Текст книги "Шоуленд. Ироничная антиутопия"

Шоуленд
Ироничная антиутопия
Александра Бакши

Все персонажи и события вымышлены и не имеют никакого отношения к именно Вам.

© Александра Бакши, 2017

ISBN 978-5-4485-9431-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая

– Готова?

– Боюсь.

– Он совсем не страшный. Иди уже, никто тебя ждать не будет.

Дина нерешительно открывает дверь и входит в гримёрку. Перед зеркалом сидит грузный мужчина лет пятидесяти, вокруг него порхает тонкий паренёк, суетливо хватающий то одну, то другую кисть.

– Здравствуйте, Прокопий Иванович! – девушка почтительно пригибает голову и растягивает глупую улыбку.

– Что? – не поворачивая головы, отзывается мужчина.

– Я из журнала «Лицо», вы согласились дать нам интервью. Вот мой бейдж. Меня зовут…

– Десять минут, – обрывает её Прокопий и резко поворачивается на стуле, сбивая плечом паренька-гримёра. – Что ты мельтешишь? Идиот.

– Простите, – выставляет вперёд ладони мальчишка.

– Простите… Девушка, а ты вообще нормальная? Кто перед концертом берёт интервью?

– Ваш менеджер сказал…

– Нет, это ваша подлая газетёнка плевать хотела на моё личное время. Ну начинай, что ждёшь?

– Участие в новом сериале «Настоящая Америка» – это ваш первый актерский опыт. Каково певцу быть актёром?

– Это вопрос такой?

– Его одобрил ваш менеджер. Я могу поменять…

– Бред какой-то. Певец – это актёр, деточка. Я всю жизнь актёр.

– Наши СМИ отмечают, что ваш сериал вызвал сильную реакцию американцев.

– Да, они были в восторге. У них нет нашей школы, нашего духа. Они перепрыгнули нас в гонорарах и уважении к труду артиста, но само искусство у них отстаёт от нашего. В плане духовности.

– Планируете ли вы продолжить свою работу в сериалах?

– Пока это нравится людям, я продолжу свою работу!

– Вы трудитесь для людей?

– Деточка, актёрство – это величайшая жертва всем возможным ради людей.

– У вас уже есть конкретные планы?

– Я уже подписал контракт на съёмки в гениальнейшем сериале величайшего режиссера Прохора Константиновича. Это будет то, что никто и никогда не делал до нас: криминальная драма с элементами комедии.

– Звучит интригующе.

– Любой человек с хорошим вкусом будет не просто заинтригован, нет. Этот сериал поменяет его мир.

– А какие сериалы вы сами смотрите?

– Все сериалы Прохора Константиновича – мои настольные сериалы, – Прокопий Иванович бросает взгляд на свой «Ролекс». – Всё.

Мужчина с трудом отталкивается ногой от пола и снова разворачивается к зеркалу. Гримёр делает большие глаза, и в упор глядя на Дину, шепчет:

– Ну, брысь, брысь же.

Журналистка торопливо выскакивает за дверь и утыкается в ожидающего Артура.

– Ну как он? Я же говорил, что он совсем не страшный! Когда я его фотографировал, он даже шутил.

– Ага…

– Как он?

– Отвечал.

– Давай диктофон. Сколько минут?

– Что? – Дина рассеянно достаёт из кармана косухи аппарат и бледнеет. – Всё пропало. Я его не включала…

– Ты чего?! Я же говорил тебе: зашла-поздоровалась-включила! – Артур хватается за голову. – Чёрт! Завалила первое задание, молодец!

– Слушай, слушай… Давай я ещё раз зайду…

– Ты с ума сошла?

– Или другой вариант: я помню его ответы! Почти точно!

– Когда он подаст в суд с иском в пару лямов долларов за клевету, ты это прокурору говорить будешь?

– Тогда я пошла к нему.

– Стой! Не усугубляй!

Дина пригладила и без того аккуратно собранные в хвост длинные тёмные волосы и тактично постучала в дверь. Её напарник обречённо приложил свою пухлую руку ко лбу и сморщился. Через несколько секунд дверь приоткрылась, в щель просунулась уже знакомая физиономия мальчишки:

– Что надо?

– Мне нужно… ещё десять минут. Я не включила диктофон. Я первый раз… Можно?

– Чего вы хотите?

– Опять задать вопросы.

– Уже же задавали.

