Текст книги "Три последних самодержца"
Автор книги: Александра Богданович
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Клоун в цирке показывает трех свиней и говорит: «groβer, groβer, noch groβer»[22]22
Больше, больше, еще больше (нем.).
[Закрыть]. Намек на Грессера, что он олицетворяет собой этих трех животных. А после этого говорят, что только французы острят.
25 февраля. Говорят, что княгиня Юрьевская будто вышла замуж за своего домашнего доктора Любимова, и оба приняли французское подданство, что она поэтому лишается 100 тыс. пенсии. Мне не верится. Любимов был прежде доктором в Москве, красив собой, но плохой доктор. Неужели вдова покойного государя могла себя до этого унизить? Про нее все говорят, что она глупа.
13 марта. Был Николаев. Говорил, что отъезжающих за границу, в Канн, вел. кн. Владимира и его жену провожали такие-то и полковник Николаев, который был известен тем, что состоял в близких отношениях с Марией Павловной, а до Гатчины провожал вел. кн. Николай Николаевич-младший. Теперь она в него влюблена, и говорят, как кошка. Ему же она противна. Говорят, что вел. кн. Владимир уже не может быть мужем, она же очень страстная женщина. Этот быстрый отъезд всех поражает. Императрица не любит Марию Павловну, которая ведет распутную жизнь. Считали, кто из мужей верен своей жене. Про государя до сих пор ничего не говорят, затем Толстой ни за кем не ухаживает, И. Н. Дурново ни в чем не замечен. У Вышнеградского есть какая-то вдовушка, которая живет у Покрова и которая им скудно оплачивается. Каждый в чем-либо грешен.
17 марта. М-me Олендская рассказала ужасы насчет доверчивости митрополита. У Базилевской, где владыка часто бывает, бывает также очень бурный человек, Насветевич, который находится на побегушках у сына Базилевской. Этот господин, без ведома митрополита, снял его фотографию в ту минуту, когда владыка после обеда сидел на диване, перед ним на столе стоит бутылка шампанского, с одной стороны около него сидит авантюристка графиня Цукато, которая положила ему голову на плечо, а с другой – m-me Дуббельт держит его за руку. Эту фотографию он выставил на фотографической выставке, где она находилась два дня, но была замечена и скоро удалена. Говорили, что Базилевская, старуха, когда об этом узнала, была страшно расстроена. Е.В. находит, что неприлично, что его карета всегда так долго стоит у Базилевских, – он приезжает в два часа, а уезжает в восемь. Этим он утрачивает свое обаяние. Олендская обещала сказать, чтобы карету ставили во двор. Она говорит, что он там отдыхает, и Дуббельт ходит его укладывать.
19 марта. Завтракали у нас Каульбарс, Кутайсов и Григорьев. Кутайсов хвалил остзейские порядки, что было приятно барону. Говоря о назначении одного губернатора в Остзейскую провинцию, сказал, что государь спросил: «Не рязанец ли он?» Намек на то, что Толстой всюду сажает своих рязанцев. Кутайсов сказал, что войдет во всякое общество, которое будет поддерживать остзейских пасторов, но никогда не войдет в такое общество, которое поддерживает пьяных попов.
21 марта. Влетела баронесса Лизандер, которую мы видели у митрополита и которая называет себя его адъютантом. Пришла сказать, что на выставке была другая фотография владыки, а именно – когда его подсаживают в карету после обеда у Базилевской, но что рядом с этой фотографией было много других, содержание которых требовало, чтобы они не стояли рядом, а именно – разные прогулки в саду семьи Базилевских, стол, уставленный бутылками шампанского, и проч. Владыка, когда об этом узнал, сказал, что никуда никогда больше не поедет. Одно мне не нравится в Лизандер, что она митрополита все называет «душкой», а затем передает ему все, что слышит у митрополита Платона, и тем их ссорит. Платон сказал, что она влюблена во владыку, что, если бы Исидор не был монахом, какая из них вышла бы пара: он маленький, она большая. Она эти слова передала Исидору. Затем Платон предложил ей взять яблоко. Она взяла красное, он ей на это сказал: «И тут видно, что митрополита Исидора любите, – взяли красное, а бледного, как я, не хотите». Нахожу, что это не митрополичьи разговоры.
