвонками сейчас звенела бы сталь из кузниц Свода.

Противник затаился. Эгин тоже не спешил обнаруживать себя.

Привратник начал возиться в своих путах, стремясь высвободиться из них и, возможно, прийти на помощь товарищу.

«Мы еще повоюем!» – так следовало понимать его упрямство. Однако боль и слабость делали его попытки тщетными.

Шло время. Эгин привстал на одном колене.

Лестница на второй этаж была укрыта роскошной ковровой дорожкой. Такие изготовлялись только по особому заказу из бобровых шкурок, нашитых на сукно.

Насчет этой самой дорожки из бобровых шкурок Эгин некогда слышал на дружеской пирушке следующую инсинуацию: дескать, ночами пар-арценц Альсим любит прогуливаться по дому голым и босым. Вот потому-то, чтобы ноги не мерзли, он и измыслил себе такие ковры.

Мастер кинжала из Опоры Единства начал тихо, словно ласка, спускаться по лестнице.

Вот сломалась под стопой офицера сосновая иголка, лежащая на ковровой дорожке, вот дерево еле слышно отозвалось опустившейся на него пятке…

Эгин не был уверен, что два года назад, став аррумом, то есть пройдя через Второе Посвящение, он мог бы слышать то, что он слышал теперь. Но на Медовом Берегу его человеческий слух явно улучшился и стал более чем человеческим.

«Жаль только, что применять его приходится в точности так же, как два, три или пять лет назад».

Судя по звукам, противник Эгина преодолел уже четыре ступеньки.

Это значило, что еще два шага – и он окажется на финишной прямой, отделяющей его от ступенчатого спуска в прихожую, а значит, он снова станет метать в Эгина кинжалы. В темноту или в Эгина – в данном случае не столь важно.

Как вдруг в этот момент вся разыгрывающаяся сцена показалась Эгину до крайности неуместной.

Более того – виденной им в тех или иных вариациях великое множество раз.

Ему надоело таиться.

Надоело противостоять.

Возможно, потому, что он знал – ни спеленутый эрм-саванн, ни его напарник, недурно управляющийся с кинжалами, не являются для него равными противниками. Вопрос, являются ли они вообще противниками. Так почему же он, Эгин, тратит на весь этот фарс драгоценные мгновения собственной, не такой уж длинной жизни?

С такими мыслями Эгин выскочил из своего укрытия, подбежал к краю лестницы, крепко-накрепко схватил руками край ковровой дорожки и что было сил дернул ее на себя.

Эгину повезло. Его визави успел ступить на край дорожки, но когда дорожка вдруг резко поехала вниз, он не успел сделать ровным счетом ничего.

Эгин стремительно тащил дорожку на себя, а вместе с ней по крутой лестнице Дома Герольдмейстеров кубарем катился второй офицер, приставленный гнорром Свода Равновесия для наблюдения за домом Альсима.

Связку метательных кинжалов, с которыми он вступил на тропу войны, офицер выронил сразу же. Эгин слышал, как рукояти кинжалов звякнули, ударившись о лестничные перила.

Спустя минуту грохот утих. Кинжал, предусмотрительно выдернутый Эгином из досок пола, уже приблизился к горлу молодого офицера.

На офицере были только светло-серые рейтузы и несвежая рубаха, которую тот даже не успел перехватить поясом. Похоже, привратник не соврал: его напарник еще совсем недавно мирно посапывал в покоях Альсима.

– Офицер, поверьте, вам нет никакого смысла снова ввязываться со мной в драку. Ничего хорошего из этого не получится. Разве что я могу случайно вас убить, а мне бы этого не хотелось. Поэтому извольте проследовать сюда.

Осторожно, но крепко взяв парня за волосы сзади, Эгин, не опуская кинжала, повел его туда, где, как он знал, расположен нужник.

После этого Эгин, наподдав для острастки по почкам, запер Мату, рах-саванна Опоры Единства, в мраморном нужнике дома чиновника Иноземного Дома Еры окс Ланая. Затем он еще туже затянул узлы на изрыгающем проклятия привратнике и поспешил наверх, в комнату Альсима.

Эгин все еще не терял надежды прояснить для себя, что же здесь, Шилол всех разнеси, происходит. Или, в крайнем случае, раздобыть в доме Альсима немного денег.

4

Кабинет Альсима выглядел так, будто его только что покинул хозяин.