– Я не записала. Пожалуйста, – Дина жалобно смотрит на гримёра. – Хоть пять минут.

– Что за дурдом? – раздаётся скрипучий голос актёра. – Кто там опять?

– Прокопий Иванович, тут снова эта журналистка. Просит пять минуток: она забыла включить диктофон.

– Вы с ума тут посходили, что ли? Башку свою она нигде не забыла, нет?

– Пять минут, – умоляюще складывает руки Дина, но Прокопий отзывается неразборчивым матом.

Гримёр криво поджимает губы, пытаясь выразить своей гримасой сострадание то ли девушке, то ли артисту и суетливо закрывает дверь.

– Ну а что ты ожидала? – Артур разводит руками. – Поехали.

– Поехали…

Холл «Шоуклаба» наполнен людьми. Артур, прикрывая руками висящий на груди фотоаппарат, начинает протискиваться сквозь толпу:

– Ра-зой-дись! Пропустите прессу!

Заклинание работает слабо, но ребятам всё-таки удаётся добраться до выхода. Оказавшись на улице, Дина выдыхает:

– Наконец всё закончилось.

– Ага, твоя даже не начавшаяся карьера, – угрюмо констатирует напарник.

– Меня выгонят?

– Скорее всего.

– Не хочу снова становиться продавцом. Как можно жить на двести баксов в месяц?

– Не знаю, не пробовал, – отзывается Артур. – Я пообщаюсь с главредом. Попробую уговорить его дать тебе ещё одно задание.

– Мой герой!

Артур жеманно открывает дверь машины:

– Всегда пожалуйста, сударыня.

Автомобильное радио кричит какую-то новую песню. Дина вслушивается:

– Кто это поёт?

– Евлампия Евгеньевна Долорес.

– Не узнала: тут она другая. Ты её когда-нибудь фотографировал?

– Не-е-ет, – смеётся Артур. – Мне такое не доверят. Кто я? Но мой друг снимал, он большой профессионал.

– И как?

– Было круто.

– Её сын стал министром сельского хозяйства.

– Слышал.

– Молодой такой.

– Ну да. Он учился заграницей. Интеллектуал.

– А я тут училась, в Дримсити, на журфаке.

Машина паркуется рядом со сверкающим синим небоскрёбом невнятной формы. Ребята проходят КПП и поднимаются на двадцать первый этаж, полностью арендуемый журналом «Лицо».

– Не боись, – подбадривает Артур и уверенно идёт в кабинет главреда.

Дина семенит следом, опасливо оглядываясь на проходящих мимо людей.

– Константин Максимович, к вам можно?

– Входите, входите, умники. Налажали? – отзывается из глубокого кресла седовласый очкарик. – Менеджер Прокопия Ивановича уже звонил. Орал на меня, между прочим. Грозился впредь не сотрудничать с нашим изданием.

– Первый раз – растерялась девчонка, – почёсывает редкую бородку Артур. – А снимки! Фотографии прекрасные вышли!

– А зачем мне твоё фото, если интервью нет?

– Заметку можно о концерте опубликовать.

– С портретом?! Ты сегодня болен? Звезда второй величины согласилась, а вы всё просрали! Ты, девочка, ты-то в дверь зачем ломилась к нему?

– Я не ломилась…

– Мы тихонько постучали.

– Вы не могли заткнуться и уйти? Хоть не позорились бы, докладывая, что диктофон включать не умеете!

– Виноваты, не повторится, – Артур вытянул руки по швам и инстинктивно втянул живот.

– Не повторится. Мне такие работнички не нужны. Ищи, девочка, себе место, где мозгов не требуется.

– Конст…

– Артур, заткнись. Ещё одна такая выходка – составишь своей подружке компанию на бирже занятости. Постучали они…

Ребята уходили из редакции молча. Дина нервно ковыряла пальцами наклейку на шариковой ручке.

– Придумаем что-нибудь, – надвинул кепку Артур.

– Например?

– Поспрашиваю друзей из других изданий. Хотя бы внештатником…

– Слушай, меня выперли даже из внештатников в этом твоём третьесортном журнале.

– Он не третьесортный: мы имеем доступ к звёздам второй величины.

– Ага. На десять минут.

– Многие и этого не имеют. Тебя подвезти?

– Давай. Туда же, откуда забрал.

– Давно в Дримсити живёшь?

– Восемь лет уже. Снимаю квартиру с приятельницей.

