Текст книги "Перстень Дарины"

Глава первая

Лето 1256 года

Над деревянным крестом склонялась пушистая липа, и тень от ее листьев, колеблемых ветром, скользила по лицам двух женщин, пришедших навестить одинокую могилу. Здесь, на краю леса, в тишине небольшой поляны, окруженной со всех сторон деревьями, боярыня Ольга более пятнадцати лет тому назад похоронила крестную, которую перевезла из здвиженского селения сюда, в свою наследственную вотчину, что находилась южнее города Меджибожа, на берегу реки Бог[3]3
  Бог – Южный Буг.


[Закрыть]. Сейчас Ольга стояла над могилой и вспоминала, каково ей было преодолеть отчаяние и выдержать те испытания, что выпали на ее долю в страшные дни разгрома Киева. И все-таки она выдержала, добралась до Меджибожа, а потом и до Галича, где попросила покровительства у князя Даниила Романовича. По примеру Мономаха, Даниил Галицкий всегда призывал князей и бояр не давать слабых, вдов и сирот в обиду сильным, а потому вдова Леонтия Колывановича со своей маленькой дочкой могла не бояться, что какие-нибудь дальние родственники или соседи отнимут у нее небогатое имение под Меджибожем, которое досталось ей от деда по материнской линии. Гибелью и пленом грозили опустошительные татарские набеги, тревожившие Галицко-Волынскую Русь первое время после разгрома Киева, но, к счастью для Ольги, кровавый путь Батыевых полчищ прошел севернее тех мест, где она поселилась.

Сейчас воспоминания о долгих и трудных годах, проведенных в одиночестве и постоянной готовности к борьбе за себя и за дочь, так захлестнули Ольгу, что она стала мысленно исповедоваться перед крестной, надеясь, что Елена непременно услышит ее с высоты небес.

Дарина бросила взгляд на бледное неподвижное лицо матери и тихонько вздохнула. Стремительная и любопытная девушка в свои неполные шестнадцать лет не могла долго выдерживать такое скорбное, отрешенное молчание и через несколько минут спросила Ольгу:

– Мама, а почему лишь твоя крестная похоронена близко, а мой отец и бабушки с дедушками – далеко?

– Доченька, я же тебе говорила, что все наши близкие похоронены в Киеве – кто в могиле под крестом, а кто – под развалинами Десятинной церкви… – Ольга ласково взглянула на дочь и прижала к своему плечу ее хорошенькую русую головку.

– Мама, а если бы нам поехать в Киев, навестить их могилы? – предложила Дарина, которой очень нравилось ездить как в повозках, так и верхом, да и просто бродить по дорогам, осматривая новые места.

– Нет, милая, в Киев нельзя, – вздохнула мать. – В Киеве хозяйничают татары.

– Татары!.. – девушка с детской досадой топнула ногой. – Когда же они уберутся с нашей земли?

– Наверное, не скоро.

– Но ведь князь Данило не допустит их в Галицко-Волынское княжество, правда? – Огромные синие глаза Дарины с надеждой вскинулись к материнскому лицу. – Ведь он же побивает татарского воеводу Куремсу, да и тех изменников, которые продались татарам?

– Не нам с тобой судить о княжеских делах, – оборвала боярыня простодушные расспросы дочери. – Пойдем, уже пора в церковь.

Ольга и Дарина, осенив себя крестом, поклонились могиле и пошли с лесной поляны на дорогу, что вела к приходской церкви. Этот путь Ольга всегда проделывала пешком, считая, что так будет ближе к Богу. Боярыню с дочерью сопровождали лишь двое слуг – конюх Трофим и его жена Катерина, которая была и швеей и знахаркой в одном лице. Этих преданных и надежных людей Ольга знала с детства, а потому и доверяла им больше, чем другим слугам или холопам. Впрочем, у боярыни Колывановской слуг было мало, а крестьян не хватало даже на то, чтобы обработать ее земли, половина из которых пустовала и была разорена во время татарских набегов.