4 мая. Утром был Кушелев. Говорили о спиритизме. Он говорил, что Макаровы, дом которых находится против нас, устраивают у себя сеансы, но что медиумы там всех надувают и он у себя проделал все фокусы, которые делают у Макаровых. Рассказал, что герцог Евгений Лейхтенбергский сказал его жене, что ему сдается наверное, что он сын актера Bussant. Как гадко так говорить о матери!
Говорили о митрополите. Кушелев тоже находит, что он роняет свое достоинство, позволяя какой-то Лизандер с ним разные вольности. Кушелев говорит, что прощает это митрополиту, так как он не бог и плоть у него немощна. Я бы ничего не сказала, если бы все это делалось не напоказ. Эта женщина ужасного воспитания.
О Дуббельт Кушелев говорил, что она очень бестактна. Раз она привела его в ужасное положение. К ней пришел вел. кн. Константин Николаевич в то время, когда Кушелев ей говорил стихи на крестины его внуков; первые сочиненные Грейгом, а вторые им – «Вот мчится тройка удалая». В стихах говорилось, что лошади все имеют недостатки, а именно: Грейг страдает подагрой, Зеленой – тоже, а в середине старая дева, и на руках у нее князь Иван. Через год снова крестины, и та же мчится тройка, «все те же рыла, а на руках у девы князь Гаврила». Это насмешка, и вдруг бы ее сказать дедушке. Бывают бестактные особы: она хотела, чтобы Кушелев повторил это Константину Николаевичу.
5 мая. Вчера я убежала от митрополита, чтобы не сказать дерзостей этой Лизандер, которая с ним обращается очень вольно. Он хотел почесать глаз, она схватила его руку и сказала: «Не сметь!» С восторгом рассказывала, что причащалась у владыки, у него разговлялась.
Рассказала, что была на исповеди у священника Желобовского, который хохотал, когда она исповедовалась у него. Она ему сказала, что влюблена в духовное лицо. Тот сказал, что нехорошо это, если у него есть жена и дети, нехорошо ей его смущать. Она расхохоталась и сказала, что он не женат и что он «душка». Все это она говорит про митрополита. Потом говорила про Платона, называла его злючкой и гадким, показывала, как она его щиплет, что она ему всю репутацию испортила. Платон будто говорит ей комплименты и все спрашивает: «Маша, ты меня не любишь?» Рассказывала, что у Платона бывает бог знает кто, что дамы, которые к нему приходят, похоже, что они пришли с рынка. Будто ей Платон несколько раз говорил: «Маша, будь со мною добра, веди себя со мною любезно». Можно себе представить, какое тяжелое испытываешь впечатление, когда слышишь у святителя церкви такие речи, и что он не останавливает такую подлую женщину. Теперь об этом все начинают говорить. Лавра же заброшена, служба там производится небрежно, и все жалуются. Пример свыше дурной; как допустить эту чучелу кряду восемь дней ездить к себе и не закрывать ей дверей? Это будет, наверное, скандал, а владыка ничего дурного тут не находит.
10 мая. Завтракал Moulin. Рассказывал, что французское правительство прислало сюда делегатов-банкиров, чтобы предложить России заем на очень выгодных условиях. Цель их состояла в том, чтобы на эти деньги Россия могла бы еще усовершенствовать свое оружие и построить несколько стратегических дорожек, а также на главных линиях второй путь, чтобы в случае войны скорее произвести мобилизацию войск, но здесь все это не уразумели и отказались от займа. Лабуле сказал Moulin, что он занимается опасными вещами, но это его дело; он только нашел необходимым его предупредить, так как этим он может нажить себе врагов. Moulin смотрит здраво на дело и говорит, что если он ничего не будет делать, то какой же он будет агент своего правительства. Он привез в подарок Ванновскому план Мольтке на случай войны, который французы купили у немцев, собирается говорить с Ванновским и о деле займа, ибо находит очень важным столько же для нас, сколько для Франции, чтобы мы были более подготовлены к войне. Мельком рассказал, как поймали Анненкова, который показал банкирам в Париже бумагу, будто бы подписанную Вышнеградским, и которая оказалась фальшивой. Резанов заметил в статье Татищева «Болгария и Россия», которую запретили теперь печатать в «Новом времени», что Татищев отделал Игнатьева, говоря, что Сан-Стефанский договор был написан весь в пользу славян, а Берлинский конгресс, где присутствовал гр. Шувалов, – в пользу Европы. О России ни тот, ни другой не подумал.