– Как и я. С другом. С приятельницей мне было бы приятнее, чем с другом… – глубокомысленно выдаёт фотограф и заводит машину.

Вдоль дороги висят мерцающие баннеры с логотипом в виде горы оранжевой Олимп, символикой старейшего шоу на главном канале страны.

– Отбор на первый левел в «Шоуленд 2048» ещё не закончен?

– Только не говори мне, что ты хочешь туда пойти, – закатил глаза Артур.

– Почему нет? Я молодая, красивая и трудоспособная. Мне и в родном городе не верили, что я буду жить в Дримсити. Но я же здесь! И про журфак не верили…

– И что? Переехать в Дримсити сложно, не спорю. Но! На вершину пробиться невозможно. Нужны связи, деньги и самое важное – талант. Простой человек не может стать кумиром миллионов и повести за собой нацию.

– Про «повести нацию» загнул, как наша президентша перед выборами.

– Правильные мысли у неё, между прочим. Мне она нравилась даже до выборов. Помнишь, она снималась в сериале «Обуревающая страсть»?

– Помню. А я могу петь, – улыбается Дина. – Не так уж и плохо.

– Давай, порази меня своим вокалом.

Дина с серьёзным лицом затянула:

Не люблю-ю-ю я тебя,

Отпусти-и-и-и ты меня…

– Хватит! Сжалься! У Евлампии Долорес выходит лучше, поверь.

– У нее голос вытянут автотюнингом.

– Это что?

– Программа такая.

– Допустим. Зато у неё харизма. Она королева на сцене, это не видно?

– И я научусь. Во сколько отборы начинаются?

– Лучше приходить к пяти утра. Нужно выстоять очередь. Хочешь, я провожу тебя? Но учти: станешь звездой – поможешь мне купить крутой объектив.

– Не дорого за сопровождение берёшь?

– Взамен я буду твоим личным водителем вечность!

– Значит, ты в меня веришь?

– Ну… да, – Артур сконфузился. – Ты симпатичная.

Глава вторая

Вокруг круглого здания, увенчанного стеклянной оранжевой крышей в виде перевёрнутого винного бокала, толпилось не меньше десяти тысяч человек.

Фотограф топтался на месте, оттягивая карманы серой толстовки, и озирался:

– Может, пойдём отсюда? Четыре часа тут потратили. Уже девять.

– Смотри: я успешно прошла этап «Шелуха», нам дали номерок и допустили в «Сито». Я почти там, понимаешь? Я почти на первом левле!

– Угу. Ты думаешь, что так легко пройти следующий этап? Да никто не допустит человека с улицы в вечерний прямой эфир.

– А если допустят? – глаза Дины горели сумасшедшим огнём.

– Тогда ты опозоришься перед всей страной. В прямом эфире звёзды первой величины опустят тебя с небес в Дримсити. Из тридцати участников переходит на следующий левел только один, и для этого девяносто процентов зрителей в зале должны проголосовать за тебя. И так тридцать левлов подряд до победы!

– А если я пройду на первом? Даже за это мне дадут час эфира на втором канале и запишут интервью. И можно будет вызвать симпатии народа для прохождения второго…

– Наивная.

– А что лучше? Смириться со своей принадлежностью к простым людям и всю жизнь пытаться сводить концы с концами? Это же не времена наших родителей, когда сфер деятельности было больше.

– Тебе не холодно? Может, посидим в машине?

– И пропустим свой номер?

– Возьми толстовку.

– Мне жарко.

– Я на работу опаздываю, – нервно заёрзал фотограф. – Меня убьют.

– Поезжай.

– Сможешь сама?

– Смогу.

– Не трусь!

– Обещаю.

– На связи, – Артур неловко приобнял подружку одной рукой и, понурив голову, поплёлся к машине.

Спустя три часа несостоявшаяся журналистка стояла в небольшой комнатушке. Перед девушкой возвышался оранжевый пьедестал высотой в два метра. Охранник в серой форме заграждал собой лестницу, ведущую к вершине сооружения. На пьедестале взгромоздился длиннющий, как такса, чёрный кожаный диван с каретной стяжкой. Судьи устало развалились на его подушках. Вспомнить их имена не представлялось возможным: это были «сбитые лётчики», некогда популярные медийные лица, утратившие право на частые эфиры уже много лет назад. Дина спрятала дрожащие руки за спиной и срывающимся голосом начала:

– Здравствуйте, меня зовут…

– Номер! – оборвала её черноволосая ярко накрашенная бабушка. Её сосед цыкнул и закатил глаза.

