Текст книги "Народная медицина саха"

Оспа и ряд других инфекционных болезней, от которых вымирали целые семейства, так как болезнь передавалась как пожар соседям, внушили якутам мысль о заразности и других заболеваний (дизентерия, проказа и пр.). Поэтому вполне естественно, что они инстинктивно старались избежать общения с такого рода больными.

Обычно саха переставали ходить в дом, где есть заразные больные, но обитатели зараженного дома могли свободно передвигаться по всему наслегу. Часто, если дорога шла мимо такого дома, путник закрывал нос, рот и уши и сворачивал на другую дорогу, хотя при этом делал крюк и терял время. В некоторых местах около дверей ставились две палки, между которыми протягивалась веревка в знак того, что дом находится под карантином.

Продукты приносились родными, которые подходили к дому не ближе 50–60 саженей, криком извещали о своем приходе и на этом расстоянии вели переговоры. Припасы оставляли на пне. Брали их больные только тогда, когда принесший удалялся на почтительное расстояние.

В годы эпидемий саха усиливали карантин – у дверей дома ставили белые кресты; такие же кресты ставились на всех дорогах, ведущих к зараженному оспой дому. Кресты, видимо, устанавливались потому, что оспа в воображении саха рисовалась старухой в черном платье, боящейся креста. Кроме того, страшные знаки служили предостережением путнику.

Кэт Мэрсден и трава кучукта

К числу наиболее тяжелых болезней, поражающих человека, принадлежит проказа. Болезнь эта начинается появлением на теле пятен или бугров, затем образуются язвы, заболевают глаза и теряется зрение, поражаются опухолями и язвами рот и горло, отваливаются пальцы на руках и ногах, а иногда даже и вся нижняя часть рук и ног. Такой больной почти лишается возможности передвигаться, с трудом проглатывает пищу, может издавать лишь неясные звуки, дыхание его затруднено. В этом жалком, беспомощном виде несчастный живет иногда несколько лет, пока проказа не коснется его внутренностей.

При проказе в качестве паллиативных средств применяли отвары кучукты, каменной и горькой полыни, чернобыльника. Вилюйские и алданские саха при проказе в виде настоя употребляли траву «күүстээх от» (сильная трава), обладатель которой якобы становился сильным человеком, пока она находилась при нем (по верованиям, он приносится откуда-то черным дятлом). Растет она на острове Елгянь около устья р. Алдан. Трава эта пользуется большим доверием у населения и, по рассказам, совершенно излечивает проказу. Несмотря на давнее указание на нее в местной прессе, эта трава еще не исследована и действие ее не проверено.

По словам средневилюйских саха, некоторые больные лечились костями голени (сото уҥуоҕа) прокаженных, умерших 40–50 лет тому назад. Кости скоблились якутским ножом и получившийся порошок давался внутрь с водой. Средство это долго держалось в секрете. Сообщил о нем своему приятелю перед смертью один из прокаженных, якобы вылечившийся в свое время этим средством и умерший от другой болезни.

Слава о якутских народных целителях перешагнула границы России. Например, во время русско-турецкой войны (1877–1878) англичанка мисс Кэт Мэрсден, будучи сестрой милосердия, столкнулась с прокаженными больными. Придя в ужас от их безнадежной судьбы, она стала тщательно искать через врачей (тоже участников войны) возможные средства оказания помощи этим людям. Здесь она встретила одного англичанина, который поведал ей о том, что в Сибири, в Якутии, есть целебная трава, излечивающая проказу. Он сообщил также, что эту траву местное население держит в большом секрете. Эти сведения мисс Кэт Мэрсден подтвердили врачи из Грузии, которые тоже слышали о чудодейственной силе травы.

Летом 1891 г. мисс Кэт Мэрдсен приехала в Якутию на её поиски. В народной медицине саха действительно известна трава кучукта, редко встречающаяся в лесах северных районов Якутии. Имеются сведения, что эту траву народные целители привозили из Удского края (Бурятия), так как не всегда им удавалось найти кучукту в близлежащих лесах Якутии.

Встречаясь с народными целителями, мисс Кэт Мэрсден нашла подтверждение того, что такая трава есть. Но никто не мог ей показать ее или достать.

Между тем она обнаружила в Якутии 167 больных проказой и впервые предложила открыть в Якутии лепрозорий в виде изолированной колонии в Средне-Вилюйском округе, затем всемерно способствовала осуществлению этого проекта.