Узкую тропу впереди пересекала широкая, наполовину мощеная дорога, по которой направлялись к церкви прихожане из окрестных сел. Сегодня приехал править воскресную службу архиерей отец Артемий, известный своим красноречием, поэтому люди сходились отовсюду, даже из отдаленных сел. Дарина заметила в толпе прихожан молодого охотника Назара – первого парня в округе – и вспыхнула от предчувствия скорой встречи с ним. Назар был простолюдин, но свободный и принадлежал к общине, состоявшей, в основном, из пастухов и охотников. Назар выделялся среди всех красотой и веселой удалью. Многие девушки готовы были идти за ним на край света, лишь бы он их выбрал. Дарина слышала о нем разное, не всегда хорошее, но это лишь возбуждало ее любопытство, и она невольно заинтересовалась парнем, по которому вздыхало так много местных девушек. Она знала, что мать никогда не разрешит ей, боярышне, встречаться с простолюдином, смердом, но натура Дарины была такова, что запретный плод манил ее больше, чем дозволенный.

Она проводила взглядом толпу прихожан, среди которых шел Назар, с досадой примечая, что вокруг него были принаряженные ради праздника молодые женщины. Но свои тайные чувства девушка должна была скрывать от всех, особенно от матери. Оглянувшись на Ольгу, Дарина убедилась, что та не заметила ее интереса к молодому охотнику. Боярыня шла молча, глядя прямо перед собой строгим и неподвижным взглядом. Смешливая Дарина никогда не могла понять, отчего ее красивая и добрая мама так редко улыбается и так настороженно относится к людям, избегая новых знакомств. На вопросы дочери о том, почему в их доме почти не бывает гостей, боярыня обычно отвечала: «Сейчас лучше жить тихо, незаметно, никому на глаза не попадаться. В лихое время лихие люди оживляются. А нам с тобой, беззащитным сиротам, надеяться не на кого, лишь только на свой разум и осмотрительность».

Когда Ольга и Дарина подошли к широкой дороге, по ней как раз проезжала повозка, запряженная парой отличных лошадей. Сердитый возница замахнулся кнутом на двух калек-оборванцев, что подскочили прямо к повозке просить милостыню.

– Идите на паперть, там подадут, а ехать не мешайте!

Но хозяйка, сидевшая в повозке, остановила кучера и бросила калекам несколько монет. Потом, повернув голову, она встретилась взглядом с Ольгой и Дариной и слегка поклонилась им. Женщина была немолода, но еще красива, а ее одежда и головной убор свидетельствовали о знатном положении владелицы. Рядом с ней в повозке сидел худощавый бледный юноша лет двадцати, одетый в черное монашеское платье.

Когда повозка отъехала вперед, а Ольга и Дарина с боковой дороги перешли на главную, девушка тихо спросила у матери:

– Это кто такие? Я их раньше не видела.

– Они недавно поселились в наших краях. Ксения – вдова боярина Гавриила Ходыны. Ее старший сын Карп – из тех болоховских бояр, которые пошли на службу к татарам, чтобы получить в свое владение новые земли. Вот и отобрали они чужое поместье, поселились прямо на границе с нашим имением. Послал же Бог таких соседей… еще одно испытание.

– Этот монашек – ее сын? Он не похож на разбойника, который может отобрать чьи-то земли.

– Нет, в повозке, наверное, ее младший сын Антоний, Антон. А Карп, говорят, такой…

В этот момент сзади раздался звонкий топот копыт по каменистой дороге, и Ольгу с Дариной обогнал богато одетый всадник на породистой лошади. Оглянувшись на боярыню с боярышней, он молодцеватым движением откинул в сторону полу своего темно-красного плаща, подбоченился и, впившись глазами в женские лица, спросил:

– Это твоя дочь, боярыня? Здоровы будьте обе. Что ж не отвечаешь соседу?

– Здоров будь, сосед, – с трудом выдавила из себя Ольга.

А Дарина, увидев незнакомца, даже скривилась от невольного отвращения, к которому примешивалась доля страха. Лицо богатого всадника было изрыто оспинами, а светло-серые глаза казались белыми щелями в тяжелых складках нависающих красноватых век. Губы, вытянутые в тонкую линию, змеисто улыбались.

– Хороша у тебя дочь, настоящая невеста, – заметил незнакомец, гарцуя на лошади вокруг женщин. – Отчего ж идете пешком? Одну из вас могу подвезти, садитесь ко мне.

Он протянул руку, от которой мать и дочь разом попятились назад.

– Нет, благодарю, боярин Карп, – поспешно сказала Ольга. – В дом Господа мы привыкли ходить пешком.

– Что ж, воля ваша, – пожал плечами всадник. – Ничего, теперь мы будем часто видеться, мы ведь соседи.