– Простите. Девятьсот шестьдесят шесть, – Дина поправила привязанный к руке номерок.

– Что будешь делать?

– Петь.

– Что петь?

– Евлампию Долорес. «Он пришел из ада».

– Ты собираешься петь песню такой великой певицы? Ты знаешь автора этой песни, гениального Порфирия Фогундас?

– Конечно, конечно, я люблю…

– Ты понимаешь, что такие песни – это величайшая ответственность? – чернявая худая старуха наклонилась вперёд. – А?

– Да…

– Ну, начинай уже, – поторопил конкурсантку второй судья.

В комнате раздался припев хита 2048-го года:

Он пришел из ада, ада.

Может, так мне и надо, надо.

Может, эта засада…

– Достаточно! – рявкнула старуха.

– Моя домработница на кухне поёт лучше, – заметил мужчина.

– Это пение? Это блеяние овцы! Так испоганить эпохальную, знаковую песню…

Дрожь усилилась и перетекла в ноги, Дина попыталась сделать шаг назад и растянулась на полу.

– Даже стоять толком не могут, – констатировала судья.

Дина поднялась и, сжавшись, кинулась к выходу.

– Куда собралась?

– Домой. Я же не прошла.

– Да… Но мы можем подарить тебе пару мгновений популярности. Хочешь?

– Хочу!

– Мне её жалко, – кивнул мужчина.

– Так вот. Ты можешь выйти на сцену в прямом эфире. Только умоляю: не пой. Поёшь ты мерзко. Мы запишем твой номер, как танцевальный. Выходишь – падаешь. Как тут. Хоть это сможешь?

– Зачем?

– Затем, что нам тебя жалко. И мы дарим тебе твою мечту. Встань на середину комнаты. Вот так. Теперь делай шаг назад и падай.

Девушка автоматически выполнила указания и снова оказалась на полу.

– Не вставай! Лежи там секунд пять. Поняла? – подключился мужчина.

– Да… А потом?

– Суп с котом! Полежишь и убегай со сцены.

– Ну, вперед, номер девятьсот шестьдесят шесть, – ухмыльнулась старуха и, сделав какие-то записи на листке, бросила его вниз, Дине. – Передашь администратору. И следующего зови.

Звать никого не пришлось: как только Дина приоткрыла дверь, на неё налетела размалёванная девица. Новоиспечённая танцовщица в ужасе метнулась в сторону, пропуская ураган, после чего выскользнула в коридор:

– Где администратор? У меня тут бумажка…

– Я тут! – отозвалась рыжеволосая девушка. – Прошли?

– Да. Вот, вам передали.

– Мои поздравления! Пройдёмте оформляться.

Через час Дина подписала какой-то контракт, самым важным пунктом из которого было «неразглашение информации». Администратор уточняла его целых шесть раз и даже хотела в седьмой, но её отвлекли. Еще через два часа Дине поменяли бейдж и даже принесли обед и воду. К вечеру три десятка человек согнали в огромный зал, заставленный стульями, и огласили порядок выхода на сцену. Помещение загудело. Дине достался двадцать восьмой номер. «Почти в самом конце. Запоминающееся место!» – пронеслось у неё в голове.

На грим и подготовку организаторы предоставили будущим звёздам два часа: «Шоуленд» начинался в десять вечера. Девушка присела у стены и с интересом огляделась. По залу носились администраторы и редакторы.

«Я выйду на сцену перед звёздами первой величины и упаду. Что это мне даст? Да ничего! Меня взяли, как тех фриков, над которыми мы ржём по вечерам. Надо мной посмеются и забудут. А встать и… спеть? Ну, пою я не так уж и хорошо. И минусовку мне не включат. Лишнее там сказать будет нельзя из-за контракта. Попала, как кур во щи…»

Устав от грустных размышлений, Дина как можно любезнее поинтересовалась у администраторши:

– Уже скоро?

– Нет, но можете приготовиться и накраситься заранее.

Дина встала и прошлась по залу. Некоторые участники уже переодевались к выступлению, девушки потрошили косметички.

«Танцовщица в джинсах и туфлях на каблуке. Ещё и пиджак дурацкий. Точно буду выглядеть, как чудачка. Что же делать? Сбежать не получится – контракт. Вляпалась по уши. Молодец, звезда!» – девушку снова начал бить мандраж. Нарезав несколько кругов по залу, она решила выйти и прогуляться по коридорам.