Пробыв в Сибири одиннадцать месяцев, мисс Кэт Мэрсден отправилась в Москву, а затем вернулась в Англию.

По мнению исследователей, траву кучукту она так и не нашла. Однако наши поиски материалов о пребывании в России мисс Кэт Мэрсден привели к тому, что удалось обнаружить протоколы Московского венерологического и дерматологического общества, в которых приведены ее высказывания о найденной траве кучукте, описана демонстрация этой травы и выражена просьба в адрес председателя общества профессора А.И. Поспелова о дальнейшем изучении этого растения и точного определения его фармакологических свойств и региона произрастания.

23 декабря 1892 г. посетитель Московского венерологического и дерматологического общества профессор В.А. Тихомиров прочел сообщение, озаглавленное «О кучукте», и предъявил микроскопические препараты названного растения. Приводим текст его доклада «Кучукта (Actemisae species) – якутское средство против проказы»: «Мм. гг.! В своем весьма интересном сообщении о санитарном состоянии прокаженных Средне-Вилюйского округа, Якутской области, сделанном 22 апреля 1892 г. известною сестрою милосердия мисс Кэт Мэрсден, неутомимая путешественница, высказала, между прочим, следующее: «Целью моей поездки, на которую я употребила более года времени, было добыть ту траву, о которой я слышала от английских путешественников…, которая на якутском языке называется «кучукта» и которая, по слухам, излечивает проказу… я поехала в Якутск, чтобы найти эту траву, определить ее и затем испытать ее силу, при содействии врачей, на больных проказой».

Из этих слов мисс Кэт Мэрсден видно, какие сангвинические надежды, простительные ей как неврачу, возлагала она на это средство, пользующееся большим туземным авторитетом, но науке неизвестное; всего прискорбнее казалось ей то обстоятельство, что определить это растение все-таки не удалось, и теперь, демонстрируя кучукту Обществу, она обращалась к нему с просьбою о содействии в этом направлении.

Согласно предложению глубокоуважаемого председателя Общества, профессора Алексея Ивановича Поспелова, я тогда же взял на себя нелегкую попытку разъяснения, насколько это окажется возможным, хотя бы приблизительно, места занимаемого кучуктою в смысле систематическом.

Задача представлялась действительно нелегкою. Растение, собранное вне периода цветения или хотя бы плодоношения, было в очень плохом состоянии: трава представляла собою поломанные стебли, с весьма немногими, сморщенными и сжатыми в комки листьями, большая часть которых лежала в виде крупного порошка или мелких обломков на дне сосуда. Оставалась, следовательно, одна попытка морфологического восстановления верхушечных, еще уцелевших, листьев стебля и микроскопическое исследование. Мы знаем, что в иных исключительных, хотя и многих, правда, случаях микроскоп может дать драгоценные указания в смысле систематического определения растения, но еще более известно, что в подавляющем большинстве случаев одного микроскопа недостаточно. Не было никакого основания рассчитывать а рriori на первое и благоприятное обстоятельство, зато представлялась большая вероятность для второго порядка вещей. Все эти соображения были мною тогда же и высказаны, а затем я пообещал мисс Мэрсден сделать, что можно, и в настоящее время имею честь сообщить Обществу о полученных в этом направлении результатах.

Переданная мне для исследования сухая кучукта представляет собою связанный мочалкою пучок верхушек травянистых стеблей длиною 19 сантиметров, при 2,5 сантиметрах поперечника. Немногие из верхушек стеблей сохранили еще листья, в большинстве же случаев верхушки эти голы и обломаны. Нижние концы стеблей пучка обрезаны ножом, несколько косвенно (как это и наблюдается обыкновенно при ручной, а не машинной резке). Поломанные в крупный порошок и на отдельные мелкие части листья лежат толстым слоем на дне сосуда. Поперечник отрезков нижних концов стеблей у большинства равняется 2, у немногих, более крупных, 3 миллиметрам. Сами стебли голы, гладки и снабжены продольными бороздками. Цветы их желтовато– и серо-бурые в одном и том же пучке.

