Текст книги "Настоящая принцесса и Наследство Колдуна"

– Входите, открыто, – буркнул бармен.

– Извините, Богданович, я ненадолго, – Инго пригнулся, чтобы не задеть головой притолоку. В руке он рассеянно подбрасывал эмалевое яблоко.

Посетители «Жаб» не обратили на рыжего студента никакого внимания, даже туристы, которые были слишком зачарованы призрачными схемами, клубившимися над чашками старшекурсников.

– Ты за Мэри-Энн? – Богданович вынул из-под стойки сумку с говорящим ноутбуком – амберхавенским изделием, при отличных мозгах отличавшимся сварливостью и неуемным аппетитом. Перед началом церемониала Инго оставил ноутбук в «Жабах» и поручил заботам бармена. – Забирай, я ее накормил до отвала, она еще и плитку шоколада на десерт умяла, будет просить добавки – не давай. И вот тебе, как договаривались, – Богданович вручил королю небольшой пакет. Инго заглянул внутрь: даже сквозь темно-зеленое стекло склянки было видно, как внутри что-то мелко вспыхивает.

Инго удивленно поднял брови.

– Да светляки же! – напомнил Богданович, и король хлопнул себя по лбу. Инго решил в качестве новогоднего подарка позаботиться о радингленских гномах, которые исправно снабжали королевство всем, чем были богаты, и по просьбе Инго в Амберхавене вывели особых крупных светляков – они быстро размножались в подземельях и совсем не жужжали. Теперь Инго предстояло отвезти домой два десятка этих редкостных насекомых, чтобы гномам было поменьше возни с факелами и масляными светильниками.

Инго поблагодарил и сунул склянку за пазуху.

Богданович подвинул к нему эмалевое яблоко, которое король положил было на стойку.

– Смотри, не забудь.

– Такое, пожалуй, забудешь! – Инго покачал головой. – Я так и не понял, что это было и куда меня заносило. Туман как вата, в трех шагах ни зги не видно, какие-то мокрые деревья… кажется, какой-то сад… И яблоко сначала было живое, а как я сюда вышел, оно вдруг превратилось в неживое.

– Может, тебе примерещилось. Я вот уже ничему не удивляюсь, во время посвящения и не такое бывает, не принимай всерьез, – бармен отмахнулся, да так равнодушно, что Инго это неприятно поразило. И очень ему не понравилось, какие пустые глаза на миг стали у Богдановича.

Именно так выглядели жители замороченного Радинглена, которым мутаборская магия мешала вспомнить нечто очень важное.

– Спроси фриккен Бубендорф, она тебе точно растолкует. – посоветовал Богданович. – Кто у нас главный знаток пространственных аномалий? Она. Кто вам Петербург с Радингленом в прошлом году распутал? Она.

Инго кивнул.

– Без Амалии мы бы пропали, – согласился он.

– Она оставила тебе вот это – сама уже улетела в Петербург, но сказала, что ты тоже туда собираешься, причем срочно, так вот тебе в помощь. – Богданович положил на стойку зеркальный кружок не больше монетки, оправленный в потемневшее серебро.

– Добраться отсюда до соседнего мира я и сам могу, – взъерошился Инго. – Не первокурсник.

– Не скажи, – покачал головой Богданович. – Самолеты не летают совсем, Амалия улетела спецрейсом – два пилота, одна волшебница, а без нее самолет и в воздух бы не поднялся. Поэтому не отказывайся.

– Хорошо, не буду. – Инго повертел в пальцах зеркальный пятачок, и Богданович заметил, что пальцы у короля слегка подрагивают.

– Отчего ты такой взвинченный? – Богданович вопросительно поднял брови.

– Видите ли, кое-кто в университете предлагал посадить меня под замок, решив, будто я сбегаю от ответственности.

– Странно, что тебя вообще отпустили, – как бы между прочим заметил бармен.

– Меня никто и не отпускал, но я ведь не обязан ни у кого отпрашиваться, как школьник на уроке в туалет, верно? – холодно ответил Инго.

– Так что они от тебя хотят? – Богданович отмерил в турку кофе и теперь мерно возил ее по раскаленному песку в поддоне.

