Текст книги "До встречи в Лондоне. Эта женщина будет моей (сборник)"

Глава 7
Wait for the cat to jump
Подожди, пока кошка не прыгнет

В гостинице Ледников сначала принял душ, а потом выгреб из холодильника лед, завернул его в носовой платок, завязал концы и положил на пострадавшее плечо. К счастью, он, судя по всему, отделался только испугом. Когда лед растаял, он переоделся и отправился в гостиничный бар – надо было несколько снять напряжение, а пить в одиночестве не хотелось.

Бар, правда, был тоже практически пуст. Ледников на всякий случай проверил, нет ли среди посетителей мужчин с длинными белыми волосами, потому как приключений на сегодняшний день было достаточно. И хотя ничего подозрительного не обнаружилось, он сел за столик в самом темном углу, откуда были видны и бар, и входная дверь, а спину его прикрывали стены.

Сначала он хотел заказать виски, но, вспомнив, что в «Бельведере» пил водку, не стал мешать напитки.

Выпив первую порцию залпом, он решил заняться тем, что его отец неодобрительно называл «художеством». То есть исходя даже из немногих фактов, которые имелись в его распоряжении, попытаться домыслить ситуацию, основываясь на интуиции и воображении. Сам он относился к «художеству» серьезно. И основания на то были. Во времена, когда он трудился следователем, оно не раз выводило его на верную дорогу.

Однажды его направили в небольшой подмосковный городок для помощи тамошним коллегам. Городок был хоть куда. Как ему сразу объяснили, из проживающих тут мужчин чуть ли не восемьдесят пять процентов были ранее судимы. Надо было помочь местным пинкертонам вычислить серийного маньяка, убивавшего женщин, а потом уродовавшего трупы. Задушив жертву, убийца затем швырял на бездыханное уже тело что-то очень тяжелое, то, что оказывалось рядом. В первом случае это была железная балка, во втором – рельс, в третьем – камень… Следов спермы на несчастных не было, деньги, документы и ценности оставались нетронутыми. То есть, уродуя тела, он не пытался затруднить милиции установление личности жертв. Там было что-то другое…

Съездив на место преступлений, осмотрев фотографии, сделанные там, Ледников пришел к нескольким очевидным выводам. Убийца явно обладал громадной физической силой – бросал тяжести на жертв с высоты человеческого роста. То есть он явно поднимал эти штуковины над головой. При этом рельс, который, судя по оставленным следам, лежал на боку, он сначала перевернул таким образом, чтобы его было удобно взять так, как штангист берет штангу. То есть, сообразил Ледников, это должен быть штангист с отработанными за годы тренировок навыками, которые отложились в его сознании и психике. Каждый раз срабатывала «память мышц». Известно, что штангисты, зафиксировав вес, обожают грохнуть потом штангу на помост, находя в этом какой-то особый кайф, особый шик. И не понятное другим удовлетворение. Ну, видимо, у него были и специальная походка культуриста из-за гипертрофированных бедер, накачанная шея, специфическая посадка головы из-за слишком развитых мышц спины… Летом он, видимо, носил маечки с глубоким вырезом на груди и желательно без рукавов…

Итак, маньяк-штангист… Но ведь следов сексуального насилия нет… Он что, убивал из психопатического желания убить?

Правда, кое-какие признаки изнасилования все-таки были – разорванная одежда, синяки на внутренней поверхности бедер жертв… Но и только. Значит? Значит, попытки были… Дальнейшее сложилось в голове Ледникова моментально и вполне «художественно» – он словно увидел живую картинку.

Убийца практически импотент и не способен на полноценный половой акт. И это – последствия неумеренного употребления анаболиков, чем грешат многие штангисты и культуристы. То есть, набросившись на женщину и убедившись, что на сексуальное насилие он не способен, маньяк в ярости от унижения и собственного бессилия душил жертву, а потом хватал что-то, заменявшее ему штангу, привычным движением поднимал над головой и так же привычно бросал ее на жертву, неким образом компенсируя только что испытанное унижение… И никаких тебе вазэктомий.

Когда Ледников нарисовал «портрет» маньяка местным оперативникам, они только переглянулись и тут же отправились в путь. Как оказалось, они хорошо знали этого мужика, но никогда не думали, что у такого накачанного громилы могут быть проблемы с эрекцией.

Ледников заказал еще порцию водки и перешел от мрачных российских воспоминаний к суровой английской действительности.