Вкус листьев сильно и чисто-горький, при жевании их ощущается, кроме того, слегка ароматический запах, тогда как стебли вкуса и запаха лишены почти совершенно, листья очередные Folia alteruaf; от середины сохранились лишь прижатые к стеблю, расширенные у основания черешки, длиною до 2 сантиметров, лишенные прилистников. Вполне уцелели, в числе 4–3, только листья верхушечные. По осторожном распрямлении размоченных в воде верхушек стеблей листья эти оказались очень сильно, троекратно, перисто-раздельными. Разделение второго порядка, соответствующие нервам вторичным, числом по 3–4 с каждой стороны, чередуются между собою; такому чередованию следуют и цельно-крайние конечные, в количестве 3–5, ланцетовидные лопасти третьего порядка.

Пластинка листа вдоль главного срединного нерва развита очень слабо; поперечник ее в самых широких местах не превышает (как и у конечных лопастей) одного миллиметра; часто она и еще уже. Таким образом, мы имеем здесь лишь крыловидные узкие отростки пластинки, тянущиеся по протяжению всего срединного нерва, переходящего, благодаря им, в неявственно дифференцированный черешок, также сопровождаемый этими отростками вплоть до места отхождения листа от стебля. В самом углу последнего замечается отдельный, как бы играющий роль прилистника, непарно-перистый листок с большею конечною и двумя или тремя меньшими боковыми лопастями. Длина этого самостоятельного углового листа (точнее одного из общих сегментов листа) 3–4 миллиметра. Верхняя сторона листа темная, буровато-зеленая при более светлом серединном нерве, нижняя более светлая, серо-беловатая. В заключение, имея в виду бедность морфологических данных, считаю необходимым привести размеры бывшего в моем распоряжении цельного молодого (4-го, считая от верхушечной почки) листа. Длина всего листа 33 миллиметра. Длина черешка, если принять за таковой протяжение от листового угла до первой лопасти второго порядка, 5 миллиметров. Наибольшая ширина всего поперечника 18 миллиметров, длина конечных лопастей 3–5 миллиметров, при поперечнике в 1,5 миллиметра.

Общий тип растения, его очередные листья и глубокая сегментация их пластинки, в связи с чисто горьким и притом ароматическим вкусом, давали некоторое право предположить, что мы имеем здесь дело с растением, принадлежащим, быть может, к семейству сложноцветных (Сompositae) и какому-нибудь виду, который, понятно, при этих недостаточных условиях, т. е. отсутствии цветков, определен быть не мог, рода Artemisia (полынь) или ближайшей к ней формы, и уже лупа даже подтвердила это предположение: черешки серединных листьев стебля оказались покрытыми серебристо-белыми, характерными для некоторых видов рода Artemisia (в том числе и нашей врачебной полыни Artemisia Abcinthium L.) волоскам, о которых тотчас будет речь.

На самом деле, по достаточном просветлении листьев кучукты в очень концентрированном (3:1) водном растворе хлоралгидрата на обеих поверхностях их: нижней и верхней, на первой обильнее, – микроскоп показал характерные для некоторых видов Аrtemisia (Subqenus Absinthium D.C.) волоски в виде буквы Т и наружные железки (железистые волоски) эфирного масла. При этих условиях наблюдения, дополненного изготовлением поперечных разрезов листа как волоски, так и железки эпидермы обнаружили полную аналогию с теми же образованиями нашей врачебной полыни: Аrtemisia Absinthium L. Подобно последней, и здесь волоски, как это можно видеть на фигурах А и В, рil, состоят из короткой, 2–3, реже 4 или даже 5 клеточной ножки, конечная очень длинная клетка которой, вследствие сильного разрастания своих поперечных полюсов, принимает по отношению к несущей ее ножке положение поперечной перекладины, оба полюса которой постепенно утончаются к своим вершинам.

Железки, содержащие эфирное масло Аqid, С, желтоватого цвета, сидячие, несколько вдавленные даже, как это хорошо видно на поперечных разрезах листа. Состоят они всего чаще из двух радиально продольных железистых клеток, выделяющих масло, скопляющееся над ними, в виде большой капли, приподнимающей слой общей кутикулы в виде сплошного пузыря: С, сt.

Нередко путем последовательного образования поперечных перегородков, выделяющих эфирное масло дочерних клеток этих, сама железка является двуярусной, как у Аrtemisia Absinthium.