Он поскакал вперед, сбивая с ног идущих впереди пеших прихожан.

– Так этот безобразный человек – Карп, старший сын боярыни Ксении? – прошептала Дарина. – Страшилище, да еще и наглец. А ты его уже видела раньше?

– Один раз, когда была у отца настоятеля.

– Отчего же мне не рассказывала?

– Не хотела пугать тебя, дочка.

Дарина, с опаской и неприязнью поглядывая в спину боярина Карпа, взяла мать за руку и сказала:

– Ничего, матушка, будем держаться подальше от таких соседей, а в случае опасности попросим защиты у князя.

Ольга грустно улыбнулась, услышав рассудительные речи юной девушки, и с надеждой подумала о том, что, по слухам, князь Даниил в скором времени собирается громить союзных монголам болоховских князей и бояр, одним из которых был Карп Ходына.

В церкви Ольга с дочерью случайно оказались возле боярыни Ксении и двух ее сыновей. Дарина незаметно отступила на пару шагов, чтобы быть подальше от пугавшего ее Карпа. К счастью для девушки, между нею и страшноватым боярином протиснулись двое знатных прихожан. Во время службы Дарина не утерпела и оглянулась назад – туда, где в толпе крестьян стоял Назар. Он перехватил взгляд девушки и, как ей показалось, даже слегка подмигнул. Она смутилась и уже больше не глядела в сторону бравого охотника.

Между тем владыка Артемий говорил о силе духа и веры, которые особенно нужны людям в годину тяжких бедствий. Он учил, что нельзя впадать в отчаяние и хулить Бога за ниспосланные испытания, а надо черпать силы в святом учении. Внезапно Ольге почудилось что-то знакомое в его словах:

– Не было таких бед, которых род человеческий еще не пережил. Что было, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем… Во дни благополучия пользуйся благом, а во дни несчастия размышляй.

Ольга вспомнила свою крестную, ее рассказ о падении Царьграда, и слезы выступили у нее на глазах от прилива возвышенной печали. Боярыня посмотрела затуманенным взором на лик иконы Божьей матери и мысленно попросила у нее защиты не столько для себя, сколько для Дарины.

Ольга уже давно вынашивала мысль передать свои земли монастырю. В неспокойное время только обитель могла оградить вдов и сирот от хищных захватчиков, как чужих, так и своих. Монголы, при всей их свирепости, были веротерпимы и не разоряли монастырей, а потому под защиту монастырских стен уходили многие беженцы из киевской земли. Передавая имение монастырю, Ольга и сама хотела поселиться в обители. Но в окрестностях Меджибожа пока не было женского монастыря, он только строился, и боярыня все свои скромные доходы жертвовала на его строительство, которое уже подвигалось к концу. С владыкой Артемием у нее было договорено, что в скором времени она примет постриг, чтобы впоследствии стать игуменьей нового монастыря. Но перед тем Ольга хотела устроить судьбу своей дочери – выдать ее замуж или взять с собой в монастырь. Впрочем, для монашеской доли живая и нетерпеливая Даринка вряд ли была предназначена, и Ольга это понимала. Но и подходящих женихов для девушки тоже не имелось. Круг знакомых вдовы не отличался широтой, среди них не было мужчин, из которых Ольга могла бы выбрать жениха для своей дочери. Как мать, она желала Дарине доброго и умного мужа, а как родовитая боярыня хотела, чтобы ее зять был непременно богатым и знатным. О простолюдинах боярыня Ольга и думать не могла.

После службы прихожане стали подходить к владыке за благословением. Местный священник отец Епифаний не мог скрыть радости, что в этот день так много народа пришло в церковь – скромный сельский храм был набит до отказа. Ольга, как одна из самых ревностных и знатных прихожанок, да еще и жертвовавшая на строительство монастыря, пользовалась уважением батюшки Епифания и владыки Артемия. Сегодня, увидев совсем близко зловещего Карпа Ходыну, она окончательно решила передать земли монастырю и просить у владыки защиты для себя и своей дочери.

Церковь понемногу пустела; получившие благословение прихожане нехотя удалялись от торжественного благолепия храмовой службы к тяжким будничным делам. Дарина, незаметно провожая взглядом Назара, почти не вслушивалась в разговор матери со священниками. Внезапно грубый голос прямо над ухом заставил ее вздрогнуть:

– Что, боярышня, твоя мать, наверное, хочет отдать свои земли монастырю? Вот и мой братец такой же, совсем уж в монахи подался. А ты не хочешь в монастырь?