Что мы имеем на сегодняшний вечер? Еще более укрепившуюся уверенность, что в деле об исчезновении Рафы перепутались разные интересы различных действующих лиц. На сегодня можно говорить о двух конкретных – Беловолосый и Алекс. Начнем по порядку.

Беловолосый, судя по всему, поставлял журналисту Кросби материалы, из которых тот готовил свою стряпню об исчезновении Муромского. Цель очевидна – помешать сделке по RWG, заодно скомпрометировав в глазах Седрика, его аристократической родни и британской общественности Гланьку. А вот Гланька в данном случае – цель или средство? Для чего охотятся на нее? Только потому, что ее в нынешней ситуации ничего не стоит представить агентом КГБ?

Итак, Беловолосый с помощью Кросби организует скандал. Откуда-то он узнает о прибытии Ледникова в Лондон и предлагает Кросби продолжить свое «расследование», для чего приносит ему дискету с материалами. Откуда он их берет? Вопрос, к которому нужно будет вернуться…

Кросби на глазах у Ледникова отказывается от предложения Беловолосого продолжать кампанию и, как выразилась Гланька, погибает. Имеет ли Беловолосый какое-то отношение к его смерти? В принципе, она ему выгодна. Да, он убивает человека, который ему помогал, но смерть этого человека может наделать еще большего шума. А продажных журналистов и без Кросби пруд пруди. К тому же смерть Кросби хороша и тем, что не нужно искать новых исполнителей среди английских журналюг. Загадочная смерть Кросби уже сама по себе повод для скандала и вызывает особое внимание к его последним материалам. А его последние материалы – об исчезновении Рафы Муромского и намеки на участие в этом оперативном мероприятии Гланьки… Сплошные дивиденды получает беловолосый дяденька от смерти сильно пившего журналиста Кросби!

А теперь о сегодняшней попытке убить господина Ледникова… И сразу возникает сомнение – а было ли желание убить? При желании Беловолосый мог убить его без всякого труда. Он просто не стал этого делать. Значит – не хотел. Или получил другое задание. Например, запугать, предупредить, что не надо лезть не в свои дела…

И вот тут важнейший вопрос: этот Беловолосый, он кто? Местный бандит или свой брат, русский? Он только исполнитель или действующее лицо?

Одни вопросы… Может быть, завтра Крейг расскажет что-то интересное.

А теперь Алекс… Наш милый и обаятельный Алекс. Который свел Седрика с Муромским и был очень заинтересован в том, чтобы сделка между ними состоялась. Который аккуратно выпытывал у Ледникова, что его несет в Лондон. Который сам примчался в Лондон, дабы накрутить соответствующим образом Седрика. Который вполне мог быть причастен к публикациям Кросби. Который может вести свою игру или просто, что называется, выполнять свои обязанности. Очень много этого «который»…

Ледников допил водку и понял, что ничего у него не складывается. Конечно, «художественный» метод – штука испытанная, но сегодня он не работает. То ли удар Беловолосого отозвался и в голове, то ли по какой другой причине, но никакой живой убедительной картины сложить не удавалось. Не хватало фактуры, чтобы создать ее, слишком много пустот, чего-то важного он не знает…

Придумать, конечно, можно что угодно, но ведь ему-то нужна не сказка, а что-то очень похожее на правду. И потом, даже в сказках есть правила. Как говорил Гоголь, кажется, в сказке на яблоне могут расти золотые яблоки, но не золотые груши. Сразу чувствуется фальшь. А вот как раз с яблоками на яблоне пока дело плохо. Большой напряг.

И вообще, чего-то Гланька не звонит…

Ледников уже собирался уходить из бара, когда она позвонила.

– Ледников, ты как?

– Твоими молитвами. А ты? Отношения больше не выясняли?

– Да нет, он теперь обуян жаждой спасти меня от наемных злодеев. Сказал, что утром мы уезжаем в загородное поместье, где нас никто не найдет.

– А ты что?

– Я сразу вспомнила, как мы с тобой поехали спасаться на дачу, а нас там чуть не сжег тот самый псих, от которого мы скрывались.

– И все-таки тебе лучше уехать.

– Думаешь, так опасно?

– Просто чтобы успокоиться. Тебе надо прийти в себя. И потом, мне тоже будет спокойнее, если я буду знать, что ты в безопасности.

