Текст книги "Ведьма в белом халате"

Глава 4

Вернувшись домой, я не удержалась и снова полезла в комп. Только на этот раз информацию о семье Лисовских искала уже намеренно, и поводом для этого послужил недолгий разговор с детьми.

Как выяснилось, я неправильно вспомнила дату рождения Лисовского-старшего – сейчас ему было тридцать восемь. А вот насчет карьеры, как это ни удивительно, ведущему «Карьериста» лис не соврал: придя в компанию отца в восемнадцать, Александр Александрович и впрямь начинал обычным программистом. Как он утверждал – по собственному желанию. За несколько лет прошел серьезную школу, своими собственными усилиями добился повышения. Успел жениться, обзавелся детьми. А годам к тридцати поднаторел так, что отец доверил ему руководящую должность сперва в его собственном отделе, затем перевел в руководители одной из дочерних фирм. И вот теперь, в тридцать восемь, он стоял во главе целой группы компаний.

В отношении семейных дел информации в Сети оказалось немного. Как выяснилось, Лисовский-старший был много лет женат на женщине по имени Алина. Единственная дочь его делового партнера, была, как ни странно, обычным человеком, но, судя по фотографиям, эта женщина обладала безупречным вкусом и прекрасно дополняла более массивного и рослого мужа. Алиса, кстати, пошла именно в нее: такая же рыжеволосая и зеленоглазая, на редкость хрупкая и изящная для оборотницы. А вот Андрей, наоборот, больше походил на отца, и лишь характер ему, похоже, достался от матери.

К сожалению, четыре года назад Алина Лисовская умерла. От «тяжелой и продолжительной болезни», как скупо написали в СМИ. При виде этой фразы я искренне посочувствовала детям, потому что для нас, врачей, «долгая и продолжительная» традиционно означала только одно заболевание. И в этой связи я наконец-то поняла неистовую страсть Алисы к медицине и ее фанатичное желание стать онкологом.

О новых пассиях Лисовского-старшего СМИ почему-то молчали. Так что, если какие-то женщины и были в жизни богатого вдовца, журналисты об этом не распространялись. Думаю, что не без причины. Более того, до меня вдруг дошло, что за те два дня, что Алиса находилась в нашей клинике – напомню: дочь известного бизнесмена, пострадавшая в страшной аварии, – а ни один писака до сих пор не то что об этом не пронюхал, но даже строчки в газетах не написал!

– Н-да-а. Удивили вы меня, господин Лисовский, – пробормотала я, когда сделала новый запрос и воочию убедилась, что это действительно правда. – Даже про сгоревший автомобиль написали все кому не лень, а об Алисе – молчок. Заткнуть все до единого СМИ, да еще в такие короткие сроки – это надо было суметь.

Подумав об Алисе и невольно вспомнив о ее брате, я машинально улыбнулась. А следующим утром, бесцельно бродя по пустой квартире и продолжая упорно думать о необычном семействе, внезапно решила, что делать в воскресенье дома абсолютно нечего. Таращиться в телик было скучно, листать ленты в соцсетях лениво, валяться на диване противно. Так что я позавтракала, оделась, выскочила на мороз и, по-быстрому очистив своего верного «жука» от нападавшего за ночь снега, снова направилась в клинику.

Уже подъезжая к воротам, я с сожалением подумала, что здесь, на окраине столицы, в одном из не самых престижных районов, нашему учреждению было не место. Уровень и качество медицинской помощи, которую мы оказывали, позволял претендовать на звание одного их лучших хирургических отделений города. Но верность традициям, необходимость скрывать свое существование от простых людей делало затруднительным переезд на более престижное место. А вечная нехватка средств, о которой я умолчала в разговоре с Лисовским и которая порой доводила до исступления нашего шефа, являлась тем камнем преткновения, который не позволял нам не только переехать, но и мешал расширить спектр оказываемых услуг.

Собственно, проходя мимо забора клиники, простой человек не увидел бы ничего, кроме заснеженного пустыря на территории бывшего детского садика, вход на которую был перегорожен обычной металлической цепочкой и табличкой с надписью: «Готовится под жилищное строительство». Сколько таких пустырей было разбросано в столице, не сосчитать, поэтому сам факт их существования не вызывал ни у кого удивления. Другое дело, что, едва отвернувшись от таблички, любой прохожий мгновенно забывал, что ее видел. И конечно же, у него и мысли не возникло бы зайти на пустырь или проверить, а не осталось ли там чего можно спереть.