– У здешней профессуры это называется «убрать за собой», – объяснил Инго. – В сущности они правы. Я действительно виноват и про свои долги все знаю. Ведь свистопляска с границами миров – это не только последствия мутаборской магии, она усилилась после того, как я в прошлом году применил заклятие «время, назад», чтобы остановить Мутабора. У меня не было другого выхода! А последствия оказались даже серьезнее, чем все ожидали. И еще местные маги считают, будто именно я и никто другой должен разобраться с Черным замком, и это тоже правильно.

– Как они удобно устроились! Мир дал трещину, но наши светила и пальцем не шевельнут, а вывозить все на своих плечах должен ты, – скривился Богданович. Он хорошо знал амберхавенских магов, и ему было прекрасно известно, что среди них попадаются, увы, самые разные люди, в том числе бессовестные, трусливые и жадные. Если бы все волшебники в мире были сплошь добрыми и порядочными, мир был бы устроен совсем иначе.

– По-моему, все вполне справедливо, – вымолвил Инго. – Только тот, кто запутал, может распутать – второй закон Стоуэна. По их мнению, я ходячий уникум – провел столько лет в замке и был лично близко знаком с Мутабором, и кому как не мне понять, как себя поведет Черный замок, чего хочет, к чему стремится. Ведь после смерти Мутабора эта магическая махина осталась без присмотра и разгуливает на свободе.

Богданович наклонился к Инго:

– Тогда я тебе кое-чем помогу. Ты, возможно, не слышал, но замок показывается то в одном мире, то в другом. Хранители городов не знают, что и делать. В Праге замок видели в ночь пожара, когда сгорела церковь святого Томаша, а это невосполнимая потеря. В Дельфте пострадал дом-музей Вермеера, в Манчестере – детская больница, которую только что отстроили, но еще не открыли… К счастью, жертв не было, но это пока… Говорят, есть гипотеза, что замок ищет себе нового хозяина, но никто не может предугадать, где он появится в следующий раз.

– Я могу, и даже не предугадать, а точно сказать, – тихо произнес Инго. – Потому что ищет Черный замок меня и в хозяева себе хочет меня. Я и магам сообщил – ведь я видел его осенью в Венеции, не стану же я отмалчиваться! Понимаете, в чем штука: получается, что я его и притягиваю, и отпугиваю. Он же ко мне привык… наверно, Мутабор каким-то образом внушил ему, что я его наследник, будущий хозяин замка. – Инго нахмурился. – Ну, Мутабор-то напрасно питал такие надежды, но Черный замок их запомнил. Знаете, как он себя вел? Покажется, будто подманивает, а стоит подойти – ускользает прочь! Потому что помнит еще и то, кто уничтожил его хозяина, – и боится.

– И ты все это выложил нашим профессорам? – поразился Богданович. – Смело.

– Это ведь чистая правда, – Инго невесело улыбнулся и потеребил рыжеватую бородку. – А профессора после моих слов чуть не передрались – из-за замка.

– Почему? – в недоумении спросил Богданович.

– Одни требовали, чтобы я его срочно уничтожил, – Инго рассказывал все это будничным тоном, глядя в чашку с кофе, которую поставил перед ним бармен. – А другие… Нашлись умники, которые потребовали укротить Черный замок и привести им, как корабль в гавань, желательно вместе с несметными сокровищами, которые, по слухам, скопились в замке. Так и так, редкое пространственное образование, хотелось бы изучить поближе, бесценная жемчужина в нашу университетскую коллекцию… к тому же ведь к ней и золото прилагается. Неймется кое-кому заполучить это золото, не брезгают, не боятся, даром что оно грязное, ядовитое и его бы уничтожить вместе с замком… Этих неугомонных я отговаривал как мог, но они обиделись: легко вам, ваше величество, отмахиваться от чужих сокровищ, раз у вас своих полно.

– Вот жадюги. Лучше бы следили за своими магическими запасами и ловили контрабандистов! – Богданович сверкнул глазами, как рассерженный кот. – Да, да, об этом студентам не сообщают, и это уже не первый случай, но недавно из Амберхавена опять вывезли крупную контрабандную партию заклятий. Говорят, что среди них и уникальное старинное заклятие, которое наводит на врага забывчивость – так называемые «ширмы». Оно вообще существовало в одном экземпляре, и восстановить его невозможно! А контрабандисты сбудут его какому-нибудь негодяю, и все!