Был Романченко. Говорили о Плеве. Он его находит честным, прямым человеком, говорит, что Плеве всегда исполнит то, что обещал, что на его слово можно положиться, Дурново был не такой. Он был ближе к Толстому, ходил к нему очень часто, без доклада всегда, но часто ему не высказывал того, что, бывало, сообщал другим. Но Плеве имеет гораздо больше значения у Толстого; что он, хотя и не ходит к Толстому каждый день и всегда испрашивает раньше аудиенцию, но мнение его Толстой всегда принимает к соображению, и всегда бывает так, как доложил Плеве. Но все-таки Дурново больше любим Толстым. Об Игнатьеве Романченко сказал, что он добрый человек, но неимоверный лгун. Всегда спешил, всегда у него было мало времени, возил страшно много докладов государю и часто к нему их посылал, чего не делает Толстой – он более 20 никогда не берет. Теперь Плеве много решает дел без графа.
12 мая. Романченко рассказал, будто взятый около дома Министерства государственных имуществ человек с револьвером в руке хотел убить Толстого. В день очередного доклада Толстого этот человек, фамилия его Карин, шесть раз в 10 часов (время, когда уезжает Толстой) прошел около его подъезда. Городовой и швейцар Плеве его заметили. Но в этот день Толстой, чувствуя себя нехорошо, не поехал, а послал Романченко извиниться. Но этот человек этого не знал – в 12 часов он снова вернулся. Тогда здесь оказался филер (швейцар Плеве думал, что это новый агент Пузанова) и начал за ним следить. Наконец он не вытерпел и спросил, скоро ли его оставят в покое, затем сказал, что хотел убить Пузанова за обиду в театре, а потом заявил, что хотел себя убить и, чтобы придать себе храбрости, ходил и искал портерную. Тут его схватили и посадили. Пузанову Грессер и Шебеко приказали ничего об этом не говорить Толстому. В восемь часов приехал Шебеко и просил Романченко доложить графу. Но Романченко сказал, что граф лежит болен. Тогда он начал ходить по комнате. В это время неожиданно спустилась к мужу графиня. Он бросился к ней, стал ей что-то говорить, она ушла к графу, вскоре и его туда пригласили. После него приехал Грессер. На другой день граф спросил Пузанова, почему он ему ничего не сказал. Пузанов отвечал, что ему велели молчать. Хотели сами объявить, чтобы уменьшить заслугу Пузанова. Грессер же сделал ему выговор, что он арестовал Карина на улице.
13 мая. Пришел Каульбарс. Е.В. ему сказал, что, верно, отношения Марии Павловны ко двору хороши, так как она всюду является с императрицей. Он на это сказал, что часто это означает обратное. После известного письма Боби Шувалова он раз пришел в Царском к Владимиру Александровичу. Входя с ним в залу, они увидели Шувалова, которого вел. князь очень дружески встретил, затем увел его к жене. Завтрак запоздал на двадцать минут. Когда вышли вел. князь с женой и Шувалов с женой, все, кроме вел. князя, были страшно красны, и во время завтрака все внимание хозяев было обращено на Шуваловых. После завтрака Каульбарс сказал вел. князю: «Monseigneur, maintenant je ne comprends rien»[23]23
Ваша светлость, теперь я ничего не понимаю (франц).
[Закрыть]. Ha это вел. князь отвечал: «Il у а beaucoup de choses, que vous ne pourrez comprendre jamais»[24]24
Многого вы не сможете понять никогда (франц.).
[Закрыть].