– Зря я тебя вызвала! – вдруг сказала она.

– Не говори глупостей. Да и поздно уже об этом думать. Мне нужна пара дней, чтобы собрать кое-какую информацию. Чего-то я упустил…

– Ледников, ты только не пропадай, ладно?

Гланька вздохнула и отключилась.

Глава 8
First catch your hare
Сперва поймай зайца

Утром Ледников едва успел открыть глаза, и мозг тут же деловито выдал результат ночных усилий: не хватает информации о Муромских. О всем семействе. Нужны детали, которые позволят создать действительно художественную картину, а не выморочный коллаж из обрывков газет.

Как честный человек, Ледников даже устыдился – уперся в Гланьку и свои переживания, связанные с ней, хотя надо было собирать информацию о Рафе Муромском, его сеньоре-мамаше, его окружении и делах… Непрофессионально работаем, дорогой товарищ, упрекнул он себя. Таких, как ты, если по-хорошему, отстраняют от следствия, потому что им мешают личные мотивы. Извиняет только то, что это неофициальное расследование.

Тут позвонил Крейг Вудгейт и сказал, что через час они могли бы встретиться в Гайд-парке и кое о чем переговорить.

– Только не рядом с «Уголком ораторов», Крейг! – засмеялся Ледников. – Это было бы уже пошло. И потом, пламенные чудаки уже давно только утомляют меня. Глядя на них, я впадаю в грех уныния.

– Здесь наши вкусы совпадают, Валентин, – согласился Вудгейт. – Недалеко от метро есть кафе прямо на берегу озера, давайте там. Только не внутри, а снаружи, денек сегодня неплохой.

Как истинный англичанин, он не мог не сказать хоть что-то о погоде.

Когда Ледников добрался до озера, Вудгейт был уже на месте. Он задумчиво и как-то печально смотрел на плещущихся в воде уток.

– В чем дело, Крейг? – спросил, поздоровавшись, Ледников. – У вас такое задумчивое лицо. Надеюсь, это не вазэктомия ввергла вас в такое состояние?

Вудгейт проницательно посмотрел на него.

– Вы много шутите, Валентин.

– Это плохо?

– Думаю, у вас были плохие отношения с начальством…

– Вы попали в самую точку, Крейг. Неужели это так заметно?

– Судя по всему, вы шутите со всеми, в том числе с начальниками, а они этого не переносят и не прощают.

– Что поделаешь, Крейг, – пожал плечами Ледников. – Знаете, в одной знаменитой русской книжке герой честно признается: да, я не люблю пролетариат. Так вот – я не люблю начальников. Потому что большинство из них хочет видеть в тебе не человека, а слугу, который должен быть во всем с ними согласен…

– Видимо, вам приходилось трудно на службе?

– Все мои служебные опыты заканчивались одинаково. Сначала начальство какое-то время терпело меня, потому как я приносил кое-какую пользу. А потом терпение заканчивалось. Причем сначала у меня. И начальство это видело. Ну и потом становилось ясно, что кто-то должен уйти. Не начальник же, согласитесь!

– Так можно вести себя, пока ты молод, – задумчиво сказал Вудгейт. – А когда на тебя обрушивается старость и надо думать о пенсии…

– Что-то случилось, Крейг? – счел нужным еще раз осведомиться Ледников.

– Вы знаете, что я сегодня прочитал в газете… Вот послушайте. «Повышение температуры и более засушливый климат в первую очередь ударят по нежным весенним цветам – золотистым нарциссам, белым подснежникам и синим диким английским гиацинтам, которые сейчас на протяжении всей весны в изобилии украшают собой британские парки, леса и пустоши…». Как вам это нравится? И дальше… «Следующими жертвами потепления биологи называют английские розы, буки и дубы». Вы знаете, я очень люблю гиацинты…

– Может, это только слухи? – попробовал утешить его Ледников.

– Увы, это доклад ученых. «Люди смогут выращивать у себя в садах тропические фруктовые деревья, но будут вынуждены и бороться с новыми видами сорняков», – говорится там. Зато погода даст возможность для распространения оливковых деревьев и пальм…

В это время мимо них прошли несколько нахохлившихся «паков», закутанных в шарфы. «Паками» Модест называл пакистанцев. Им пальмы и оливы будут только в радость. Вудгейт проследил за взглядом Ледникова и понимающе покачал головой.

– Слава богу, я до этого не доживу.