Холл оказался полупустым. Изредка проносились взвинченные мальчики и девочки в футболках с логотипом шоу.

Череда дверей. У одной из них, подперев спиной стену, стоит странная фигура в мантии с глубоким капюшоном. Фигура неподвижна. Дина попробовала завязать разговор:

– Привет. Ты тоже участник? Я тебя видела в зале…

– Я баба. Участница. Так вернее, – реагирует фигура и откидывает капюшон.

Крупное круглое лицо прикрывают огромные солнечные очки. Видны только по-детски пухлые губы и высокий лоб. «Баба» поправляет руками короткие каштановые волосы, снимает очки, обнажая круги под глазами, и окидывает пьяным взглядом собеседницу:

– Аля.

– Дина.

– Ну пошли, – новая знакомая с трудом отрывается от стены, дергает дверь и вваливается в крошечную гримерку.

– Нам сюда можно? – подозрительно оглядывает помещение Дина.

– Нам везде можно. Вискарь будешь?

– Я не пью.

– Мне больше останется.

– Ты пьяная можешь выступать?

– Я трезвая не могу выступать.

– Засмеют ведь.

– Хер там, – улыбается странная девушка. – Душка не хватит засмеять. Звездулек предупредили, кто выступает вторым.

– А вы кто?

– Сразу на «вы», дрессированная. Я человек.

– И из-за этого тебя не засмеют? Зря надеешься.

– Не надеюсь. Знаю я всю эту погань, – Аля берёт со стола бутылку виски и отхлёбывает из горла. – Я дочь их «придворного художника». Папка… решил меня «пристроить к делу»… Они ему услугу – он им. Чьему-нибудь отроку выставку организует. Лишний раз лицом посветит. Тусовка.

– Вы дочь Галактиона Санчеса?

– Если верить ДНК – да.

– Аля – это же краткая форма имени? Как вас представят?

– Ну, тут я прикололась – у меня будет псевдоним «Миррор»

– Красиво.

– Безусловно. Меня сегодня распиарят и сделают лидером проекта. А вас выкинут… как собак… на улицу, – Аля странно засмеялась и сделала ещё глоток. – Папе обещали моё присутствие в финале. Сколько тут этих этапов?

– Тридцать левлов.

– Надолго я тут зависну…

– А «тэлентметр» у каждого зрителя? Уверена, что понравишься всем, и весь зал проголосует за тебя?

– Ну-у-у-у… вряд ли им дают исправные аппараты. Это во-первых. А во-вторых… давно ли у наших зрителей появился свой вкус? Им скажут, что это хорошо – они и рады будут подтявкнуть.

– А ты что будешь делать на сцене?

– Петь! Гроулом орать, чтоб у вас у всех уши позакладывало, – дочь художника опять тянется к бутылке, отхлебывает и хрипит: – The show must go o-o-o-on… Нравится?

– Да, очень. Только зачем же петь западную песню? Она некрасивая.

– Морда твоя заискивающая некрасивая. А песня шикарная.

– Разрешат?

Аля укладывается на маленький диванчик у стены:

– Глупый вопрос.

– И это… это тут всегда было так?

– А чем тебе не нравится этот новый феодальный строй? Вы сами его выбрали, – Аля опять отхлебывает. – Сами сотворили себе идолов – вот и поклоняйтесь.

– Я не говорила, что мне что-то не нравится.

– А лучше бы сказала. Животное…

– Чем вы занимаетесь?

– Пытаюсь закурить. Не видишь?

– Тут не проветривается.

– Не переживай. Обычная сигарета.

– Снимите накидку, вы её так спалите.

– Да? – Аля силится подняться и долго возится с рукавами, – Её нельзя сжигать, это подарок… Она выручает меня… Прикрывает.

– Чтобы мы вас не видели?

– Чтобы я вас, идиотов, меньше видела, – Миррор наконец справляется с мантией, бросает её на пол и обрушивается маленьким кругленьким телом на диван. – Всё, забрало… Обожаю вискарь.

– Вам воды принести?

– Зачем?

– Вы вторая на сцену выходите. Я запомнила всё, что говорили там, в зале. Уже скоро…

– Совсем не скоро. Успею выспаться, если ты не будешь шуметь.

– Не буду.

– Не будь.

Когда дыхание дочери звезды выровнялось, Дина почувствовала себя свободнее. Теперь можно было рассмотреть гримёрку и странную знакомую.