16 мая. Вчера слышала от Китицына следующий рассказ. Вел. кн. Константин Николаевич, прогуливаясь по Павловску с Рамзаем, встретил урядника, который отдал ему честь. Вел. князь остановился и подал ему руку. Рамзай выразил ему свое удивление, как это он подал руку уряднику. На это Константин Николаевич сказал: «Что же тут удивительного? Сегодня он урядник, а завтра может быть губернатором».
9 июня. Ездила к Толстым в Пирогово. Толстой сказал, что его брат Лев говорит, что если будет царский манифест объявления войны, то он, Толстой, издаст тотчас же свой манифест против войны. Там у них была сестра их, графиня Толстая, которую эта фраза, повторенная братом, покоробила.
29 июня. Вел. кн. Мария Павловна в Варшаве выехала на смотр с мужем верхом, и мимо них прошли войска. Оба они ищут популярности. Императрица ее не любит.
9 июля. Рассказывали, что приезд в Тулу вел. кн. Владимира сопровождался рядом скандалов. Он уехал недовольный. Всего там было шесть дворян. Подарок тульских дворян Владимиром Александровичем был принят нелюбезно. Как видно, здесь он потерпел неудачу.
14 июля. Сегодня канун великого торжества. Завтра в Киеве и по всей России празднуется крещение Руси 900 лет тому назад. Воображаю, какою торжественностью это обставлено в Киеве.
Была старуха Толстая, сестра Толстого. О брате сказала, что он не рисуется, как многие это думают, что он все еще ищет убедиться в существовании души и ее бессмертии. Последнее его сочинение «Из жизни», которое было остановлено духовной цензурой, до того запутанно и так неясно выражена его мысль, что, читая, начинаешь думать, что он впал в детство. Говорила, что соглашается с людьми, которые находят, что Лев Толстой получил поверхностное образование; хотя он в последнее время и много читал, но у него ум неглубокий, он превратно толкует Священное писание, с которым тоже мало знаком. Он Евангелие вряд ли читал более одного раза. Нужно, читая его книги, всегда спросить его объяснения, которое он сам охотно дает, но противоречий не любит и сердится, а с его объяснениями трудно соглашаешься. Она рассказала, что, уже будучи студентом, ее брат пописывал, но никто не принимал его писаний всерьез. Затем он уехал на Кавказ, и первое, что было напечатано из его сочинений, было «Детство» и «Отрочество», затем «Казаки». Его талант был для всех настоящим сюрпризом. Никто из его детей не унаследовал этого таланта, может быть, кто-либо из малюток, но старшие – нет. Он терпеть не может гувернеров и гувернанток, находя, что это совершенно не нужно, бесцельно, противно его убеждениям. Она говорила, что он, как и брат ее Сергей, смеется над религиозными чувствами. Братья Толстые того мнения, что если хочешь молиться, то помолись сам, не прибегая к рясе.
Французский «Gaulois» все доискивается причины приезда в Петербург императора Вильгельма и, между прочим, пишет, что во время болезни покойного императора у него пропало со стола много серьезных бумаг, между ними одна, касающаяся будущих военных замыслов Германии, составленная Бисмарком. В краже подозревают или императрицу Викторию, или доктора Макензи. Теперь эта бумага находится в руках английской королевы, которая может все передать России, которую тоже в ней не щадят. Чтобы Россия, узнав об этом, не слишком враждебно относилась к Вильгельму, он и приехал в Петербург, поставив себе задачей устроить свадьбу своей второй сестры с нашим наследником. Все это сказки. Французы боятся сближения России с Германией. Но я верю нашему царю. Он справедлив, честен и в обиду никого не даст, благо что теперь своею твердостью приобрел себе первый голос в политике.