Что касается до строения самого листа, то мезофилл его представляется у верхней стороны состоящим из однорядного палисадного слоя, у стороны нижней, эпидерма которой снабжена многочисленными устьицами (Stomata), она имеет обыкновенный губчатый характер. Сосудистые пучки нервов первичного и вторичного, равно как и замкнутая петлистая сеть пучков 3-го и 4-го порядков, не представляет каких-либо замечательных особенностей. Некоторого внимания, впрочем, заслуживают конечные трахеиды, которыми оканчивается сосудистый пучок, упирающийся в верхушки лопастей листа: стенки их представляются волнообразными, напоминающими до известной степени очертание клеток эпидермы злаков.

Таким образом, на основании морфологических и в особенности гистологических данных, должно считать кучукту принадлежащей к семейству Compositae, роду Аrtemisia из категории (Subqenus) Absinthium В.С. Самый вид (Species) может быть понятно определен лишь на основании изучения образцов, снабженных цветками, это дело будущего: в нашем, далеко недостаточном материале, как уже упомянуто, цветков не было совсем.

Переходя теперь к вопросу: какое терапевтическое значение может действительно иметь кучукта, мы на основании установляемых по отношению к последней ботанических данных и наших сведений о составных началах полыни врачебной Аrtemisia Absinthium, с которой кучукта имеет несомненно близкое систематическое сродство, а также и в силу горького вкуса, равно как и типического запаха (обнаруживающегося при жевании последней), имеем право, понятно пока лишь а рriori только, допустить и большую аналогию, если не тождество составных начал обоих растений. Кучукта несомненно содержит в своих многочисленных железках эфирное масло, которое, весьма вероятно, аналогично известному своими ядовитыми свойствами эфирному маслу полыни, состоящему из углеводорода формулы: С₁₀Н₁₆ и абсинтола С₁₀Н₁₆О и его (кипящего около 300 °C) характерного полимера ярко-синего цвета. Как известно, этому маслу именно приписываются глубокие общие поражения нервной системы (судороги, напоминающие эпилепсии и проч.) у пьяниц западной Европы, злоупотребляющих полынною водкой. Горький вкус кучукты, как и полыни, должен, вероятно, зависеть от абсинтина (не алкалоид и не глюкозид).

Первою задачей, следовательно, в смысле разрешения вопроса о составных началах кучукты должен быть химический анализ ее не только в данном направлении, но и вообще всесторонний: для такой цели необходимо располагать количеством около 50 (если можно, желательно и более, конечно) фунтов ее сухой травы: листьев и верхушек стеблей по преимуществу. Относительно оценки предполагаемых терапевтических свойств кучукты прежде всего, конечно, мы должны иметь в виду, что проказа по своей локализации в тканях и прогнозу обещает очень мало утешительного для терапии вообще, тем не менее, если бы получилась возможность располагать несомненными чистыми и подлинными культурами лепрозорных бактерий, было бы интересно, в виду прочно установившейся популярности средства, испытать сравнительное прибавление к питательным средам колоний, экстракта кучукты, эфирного масла полыни и абсинтиина, испытав также все эти средства и по отношению к бактериям туберкулеза, в виду предполагаемого и допускаемого многими сходства, если не тождества их с микроорганизмами проказы.

Таковы, мм. гг., полученные мною данные и соображения касательно кучукты, которые имею честь представить теперь на ваше усмотрение, исполняя обязательство, своевременно принятое мною перед Обществом и мисс Кэти Мэрсден».

В народной медицине саха настой из полыни «кучукта» (Аrtemisia species) употребляется при головной боли, боли под лопаткой, запорах, ранах и порезах, параличах, в качестве глистогенного. Трава эта растет на высоких местах кустами, имеет довольно острый запах, семена точно такие же, как у обыкновенной полыни, цветет в июне и июле; цвет желтый. По Кауфману, – это Аrtemisia species.

Живые лягушки и масло

от семи черных коров ¦ от туберкулеза

При лечении туберкулеза (чахотки) в большом ходу была медвежья желчь, принимаемая в слабых разведениях с водой по столовой ложке раза 3–4 в день, причем мужчине давали желчь самки, а женщинам – самца. При этом употребляли легкое медведя в вареном виде. Пили кровь только что убитой куропатки. Желчь рябчика шла в лечение так же, как и медвежья. Медвежий жир после двойной топки давался больным чахоткой от столовой ложки до чашки по 2–3 раза в день. 2,5 фун. масла от первотельной коровы топился в течение недели, пока не получится стакан масла пригорелого и горьковатого вкуса; давали по 1/2 стакана на прием.