Собственно, сюда даже бомжи не заглядывали – заклинание отвлечения внимания надежно предохраняло нас от непрошеных гостей. Ну а то, что раз в неделю по этой дороге носились «Скорые», так о них никто из жителей не помнил. И сирен не слышал – они звучали в том узком диапазоне, которое человеческое ухо было не в силах уловить. Помимо всего прочего, от ненужного внимания клинику оберегало огромное количество разнонаправленных заклинаний и специальная техника, не позволявшая посторонним просто так проникнуть в здание, так что я не лгала студентам, когда говорила, что о нас мало кто знает.

Кому надо – знают. В том числе и особые бригады «Скорой». А для остального города нас попросту не существовало. И в этом, как считал шеф, заключалась наша главная проблема.

Когда я зашла в реанимацию, Андрей Лисовский уже был там и довольно громко, с выражением, зачитывал сестре очередную главу из учебника анатомии. От дежурной медсестры я уже знала, что парнишка вчера ушел отсюда в девять и ровно в восемь утра снова торчал под дверьми отделения. Но торчал он тихо, скромно, не привлекая внимания. И терпеливо ждал, когда закончившая с утренними уколами медсестра заметит его и пропустит к Алисе.

Проверив мониторы и состояние повязок, с удовольствием поболтала с детьми, отметила, что отек на левой стороне лица Алисы тоже почти спал и под слегка опухшим веком уже показался симпатичный зеленый глазик, которого еще вчера не было видно из-за обширной гематомы. Говорить девочка тоже пыталась, но я посоветовала ей не спешить, поэтому большую часть времени мы общались жестами, а Андрей, если требовалось, переводил.

Вообще, как я заметила, эти двое были очень близки. Андрей понимал сестру с полуслова, порой даже с одного взгляда, был готов часами сидеть рядом, разговаривая и отвлекая от тяжких мыслей. Он без промедления присоединился, когда я попросила его помочь сестре повернуться на бок. И без единого возражения испарился, когда пришло время для гигиенических процедур.

– Так мы полжизни с ней прожили в одной комнате, – со смешком пояснил Андрей, когда мы вышли в коридор и я решилась об этом спросить. – Мама считала, что это воспитывает в детях ответственность. Само собой, она надеялась больше на Лиску, но чаще всего именно мне приходилось за ней присматривать и отмазывать у родителей! Да и сейчас еще бывает. Она ведь у меня такая ранимая!

Я только головой покачала, поражаясь про себя, как у Лисовского-старшего могли вырасти такие замечательные дети. После чего распрощалась с обоими, наскоро прошлась по отделению, убедилась, что все в порядке, и, переодевшись в обычную одежду, со спокойной душой отправилась домой.

Огромный серебристый и сверкающий на солнце «гелендваген» возле крыльца стал для меня полнейшей неожиданностью. А выбравшийся оттуда господин Лисовский и того хуже: при виде его хорошее настроение испарилось, будто его и не было. А лис, словно не заметив моей помрачневшей физиономии, скупо усмехнулся:

– Надо же… похоже вы, Ольга Николаевна, трудоголик. Даже в воскресенье ходите на работу.

– Вас это не касается, – ровно отозвалась я, аккуратно спускаясь по обледеневшей лестнице.

Лис едва заметно нахмурился.

– В вашем отделении лечится моя дочь.

– Как замечательно, что вы об этом вспомнили, – не преминула съязвить я, остановившись перед загородившим мне дорогу оборотнем и раздраженно глянув на него снизу вверх.

Эх, как же иногда плохо быть маленькой! Даже высокие шпильки не позволяли смотреть на этого амбала прямо!

– Что вы хотите этим сказать? – еще больше нахмурился Лисовский-старший и, когда я собралась пройти мимо, бесцеремонно ухватил меня за локоть.

Я выдернула рукав шубы из его железных пальцев.

– Ничего особенного. Помнится, вчера состояние Алисы вас не особенно заботило. Так что я сильно удивлена, снова встретив вас здесь.

– Ведьма… – едва слышно процедил сквозь зубы лис, и его глаза снова пожелтели. – Ты переходишь всякие границы!

– Убери лапы! – прошипела в ответ я, когда он снова схватил меня за рукав. – Тут повсюду камеры видеонаблюдения. Так что в случае чего у меня будут железные доказательства для суда.

Оборотень коротко выдохнул:

– Ты что, думаешь, я не найду на тебя управы?!

– А ты считаешь, что весь мир принадлежит тебе?! – разозлилась я. А затем снова дернулась, едва не оставив в его лапище рукав. – Убери лапы, кому сказала! Алиса лечится здесь, потому что сама этого захотела! И ни ты, ни кто-либо другой не способен забрать ее отсюда без ее желания!

– Молись, чтобы она поправилась, ведьма, – тихо, угрожающе рыкнул оборотень и наконец отступил в сторону.

Я одарила его презрительным взглядом.

– Для Алисы я и так сделаю все, что смогу, лис. Она этого заслуживает. А вот тебе, к счастью, я ничего не должна. Так что, будь добр, не провоцируй.