У Дарины задрожали ресницы, когда она подняла испуганный взгляд на боярина Карпа и чуть слышно пролепетала:

– Как матушка прикажет, так и сделаю.

– Да полно смиренничать, красавица! – хохотнул Карп. – Лучше выходи замуж, а эти земли будут твоим приданым!

Услышав громкий голос Карпа, Ольга и священники разом оглянулись. Увидев, сколь опасный собеседник появился у девушки, владыка Артемий тут же ее выручил, подозвав к себе. Дарина кинулась к архиерею со всех ног, а Карп недовольно проворчал:

– Видно, в этом краю любой монах важнее знатного боярина.

Но спорить с владыкой он все же не решился: Артемий пользовался уважением самого Даниила Романовича, был человеком влиятельным и в своем роде знаменитым. О его духовных подвигах рассказывали легенды. В страшные времена разгрома Киева Артемий оказался в числе тех немногих печерских иноков, которым удалось спастись от Батыевых орд и, укрывшись в лесах, жить там долгое время. Найдя среди развалин Лавры один уцелевший малый придел, иноки стали иногда проводить там божественную службу, извещая обездоленных прихожан унылым звоном единственного колокола. Затем, когда жить под Киевом стало уж совсем невыносимо, Артемий с двумя иноками ушел в Галицкое княжество, унеся с собой церковные книги и иконы, которые удалось спасти.

Теперь Артемий был уже старик, но все еще крепкий телом и бодрый духом. Он не смолчал, тут же ответил на дерзкий выпад Карпа:

– Не только у нас, но и во всех христианских державах духовный пастырь должен быть важнее князей и бояр. Но тебе, Карп Ходына, этого, видно, не понять. Ты ведь продался татарам – поганым нехристям.

Боярин, прожигая священника недобрым взглядом белесых глаз, возразил:

– Я не продался, а признал их силу, как и многие князья. Вот и Данила Романович ездил на поклон к Батыю, даже пил с ним кумыс.

– Князь Даниил вынужден был это сделать, чтобы татарские ханы не терзали его земли и не отдали их во владение таким хищникам, как ты, – сказал Артемий, глядя в глаза Карпу.

И боярин, известный своей жестокой силой и коварством, не выдержал прямого взгляда владыки, отвернулся и, прошептав какую-то угрозу, быстро вышел из церкви.

– Два брата, а какие разные, – заметил архиерей, глядя ему вслед. – Антоний – ангельская душа, а Карп – сущий дьявол. Жаль боярыню Ксению.

– Да, боярыня Ксения – добрая христианка, одаривает нищих и на церковь жертвует, – кивнул отец Епифаний.

– Ксения из хорошего киевского рода, да судьба у нее несчастливая, – вздохнул Артемий. – Рано осталась без матери, а мачеха выдала ее замуж за боярина Гавриила Ходыну, польстилась на его богатство. Карп удался в отца, а Антоний – в мать.

– Страшно иметь такого соседа, как боярин Карп, – слегка поежилась Ольга.

– Ничего, боярыня, церковь и князь будут защитой тебе и твоей дочери, – подбодрил ее владыка.

Дарина, стоявшая рядом с матерью, нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Ей хотелось поскорее выйти из церкви, чтобы застать Назара, который, может быть, нарочно задержался и собирался шепнуть ей несколько слов.

Ее надежды оказались не напрасными: когда наконец мать закончила беседу со священниками и повела дочь из церкви, Дарина еще издали заметила статную фигуру Назара, подпиравшего дерево за церковной оградой. Он будто бы слушал двух старцев, но, увидев Дарину, сразу же с ними распрощался и медленно зашагал по дороге. Когда Ольга и Дарина с ним поравнялись, девушка словно бы нечаянно оступилась, споткнулась о камень, – и Назар тут же поддержал ее под руку. При этом ловкий охотник успел шепнуть боярышне:

– Завтра вечером приходи к большому камню у ручья.

Девушка ничего не ответила, только стрельнула глазами в парня и зарделась.

Ольга шла молча, и Дарине снова показалось, что мать ничего не заметила. Однако на этот раз боярыня оказалась более наблюдательной и через несколько шагов строго сказала дочери:

– Не годится родовитой боярышне перешептываться с простолюдинами.

