Текст книги "Тренер"

Глава вторая:
Настоящий я мужик…

Сережа, видно, подрабатывал волшебником: багаж ему выдали прямо на взлетно-посадочной. Багажник открылся и закрылся благородно, как положено машине такого класса, то есть мягко и нисколько не потревожив пассажиров.

Тронулись плавно, легко набрав скорость и не обращая внимания на обычные предосторожности аэродромных служб. Вот так, что только не увидишь, если прилетаешь не обычным пассажиром.

– Если удобно, называйте меня Ларой.

– Хорошо.

Сказал вслух, а про себя подумал, что пока стоит избегать фамильярности. Юра он для отца, друзей, членов команды и Валдиса. Лариса – работодатель, вот пусть пока ей и остается, и он для нее, хочется верить, пока останется Юрием. А дальше видно будет, во что оно все выльется.

Сейчас Столешников напоминал себе себя же, купленного в Англию. Ни разу не тренировался с командой, даже на поле не выходил, а изволь, раз прилетел, неожиданно выйти и отрабатывать трансфер. Так и здесь: вот вам, Юрий Валерич, стандарт, извольте сразу же забить с углового. Или просто накрутил себя и придумал лишнего?!

Настоящего разговора не получилось: так… общая информация. Лариса донесла, он принял к сведению, поблагодарил. Вопросов пока ни у кого не оказалось. Сережа вот только про местные красоты пытался рассказать, но тоже замолчал. Так и ехали, молча, глядя по сторонам.

Красивые места? Юра согласился: красивые. Море чувствовалось повсюду, то тянулось совсем рядом неровной кромкой, то мелькало где-то на горизонте сине-зеленой бескрайней полосой, исчезало в холмах, улыбалось из-за придорожной полосы деревьев.

В высокой, кое-где прямо по пояс, траве наверняка стрекотали цикады. Столешникову даже казалось, что звуки их металлической песни проникают сквозь плотно закрытые стекла. В бесконечно высоком, без единого облачка, небе лениво кружился ястреб. Даже лиса как-то показалась сбоку, мазнула неярким рыжим пятном и пропала – спряталась.

– А вон там наши виноградники! – довольно пророкотал Сережа, кивнув вбок.

Юра послушно посмотрел. Подвязанные лозы ровными невысокими дорожками разбегались от асфальта в холмы. Он все же не удержался, нажал на плавный спуск стекла.

Юг, словно ждал, ворвался внутрь, ярким многоголосьем. Жарко и сочно пахнуло травой, чуть горьковатый привкус миндаля свежей струей разбавил древесный запах лозы и сладко-тяжелый аромат разнотравья. А потом запахло морем. Столешников почувствовал его прямо на губах и невольно улыбнулся с какой-то детской радостью.

Захотелось вдруг высунуться из машины, раскинув руки и заорать какую-то ерунду, просто так, потому что красиво, солнечно, привольно…

Столешников поднял стекло, извинившись. Лариса не ответила, занятая своими мыслями. Сережа, глянув в зеркало, подмигнул.

Кураж прошел. Стройные шеренги пирамидальных тополей, делавших местные просторы похожими на Испанию, теперь просто проносились мимо. Может, и стоило подурить? Кто знает…

Город они объехали, стараясь не нырять в узкие улочки окраин, явно направляясь сразу к стадиону. Начало трясти, ощутимо показывая различие федеральных и муниципальных трасс. Не привыкать, где только автобусы со «Спартаком» также вот не подкидывало. Главное не это, главное ждало впереди.

Когда же оно, это главное, наконец-то появилось в поле зрения, Столешников присвистнул: на фото все выглядело жизнерадостней.

Чему удивляешься, Юра? Это тебе не премьерка, это ФНЛ, и в ней как повезет. Вон «Оренбург», на что молодцы, и? Никто им стадиона не сделает, как бы ребята не старались… Или «Химки» те же. Прорвемся, все с такого начинали, и он начнет, не страшно. Лишь бы газон был нормальный… ну да, лишь бы газон.