Комната представляла собой полый куб белого цвета с огромным зеркалом, консолью, мягким креслом, офисным диваном и огромной мешкообразной серой сумкой у двери.

«Странный у нее вкус. Могла бы носить приличную сумку, а не этот кусок тряпки. И себя в порядок привести. Я выгляжу лучше, гораздо. На консоли обычная тоналка. Она сама гримируется? Глупо. Еще и алкоголичка. На её месте я бы распорядилась жизнью совсем по-другому…»

В дверь тихонько постучали:

– Можно?

– Можно, – автоматически выпалила танцовщица, и вскочила, испугавшись своего же ответа.

– Где Миррор? Что вы тут делаете? – всполошилась администратор, увидев перед собой лицо Дины.

– Тихо… Тсс… Она тут спит… Она разрешила мне тут побыть…

Администратор уставилась на диван:

– Надо будить. Двадцать пять минут до выхода.

– Я разбужу её потихоньку. Но она пьяна.

– Уговорите умыться холодной водой – будет как новенькая.

– Хорошо.

– Зайду за пять минут до выхода. Будьте готовы, – нерешительно приказала администратор и скрылась в коридоре.

Дина закрыла дверь и подошла к спящей Але. Приглушённая в голове идея внезапно взяла вверх над страхом. Девушка собрала волосы в «шишечку», сняла пиджак, бросила его на спящую и потянулась за мантией. Дочь художника слегка пошевелилась. «Не просыпайся, не просыпайся, чудовище… Дай мне всего полчаса…» – танцовщица замерла на несколько мгновений, но тело больше не двигалось. Дина судорожно схватила накидку и набросила на себя. Очки-авиаторы очень кстати нашлись на полу

В зеркале снова отражалась непонятная фигура. Кажется, прежняя была пониже. Но кто в суматохе там разберёт?

Дальше огромный мешок переместился ближе к дивану и слегка согнулся, прикрывая лицо спящей.

Оставалось одно – обувь. Лаковые туфли слишком сильно бросались в глаза. Танцовщица принялась аккуратно расшнуровывать чужие ботинки. Левый снялся легко. Правый упирался в пол, из-за чего ступню пришлось рискованно приподнять.

Наконец обувь стояла перед своей новой владелицей. Но надеваться она никак не хотела. «Долбанная Золушка. Кто ж ботинки тридцать пятого размера носит? Больно! А ходить как? Ой-йо-й… Свинтус с маленьким копытцем!» – выгнутые в дуги ноги со сжатыми пальцами втиснулись в новую обувь. Дина стёрла помаду, ещё глубже надвинула капюшон, поправила очки, потушила свет, и, ковыляя, вылезла из гримёрки: «Нужно опустить голову, ссутулиться и не забыть дуть щёки…»

Администратор с помощником выросли перед Диной внезапно:

– Ваш выход через пять минут. Доходите до микрофона и спокойно поёте. Виталий закрепит на вас оборудование. Дайте ему минуту…

– Нет!

– Уверены? Я бы…

– Нет!

– Идёмте за мной. Знаете, я бы вам не советовала оставлять непонятно кого в своей гримёрке. Простые люди вороватые. Будьте осторожнее, пожалуйста. Но это, конечно же, ваше личное дело.

– Ага.

Бесконечный коридор, и вот он, долгожданный момент. Ведущий орёт в микрофон: «Загадочная Миррор».

Боль в ногах забыта, Дина идёт к микрофону. Камеры, чёрный океан голов в зале под свисающими с купола двумя экранами. Первый транслирует Парашу Беаути и Аурику Мирославскую, сидящих в Нью-Йоркском кафе. Второй – Гостомысла Греата, распластавшегося на диване в собственной гостиной. На прямой связи звезды первой величины – этим может похвастаться далеко не каждое шоу.

– Как вас зовут, прекрасная незнакомка? – интересуется Гостомысл.

– Миррор.

– Тут написано, что вы будете нам петь.

– Да.

– Пожалуйста, удивите нас.

Музыка включается. Дина слышит незнакомые аккорды.

«Я не знаю ту иностранную песню. Не знаю… Что делать?!» – крутится в голове у девушки. Время медленно тянется. Судьи заёрзали. Внезапно Дина поднимает над головой руки и скрещивает их:

– Остановите музыку!