Немалым уважением пользовалось муравьиное масло, добываемое с большим трудом в муравьиных кучах. Пили его в разведенном виде с водкой, чаем и водой. Рога изюбра в свежем виде давали больному кусочками, он должен был их сразу съесть. Небольшими кусочками давали кабарговую струю. Больные туберкулезом ели яйца ронжи (кукаакы). В запущенных случаях больному в течение одной недели не давали выспаться. Для этого выбирали весеннее время, момент распускания зелени. В то же время усиленно кормили больного молоком, маслом и жиром. Применяли в виде настоя осиновый лист. Его пили чашками. Как радикальное средство от легочной чахотки давалось масло десятилетней давности, а также яйцо молодой курицы, снесшей его в первый раз. При туберкулезе запрещалось есть рыбу, от нее якобы болезнь обостряется.

Как лечебное средство при лихорадочных легочных заболеваниях, как общеукрепляющее при истощающих хронических болезнях, как успокаивающее при некоторых нервно-психических заболеваниях рекомендовался кумыс. Производство кумыса имело свои особенности. Его готовили не из всякого кобыльего молока, а из молока взрослой (старой) кобылицы. Кумыс укрепляет организм, способствует обмену веществ, и именно поэтому из поколения в поколение он применяется якутами как одно из эффективных средств народной медицины (особенно при туберкулезе).

Рекомендовалось пить оленье сало или ягель, яйца кукши и отвар ее гнезда, проглатывать небольших живых лягушек и пить масло от семи черных коров. Это масло давали по 1 ложке 2 раза в день.

В качестве лекарства ели медвежье сало, мясо, печень, желчь, соколиные яйца, тарбаганий жир, живых лягушек, легкие и сердце дятла, костный мозг из слабо подогретых цельных трубчатых костей скота, пили сулему, сарсапарель, настой сосновых шишек, собачье молоко, скобленое золото.

В Петров день брали у вдов сливки от удоя семи или девяти коров, из сливок получали масло – около 2,5 фунтов, его закупоривали в горшок и закапывали в угли камина. Через трое суток оставались только одна или 2,5 чашки, остальное сгорало. Утром и вечером употребляли понемногу это масло, так как вкус его скверный и оно черное. Пили его в течение 3–7 дней до выздоровления. Называли это средство «от старух взятое лекарство». Старухи, давая сливки, говорили: «Да избавит тебя Бог, я тебя благословляю», а взявший благодарил их.

Одним из способов лечения туберкулеза являлась также «черная» диета: 40 дней ели мясо без жира и пили чай без молока.

При воспалении легких кости стерха – белого журавля – копились в пламени сальной свечи и копотью натирали больной бок. Если не было костей стерха, то можно было пользоваться костями лебедя или, в крайнем случае, крупного гуся. Кости обычно хранились в сухих местах, около божницы.

На больной бок клали припарки из лесного моха, предварительно опущенного в горячую воду. Припарки меняли через часа 3–4 и клали до улучшения после кризиса. В некоторых местах Верхневилюйского улуса пользовались как лечебным средством маслом 20–30-летней давности («курарыы»), каковое тщательно втирается в больной бок.

Знаменитый лекарь-знахарь Константин Кубагда Кадандинского наслега Верхневилюйского улуса воспаление легких лечил отваром головок 12 трав, куда входили сосна, лиственница, ель, ольха, береза, разные породы тальников, карликовая береза и др.

В 1910–1912 гг. по всему Вилюйскому округу прогремела обладательница даром исцеления жительница Средневилюйского улуса Анна Павлова по прозвищу Алысардаах, лечившая все болезни путем высасывания «плохой крови» через соломинку. Туберкулез, например, лечила прикладыванием соломинки к груди и спине, через которую высасывала, как она говорила, гной и «худую кровь». Слава о ней зашла далеко за пределы округа.

Шкура телки от желтухи

Для лечения желтухи забивали телку и ее свежеснятой шкурой (мехом вверх) оборачивали все тело больного, который лежал в ней до остывания шкуры. После этого шкура, ставшая снизу совершенно желтой, уносилась лекарем в отдаленное место и закапывалась.

Боли в желудке и морошка

При болях в животе пили настой травы «собачий язык» («ыт тыла») на водке. В Усть-Янском улусе при страданиях «болью в желудке» ели ягоду морошку. Один якут долго страдал болью в желудке, рвотою и, не принимая из-за этого пищу, принужден был слечь в постель от слабости. Живот его, несмотря на то, что он ничего не ел, был тверд, как камень. Однажды он увидел сон: кто-то ему во сне посоветовал есть ягоду морошку. Проснувшись, он велел набрать морошку и стал лечиться. Через несколько дней больной стал поправляться, стал почти все кушать и вскоре совершенно поправился. С тех пор саха стали употреблять морошку как лекарство.