Они остановились.

– Багаж в гостиницу отвезу, сразу в номер, – Сережа обернулся, – не переживайте. Взять что-то нужно из него?

Столешников мотнул головой. Документы и деньги с собой, что ему в первый день понадобится? Прищурился, поднеся ладонь к глазам. Ох и солнце… А очки треснули, уже проверил.

– Тогда пойдемте, – Лариса обернулась к нему, – а очки купите в гостинице. У нас они нужны.

И пошла вперед, высокая, тонкая, какая-то неудержимая и плавная одновременно.

Столешников поймал себя на мысли, что президент клуба ему нравилась. Взгляд не прятала, смотрела прямо, и не было в ее глазах никакого заискивания перед заезжей звездой и любопытной жалости, к которой он успел привыкнуть за последнее время. Нет, хороший был взгляд у президента его клуба. Надо же, он уже мысленно называл этот клуб своим. А с таким настроем отказываться и просто слетать уже тяжело. Надо идти.

– Ритуал? – поинтересовалась Лариса.

– Что? – Столешников, открыв дверь, покосился недоуменно.

– Ну… многие футболисты со своими ритуалами. Посидеть перед игрой, монетку у судьи выцыганить, еще что-то. Вдруг вы всегда ждете, прежде чем выйти?

Смеется? Вроде не похоже.

Столешников шагнул из прохладного салона, шагнул навстречу новому себе, понимая, что никуда сегодня не полетит. И завтра тоже. Характер такой, Валдис даже лучше его знает, потому и отправил Юру сюда. Хорошо.

Сережа тронулся сразу, как щелкнула дверь. Столешников оглянулся вслед отъезжающей машине и почему-то подумал про детство и рано ушедшую маму. Эй, мужик, ты чего? Вот он, твой настоящий шанс, неказистый и недавно латанный… Пусть и не особо красиво. И что? Главное – газон, сам же знаешь. Вперед!

Он поискал глазами Лару. Она ждала чуть поодаль, на дорожке, уходящей вбок от центрального входа. С противоположной стороны к ним приближался кто-то, отчаянно жестикулируя. Лара повернулась к подошедшему, и тот торопливо и крайне озабоченно начал объяснять ей что-то приглушенным голосом.

Столешников, устав ждать окончания делового разговора, двинулся к ним. Как оказалось, вовремя. Госпожа президент, хоть и слушала внимательно, явно притомилась:

– Как по готовности?

Обернулась к подошедшему Столешникову, тонкое лицо дернулось. Кивнула:

– Семен Смолин, директор команды.

Хозяйственно-деловитый директор улыбался приветливо:

– Очень – это громко сказано… директор… – Смолин засмущался, порозовел до самых ушей. – Бухгалтер, да… Скорее, хм… бухгалтер.

Столешников улыбнулся в ответ. Черт, а ведь он, пусть и бывшая, но звезда. Да еще какая, может, проще надо быть, хотя бы внешне? Протянул руку, размашисто, чтобы пожать, так пожать. Не любил вялых куриных лапок при рукопожатии и людей по ним порой сразу для себя определял.

– Юрий.

Интересно, как Семен ему ответит? Прям как разведку провел. И пожал, и чуть надавил, и тут же ослабил, ну-ну, скромник весь из себя, значит.

– Вас и так все знают, – директор-бухгалтер улыбнулся в ответ уже смелее. – Извините, у нас тут не Москва, конечно, но…

Очень часто разговор делают паузы. Крохотные молчаливые моменты бывают красноречивей всяких слов. Столешникову это было хорошо известно. На Ларису старался не смотреть, хотя это и неправильно. Тут все ясно: недовольна госпожа президент, не такой встречи ожидала после своих указаний.

Раздражение, накопившееся от неопределенности во время полета и вроде успокоившееся, встрепенулось. Да-да, давайте еще, Юра Столешников был примерным слишком долго. Ну, что там?