Дарина ответила с внезапной дерзостью:

– Уж лучше такой простолюдин, как Назар, чем такой боярин, как этот Карп!

Ольга тяжело вздохнула, но не нашла, что ответить.

Дома весь вечер только и разговоров было, что о новых соседях. Слуги опасались их не меньше, чем хозяева.

– Этот Карп Ходына – сущий разбойник, – заявил конюх Трофим. – Говорят, он помогает татарам захватывать наших людей в полон и продавать их в рабство.

– Что ж князь с ним не расправится?! – возмущенно воскликнула Дарина.

– А Карп ведь хитрый и осторожный, действует так, что его за руку не поймаешь, – ответил Трофим. – У него и помощники имеются – разбойные людишки из бродников[4]4
  Бродники – кочевое население преимущественно восточнославянского происхождения, которое проживало в низовьях Днепра и Дона.


[Закрыть]. Да и в наших селах всякие люди встречаются. Иные хоть под татарина, хоть под кого пойдут, лишь бы получить медный грош. А кто и от страха идет, ведь Карп по лютости татарам не уступит.

– Он уже двух жен в могилу свел, – добавила Катерина. – У него и отец был такой же, боярин Гаврила. Когда татары напали на Киев, он тайно помогал этим поганым нехристям. Правда ведь, Ярема Саввич? – Она повернулась к старому слуге.

Ярема когда-то был воином, сражался, защищая Киев, но после тяжелой раны долго пролежал без чувств, потом добрался, искалеченный, в безопасное место и жил какое-то время как нищий, выпрашивая милостыню у добрых людей. Наконец судьба привела его на земли боярыни Колывановской, и Ольга решила дать приют калеке, который когда-то храбро защищал Киев и был знаком с ее отцом, боярином Прохором. Теперь Ярема, старый и больной, целыми днями сидел во дворе или на крыльце, выстругивая деревянные ложки и игрушки детям, а по вечерам рассказывая обо всем, что довелось ему видеть и пережить на своем веку.

– Правда, было такое, тому я свидетель, – откликнулся он хрипловатым, но еще звучным голосом. – Когда лежал, раненый, между убитыми и татары меня не заметили, видел я, как боярин Гаврила откупался от поганых пленными русичами. Были среди несчастных и молодые девушки, и дети малые. Иные девушки в отчаянии бросались грудью на острые сабли, лишь бы избежать надругательства. Дети кричали и плакали; те, кто постарше, пытались убежать, и многие были растоптаны копытами татарских лошадей. Бились в рыданиях матери, на глазах у которых так страшно погибали их дети. Но боярин Ходына никого не жалел. Он спасал свою шкуру, а заодно хотел заручиться дружбой татар.

– Не только в Киеве, но и в наших краях люди натерпелись, – вздохнул Трофим. – Во владимирских и галицких церквях лежали горы трупов. Старики говорят, что татарский погром – это наказание за бесконечные распри наших князей и бояр. Но только ведь не все князья и бояре такие, а страдают все, весь народ…

– А что же ты, Ярема, не рассказал о предательстве боярина Ходыны князю Даниилу? – невольно вырвалось у Дарины.

– А чем бы я доказал, что значило бы мое слово против боярского? – развел руками Ярема. – Ведь Гаврила был знатным и сильным, а я – простой смерд. Кто бы мне поверил? Но, как говорят, Бог правду видит, хоть и не скоро скажет. Трех лет не прошло после разгрома Киева, как боярин Гаврила был зарезан в лесу своими же дружками-разбойниками, которые, видно, чего-то с ним не поделили.

– Гаврила на том свете, но его старший сынок пока на этом лютует, да еще и по соседству от нас поселился, – вздохнула Катерина.

– Ничего, князь Даниил скоро до него доберется, – подбодрила слуг и саму себя боярыня Ольга.

Дарину разговоры об опасном соседстве не очень пугали, – все ее мысли занимала предстоящая встреча с Назаром.

Но вечером ей поневоле пришлось вспомнить о боярине Ходынском, и не только вспомнить, но и содрогнуться, потому что Карп вдруг явился в дом Ольги. Катерина тут же увела боярышню в дальнюю комнату. Однако девушке там не сиделось, и, как только служанка вышла, Дарина подбежала к двери, за которой мать беседовала с Карпом, и стала подслушивать. Худшие предчувствия девушки сбылись: зловещий рябой боярин приехал ее сватать. Впрочем, Ольга после первых же его слов дала отпор незваному гостю:

– Не обижайся, Карп Гаврилович, но Дарину я замуж отдавать не собираюсь. Она еще слишком молода.