Он отложил газету в сторону.

– А теперь к делу, Валентин. Не то вы подумаете, что старик может только вздыхать и охать по поводу гиацинтов! Кое-какую информацию мне удалось раздобыть… С кого начнем?

– Давайте с журналиста, Крейг.

– Судя по тому, что рассказали мои агенты, он действительно отравился газом. Пьян он был чудовищно. В таком состоянии могло случиться что угодно.

– А нет ли следов пребывания в квартире других лиц?

– Никаких. Соседи ничего особенного не слышали. Если кто-то и был, то он очень грамотно замел все следы.

Вудгейт помолчал.

– Правда, один из моих людей, живущий как раз рядом с домом Кросби, видел поздно вечером неподалеку машину, к которой подбежал человек с длинными белыми волосами, уселся в нее и уехал на большой скорости… Вам это о чем-то говорит?

Ледников не стал спешить с ответом. Опять Беловолосый! Если это тот самый, значит, после неудачного разговора с Кросби в баре он навестил его дома… Рассказывать об этом Вудгейту? Но тогда надо рассказывать и о вчерашнем нападении у «Бельведера». Как он отнесется к этому? Он может подумать, что дело слишком серьезное, чтобы заниматься им, не ставя в известность полицию…

– Нет, Крейг, мне это ни о чем не говорит. Может быть, этот беловолосый спешил к жене от любовницы? Кто знает?

– Просто такие вещи стоит запоминать. Вдруг он встретится на вашем пути еще раз, и тогда уже можно будет считать, что это не случайность.

Ледников кивнул в знак согласия – спорить тут было не с чем.

– А теперь о вашем молодом соотечественнике. Он занимал роскошную квартиру, о которой моя дочь не может даже мечтать… В его квартире время от времени появлялись люди из России разной степени подозрительности. Среди них было много весьма эффектных девушек.

– Наши миллионеры не любят отказывать себе в чем-либо, – пожал плечами Ледников.

– Да, в этом мы убедились. Некоторое время назад у него сменилась экономка. Прежняя вдруг тяжело заболела и вернулась в Россию. Появилась новая, тоже из России. Ее зовут Валерия. Молодая женщина с темными волосами, всегда строго и элегантно одетая, очень деловитая и пунктуальная. Похоже, Муромский ей во всем доверял…

– А как насчет интимных отношений? – поинтересовался Ледников. – Молодые люди определенного склада питают слабость к женщинам, которые старше их по возрасту. А Рафа Муромский был явно обделен вниманием своей испанской матери.

– Об этом ничего не могу сказать, – пожал плечами Вудгейт. – Валерия ведет хозяйство, практически нигде не появляется. Но недавно у дома Муромского заметили мужчину, одетого как рок-музыкант… с длинными, почти белыми волосами…

Вудгейт сделал многозначительную паузу и принялся подчеркнуто внимательно следить за пируэтами уток на глади озера. Потом он повернулся к Ледникову и с интересом посмотрел на него: как, мол, впечатлило?

Ледников согласно покивал головой: мол, оценил. Очень даже оценил!

– Крейг, сугубо профессиональный вопрос – кто он, этот ваш агент?

– Он из числа обслуживающего персонала этого дома.

– Как удачно получилось.

– Сорок лет работы в полиции что-то дают, – философски заметил Вудгейт.

– А эта Валерия – тот самый человек, который сейчас отвечает на все звонки в квартиру Муромского… – задумчиво протянул Ледников. – И утверждает, что он убыл в неизвестном направлении…

– Да. И еще она говорит, что у нее нет с ним никакой связи. И что раньше он тоже, случалось, пропадал на какой-то срок. А потом объявлялся как ни в чем не бывало. Видимо, Валентин, у него такое хобби.

– Вы думаете, полиция вообще не интересовалась этим делом?

– Им сейчас вполне хватает полония. А тут – ни заявлений, ни обращений. Его мать в Испании тоже не проявляет никакого беспокойства. Переживали только ваш друг лорд Лоутон и этот бедняга Кросби.

– Лорда Лоутона я позавчера увидел первый раз в жизни, – зачем-то стал оправдываться Ледников. – Так что назвать его моим другом вряд ли можно.

Вудгейт насмешливо посмотрел на него, а потом подмигнул. Из чего можно было сделать вывод, что старина Крейг кое-что уже разнюхал.