При различных болезнях желудка, когда сосет под ложечкой, в Якутской области применялось лечение отваром зверобоя. Некоторые варили зверобой на воде, другие предпочитали изготовлять настой на водке, принимая его в таком виде по несколько рюмок в течение дня перед едой.

При болях в желудке и животе саха туго перетягивали полотенцем живот.

При сужении пищевода употреблялся настой замороженных корней «ымыйах» – черноголовника в молочном отваре. Это же средство употреблялось при резях в животе и при поносе.

При желудочно-кишечных расстройствах пили по 1–2 чашки отвара аптекарской кашки тысячелистника.

При запорах давали стаканами горячее масло, после чего делали массаж живота. Густые сливки как слабительное принимали утром натощак по 1–2 стакана.

При хронических запорах употребляли поваренную соль по 1 столовой ложке на прием.

При запоре отосуты давали пить мыльную воду; пили настой на вине монетника и настой кучукты, а также отвары каменной и горькой полыни, чернобыльника.

При поносах применяли сливки. В особенности в детской практике во время летних поносов. Это же средство пользовалось широким применением и у коренного русского населения Якутска. Сливки детям давали по несколько раз по 1–2 чайных ложки на прием. При поносе как саха, так и русские употребляли густой кирпичный чай. Взрослыми применялся перец, настоянный на водке с солью. Детей кормили кусочками сырого теста: ребенок поправлялся через несколько дней.

Рак пищевода считался у саха неизлечимой болезнью. В редких случаях помогал порошок из пищевода, добытого из могилы человека, умершего от сужения пищевода. Для того чтобы не наступило ухудшения, рекомендовалось никому не говорить о своей болезни; родные также обязаны были держать болезнь в секрете.

При раке пищевода использовали желчь медведя, в небольшом количестве растворенную в воде, а также свежую оленью желчь (по несколько капель на воде).

При язве желудка и гастрите использовали осетровый пузырь, кипяченый в воде.

Если сильные боли в желудке долго не прекращались, делали прижигание трутом в подложечной области по средней линии живота.

Когда боги «сумасшедшего неба» бьют в бубен…

Многие саха страдали своеобразными нервными заболеваниями. Эти болезни настолько были типичны, что сами саха дали им общее название «саха ыарыыта» («якутская болезнь»). Среди этого рода заболевания различали два вида: эмюрячество и мэнэрячество. Распространена была болезнь в городах Среднеколымске и Верхнеколымске.

Формы истерии:

1) Таарымта. Из многочисленных опросов больных и здоровых колымчанок врач С.И. Мицкевич, долго проработавший в Среднеколымском районе, сделал заключение, что с 12–15 лет у якутской девушки появляются «таарымта» (местные русские переводят это как «припадки»). Девушки часто жалуются на сердцебиение («сердце в рот выскочить хочет»), на замирание сердца, боли в области сердца, боли под ложечкой, рвоту, на невралгии в области мочевого пузыря, в области клитора, на бессонницу. Обращает на себя внимание вообще беспокойность сна у местных жителей. Очень частое явление – пение во время сна: поют песни, распевают целые былины (олонхо). По-якутски это называется «кутурар» (по-русски – «бредит»). Такое состояние не считается болезнью.

В анамнезе каждой женщины непременно встречаются «таарымта» (припадки). Они считаются принадлежностью всякой женщины. Бывает это и у мужчин, но значительно реже. «Таарымта» являются первыми наиболее легкими проявлениями истерии.

2) Мэнэрик. Второй по тяжести степенью проявления истерии следует считать припадки, которые называются «мэнэрик» (глагол в третьем лице от этого слова «мэнэрийэр», по-русски – «блажит», «шаманит»). Иногда просто говорят «мэнэриччит», а также «порчу напустили на нее», «испортили».