Спираль с излюбленным Альсимовым благовонием «лесная птица», составленным из восемнадцати ароматов, среди которых преобладали чабрец, жимолость и багульник, стояла на подставке для благовоний незажженной. В комнате витал легкий болотный аромат.

«Сюда не так уж часто заходили, – определил Эгин, – иначе тонкий запах лесов Северной Лезы выветрился бы от постоянных сквозняков за день. Да и без сквозняков он не продержался бы больше двух дней. Из этого следует, что по крайней мере позавчера Альсим еще жег свою любимую пакость. Значит, офицеры все-таки сказали правду».

На спинке рабочего кресла висел расшитый жемчугом чиновничий камзол со знаками отличия чиновника Дома Недр и Угодий.

На столе стоял стакан с жидкостью для полоскания рта.

У Альсима, и Эгин это помнил, частенько болели зубы. А походы к Знахарю Свода пар-арценц любил той же трепетной любовью, какой маленькие девочки любят пауков и мокриц. Эгин осторожно взял в руки стакан и посмотрел его на свет.

Оставленная некоторое время назад без движения жидкость начала отстаиваться. Осадок стал понемногу собираться внизу – там цвет раствора был интенсивнее, чем сверху. «По крайней мере три дня назад Альсим был еще здесь…»

Если бы Альсим не прикасался к стакану неделю, следы разложения раствора были бы более явными. Если бы он брал стакан в руки вчера – жидкость тоже выглядела бы не так.

«Значит, буквально до последних дней у Альсима все было в относительном порядке, иначе едва ли у него нашлось бы время печься о своих зубах. А потом? Потом начались неожиданные неприятности. Если после землетрясения, когда люди Свода нужны буквально всюду, в доме у Альсима находят возможным оставить двух дуроломов, значит, эти неприятности очень серьезны. Неужто Альсим впал в немилость у Лагхи?»

Эгин бросил беглый взгляд на бумаги, которые лежали на столе. На чернильницу, под хрустальной крышкой которой плескались свежие темно-малиновые чернила.

«Считаю правильным направить двух рудознатцев в район Нашлаимского хребта». И подпись: Ера окс Ланай.

«Это Альсим тренировался исполнять перед иностранными лопухами роль чиновника Дома Недр и Угодий», – сразу понял Эгин.

«Драгоценный Ваин, жду тебя сегодня вечером. Прихвати доску. Свою я залил компотом». «А это Альсим зазывал кого-то на партию в Хаместир, да письмо не отправил».

А это?

Перед Эгином лежал белый лист бумаги, на котором было изображено нечто, отдаленно похожее на большого медведя. Или медведицу.

Страшные, глубоко посаженные и по-человечески выразительные глаза были проработаны Альсимом с особым тщанием. Могильным холодом веяло от фигуры зверя и от странной фарфоровой чашки для крюшона, которая стояла у его передних лап.

Убедившись в том, что с обратной стороны не написано ничего важного и что бумага не содержит следов тайнописи, Эгин вернул лист с медведицей на стол.

Да, так он и думал. Офицеры Свода не оставляют на своих столах важных бумаг.

«Значит, придется искать деньги», – вздохнул Эгин.

Ему ничего не оставалось, как споро выворотить на пол содержимое верхних ящиков стола, опустошить шкатулку с ерундовыми драгоценностями и прихватить кошелек с семьюдесятью золотыми аврами, который спокойно лежал нетронутым на тумбочке возле кадки с засыхающим миртовым деревцем.

«Будто меня дожидался!» – подумал Эгин и спрятал кошелек за пазуху.

– У тебя твердая рука. Неплохо управляешься с кинжалом, – сказал Эгин рах-саванну, которому посчастливилось пересчитать ступени лестницы при помощи своих ребер.

– Благодарствую, – буркнул тот, с опаской поглядывая на Эгина.

– Развяжи своего друга, – бросил Эгин, указывая ему в сторону скорчившегося в муках привратника. – И скажи ему, что через час боль уйдет.

Офицер бросился выполнять указания Эгина.

– Между прочим, в ваших интересах ничего никому не рассказывать. Вам ведь не поверят, если вы скажете, что двух офицеров Свода одолел какой-то штатский грабитель. – Эгин выразительно потряс кошельком.

Бесшумно закрыв за собой дверь Дома Герольдмейстеров, он вышел на улицу и почти сразу исчез в ранних зимних сумерках.