– Что случилось? – выпячивает губки Параша Беаути. – Вы волнуетесь? Это не стра…

– Нет. Я хочу петь другую песню. Евлампии Долорес. «Он пришел из ада».

– О, весьма похвально, – Гостомысл расплывается в улыбке. – Великая песня великой женщины. Давайте! Мы ждём!

В этот раз всё прошло более удачно: заслышав знакомые звуки, Дина вцепилась в микрофон и запела изо всех сил. Срываясь на высоких нотах и запинаясь, она не терялась, а продолжала петь с еще большим напором. Дойдя до середины, она резким движением руки отбросила капюшон, а затем, осмелев, и размашисто швырнула очки.

Аурика прижалась к уху Параши:

– Галик точно ей операцию сделал. Видела её несколько лет назад: доярка-хуторянка. А сейчас, гляди-ка: худая, скуластая.

– Я вообще не знала, что у него дочь есть. Думала, только сын.

– Это была дочь… – пошутила Аурика.

– Да ну тебя. С бородой?

– У них и с хвостом может быть…

Песня закончилась, зазвучали положенные аплодисменты. Первым взял слово Гостомысл:

– Песни великих людей исполнять невероятно сложно. Но ты… ты вложила душу в каждый звук. Как будто сама Евлампия вселилась в тебя. Это было потрясающе…

– Я очень строгий критик, – пространно начала Аурика. – Я имею на это право. И мне очень сложно угодить. Но ты сделала это! Ты наполнила слова своими эмоциями, своей любовью. Мы не могли не заметить этого. У тебя очень сильный и глубокий голос. Голос, пробирающий до дрожи. И я хочу услышать его снова.

– Присоединяюсь к моим коллегам! Когда ты начала петь, мне сложно было поверить в то, что это не фонограмма. Всё было настолько чисто и высококлассно, что многим молодым звездулькам есть чему у тебя поучиться. И этот момент, когда ты отказалась петь зарубежную песню и выбрала нашу, не просто нашу, а песню, близкую каждой женщине… Уже в этот момент я поняла, что передо мной будущая звезда, – подвела итог Параша.

Зал взревел. Дина неловко помахала толпе и поклонилась судьям:

– Огромное спасибо!

– Спасибо вам, прекрасная Миррор, за ваш талант, – разлюбезничался Гостомысл.

Пришло время ведущего:

– Мы увидели реакции наших величайших и талантливейших экспертов. Но, как мы знаем, они выносят свой вердикт только на последнем, тридцатом левле. А теперь мы позволяем голосовать зрителям! Именно сейчас вы, присутствующие здесь, решите судьбу участника! Доставайте ваши «тэлентметры», опускайте туда доллар и жмите на розовую кнопку, если вы хотите увидеть эту девушку на следующем левле. У вас есть ровно пять секунд. Пять, четыре, три, два… Да!!! Девяносто девять с половиной процентов! Вы видите на экране эти цифры? Эй, вы, половина процента, вы там глухие совсем? Хотя, ваше мнение уже ненужно: минимальный порог для перехода на второй левел – девяносто процентов голосов! И мы его преодолели! А это значит, что завтра вы сможете увидеть её на канале второй величины! А через три дня и на втором левле нашего великолепного шоу! И возможно, именно она заберёт главный приз – годовой сертификат на пятьдесят часов эфира на главном канале страны!

Осмелев, Дина растрепала волосы, пытаясь воспроизвести когда-то увиденное в кино движение, подбежала к камере и послала воздушный поцелуй. Ведущий показал большие пальцы, и мотнул головой в сторону – пора покидать сцену. И новоявленная звезда повиновалась.

Длинный коридор, кишащий людьми, теперь не казался ей таким унылым и страшным. Девушка сделала несколько уверенных шагов и замерла: перед ней стояла знакомая администраторша:

– Где Миррор?!

Ответа не последовало.

– Почему ты в её одежде?!

– Она…

– Охрана! – завизжала администратор, трясясь от ужаса. – Мальчики… Мальчики, следите за ней. Что-то происходит…

Женщина в панике кинулась к гримёрке дочери художника. Один из охранников прихватил Дину за капюшон и быстрым шагом пошёл следом за истерящей женщиной.

На полу заволоченной дымом гримёрки сидела Аля.

– У нас ЧП… Мошенница… – закрыла лицо руками администратор. – Меня уволят…

Аля окинула взглядом всю компанию и, остановив взгляд на Дине, процедила:

– Дрянь!