Эмюряков, в свою очередь, можно разделить на пассивных и активных. Под первую группу подходят те эмюряки, которые при громком окрике или произнесении неприятного им слова ограничиваются только повторением того, что было сказано. Они подражают не только звукам, но и жестам и вообще всему тому, что выводит их из нормального состояния. Эти несчастные часто служат объектом грубых шуток со стороны сородичей. Активные эмюряки, кроме подражания, бросаются туда, где находится внешний импульс, с целью прекратить его действие, не разбирая, угрожает ему опасность или нет. Активные эмюряки опасны для окружающих; нередко наблюдались ушибы, ранения и даже убийства, совершенные ими во время припадка. Припадки у эмюряков бывают непродолжительны и могут быть вызваны искусственно. Какой-либо перемены после припадка, кроме незначительной усталости, они не чувствуют и часто, отрываясь от дела во время припадка, по окончании его сейчас же продолжают начатое дело.

Припадки у мэнэриков обычно бывают периодические и беспричинные. За несколько дней до начала припадка мэнэрик начинает жаловаться на головную боль, болезненную возбудимость, чувствительность, раздражительность, а иногда на угнетенное состояние духа. Постепенно эти симптомы усиливаются и доводят больного до припадка. Больной воет, кричит, причитает, рассказывает небылицы, кидается из угла в угол, кружится на одном месте, катается в судорогах по земле и пр. Припадок кончается обычно крепким сном, после которого несколько дней мэнэрик чувствует себя настолько скверно, что редко может приступить к работе. Этим формам «якутских» болезней более подвержены женщины, чем мужчины, причем наблюдается, что болезнь впервые проявляется после первой брачной ночи, в начале беременности, после первых родов, после сильного испуга или большой неприятности. По мнению саха, виновниками этих болезней являются бог Немирие и страшный бог Тимир Садалбы Ойуун, который живет на втором (снизу) верхнем небе. Это небо называют «сумасшедшим небом» («мэнэриктээх халлаан»). От ударов бубна этого бога, по представлениям саха, и воют женщины, одержимые описанными выше болезнями.

Для лечения этих болезней обычно приглашали шаманов, но и последние, несмотря на свою силу, часто вынуждены бывали отказаться от борьбы со свирепыми богами. В качестве паллиативов пили распущенную в чае желтую накипь, образующуюся в зимнее время на обыкновенном плитнике (она имеет вяжущее свойство, металлический вкус) и «дерябу». При судорогах применяли полынь, а при параличах – отвар кучукты, каменной и горькой полыни и чернобыльника.

Иирэр (сумасшествие). В некоторых случаях болезненные истерические состояния затягиваются на месяц и более. Омрачение сознания бывает длительным, резко выражены галлюцинации, появляются бредовые идеи преследования, состояние тоски, бывают попытки к самоубийству. Это третья, более тяжелая форма истерии. Такое состояние саха называют «иирэр», что русские переводят как «с ума сходит». «Иирэр» означает «свертывается» (по отношению к молоку). «Мэйиим иирэр» – значит «мозг свертывается», по-русски – «помешательство». Этим словом обозначают и истерические психоневрозы, и всякие психические болезни более стойкого характера, как, например, длительное состояние тоскливости при маниакально-депрессивном психозе.

Самый тяжелый вид истерии – дичание. Отчасти так называют и сильные формы тика, но чаще – боязнь людей: больной убегает в лес и там скрывается, неизвестно что ест и пьет. Легко может случиться, что больной и умрет с голода. Дичанию были подвержены и русские поселенцы. Эта болезнь отличается от того психического расстройства, которое мы называем «сумасшествие» («иирбит»).

Дичают люди или на определенное время от привычной болезни, или же временно, например, когда заблудятся в тайге. Форма проявления болезни та же: прячутся от людей, как дикие звери. Одной из причин «дичания» саха называют сожительство духа леса или воды с женщиной.

Лечение: от припадков истерии саха прибегали к камланию. В начале камлания больная женщина тихо сидела на лавке, но затем у нее начинались припадки истерии. Шаман продолжал камлание, во время которого изображал «всемирного быка» и «всемирного жеребца» и наскакивал на больную, как бы для совокупления с нею. После одного из таких наскакиваний больная затихала, успокаивалась, и шаман, окончив камлание, заявлял, что припадков больше не будет. «От нервного расстройства… употребляют желтоватую накипь, образующуюся на обыкновенном плитняке, породе весьма древней геологической формации, встречающейся по рр. Чаре, притоке Олекмы, Намалхе и Жуе. Накипь эта известна у саха под именем «каменного хайаха» (хайах – проквашенные, взбитые, замороженные сливки или молоко)». (Овчинников М.К. К народной медицине якутской области).