У оборотня раздраженно дернулась верхняя губа, продемонстрировав прекрасно сохранившийся звериный клык. Но меня это уже не волновало: отвернувшись, я обогнула неудобно поставленную машину, прошла на стоянку, забралась в свой «жук». Но, трогаясь с места, со злости слишком сильно вдавила педаль газа в пол и напрочь позабыла, что по выходным никто не обрабатывает заледеневшие дороги солью. Само собой, при излишне резком развороте меня занесло. И надо же было такому случиться, что на пути потерявшей управление машины оказался серебристый «гелендваген».

Визг тормозов. Хруст снега под шипованной резиной. Мой испуганный вопль. Удивленные глаза мордоворота за рулем дорогого джипа.

Всего один миг, и мой «жук» на полном ходу врезался в представительскую тачку генерального директора группы компаний «Global IT Corporation». Причем врезался плохо, смяв ему передний бампер, изуродовав крыло и разбив переднюю фару. Но самое ужасное, что, когда я пришла в себя и выбралась из покореженной машины, совсем рядом прозвучал до отвращения спокойный, полный скрытой насмешки голос:

– Ничего не должна? Очень интересное заявление. Обсудим твои слова, ведьма, или сразу вызовем полицию?

* * *

Домой я вернулась поздно и в таком бешенстве, что выглянувший из вентиляции Кузьма при виде левитирующих на кухне ножей счел за лучшее на глаза не показываться.

Да, я была зла. На собственную оплошность, на нелепое стечение обстоятельств, на отчего-то не сработавшее заклинание на покрышках, на то, что на время мой «жук» вышел из строя и теперь будет скучать на стоянке перед домом, пока я не накоплю денег на ремонт. Но особенно я была зла на проклятого оборотня, которого эта авария ничуть не огорчила. И который прямо там, у больницы, осмелился предложить мне обсудить сложившуюся ситуацию! Да не абы где, а за ужином! Сегодня! В девять! В одном из самых дорогих столичных ресторанов, где я со своей зарплатой могла скромно поужинать в лучшем случае раз в год, а у этого хвостатого был заказан постоянный столик!

– Да чтоб у него все колеса на трассе поотваливались! – шипела я, раздраженно роясь среди развешанных в шкафу платьев. – Чтоб ему век неприбыльные сделки заключать! Сволочь! Хам! Будущий банкрот!

Самое отвратительное, что полицию этот гад решил не вызывать. Да и зачем, посмеялся он, ведь вы, Ольга Николаевна, сами сказали, что тут есть камеры видеонаблюдения, так что при необходимости никто не помешает нам поднять запись и обратиться в дорожную инспекцию чуть позже…

Проклятье! Ну кто меня за язык тянул, а?!

Хотя у него же есть свидетель. Водила. И возможно, в машине сидел еще кто-то из телохранителей, которого я с улицы не увидела. Так что даже при отсутствии камер у лиса были все шансы содрать с меня энную сумму за ремонт. И никого не волнует, что у Лисовского, наверное, целый автопарк дорогих машин. Никому нет дела до того, что мне после всего этого еще надо будет за свои кровные делать ремонт «жука». Нет… он сказал, что готов обождать с предъявлением претензий! А для того, чтобы нам не пришлось ждать приезда сотрудника ДПС, пригласил в более уютное, как он выразился, место!

Я сорвала с вешалки маленькое черное платье и приложила к себе перед зеркалом, но поняла, что буду выглядеть в нем, как леди на свидании, и отшвырнула бесполезную тряпку в сторону: не то!

– Хозяйка, тебе помочь? – робко поинтересовался из угла домовой.

– Нет! – рявкнула я. Но быстро одумалась и уже спокойнее добавила: – Да. Прости, я сегодня злая.

– Что ты хочешь найти? – уже смелее поинтересовался Кузьма, по-прежнему не показываясь на глаза.

– Мне нужно платье для вечера.

– У тебя встреча с мужчиной?

– Да.

– С хорошим мужчиной?

– Нет, – хмуро ответила я, стоя в нижнем белье возле раскрытого шкафа. – Этот поганец меня оскорбил, потом разозлил, а сегодня окончательно выбесил. Поэтому я хочу выглядеть так, чтобы он об этом пожалел.

– Тогда надень красное, – со знанием дела посоветовал Кузьма. – То, что вчера купила. Я видел, как ты его распаковывала.

Я поморщилась.

– Оно для светских приемов. Или для театра. А мне идти в ресторан.

– Зато оно шикарное. Ты будешь смотреться в нем королевой, особенно если наденешь комплект украшений, который тебе подарил твой бывший.

Я помолчала.