– Прости, – отозвалась самозванка.

– Дрянь, говорю, это всё шоу. Согласна со мной?

– Н-нет.

– Вот же ты животное, а. Ботинки хоть отдай. Разносишь же своими лыжами.

Администратор неожиданно выбежала из комнатушки, что-то шепнув охранникам. Те скучковались в проёме двери.

– Что мне за это будет? – нерешительно спросила Дина.

– Известность. Ты же её хотела?

– За подмену…

– А, ерунда. Посадят, да и всё.

– За что?

– Использование чужого псевдонима, чужой интеллектуальной собственности, между прочим – это раз, использование чужой материальной собственности – это два. Ботинки верни, грабитель! Холодно ж. И накидушечку мою…

– Я очки на сцене бросила, – Дина принялась стаскивать обувь.

– И разбила наверняка. Порча чужого имущества – это три. Туфли надень.

– Я разрушила планы твоего отца.

– За это вообще расстрел.

Во время переобувания в комнату протискивается сразу несколько человек: пузатый мужчина с красным галстуком и высокая молодая женщина в платье с переполненным декольте. За их спинами мельтешит и что-то бормочет администратор.

– Сейчас звонят Галактиону, – объявляет пузатик. – Дело серьёзное.

– Понятное дело, что дальше мошенница принимать участие в конкурсе не будет. Нигде не будет! В следующем выпуске мы сообщим, что такая-то участница вышла из проекта по состоянию здоровья. Алю введём в следующем выпуске, но с другим псевдонимом и образом, – вступает грудастая женщина.

– Полегче, ты, нетонущая баба. Это не образ, это моё обычное шмотьё. Я в другом не полезу на вашу арену.

– Аля, прекрати паясничать, – строго замечает пузатый. – Это твое состояние привело нас к трагедии.

– Это ваша трагедия привела меня к такому состоянию, – парирует дочка художника. – Мне можно идти домой, Лаврентьиваныч?

– Иди, сегодня тебя точно нельзя пускать в эфир.

– Благодарю… – Аля сваливает свои вещи в сумку и забирает из рук Дины одежду, – Пошли, что ли…

Лаврентий Иванович делает удивленное лицо:

– Что за «пошли»? Вы в сговоре что ли?!!

– Нет, нет! Я видела, она, правда, спала. А эта мошенница не дала мне разбудить. Я ещё тогда поняла… – заступилась администратор.

Аля подходит к ней вплотную, и кладёт руку на плечо:

– Не ври. Ничего ты не поняла. Ты тупая. Ты о-о-о-очень тупая.

И, обернувшись к Дине, добавляет:

– Ну пошли уже. Хорош возиться.

Спустя пять минут девушки уже стоят на пустой улице.

– Шоу, видимо, ещё не закончилось – народу нет.

– Оно длится три с половиной часа, я тоже каждый вечер его смотрю, – отзывается Дина.

– Зачем?

– Интересное. За участников болею.

– Понятно, – Аля оглядывается по сторонам и делает шаг в сторону. – Ну пока.

– Подождите. Мне точно за это всё ничего не будет?

– Будет. Будет ровно то, что ты хотела. Ну пока.

– До свидания.

Глядя вслед удаляющемуся силуэту, Дина крикнула:

– Вы очень интересная! Мне было очень приятно познакомиться!

Фигура, не оборачиваясь, двигалась к метро. Новоявленная звезда проводила её взглядом, сунула руки в карманы, нащупала телефон и включила его. Оживший гаджет затрясся, передавая отчёт о горе пропущенных звонков и сообщений.

«Вспомнили обо мне, лизоблюды. Друзья, одноклассники, одногруппники, бывший парень, бывшая начальница. Дальние родственники. Мама семь раз звонила. Я сейчас нужна всем!» – мысли в голове Дины составляли компанию, пока новая звезда ловила такси.

Дальше был долгий путь домой, в серый спальный район. В салоне с маленького экранчика, закрепленного на торпеде, транслировался «Шоуленд». Водитель несколько раз странно оглядывался на пассажирку:

– Вы не…

– Я да.

– Вторым номером, сорок минут назад?

– Да.

– Я каждый вечер смотрю это шоу. Как себя помню. Но вы меня поразили.

– Спасибо.

– У вас талант.

– Надеюсь.

– Это точно! Нечасто профессионалы так высоко оценивают конкурсанта. Вы станете величайшей звездой. Я буду болеть за вас.