– Не Москва, – повторился Семен, – сервис на троечку, но кое-какое угощение приготовили. В меру сил, конечно…

Ох ты елы-палы… Столешников даже выдохнул внутри, незаметно. Угощение? Он им что, ревизор гоголевский? Пир на весь мир? Он, что, есть-пить сюда приехал? Девочек, может, сразу притащат, показ устроят? Под приморское угощение? Типа, Столешников, это ни хрена не договорняк, но подыгрывать будем, потакая всем желания столичного голеадора.

Раздражение, проглотив наживку, разом вспомнило тетку в самолете, жару, весь чертов прошлый год, покосилось на невысокий стадион, рванулось наружу…

Столешников смотрел в глаза Ларисы. Стоп, стоп…

– Спасибо, но… Давайте обед пропустим. – Столешников отвернулся, кивнув в сторону стадиона. – Я прогуляюсь. Посидеть еще успеем, когда повод будет.

Семен нахмурился, покосился в сторону, на Столешникова.

– Если повод будет?

Столешников чуть сжал зубы, желваки вздулись, ослабли…

– Когда будет.

– Прогуляетесь? – директор-бухгалтер явно удивился.

– Да. С мыслями собраться надо.

Он развернулся и пошел к стадиону. Встречают по одежке, а ему такого не хотелось. И форма теперь не игровая, тренерская, а ее еще нужно примерить.

Он не оглядывался. Его дело – футбол, а не рыбам хвосты обгладывать.

– Юрий!

Пришлось обернуться. Семен так и стоял чуть оторопев, грустно поражаясь несправедливости жизни, а Лариса, прикусив кончик дужки своих очков, показала на часы:

– Я через пятнадцать минут вас заберу.

Столешников кивнул. Раздражение внутри ворчало и ворочалось. Пятнадцать? Да он только на стадионе минут через пять окажется. Ничего, подождут, он же не спать в гостинице летел.

Семен покачал головой, глядя вслед. Повернулся к Ларисе:

– Прогуляюсь… Хм… А рыба? Я ж рыбу заказал…

Лариса только неопределенно пожала плечами и ушла. В другую сторону.

Солнце здесь точно не щадит никого и ничего. Вовсю поливает жаром, заставляя искать тень. Ну, ничего, команда точно привычная, а ему особо не бегать, если только для себя. А для себя можно и утром, по холодку.

Дорожка под ногами особо не бугрилась, порядок все же поддерживали. Не «Уэмбли», не «Маракана» и даже не «Открытие», но не смертельно. Обед, блин, полдник…

Думал записывать вопросы, не записал, горчичник тебе, Юра. Сколько тут болельщиков, интересно? Мог бы и раньше поинтересоваться. Команда же не самая тухлая, играла раньше, да еще как. Сейчас, наверное, местные вообще довольны… Или нет?

«Метеор», исходя из данных, стабильно стремился покинуть ФНЛ, куда шел вроде бы долго и упорно. А ему нужно сделать чудо за оставшиеся матчи… Их-то как раз не так много. Значит, придется играть на пределе, лишь бы команда это поняла. Нужно искать общий язык, чтобы что-то получилось. Или новый изобретать. И это вот его главное дело на ближайшую, ближайшие… ближайшее время.

Непросто все это, он знает. Если капитанская повязка на тебе постоянно, думаешь чуть иначе, чем просто игрок. Столешников знал, помнил, всегда старался промотать назад в собственной голове разные моменты матчей. И тренерские решения.

Сложная штука – дриблинг? Поди научись, уважаемый диванный критик и знаток тонкостей игры. Сам Столешников учился и сейчас, когда никто не видел.

Легко ли вытаскивать мяч, делая такой нужный сейв? Ему эта магия никогда не давалась. Он завидовал, но не переживал. Раньше не переживал.

Просто объяснить хаву, талантливому и сильному, что пора перестроиться и с правого фланга перейти на левый? Сломать амбиции, если того требует ситуация на поле?

Только раньше его интересовала своя игра и помощь напарников. И как успеть вернуться в защиту.