– Спасибо, что предупредили, – серьезно сказал Инго. – Если столкнусь с чем-то подобным, по крайней мере, пойму, что дело нечисто.

– В том-то и загвоздка, что не поймешь, потому что забудешь… Разве что увидишь того, кто его применил, лицом к лицу, тогда оно должно развеяться. – Богданович оглянулся через плечо на часы. – Без четверти одиннадцать. Тебе пора, – сказал он. – Возьми зеркальце и отправляйся. Фриккен Бубендорф предупредила, что после полуночи чары ослабеют.

Он раскрыл перед Инго толстую потертую телефонную книгу в кожаном переплете и кивнул на маленькую, исцарапанную от времени грифельную доску над стойкой, где обычно писал меню на день.

– Вот тут, внизу, напиши код страны и города, – Богданович протянул Инго кусочек мела.

Инго перекинул ремень сумки через плечо, сжал в ладони зеркальце и старательно вывел на доске несколько цифр.

Миг – и мел завис в воздухе, который задрожал, будто марево над костром. Там, где только что стоял рыжий юноша в белой куртке, никого не было. Бармен ловко поймал мел в подставленную ладонь и аккуратно стер с доски надпись.

Обвешанные сувенирными амулетами туристы ахнули и торжествующе переглянулись. Они получили свой аттракцион.

Глава 3,
в которой принцесса теряет тапки в сугробе

Пробило одиннадцать.

Лиза вскинула голову от тетрадки с задачками по королевской экономике и насторожилась.

Приближение брата она теперь почему-то чувствовала заранее – каждый раз, как Инго приезжал из Амберхавена, отыскивал в Петербурге Бродячий мостик и переходил по нему в Радинглен. Как так получалось, она и сама не знала. Безо всякого волшебного слуха. Впрочем, включив волшебный слух, Лиза поняла, что не обманулась: где-то внизу, под окном ее башни, в заснеженном дворцовом парке, заскрипели по снегу знакомые шаги. Лиза захлопнула тетрадку, сунула ее в ящик палисандрового секретера на гнутых ножках, потом поспешно набросила на плечи верный пуховичок и со всех ног кинулась по винтовой лестнице, которая вела до самого подножия башни и прямо в сад – очень удобно. И только выскочив на дорожку, заметенную снегом, принцесса Радингленская обнаружила, что на ногах у нее комнатные туфли с пышными помпончиками. Подумаешь! Главное – Инго приехал!

Лиза повертела головой, потянула носом холодный воздух.

Снег сыпал густо, неспешно, и каждый куст, каждое дерево уже надели белую попону. Башни дворца смутно вырисовывались в сумерках, и, стоило спуститься с высокого крыльца, уже расплывались за пеленой падающего снега. Впереди, на аллее, между двух вечнозеленых деревьев, стриженых шарами, снежная завеса раздернулась, как театральный занавес, и в темный проем шагнула высокая, чуть сутуловатая фигура в белой куртке с откинутым капюшоном. Над капюшоном даже в полумгле пламенела припорошенная снегом рыжая шевелюра. Инго, как всегда, прибыл налегке – с сумкой через плечо и еще с каким-то небольшим пакетом.

– Привет, лисенок! – Он поставил поклажу на снег.

Лиза радостно ойкнула и, высоко задирая ноги в спадающих туфлях, помчалась навстречу брату. С разбегу повисла у Инго на шее. С каждым разом допрыгнуть было труднее – Инго делался все выше и выше и собирался ли останавливаться, непонятно. И вообще каждый раз Лизе требовалась секунда-другая, чтобы его лицо опять стало знакомым и привычным. Вот и теперь, пока Инго, подхватив ее под мышки, кружил над сугробами, Лиза, смаргивая снег, смотрела на него и удивлялась. Надо же, бородку решил отращивать! А ему идет… Только хмурый какой-то. Наверно, устал. Ох, не хочется на человека сразу вываливать все новости, но как же быть? К кому еще пойти, к кому обратиться?