17 июля. Приехали соседки Ивашкины, две старые девы. Говорили про Льва Толстого. Он ходит мазать печи у крестьян, чтобы о нем говорили. Если бы это сделал у себя, то никто бы не знал. Когда он приходил в прошлом году к брату, утром он вдруг пропал. Его искали весь день. Оказалось, он пошел пахать одному мужику его поле. Это был сын кормилицы одной из его дочерей, который был нездоров в эту минуту. Все свое состояние он перевел на имя жены и считает себя ее поденщиком. Недавно здесь был пожар в его соседстве, он выпросил у жены 25 руб., чтобы дать погорельцам. Сгорело, говорят, дворов около двенадцати. Какая же это помощь! Дочь его Татьяна, когда была у нас последний раз, говорила, что все они собираются идти за сто верст в Оптину пустынь и она пойдет в лаптях. Большие оригиналы эти Толстые.
22 июля. Поехала к Толстым. Дочери Толстого подпадают под влияние дяди Льва, отказываются от мясной пищи. Верочка собирается на днях по вызову Татьяны Толстой в Ясную Поляну вязать и жать рожь. По этому поводу завязался разговор. Сестра Толстого начала нападать на брата Льва, что он и себе портит здоровье и другим, что с тех пор, как он начал вести эту жизнь, он все хворает, у него непонятные боли в желудке от растительной пищи и от чрезмерных физических трудов.
22 октября. За последние дни – ужасная катастрофа на Харьковско-Орловской дороге 17 октября. Без содрогания нельзя слушать подробности крушения царского поезда. Непостижимо, как господь сохранил царскую семью. Вчера Салов рассказал нам подробности, переданные ему Посьетом, когда они вчера возвращались из Гатчины, по приезде государя. Царский поезд состоял из следующих вагонов: два локомотива, за ними – вагон электрического освещения, вагон, где помещались мастерские, вагон Посьета, вагон II класса для прислуги, кухня, буфетная, столовая, вагон вел. княжен – литера Д, литера А – вагон государя и царицы, литера С – цесаревича, дамский свитский – литера К, министерский свитский – литера О, конвойный № 40 и багажный – Б. Поезд шел со скоростью 65 верст в час между станциями Тарановка и Борки. Опоздали на ½ часа по расписанию и нагоняли, так как в Харькове предполагалась встреча (тут является маленькая темнота в рассказе: кто приказал ехать скорее?).
Был полдень. Ранее обыкновенного сели завтракать, чтобы кончить его до Харькова, который уже отстоял только на 43 версты. Посьет, выходя из своего вагона, чтобы идти в царскую столовую, зашел в купе к барону Шернвалю, звал его идти вместе, но Шернваль отказался, сказав, что у него есть чертежи, которые ему необходимо рассмотреть. Посьет ушел один. В столовой собралась вся царская семья и свита – всего 23 человека. Маленькая вел. княжна Ольга оставалась в своем вагоне. Столовая была разделена на три части: посредине вагона – большой стол, с двух боков столовая была отгорожена – с одной стороны помещался обыкновенный стол для закуски, а за другой перегородкой, ближе к буфетной, стояли официанты. Посредине стола с одной стороны помещался государь, имея по бокам двух дам, а с другой стороны – императрица, справа у нее сидел Посьет, а слева Ванновский. Где стояла закуска, там сели царские дети: цесаревич, его братья, сестра и с ними Оболенский.
В ту минуту, когда уже подавали последнее блюдо, гурьевскую кашу, и лакей поднес государю сливки, началась страшная качка, затем сильный треск. Все это было делом нескольких секунд – царский вагон слетел с тележек, на которых держались колеса, все в нем превратилось в хаос, все упали. Кажется, пол вагона уцелел, стены же приплюснулись, крышу сорвало с одного бока вагона и покрыло ею бывших в вагоне. Императрица захватила Посьета при падении за бакенбарды.
Первый на ноги поднялся Посьет. Увидя его стоящим, государь, под грудой обломков, не имея сил подняться, закричал ему: «Константин Николаевич, помогите мне выкарабкаться». Когда государь поднялся, и императрица увидела, что он невредим, она вскричала: «Et nos enfants?»[25]25
Что с детьми? (франц.).