– Кстати, Валентин, хочу вас сразу предупредить… У нас тут иметь дело с лордами – радость небольшая. Слишком много привходящих обстоятельств и соображений. Это во-первых.

– А во-вторых?

– А во-вторых, это специфические люди.

– С голубой кровью?

– Нет, кровь у них обычная, красная. Но у них все-таки свое особое восприятие жизни. И когда имеешь с ними дело, надо это не забывать.

– Я так понимаю, вам приходилось садиться в свое время какому-то лорду на хвост?

Вудгейт посмотрел на него со снисходительной улыбкой.

– Я занимался делом лорда Лугана.

– Ничего себе! – не сразу поверил Ледников. – Всемирно известный лорд-убийца, бесследно исчезнувший… Ведь это было тридцать лет назад?

– Тридцать три. Мне тогда тоже было тридцать три – какое забавное совпадение…

Ледников посмотрел на часы – пора было мчаться на встречу с Модестом.

– Крейг, мне бы было страшно интересно поговорить с вами о деле Лугана. Там есть куча вопросов и сомнений… Кстати, недавно в Новой Зеландии его опять «видели»!

– Ну да, это, кажется, уже семидесятый случай после его исчезновения, – без особого интереса откликнулся Вудгейт. – По два случая на год.

– И все-таки там, в деле Лугана, есть о чем поговорить, – не унимался Ледников.

– Хорошо-хорошо, – согласился Вудгейт. – Раз вы такой упрямый. Как-нибудь за кружкой эля…

– Ради этого я согласен даже на эль… У меня есть своя версия.

– Я так и знал! Уж эти мне русские!.. Кстати, если вы помните это дело, не скажете, к кому поехал Луган сразу после событий в его доме?

– К каким-то своим друзьям-аристократам, – с победительным видом сказал Ледников. – Фамилию, естественно, забыл.

– К виконту Айвену Фотергилу и его супруге леди Сьюзен. Они последние видели его живым.

– И что из этого следует, Крейг?

– Всего-навсего то, что виконт Фотергил – отец лорда Лоутона. Всего-навсего, – подмигнул Вудгейт.

Ледников так и замер в ошеломлении. Ничего себе! Он с тоской взглянул на часы – Модест уже ждет!

– Спасибо, Крейг, – сказал Ледников, торопливо вставая. – Вы подкинули мне столько пищи для ума, что я не знаю, как с ней разберусь.

– Ну-ну, не прибедняйтесь, Валентин. Я чувствую в вас хватку.

– Будем стараться. А сейчас мне надо бежать – друг обещал мне помочь разыскать могилу Керенского.

Вудгейт изумленно покачал головой:

– Какая необычная легенда для объяснения своего пребывания в Лондоне! Я знал, что вы способны на многое, но такое мне просто не могло прийти в голову. Мало вам лорда Лугана!

Модест ждал его у гостиницы «Хилтон Олимпия» в Челси. Он стоял рядом со своим джипом и многозначительно поигрывал ключами. Судя по его внешнему виду, Модя был готов к самым отчаянным приключениям. На нем были джинсы, высокие шнурованные ботинки, армейского образца куртка, бейсболка, надвинутая на глаза, и темные очки.

– Блин, с тобой рядом стоять страшно, не то что ехать, – поддел его Ледников. – Того гляди ваша очумевшая полиция остановит и начнет искать полоний.

Но Модест и ухом не повел.

Они добрались до торгового центра «Бродвей», свернули налево, проскочили эстакаду, а потом въехали на мост через Темзу.

– Hammersmith Bridge, – проинформировал Модест. Произношение у него было такое, что передать эти звуки русскими буквами не было никакой возможности. Более того, сама эта мысль представлялась кощунственной. – Знаешь, как его зовут твои соотечественники, обитающие здесь? Крымский мост! Очень похож!

Он замысловато выругался по-английски. Ледников покосился на него – совсем стал бриттом, перерожденец чертов!

– Ледников, а на кой тебе черт этот Керенский сдался? Нашел себе героя.

– У нас в книге все очерки о генеральных прокурорах заканчиваются фотографией их могил. Ход у нас такой! А приличной фотографии могилы Керенского я не нашел…

– А он что, и генеральным прокурором успел побывать?