– Ой, нет, погоди! – воспротивилась Лиза, потому что Инго примерился было опустить ее на землю, и тут обнаружилось, что туфли с помпонами потерялись в снегу.

Она быстро свистнула – по-особому, длинно и переливчато, как ее научил Филин, – и промокшие туфли послушно выпрыгнули из сугроба.

– Здорово, – похвалил Инго и поставил Лизу на дорожку. – Лисенок, а что это ты без ботинок выскочила?

– Да? А ты сам чего без шапки ходишь? – тут же нашлась Лиза.

– А меня Мостик сегодня недалеко высадил – вывел из Питера прямо к калитке парка. Он, кажется, уже выучил, что я предпочитаю непарадный ход. Ты почему так запыхалась?

– Я торопилась! – объяснила Лиза. – Разговор есть. Понимаешь… – Она попыталась собраться с мыслями, сразу вспомнила все, и растерялась, а к горлу подступили слезы. – У меня… у нас тут такое…

– Погоди, скажи сначала, как Бабушка. Она вчера у врача была?

По голосу брата Лиза мгновенно поняла: что все это ему давно известно, просто он не хотел ее, Лизу, волновать раньше времени. Поняла – и обиделась. Спрашивают, как со взрослой, а скрывают, как от маленькой! Выбрали бы что-нибудь одно!

– Была! И говорит, что в больницу ляжет! Сразу после нового года! А зачем – молчит! Обследование какое-то! – от собственного плаксивого голоса Лизе стало тошно.

Инго вскинул на плечо сумку, взял пакет и пошел рядом с Лизой, приноравливая свои длинные шаги к ее маленьким.

– Инго, а Филин тоже знает, что Бабушка болеет? – подозрительно спросила Лиза. – Она хочет, чтобы все считали, будто она переутомилась, а вы, оказывается…

– А мы, оказывается, думаем, чем еще можно ей помочь, – объяснил Инго, почувствовав Лизину обиду. – Поэтому, Лизкин, я сейчас прямиком к Бабушке, а потом к Филину и Амалии, ты уж не обессудь. Проводи меня немножко, расскажешь, как и что.

– Амалия твоя еще не прилетела! – сообщила Лиза. – Рейс в Норвегии задержали! Вы потом будете совещаться, меня возьмите! Я вам еще пригожусь! – сказала она, совсем как Серый Волк Ивану Царевичу.

– Ты нам и так помогаешь, – если делаешь то, о чем Бабушка тебя просила, – думая о другом, отозвался Инго, которого вести об Амалии явно расстроили.

– А-а-а, уроки учить, да? – безнадежно протянула Лиза и шмыгнула носом. – У меня скоро голова от них лопнет! Бабушка велела, чтобы я немедленно входила во все королевские дела!

– И входишь? – сочувственно спросил Инго.

– Как могу! – буркнула Лиза. Не жаловаться же на тетрадку с балансом и профицитом или на предновогодний наплыв подданных.

Брат с сестрой поднялись по заснеженным ступенькам к боковому входу во дворец, Инго приоткрыл перед Лизой резную низенькую дверку и вслед за ней шагнул в полутемный безлюдный коридор. И в самом деле, непарадный ход, подумалось Лизе. Инго тоже не любит помпу, церемонии и троекратные «ура» и «виват», и тоже старается не показывать этого радингленцам…

– Вот ты приехал – объяснишь все, что я не поняла! Договорились? – спросила она, поспешая за братом по запутанным дворцовым переходам, в которых до сих пор опасалась заблудиться.

– Ой, Лизкин, вряд ли, мне сейчас будет не до того, – сказал Инго, не оборачиваясь и ускоряя шаг. – Честно предупреждаю.

– Да? – Лиза нагнала Инго, вцепилась ему в рукав и развернула к себе. – А у меня, между прочим, школа еще! Чуть по химии тройку не влепили в полугодии, спасибо, Лева дал на контрольной реакцию списать! И Филин… тоже, как ты! Говорит – заниматься надо больше, часа по четыре в день, и нового преподавателя мне нашел, дяденьку какого-то из Консерватории… а волшебные задания никуда не отменил! Он считает – мне надо доучиться до совсем профессионального музыканта! А я так не могу – не могу я и музыкантом и королевой и волшебницей, и еще в школе успевать, ты понимаешь?! – она выпалила все это полушепотом, потому что совсем не хотела, чтобы все придворные слышали, как принцесса чуть не плачет навзрыд. – Ты им скажи, что у меня двадцать четыре часа в сутках! Пусть хоть с чем-нибудь отстанут!