[Закрыть] Слава богу, дети все целы. Ксения стояла на полотне дороги в одном платье под дождем; на нее накинул телеграфный чиновник свое пальто. Михаила отыскали, зарытого в обломки. Цесаревич и Георгий тоже были невредимы. Когда нянька увидела, что стенка вагона была разбита, она выбросила маленькую Ольгу на насыпь и сама вслед за ней выбросилась. Все это произошло очень благополучно. Вагон же был переброшен через столовую и стал между буфетным вагоном и столовой поперек. Говорят, это послужило спасением для находящихся в столовой.
Зиновьев рассказал Посьету, что он видел, как бревно врезывалось в столовую, два вершка от его головы; он перекрестился и ждал смерти, но вдруг оно остановилось. Человек, подававший сливки, был убит у ног государя, также и собака, бывшая в вагоне, – подарок Норденшильда.
Когда вся царская семья собралась и они увидели, что господь их сохранил, – царь перекрестился и занялся ранеными и убитыми, которых оказалось много. Четыре официанта, которые находились в столовой за перегородкой, были убиты. Первый сошел с рельсов вагон Посьета. Охрана, стоявшая вдоль пути, говорит, что видела, как что-то моталось около колеса одного из вагонов, но, вследствие быстрого хода поезда, не может указать, в каком это было вагоне. Думают, что лопнул бандаж на колесе. В первом, электрическом, вагоне людям, там находящимся, было жарко, – они открыли дверь. Трое из них поэтому были спасены – их выбросило на дорогу невредимыми, но другие были убиты. В мастерской, где находились колеса и разные принадлежности на случай поломки, все было перебито. Вагон Посьета разлетелся в прах. Шернваль был выброшен на откос, его нашли сидящим. Когда его спросили, сильно ли он ранен, он ничего не отвечал, только махал руками; он был нравственно потрясен, не зная, что такое произошло. Императрица и государь подошли к нему. Она сняла с себя башлык и надела его на Шернваля, чтобы ему было теплее, так как у него фуражки не было. У него оказались переломлены три ребра и помяты щеки. В вагоне Посьета находился еще инспектор дороги Кроненберг, который тоже был выброшен на кучу щебня, и у него было оцарапано все лицо. И управляющий дорогой Кованько, тоже выброшенный, но так удачно, что не запачкал себе даже перчаток. Кочегар же был убит в этом же вагоне. В вагоне II класса, где была прислуга, мало кто остался жив – все получили сильные раны: кто не был убит на месте, многие были придавлены передними скамейками. В кухне повара были ранены. Вагоны лежали на обе стороны. Из свиты государя все более или менее получили ушибы, но все легкие. Посьету ушибло ногу, у Ванновского оказалось три шишки на голове, Черевину ушибло ухо, но всех больше пострадал начальник конвоя Шереметев: у него оторвало второй палец на правой руке и сильно придавило грудь. Трудно вообразить, что при таком разрушении так еще ничтожны повреждения. Императрице помяло левую руку, которую до сих пор она держит на привязи, а также оцарапало ухо, т. е. возле уха. В других же вагонах находящиеся там люди не потерпели никаких повреждений. Под царский вагон, где находились спальни царя и царицы, подкатились колеса других вагонов, а вагон цесаревича так затормозили, что превратили его колеса в сани. Барон Таубе, сопровождающий всегда царские поезда, находился у Ширинкина в свитском вагоне. Когда он узнал о происшедшем, он бросился бежать в лес; солдаты, охранявшие путь, чуть его не убили, думая, что это злоумышленник. Ширинкин послал конвойных его догнать и привести обратно. Посьет потерял во время крушения все свои вещи, остался в одном сюртуке.
Когда опять все уселись в вагоны, т. е. когда опять отправились из Лозовой в Харьков, государь с царицей навестили Посьета в его купе. Он лежал раздетый. Царица села рядом у него на скамейке, где он лежал, а государь остался стоять. Они его утешали и пробыли у него двадцать минут, не позволив ему встать со своего места. Когда Посьет вышел из вагона, Салов говорит, что у него был земляной цвет лица, он очень осунулся. Государь очень бодр и еще потолстел. Императрица тоже бодра, но постарела. Это понятно, что она пережила в это ужасное время.