– Да она у тебя вполне созревшая девица, – усмехнулся боярин. – Ей небось уже шестнадцать сравнялось? Моей покойной жене было тринадцать, когда ее за меня отдали.

Ольгу передернуло от этих слов, и она, с трудом овладев собой, дрогнувшим от волнения голосом сказала:

– Ты, боярин, человек зрелый, дважды вдовец, а Дарина против тебя ребенок.

– Ты думаешь, я стар, боярыня? – хмыкнул Карп. – Это у меня вид суровый, а годов-то мне немного, двадцать восемь всего. Дарина мне очень даже подходит. И я ей подхожу. Молодой девице нужен защитник, особенно в такое неспокойное время. А сейчас, подумай сама, какая у нее защита? Ни отца, ни братьев, мать – небогатая вдова, у которой только и есть, что земля, да и ту некому обрабатывать. Но и эту землю не сегодня, так завтра какой-нибудь знатный татарин может забрать и отдать своему человеку. Что же вам с дочкой тогда останется? Идти к татарам в услужение? Видывал я боярынь, которые раньше в шелках и золоте ходили, не знали трудов, а ныне сделались рабами татар, прислуживают их женам, мелют на жерновах, исполняют всякую грязную работу, да еще и служат язычникам для потехи. Ты же не хочешь такого для себя и своей дочери, верно? Значит, соглашайся на мое предложение. Мы соединим наши земли, и я стану защитником твоей дочери, а сама ты будешь жить, как хочешь – хоть в миру, хоть в монастыре.

– Наши земли – вот что тебя интересует, боярин, – пробормотала Ольга, шагая по горнице и теребя в руках янтарные четки. Потом, резко остановившись, она взглянула в глаза Карпу и спросила: – А сам-то ты не боишься татар? Они тебе, наверное, друзья?

– Я никого не боюсь, боярыня! – подбоченившись, хвастливо заявил Карп. – А дружу всегда с теми, кто сильней. Но, однако, ты мне так и не дала ответа. И не ссылайся на молодость Дарины. Или, может, у нее уже есть какой-нибудь жених? Так я его живо перебью.

– Такого, как этот, не перебьешь, – сказала Ольга, взглянув на собеседника со скрытым презрением. – У Дарины один жених – Господь Бог. Она будет монахиней, Христовой невестой.

– Хочешь отдать земли монастырю? – недобрым голосом спросил боярин. – Ну, это мы еще посмотрим, соседка. У татар не все полководцы такие слабые, как Куремса. А вдруг сильный придет? Так что на князя Даниила не больно-то уповайте. Зря ты так неприветливо меня встречаешь. Подумай о моем предложении, хорошо подумай. Даю тебе срок неделю. За это время я съезжу в свое имение под Болоховом, там у меня славные охотничьи угодья.

Конец разговора Дарина не дослушала, потому что Катерина обнаружила ее перед дверью и потащила прочь, приговаривая:

– Негоже подглядывать и подслушивать, сиди в своей светелке, как мать велит.

– Но я не могу спокойно сидеть, когда мне грозит такая опасность! – прошептала девушка, округлив глаза. – Ты знаешь, зачем сюда явился этот страшный человек? Он хочет, чтобы я вышла за него замуж и принесла ему в приданое наши земли.

Катерина все-таки увела Дарину в ее комнату и стала тихим голосом успокаивать:

– Не бойся, милая, твоя мама тебя не выдаст. И защиту вы с ней найдете – не в монастыре, так у князя Даниила. Не бойся, не плачь.

Дарина не плакала, но предчувствие близкой беды холодило ей сердце. Едва закрылись ворота за боярином Карпом, как она прибежала к матери и, обнимая ее, стала увещевать:

– Мамочка, родная моя, лучше смерть, чем жизнь с этим злодеем! Ты ведь меня не выдашь за него, правда?

Синие глаза матери ласково взглянули в такие же синие, но еще по-детски круглые глаза дочери.