– Спокойно, не шуми, разберемся. – Инго потрепал Лизу по голове. – Вот приедет барин, барин нас рассудит.

Лиза посмотрела на него с надеждой. Может, Инго и правда отвоюет ее хотя бы от волшебных уроков? Раз они оба одинаково относятся к дворцовым обязанностям, должен же он ее понимать и в остальном!

– Ты только попроси Филина отменить какие-нибудь уроки… если не забудешь… и я тебе больше мешать не буду и ныть тоже, – неуверенно пообещала она.

– А ты и не ноешь, просто тебе худо и ты устала. Я постараюсь что-нибудь предпринять, – с пониманием отозвался Инго. – Пойдем.

Они свернули в просторный зал с мозаичным полом – тут начиналась парадная часть дворца и, несмотря на поздний час, короля в любой миг могли громогласно встретить придворные или прислуга.

«Я же ему еще самого главного не сказала!» – спохватилась Лиза и торопливо спросила:

– Вот скажи лучше, ты знаешь, что наша мама была волшебница?

– Нет, – Инго приостановился и удивленно посмотрел на сестру.

– И Филин тоже не знает! А Бабушка еще и похлеще выражается: говорит – она была ведьма! – поделилась Лиза. – За что так?

Инго помолчал, потер щеку.

– Лизкин, давай потом обсудим, мне надо это переварить.

«Потом» Лизе совсем не понравилось.

– Это не все! Я тебе сейчас еще кое-что… – начала она и умолкла, растеряв все заготовленные слова, потому что никаких слов не хватило бы описать чудеса с картиной. Надо просто показать ее Инго, и немедленно. Говорят же, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Пусть Инго своими глазами убедится, что картина изменилась, а уж рассказать, как было дело, можно после.

Не сказав больше ни слова, Лиза схватила Инго за руку и потащила направо – туда, где за сводчатой аркой начиналась галерея.

Но Инго неожиданно высвободился.

– Лизкин, все остальное завтра. Я хочу успеть зайти к Бабушке, пока она еще не спит, – негромко, но непреклонно произнес он тем самым голосом, ослушаться которого было невозможно.

– Инго! Погоди хоть минутку! – взмолилась Лиза. – Я картину тебе хотела показать! Мамин с папой портрет! Там… там что-то появляется и исчезает! Ты же сам говорил – там и раньше менялись какие-то детали! – сбивчиво лепетала она. – Вдруг это важно? Вдруг это послание от них?!

Инго сжал губы и ничего не сказал.

– Думаешь, я вру? – робко спросила Лиза.

– Ну что ты, нет, конечно! – воскликнул Инго. – Я даже думаю, что это очень хорошие вести. Просто сейчас, сегодня есть дела поважнее. Меня Бабушка ждет. Вот завтра прилетит Амалия, и мы с ней и с Филином все обсудим. И про картину я у них тоже спрошу, заодно, я ведь сам в таких вещах не очень-то разбираюсь.

Лиза хотела было предупредить, что Бабушка ей не поверила и чтобы Инго не заикался Бабушке о картине. Может, и Филин тоже ничего слушать не станет… Но Инго глянул поверх Лизиной головы на большие настенные часы с маятником, поудобнее перехватил сумку и зашагал налево – к лестнице, ведущей в покои королевы. На ходу обернулся и, что-то вспомнив, бросил:

– Спокойной ночи, и не сиди долго с уроками, лучше утром доделаешь.

Лиза осталась одна посреди гулкого пустого зала. В тишине было слышно, как отчетливо и важно тикают часы. Она понуро опустила голову и увидела на разноцветной мозаике, изображавшей цветущий луг, свои маленькие мокрые следы.