Сегодня напечатано, что государь передал жандармскому офицеру кусок дерева – гнилую шпалу. Спросила Салова по телефону, справедливо ли это сообщение. Он отвечал, что Воронцов, правда, поднял кусок дерева и сказал, что это – гнилая шпала, передал это государю, который тут же отдал этот кусок жандарму. Но Салов уверен, что это не шпала, что все они были переменены два года тому назад на этой дороге, а что это – обломок от вагона. Молодой Поляков, хозяин этой дороги, говорит, что всему виной вагон Посьета, который был очень ветх. Посьет дал понять Салову, что будто ехали так скоро по приказанию самого государя. Теперь все выяснит следствие. Кони и Верховский от Министерства путей сообщения поехали туда на место. Жертв очень много: 23 убитых и 19 раненых. Все – царская прислуга.
23 октября. Вышел сегодня манифест, где говорится о чудесном спасении царской семьи. Видно, писал Победоносцев.
Оржевский рассказал, как Дрентельн не ладил с Победоносцевым по случаю празднования 900-летия крещения Руси и был недоволен его приездом. Победоносцев сказал, что говорил так много речей, чтобы не дать возможности говорить другим, т. е. гр. Игнатьеву.
24 октября. Было много народу. Moulin говорил, что видел художника Зичи, который сопутствовал государю в поездке и был в столовой. Его облили кашей во время катастрофы. Когда он очутился вне вагона, первое, о чем он вспомнил, был его альбом. Он вошел снова в разрушенную столовую, и альбом сразу попался ему на глаза. Говорят, что государь за два дня до катастрофы делал замечание за столом Посьету, что очень часто остановки. На это Посьет отвечал, что они делаются, чтобы брать воду. Государь сказал сурово, что можно ее запасать не так часто, а в большем количестве зараз.
Много интересных подробностей слышишь о крушении. Все более или менее получили царапины, но все здоровы. У Оболенской, рожденной Апраксиной, сорвало с ног туфли. Раухфус (доктор) боится, что будут последствия у вел. княжны Ольги от падения. Ванновский сильно ругает Посьета. Вся свита царя говорит, что его вагон был причиной крушения. Удивительно, что все, когда говорят об опасности, угрожавшей царской семье, восклицают: «Если бы они погибли, то вообразите, что тогда был бы государем Владимир с Марией Павловной и Бобриков!» И эти слова говорятся с ужасом. Е.В. говорит, что вел. кн. Владимир делает недоброе впечатление своими поездками по России.
25 октября. Верховский, посланный вместе с Кони расследовать причину катастрофы, телеграфирует, что на месте выяснилось, что сообщенные «Правит. вестником» и другими газетами известия вполне ложны, что только через 5 дней они дойдут до причины крушения. По телеграмме видно, что она написана совместно с Кони.
26 октября. Много интересного рассказывал о своем пребывании в Сибири Вишняков. Интересен его рассказ о пребывании его в Нижнем. С ним в одно время были Т.И. Филиппов и Саблер. Баранов после обеда повез двух последних в такой дом, где удовольствия (известные) можно получить за 5 коп., и они там пробыли до пяти часов ночи. Хорош пример! Этого же Саблера накануне на дебаркадере встречал местный архиерей и при отъезде его провожал. Что же подумали нижегородцы о своем архипастыре, который оказал почтение личности, не сумевшей удержаться от оргии? Филиппов все свое путешествие, т. е. командировку свою, сделал в сопровождении всей своей семьи, которую контрольные чиновники должны были везде угощать.
Петров (начальник жандармов в Петербурге) тоже был в Нижнем и рассказывал, как Баранов позвал его на чашку чая. Он полагал, что приглашен на квартиру Баранова, оказалось – в трактир. Кроме него были другие, все нижегородцы, в том числе Осипов. Подали чай, взяли стаканы только он и Баранов. Свой он выпил, Баранов не выпил. Затем подали ужин. Сидели они в общей зале, всех ближе к арфисткам, которые им пели. Шампанское лилось рекой. Затем арфистки пошли собирать деньги в тарелочки. Все дали, Петров дал 3 руб. Когда в два часа кончился ужин, Баранов приглашал Петрова поехать с ним в то же непозволительное место, но Петров отказался. Те же арфистки пели и на обеде, когда были в Нижнем Вишняков, Филиппов и Саблер. Двое последних так расходились, что чуть ли не посадили арфисток на колени. Такую разгульную жизнь ведет Баранов ежедневно во все время ярмарки.