А сейчас? А сейчас судьба решила подарить совершенно немыслимый шанс, заставив думать обо всем вместе, по отдельности и на десять шагов вперед. «Настоящий хоккеист должен видеть своих, чужих и блондинку в третьем ряду». А что должен видеть настоящий тренер? Как заставить незнакомых и, в общем-то, давно играющих по своим правилам людей эти правила изменить? В чужой монастырь со своим уставом? Что, если они увидят в нем не перспективного тренера, а того разочарованного неудачника, которого он прячет даже от себя? Что, если у него и нет никакого «своего устава»?

А «чужой монастырь» – вот он, во все красе. Слегка облупленный, со следами времени, видавший множество побед и поражений. И быть может, поражений больше, чем побед. Его стадион.

Бело-голубые флаги с большой «М». С тысяча девятьсот пятьдесят девятого? Серьезно, на самом-то деле… А цвета? Ну…

Столешников любил красную форму. Две последние машины купил зеленые. Лофт у него был бело-серый, в скандинавском стиле. А голубое не любил даже в женских глазах. А тут вот бело-голубое… Странно, но ему понравилось.

Это само место так действует, не иначе. Раскаленная до белизны синева неба, море, всю поездку чертившее параллельную дороге яркую голубую полосу. Да, цвета правильные, белое и голубое, как волны Черного моря, на самом деле вовсе не черные.

Но цвета цветами, а стадион – стадионом.

Он стал ближе, начал потихоньку нависать над идущим к нему в первый раз Столешниковым. Совсем как тогда, много лет назад…

– Вот, Юра, здесь тебя ждут.

Отец остановился и неожиданно присел, оказавшись даже чуть ниже стоявшего сына.

– Внутрь без меня. Сразу ищешь тренера, узнаешь, где переодеться. Сын…

Так непривычно и уже так знакомо. Юра Столешников, поправил чуть напряженной рукой ремень старенькой сумки «СССР» с олимпийским мишкой.

– Сын, – отец положил широкие ладони ему на плечи, – я в тебя верю. А ты верь в себя. Спартак?

– Чемпион.

– Молодец, по-нашему. Ну, иди…

Юра Столешников не оглядывался, шел и шел вперед, зайдя в тень от трибун. Отец смотрел вслед, ждал, не уходил, пока мальчишка не исчез внутри.

А ему тогда хотелось оглянуться. Да чего там, хотелось, чтобы отец пошел рядом, пока… Вот и сейчас. Только и отец в Москве, и ему уже не восемь. Столешников улыбнулся, никого же рядом нет.

– Молодой человек, а где ваш бейдж?

Похоже, ошибся.

Вот почему, интересно, нельзя женщинам, работающим в службе безопасности, пошить нормальную форму? Ведь женщина и форма – это красиво… но не в этом случае.

И почему она не на него смотрит, а в телефон?

– Что, простите?

– Ну чего писать, чего? Не могу я ее забрать, на дежурстве… – она, наконец, оторвалась от экрана, сдунула прядь, упавшую на глаза. – Пропуск где, говорю?

Столешников даже оглянулся, ища глазами Ларису. Интересное кино, честное слово, получается… Ну, ладно, сами справимся, не палкой же, резиновой, она его бить станет. Да и палки не видно.

– Пока нет… – а улыбка его пока вроде бы на каждую действует одинаково. – Здравствуйте. Я…

– Бейдж должен быть, – она как-то зло взглянула на Столешникова и вернулась к звякнувшему эсэмэской телефону. – Господи прости, ну не могу я ее забрать, ну что ты не понимаешь?!

И пошла себе куда-то, ругаясь с телефоном и на ходу объясняя, что да, дочка ее, но она на работе, а отец ее, чертов скотина и…

Слушать Столешников не стал, хватит на сегодня чужих ненужных проблем. Своих вон… полный стадион с трибунами. Хоть и пустыми.

Он все же оглянулся. Женщина в форме, встав в тени, ругалась и злилась.