Инго, конечно, заботился о ней, когда сказал насчет уроков. Может, он даже имел в виду, что завтра она, Лиза, нужна со свежей головой, что ее допустят к разговору о картине наравне со взрослыми…

Лиза очень старалась убедить себя во всем этом, но от жгучей обиды в горле у нее возник ком, а плечи поникли. Да, Инго ее пожалел, но всего лишь на минуточку. Что-то подсказывало ей, что назавтра никто не станет расспрашивать о картине, и взрослые будут заниматься своими делами – важными, кто бы спорил, ведь они думают, чем помочь Бабушке… Но ее, Лизу, опять шуганут в сторону. Учить уроки.

Она поплелась к себе – кружным путем, в обход галереи, через безмолвные парадные залы. Лучше лишних три раза спуститься и подняться по лестницам, чем смотреть сейчас на портрет родителей – сейчас, когда Инго отказался на него даже взглянуть.

У Лизы появилось ощущение, будто ее отделяет от взрослых стеклянная стена. Прозрачная, но очень прочная: стучи – не достучишься.

Глава 4,
в которой совершается некая сделка, а король прощается со старым годом

Известная телеведущая Алина Никитична Литаврина сидела посреди своей белоснежной гостиной, уронив руки, и дрожала, как студень. В квартире удушливо пахло гарью, и немудрено: часть белоснежной стены, на которой еще недавно красовалась коллекция фарфоровых тарелок, превратилась в нечто закопченное и черное от сажи.

Дверь квартиры стояла нараспашку, с лестницы тянуло зимним сквозняком, но у хозяйки даже не было сил встать и захлопнуть дверь, – ноги подгибались от пережитого ужаса.

Какой-нибудь час назад в квартиру ворвался высокий седеющий незнакомец. Как он открыл железную дверь, оставалось неизвестным – хозяйка услышала лишь тихий металлический скрип и почуяла запах раскаленного металла. Незваный посетитель с порога заорал на хозяйку таким громовым голосом, что она в испуге выронила мобильник, за который схватилась было – звонить в милицию. Мобильник посетитель пинком отшвырнул под диван.

Перепуганная Алина Никитична никак не могла взять в толк, чего же добивается от нее незнакомец, и не понимала, бандит он, шантажист или просто сумасшедший. Уж очень странно он выражался. Хозяйка отчаянно косилась на дверь, надеясь убежать, но взгляд страшного посетителя буквально приковал ее к месту.

Незнакомец с ходу обвинил хозяйку в том, что она будто бы сломала ему жизнь, потребовал перестать притворяться, пойти повиниться в какой-то дворец и рассказать всю правду.

– Моих друзей вы ловко обманули, но меня вам не провести! – рычал он так, что в серванте отчаянно брякала посуда, а вечернего городского гула за окном было просто не слышно.

– Но я не знаю ни вас, ни ваших друзей! – снова и снова лепетала хозяйка, вжавшись в стену. – И как вам не стыдно разговаривать с женщиной в таком тоне?!

Гость зловеще расхохотался – театрально, раскатисто, в басовой октаве.

– Это вы-то – женщина? Вы вообще недостойны именоваться человеком! – рявкнул он и грозно воздел указующий перст. – Вы чудовище! С какой стати мне отвечать за ваши злодеяния?! – Гость затопал так, что оконные стекла задребезжали, будто в старом трамвае. – Да, признаю, оступился – один-единственный раз, когда вы же меня и запугали. Но я все искупил – как мог!

О чем это он? Она заставила себя внимательно всмотреться в искаженное лицо посетителя. Встречала она его раньше или нет? Алине Никитичне смутно помнилось, что два года назад она, кажется, влипла в какую-то некрасивую историю с конкурсом музыкальных вундеркиндов… кто-то ее на что-то уговорил… или заставил… гипнозом, что ли? И она, кажется, не соглашалась? Подробности упрямо не желали всплывать. Еще полгода назад, испугавшись таких провалов в памяти, Алина Никитична предприняла кое-какие изыскания, но оказалось, что она, тогда ведущая передачи «Все свои», вообще не имела отношения к конкурсу, который прошел благополучно, без сучка, без задоринки, и завершился раздачей призов. Алина Никитична честно просмотрела все репортажи о конкурсе и выяснила, что даже не брала интервью ни у кого из жюри или спонсоров, а уж с самими вундеркиндами, в том числе и победителями, вообще не встречалась, хотя одна фамилия – некоей Маргариты Смуровой – почему-то показалась ей знакомой.