Многие сегодня обедали. Очень все острят насчет вел. кн. Марии Павловны. Говорят, будто она вскрикнула, когда узнала о случившемся крушении царского поезда: «Jamais nous n’aurons une pareille chance!»[26]26
Никогда у нас больше не будет такого шанса! (франц.)
[Закрыть]. Она будто называет это не «accident», a «incident»[27]27
Не «происшествие», а «случай» (франц.).
[Закрыть] … Ее очень любят. Правда, она очень развратная немка. Вчера Колин товарищ, паж Орлов, много рассказывал ему про вел. князей и княжон. Оказывается, что все они более или менее развратны. Досталось много Марии Павловне, с которой все лето он играл в лаун-теннис.
28 октября. Статью в «Правит. вестнике», где говорится о гнилой шпале, переданной будто бы государем жандармскому офицеру, написал личный секретарь Воронцова-Дашкова Кривенко.
Кузьмин-Караваев, адъютант вел. кн. Михаила Николаевича, сегодня завтракал у сыновей Михаила Николаевича, которые ему сказали, что государь и царица очень нервно потрясены, дети до сих пор перепуганы. В комнате, где была закуска, оказывается, сидели трое: Михаил, Георгий и Оболенский. Царица себе ранила руку вилкой.
Пришел Иванов. Иванов сегодня видел вел. кн. Николая Николаевича, который ему тоже сказал, что государь очень нервен и часто плачет.
30 октября. Посьета в прошлую пятницу государь принял очень ласково, повел его к императрице, сказав ему, что это день их свадьбы. Посьет спросил о детях, и государь сказал, что они все у жены, что он их увидит. Пригласил его завтракать en famille[28]28
В кругу семьи (франц.).
[Закрыть]. Утвердил его представления насчет поправки вагонов, назначил Салова председателем этой комиссии. О брани газетной сказал, что они, т. е. газеты, решили дело и что ему тут делать нечего. Вообще видно, что царь был очень милостив с адмиралом.
Сегодня с заграничным поездом уезжает цесаревич в Данию. Едет он в общем почтовом поезде. Это очень разумно и скромно.
Фрейлина государыни Голенищева-Кутузова, оказывается, серьезно ранена. Ей какой-то кусок чего-то попал в неприличное место. Сперва бедная скрывала, а теперь лежит во дворце; ее навещает ежедневно царская семья.
Кривошеин сегодня передал, что, когда он сидел в заседании у Плеве в числе шести человек, Черевин позвонил из Яхт-клуба Плеве в телефон и сказал ему, что Посьет получил отставку. Это же сказал и Дмитрий Нарышкин, что вчера все об этом говорили в Яхт-клубе и что будто государь был свиреп с Посьетом при докладе. Это не вяжется с рассказами Посьета.
Заехал Салов. Об отставке Посьета он еще ничего не знает, но говорит, что это вероятно, хотя после поездки в Гатчину Посьет был вполне покоен. Рассказал он курьезный факт. Получает он конфиденциальное извещение от управляющего Варшавской дороги, что цесаревич едет. Сообщают ему, чтобы прицепить два вагона к почтовому поезду; взять же два вагона на Николаевской дороге. Салов спрашивает, какие вагоны взяты; ему отвечают: № 64 для цесаревича. Приезжает к нему сегодня Михальцев, управляющий Николаевской дороги. Он ему говорит, что он дал вагон № 64. Оказывается, что Михальцева никто не спросил, взяли вагоны без спроса, потому что очень спешили. Вот порядок! Так как поезд имел уже полный состав, а вновь прицепленные вагоны сделали его еще более тяжелым, то опять потребовалась двойная тяга. Салову телеграфируют о следовании поезда № 3, т. е. как он подвигается. Цесаревич уехал с Рихтером.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?