Трибуны здесь раньше были с простенькими скамьями из брусьев, что красили раз в год, если не реже. Сейчас стадион смотрел вниз новехонькими, явно недавно поставленными, пластиковыми улитками клубных цветов. Белое и голубое, ни разу не надетое Столешниковым-игроком. И лого «Метеора», собранное из сидений, установленных не очень ровно. Нормально, главное же газон. И кто по нему бегает. Ну, или ходит, как сейчас, например.

Так… ну и что тут у нас происходит?

Ты смотри, какие быстрые и сильные парни, сказка просто. Тюлени за селедку быстрее ластами хлопают, чем вон тот, как его… Рафаэль, точно, за мячом побежал. А это что? Это передача такая, на кого Бог пошлет?

Игроки бегали… ну, как бегали? Скорее, неторопливо занимались спортивной ходьбой. Да еще и разбившись на строго определенные кучки, никак не игравшие друг с другом. Это ленивое движение, судя по всему, обводка… смахивающая на что угодно, кроме расчетливого обмана для отрыва и удара. Пацаны во дворах живее играют, а тут профи, им деньги платят за этот кордебалет.

Ну, пора, наверное, и ему заявится со своим уставом.

Он встал, развернулся к проходу и…

– И вот мечта сбылась, мы в ФЭНЭЭЛ!!! Ура-а-а!!!

Сначала Столешников разглядел длинную селфи-палку с закрепленным мобильником и только потом ее обладательницу. Он чуть не присвистнул. А ему, значит: где ваш пропуск?!

Раздражение, отодвинутое на задний план тревожными мыслями, радостно дернулось, торопливо выбираясь наружу.

– И кто молодцы, кроме команды? Мы, мы, болельщики, молодцы! Мы старались, верили, несмотря ни на что!!!

Подросток. Девочка. Невысокая и худенькая, в бейсболке козырьком назад и вся из себя спортивный комментатор. Рукой свободной так и крутит, так пальцы и летают, и сама разве что не приплясывает. Ну точно, на Ютьюбе потом эти ее голосилки будут. Пропуск, ну-ну…

А юная комментатор тем временем взяв верную паузу, прищурилась и:

– Ведь команда – это как родители. А родителей не выб…

Глазища уставились на спускающегося Столешникова, очень неприятного: брови нахмурены, руки в карманах, на лице полное недоумение и это самое – раздражение, почти отпущенное хозяином на волю.

Он хотел спросить, но не успел…

– С-т-о-л-е-ш-ни-и-и-и-ко-о-о-о-в!!!

Да твою-то…

– Столешников! Здесь Столешников!!! Господи, Столешников!!!

В общем, скрыться он не успел. А особа, придерживая, видно, чтоб не сдуло, бейсболку, уже скакала к нему через ступеньки. С верхушки несуразной палки прямо на него смотрел поблескивающий глаз мобильника.

– А разрешения ты не хотела бы спросить?

Глазища так и уставились снова, удивленно и чуть расстроено. Но расстройства в них хватило ненадолго.

– Я же для блога! – чуть развернула на себя. – Добро пожаловать в лучший город на Земле! Мы вам здесь так рады…

И глазок в сколько-то там пикселей снова уставился обратно.

– Тебя кто на стадион-то пустил?

Да действительно, какой глупый вопрос… Вот его чуть не остановили, а она…

– Так я ж местная! Селфи?!

И скакнула на ступеньку рядом, развернула телефон, ловя в кадр себя и хмурого Столешникова.

Он не выдержал. Ребенок? Воспитывать надо лучше, чтобы к незнакомым дядькам не приставала, селфи ей…

– Убери.

И снова глаза грустные, как у кота из «Шрека».

– А вы в жизни какой-то… угрюмый. Улыбнитесь! – и сама расплылась, ямочки на щеках раз, и появились, – вам так идет улыбка!

Улыбка идет? Игроки на поле стояли, глазели, мячи где-то у бровки… Отлично…

– Ладно, дай мне, у меня рука длиннее.