– Пощадите! – взмолилась она. – У меня больные нервы, я вам справку от врача…

Но тут в устремленных на нее глазах под кустистыми бровями заплясали красные огоньки, и Алина Никитична от ужаса утратила способность соображать. Ощущение было жуткое и слишком напоминало тот утробный темный ужас, который заставлял ее цепенеть, когда вместо знакомых зданий на улицах Петроградской стороны Алине Никитичне мерещились черные башни, блестящие, будто скользкие от слизи… башни, больше похожие на щупальца, воздетые к небу… нет, только не это, не надо об этом думать…

– Да вы представляете себе, в какое положение я попал по вашей милости? – Громовой голос посетителя вернул бедную хозяйку к яви. – Со мной родной сын и тот не соизволяет разговаривать. Это настоящая опала, меня во дворец не пускают, меня даже мостик не признает! Понимаете – даже эта разнесчастная деревяшка! Так жить невозможно!

– Простите, но чем же я могу вам помочь? – пересохшими от страха губами пролепетала Алина Никитична, не понимая, при чем тут какой-то дворец и мостик. Конечно, дворцов и мостиков в Петербурге немало, но тут речь явно шла о каких-то особенных…

– Как это – чем помочь? – Гость даже опешил. – Вы пойдете со мной и честно во всем признаетесь! А там уж они пусть сами решают вашу участь, пусть сами разбираются.

От многообещающего слова «разбираются» у хозяйки душа окончательно ушла в пятки.

И тут в кармане у гостя запиликал его собственный мобильник.

– Да! – нервно гаркнул он в трубку и вдруг как будто стал меньше ростом. – Что? Разве я пропал? Решительно ничего подобного, душенька… Да, разумеется, уяснил, персики. А может быть, апельсины? – Голос у него становился все тише и покорнее. – Незамедлительно, уже выхожу. Умоляю, только не волнуйся.

Гость торопливо глянул на часы.

– Придется отложить дальнейшую беседу до другого случая, – с сожалением объявил он. – И уж я постараюсь, чтобы мы с вами еще увиделись! Должен предупредить: не вздумайте никому проболтаться – не поверят. Сбежать тоже не вздумайте, из-под земли достану.

Сумасшедший внезапно разинул рот, словно собирался проглотить Алину Никитичну, и вдруг из ноздрей у него повалил сизый дым, а из горла ударила ослепительная струя пламени – прямо в белоснежную стену, к которой привалилась хозяйка. Алина Никитична завизжала и шарахнулась в сторону – и вовремя. Пламя оставило от декоративных настенных тарелок спекшиеся комья, а потом мгновенно погасло – будто его выключили.

– Это вам на долгую память, – просипел страшный гость. – Я еще приду. Я еще выведу вас на чистую воду, сударыня!

Взметнул багряным шарфом, как огненным хвостом, и вышел.

… Алина Никитична неподвижно сидела на стуле. Из дальних уголков квартиры постепенно стекались попрятавшиеся от шума коты, которых у телеведущей было семеро. Коты неодобрительно тянули носами воздух.

«Что же теперь делать?!» – в ужасе спросила себя Алина Никитична. В чем обвиняют, непонятно, чего хотят – тоже. Ясно одно – спасти ее от этого сумасшедшего фокусника может только чудо.

Фокусник…

Чудо…

Волшебство…

Магия…

Алина Никитична хлопнула в ладоши и вскочила.

Полгода назад, для последнего выпуска программы «Все свои», она собрала в телестудии ударный состав – иллюзиониста, целителя и психиатра. Разговор шел о чудесах и невероятных явлениях. А когда выпуск был отснят, целитель принялся всячески задабривать ведущую – ему нестерпимо хотелось попасть в телевизор еще разок. В знак благодарности он открыл Алине Никитичне тайну. Оказалось, настоящие чары – заклятия, амулеты, колдовские книги, даже волшебное оружие – в наши дни можно приобрести только в Праге, потому что, по слухам, туда их привозят из какого-то научного городка где-то в Скандинавии, а в городке этом есть целая засекреченная лаборатория, разрабатывающая такие штуки. Алина Никитична выудила из целителя уйму подробностей насчет того, где и как купить в Праге настоящие чары. Тогда она подумывала написать на основе этой истории сценарий для детективного сериала.