– Никогда не выдам, голубка моя, не бойся, – сказала Ольга, погладив шелковистые пепельно-русые волосы дочери. – Только надо нам с тобой поторопиться, чтобы через неделю нас уже здесь не было. Когда наши земли будут принадлежать монастырю, боярин Карп не станет нам угрожать.

– Значит, монастырь… – Дарина слегка отстранилась от матери и перевела взгляд на окно, в которое пробивался яркий солнечный луч.

– Да, мое дитя, – вздохнула мать. – Знаю, что ты не создана быть монахиней, но другого выхода у нас нет.

– А если поехать к князю? – с надеждой спросила Дарина.

– Мне надо об этом подумать. – Ольга сжала губы и сдвинула брови. – Завтра я скажу тебе свое решение.

На другой день Ольга ушла советоваться с батюшкой Епифанием, а Дарина, предоставленная на время сама себе, стала готовиться к предстоящему свиданию с Назаром. Она закончила вышивать ворот и рукава своей новой сорочки, вытащила из сундука нарядную красную юбку и тщательно расправила на ней все складки. Потом расчесала волосы, заплела их в косу, перемежая разноцветными лентами, а на висках и над ушами оставила несколько легких игривых завитков. Разглядывая себя в зеркало, девушка осталась довольна своим лицом: оно было таким нежным и миловидным, что, пожалуй, она бы и сама в него влюбилась, если бы вдруг стала мужчиной. С затаенным волнением Дарина подумала о том, как, должно быть, удивится Назар, когда увидит ее, такую красивую и нарядную, у ручья. Ведь он, наверное, всерьез и не надеется, что знатная боярышня придет на свидание к нему, простолюдину.

Ближе к вечеру, когда Дарине уже пора было уходить на свидание, вернулась мать и, увидев дочкины приготовления, удивилась:

– Или у тебя какая радость, что ты вдруг так нарядилась? И куда это ты собралась? Уж не на сельское ли гулянье?

Дарина отвечала, опустив глаза:

– Позволь мне, мама, хоть немного повеселиться перед уходом в монастырь. Ведь я еще только начинаю жить, а скоро буду заперта в обители, среди монашек.

Ольга посмотрела на дочь ласково, но одновременно строго и, погрозив пальцем, сказала:

– Я ведь знаю, к кому ты идешь, нетрудно было догадаться. Назар, конечно, видный парень, но простой смерд и тебе совсем не пара.

– Я и не собираюсь с ним пароваться, – смутилась Дарина, отводя взгляд. – Но разве нельзя мне хоть раз в жизни встретиться с красивым парнем? Что за беда, если он даже возьмет меня за руку и… и поцелует в щеку? Ну, один раз…

– Ты еще невинное дитя, Даринка, и совсем не знаешь жизни, – нахмурилась мать. – Назар – парень бывалый, он не будет с тобой смиренничать. Думаешь, ему охота беречь твою девичью честь?

– Не бойся, мама, я свою девичью честь не нарушу, – заявила Дарина, вспыхнув ярким румянцем.

– Дай-то Бог, чтобы все обошлось, но помни мои наставления, – вздохнула Ольга.

– Так ты меня отпускаешь, мама? – обрадовалась Дарина, бросаясь ей на шею.

– Далеко ли у вас встреча назначена? – спросила Ольга с ласковой и немного грустной улыбкой.

– У ручья – там, где большой камень, – сообщила девушка уже на ходу.

– Ну, смотри же, долго не задерживайся! – крикнула мать ей вдогонку.

– Хорошо, мамочка, я вернусь до темноты! – раздался уже из-за двери звонкий голосок Дарины.

Ольга вздохнула и, опустившись на скамью у окна, прошептала:

– Ладно уж, пусть девушка хоть немного повеселится… Ведь какая судьба ее ждет в наше лихое время?

Привычным жестом Ольга покрутила на среднем пальце левой руки кольцо-оберег, оставленное в наследство Еленой. Невольно взгляд боярыни задержался на этом странном предмете, хранящем память о разорении Константинополя и Киева. Золотое колечко с маленьким светло-фиолетовым камнем было примечательно не своей ценностью, а той латинской надписью, что будто бы придавала его владельцу особые силы жить и надеяться.

Ольга вдруг подумала, что пора уже передать заветный дар дочери. Для тонких пальчиков Дарины кольцо будет великовато, надо повесить его на цепочку, чтобы девушка могла носить оберег как медальон и прятать его под платьем.