Вот умница, правильно, улыбайся шире и давай сюда игрушку. Слишком рано ребенку иметь смартфон, кнопочный ей надо посоветовать купить, монохромный, с полифонией, чтобы к чужим дядькам не приставала с бесцеремонной съемкой. Так, где здесь что, как удалить?

– Эй! Там личное видео, ты чего?! Да хорош уже!!!

Любительница селфи подпрыгивала рядом, пытаясь вернуть рабочий инструмент. Столешников поднял телефон выше, щурился от солнца, бьющего в глаза и искал запись.

– Даша!

А это кто еще?

Столешников, не опуская телефона, чуть повернулся на голос.

Мама? Сестра? Так и не разберешься, да и какая разница? Темноволосая, лет двадцати пяти, стройная, и, несмотря на строгое лицо, почему-то сразу ощущается – очень спокойная.

Девочка Даша, заметив ее, разом угомонилась, опустив руки, и только громко сопела. Косилась на Столешникова, явно ожидая не замечания, а…защиты?

– Так… – спокойно спросила мама-сестра. – И что здесь происходит?

Интересная штука – жизнь. Образование, воспитание, злость или раздражение отступают в сторону, стоит рядом появится уравновешенной женщине. То ли со школы остается даже у отпетого хулиганья, то ли на самом деле во все времена главная женская роль – уравновешивать мужчину. Столешникову даже высказаться грубо расхотелось.

Дарья, шмыгнув носом, сделав невинное лицо, голосом обиженной маминой детки протянула:

– Да ничего… – а губы задрожали очень натурально, – я селфи с ним сделать хотела. А он телефон отобрал, не хочет, наверное…

И глазищами стреляет из стороны в сторону. Актриса, блин…

Столешников протянул телефон, не глядя на девчонку. Стыдно не было, воспитывать надо собственных малолетних родственниц:

– Научите ее разрешения спрашивать, – чуть подумал, сдержав рвущуюся грубость, – перед тем, как снимать.

Телефон чуть задержался между ними, прежде чем оказаться в руках родственницы будущей звезды спортивных программ:

– Обязательно. А вы себе табличку закажите или наклейки на одежду, с перечеркнутым мобильным. Белый кружок с красной каймой и линией. Издалека заметно будет, полезно, у нас здесь звезды не часто встречаются, от желающих отбоя не будет, сами увидите.

Пикировать Столешникову не хотелось. А тут еще и Даша, оказавшись рядом, неожиданно церемонно произнесла:

– Варя, это Юрий Столешников. Юрий, это Варя – моя сестра. И наш врач-реабилитолог… Ну так, если че.

Вот, значит, как… Столешников кашлянул, запнувшись взглядом где-то в районе собственных шнурков. М-да, некрасиво как-то получилось.

– Врач? Очень приятно, Юра, – и вдруг оказался самим собой лет в пятнадцать, столкнувшись с… ну, с той, как ее… – Футболист.

Варя невозмутимо кивнула.

– Да ладно… Знаю, кто вы. Пошли, Дашуль. Всего доброго, Юрий… Валерьевич.

– До встречи.

Сестры пошли вниз, явно торопясь уйти со стадиона. Чушь какая-то, чего засмущался-то? Меньше последний год дома сидеть нужно было, вот и все.

– Юрий?!

Он поднял голову.

Врач-реабилитолог его команды, стоя на нижней ступеньке, смотрела на него.

– Да?

– Извините нас, пожалуйста. Она же ребенок, а вы…

Даша дернула ее за руку.

– Еще раз извините, всего доброго.

А он что? Столешников даже растерялся. Может, и стоило сфотографироваться с девчонкой, блин. Убыло бы, что ли, с него? Вон обе что-то там шепчутся, чтобы он не услышал. Не поссорились бы из-за такой глупости.

Они нырнули под трибуну, уходя совсем, а стены вдруг отразили голос, до Столешникова долетело строгое и даже немного материнское:

– А с тобой, Дарья, мы еще поговорим.