И вот теперь подробности пригодились!

Она спасена!

За этот вечер Алина Никитична развила бурную деятельность и успела очень много. Вызвала слесаря починить дверь. Договорилась с ассистенткой Танечкой, что та поживет в квартире и покормит котов. За баснословные деньги купила билет в Прагу – прямо на завтра. Собрала чемодан.

Напоследок она завесила обожженную стену расписным шелковым платком размером с ковер и со вздохом решила, что маляра пригласит потом, когда вернется из Праги.

* * *

… Под Новый год погода в Праге выдалась на редкость неудачная – с мелкой моросью и серой мглой, сквозь которую с трудом пробивались праздничные огни. Алина Никитична под бордовым зонтиком в одиночестве петляла по узким улочкам, ждала урочного часа, о котором предупредил ее целитель, и так волновалась, что не могла даже усидеть в кафе. Наконец пробило шесть часов вечера. Алина Никитична, перейдя Карлов мост, пересекла площадь и свернула в какой-то неприметный и плохо освещенный проулок. Невнимательному наблюдателю могло бы показаться, будто проулок заканчивается тупиком – стеной, которую не видно под сплошной лиственной завесой дикого винограда. Однако Алина Никитична знала, куда держит путь. Подойдя вплотную к стене, она воровато оглянулась, сунула в шуршащие заросли руку и нащупала кованый дверной молоток – львиную морду, держащую в зубах тяжелое кольцо. Стукнула три раза, и дверь подалась. Алина Никитична нырнула в лиственный занавес и очутилась в полутемном крытом дворике на задах какого-то ресторана или, может быть, туристического магазинчика. Здесь горел одинокий фонарь и на земле, прикрытая мешковиной, лежала разная старинная рухлядь.

Откуда-то из полутьмы навстречу Алине Никитичне выскользнула траурная дама с пергаментным лицом и смоляной прилизанной прической. Лет ей было не то пятьдесят, не то все восемьдесят.

Алина Никитична, не веря своему счастью, подошла поближе.

Целитель не солгал!

– Вы отыскали нас – значит, вам очень надо, – вкрадчивым гнусавым голосом сказала дама, и Алина Никитична ее поняла, хотя и не сообразила, на каком языке к ней обращаются. – Мандрагоры? Папоротникова цвета?

– Я… и сама не знаю, что мне в точности требуется. Наверно… для начала совет, – оробев, начала Алина Никитична и снова огляделась. – Боюсь, это долгий разговор. – Она поежилась от сырости, втайне надеясь, что ее пригласят пройти под крышу, но и опасаясь приглашения: мало ли в какой притон завело ее желание приобрести контрабандные чары?

Дама извлекла из складок своего бесформенного одеяния обыкновенную морскую ракушку-рапан и протянула Алине Никитичне.

– Рассказывайте все сюда, – приказала она и тотчас добавила тоном, не допускающим возражений: – Так надо.

Алина Никитична послушно приложила холодную ракушку к губам и тихо-тихо зашептала в нее. Подождав, пока она закончит, дама отобрала ракушку и поднесла к уху. Выслушала шелесты и шорохи, донесшиеся из розоватого нутра ракушки, по-старчески пожевала губами и изрекла:

– Вам нужны ширмы! Это редкостные чары, которые заставят всех ваших врагов забыть о вас.

– Навсегда? – с надеждой спросила Алина Никитична.

– Считайте, что да. Чтобы взломать это заклятие, нужно узнать его название, а это, уверяю вас, мало кому под силу, разве что у нас…

– … у вас в лаборатории? – подхватила Алина Никитична.

Дама загадочно усмехнулась.

– Ждите, – велела она, ушла в темноту и через несколько минут вернулась, неся перед собой в вытянутой руке узкогорлый зеленый флакончик с пульверизатором, к горлышку которого была прикручена бумажная трубочка.