– Кем он только не побывал. Кстати, и масоном тоже. Генеральный секретарь президиума Верховного совета масонской ложи «Великий Восток народов России»…

– Ну, проходимец! Погоди, как его назвали? Агасфер русской революции – вот! А еще – Хлестаков русской революции…

– Кстати, в молодости его любимой ролью в любительских спектаклях был именно Хлестаков. Представляешь, какие бывают совпадения! Но еще он – и первая любовь русской революции! Ты себе не представляешь, как его любили образованные дамочки и девицы.

– До оргазма, я полагаю. Революция вообще время сексуальное, между прочим. Я по себе помню, когда во время ГКЧП к Белому дому таскался, почему-то о бабах думал, а вовсе не о свободе и демократии…

– Цинизм тебе не к лицу, Модест! – укоризненно сказал Ледников.

– С моим лицом о таких пустяках думать не приходится! – расхохотался Модест. – Кстати, он же, Керенский твой, умер в Нью-Йорке, чего его сюда занесло?

– Тамошняя православная церковь отказалась от его погребения, считая его виновником падения государства российского… Ну и масонов она тоже не жаловала. Один из сыновей вместе с его бывшей поклонницей переправил тело в Лондон и захоронил на муниципальном кладбище. Там, где в те времена, в частности, находили приют бездомные бродяги, нищие, самоубийцы, преступники и прочая публика такого сорта…

– Во как, – равнодушно пробормотал Модест, пробираясь из среднего ряда в левый. – Ну, вот мы и в Richmond upon Thames, есть тут у нас такой райончик… Еще немного, еще чуть-чуть – и Putney Lower Common Cemetery, старое-старое кладбище…

Старое кладбище произвело на Ледникова сильное впечатление. Покосившиеся облупленные надгробия, поваленные каменные кресты, развалившиеся памятники, затоптанные могилы, сровнявшиеся с землей, занесенные ржавыми листьями и мусором, какие-то ямы, словно из них выкапывали покойников… и ни одной живой души! Казалось, холодный и безжалостный ветер времени ворвался на этот забытый богом пятачок среди громадного мегаполиса и разнес все в пух и прах, и некому было привести разрушенное в порядок.

Ледников не мог поверить собственным глазам. В Лондоне, среди кичащегося своей цивилизованностью народа, такое варварство и мерзость запустения! Давящая тоска овладела им. Хотелось как можно быстрее покинуть этот забытый равнодушными людьми кусок города.

Даже неугомонный Модест пристыженно притих, он, видимо, тоже не ожидал от своего любимого Лондона такого сюрприза.

– Интересно, сколько лет сей юдоли скорби? – поинтересовался Ледников.

– Открыто в 1885 году, – доложил Модест. – Я в Интернете смотрел.

– Быстро они с ним разобрались.

Побродив среди обломков неведомых жизней и не найдя ничего похожего на фамилию Керенский, они направились к выходу.

– Ну, а теперь куда? – поинтересовался Ледников.

– Тут еще есть Patney Vale Cemetery. Это кладбище действующее, оно открыто в 1891 году… Заедем?

– А это далеко?

– Да нет – напротив Richmond Park, там озеро с лебедями, олени, тебе понравится…

– Ну, раз олени с лебедями, тогда поехали!

Модест проворно уселся за руль. Пока не отъехали от повергшего в изумление кладбища на приличное расстояние, молчали. Наконец Модест не выдержал.

– Слушай, а чего это сыновья его с ним так грубо обошлись, с Агасфером твоим? Прямо-таки безжалостно.

– Как он с ними, так и они с ним. Он же их бросил во время революции, когда одному было двенадцать лет, а второму десять. Сбежал за границу, первое время его принимали премьер-министры, а сыновья с матерью жили в революционной действительности и нужде под надзором чекистов в Котласе. Чудом остались живы, чудом же получили разрешение выехать за границу. В Лондоне жили в нищете, мать зарабатывала тем, что печатала на машинке. А он носился по миру и все объяснял, как умудрился отдать страну прямо в руки вождя мирового пролетариата… Так что в том, что сыновья стали людьми и достигли успехов, его заслуги нет. К тому же у него появились другие женщины, которые были куда важнее и нужнее сыновей…

– В общем, за что боролся, на то и напоролся.

– Примерно. Как там про него сказал один умный человек… «Так кончилась карьера бурного темпераментом, слабого духом, расхлябанного русского интеллигента, театрально-шумливого, но бессильно-неумелого диктатора…»

Модест уважительно посмотрел на Ледникова.

– Ну у тебя и память.