Да, у того колдунишки был еще один полезный талант: он чуял природу камней и умел безошибочно определять, кому какой камень подходит. А моими камнями всегда были рубины. И когда два года назад красивый парень вдруг расщедрился на дорогой, да еще и специально зачарованный под меня комплект, я… наверное, растаяла? Мне почему-то показалось, что из простой симпатии такие подарки мужчина дарить не станет, и поэтому решила рискнуть. Какое-то время упорно закрывала глаза на мелкие его недостатки. Со многим смирилась, к чему-то приспособилась, простила, хотя мне это обычно несвойственно. Я даже поверила ему, представляете? И всего через полгода после знакомства рискнула впустить в дом постороннего человека в надежде, что тот отнесется к этому жесту доверия соответственно…

Но он не понял. Не оценил. Он решил, что теперь я всецело принадлежу ему, как самая обычная вещь, и совершил непростительную ошибку – посмел посягнуть на мою свободу. И вот с тех пор он живет один, старается держаться от меня подальше. А я с того времени дважды сменила гардероб, решила отрастить длинные волосы, получила новую должность… и в общем-то горя не знала, пока на моем пути не появился проклятый лис.

В ресторан я поехала на машине. Да, на побитой, но с наложенной на переднюю часть иллюзией, чтобы простые люди не оборачивались вслед и не задавали дурацких вопросов.

Припарковалась в сторонке. Так, чтобы швейцар на входе не видел, кто именно из нее вышел. Затем вернулась к дверям пешком, тем самым удивив представительного мужичка намного больше. Назвала фамилию. Была очень любезно встречена, а затем меня со всем почтением проводили вглубь небольшого, но изысканно оформленного зала, где за накрытым столиком меня уже ждал искренне нелюбимый мной оборотень.

Кстати, даже ради вечера с леди господин Лисовский решил не изменять своим привычкам и прибыл на встречу в строгом деловом костюме. Цвет он на этот раз выбрал светло-серый, и я с раздражением отметила, что даже в этой спокойной гамме гадский лис выглядел превосходно.

Меня он, что удивительно, соизволил встретить как полагается – стоя. Наверное, правила ресторана предполагали некоторую приверженность правилам этикета. К тому же я и впрямь надела рубиновый комплект и то самое вызывающе красное платье, к которому больше часа пришлось изобретать прическу и соответствующий макияж. С ним, кстати, помог все тот же Кузьма, обладавший безупречным вкусом и редким умением подбирать цветовую гамму под мое настроение.

Сегодня я была раздражена, чуточку зла, надменна и недоступна, как настоящая королева. Я выглядела сногсшибательно даже для самого престижного столичного ресторана. Неудивительно, что в мою сторону прилетело сразу несколько заинтересованных мужских и парочка завистливых женских взглядов: красный цвет обязывал женщину поражать и блистать. И я добилась желаемого эффекта.

Тем не менее поданную оборотнем руку не приняла: много чести мохнатому, чтобы я позволила ему помочь себе присесть. Вместо этого я кивнула проводившему меня швейцару, тот, бросив недоуменный взгляд на лиса, подвинул стул и очень аккуратно помог мне устроиться, чтобы никто случайно не прищемил складки длинного платья.

– Неплохо выглядите, Ольга Николаевна, – вернувшись за стол, расщедрился на комплимент Лисовский-старший. Я, разумеется, промолчала, а он, знаком отослав болтающегося неподалеку официанта, собственноручно налил мне вина.

Вино было красным, густым, с насыщенным виноградным духом и обладало настолько тонким ароматом, что у меня невольно дрогнули ноздри. Но я не притронулась к нему. Даже когда мужчина наполнил второй бокал и жестом предложил выпить.

– Ну что? За встречу?

– Прекрасный выбор, – без улыбки кивнула я, мельком покосившись на этикетку. – Шато Мутон-Ротшильд, урожай сорок пятого… редкая вещь. Благодарю. Но я пришла не для того, чтобы побаловать вкусовые рецепторы. Что вы хотели мне предложить?

Лис, не сводя с меня задумчивого взгляда, сделал маленький глоток и, покатав вино на языке, так же задумчиво уронил:

– Вообще-то я планировал провести вечер с красивой женщиной. Но раз вы настаиваете…

Он достал из кармана пиджака незапечатанный конверт и протянул его мне.

– Ознакомьтесь.

Я неторопливо достала оттуда сложенный вчетверо счет. Конечно же, за машину. Не за визит же в ресторан! Мельком посмотрела список предстоящих работ. Внутренне напряглась. А потом увидела итоговую сумму и помрачнела.

Сто сорок тысяч рублей!

Нет, вы слышали?! Ремонт этой дурацкой тачки обойдется в невероятные сто сорок тысяч с лишним рублей! Там что, блин, фара была из золота?! Или под краской на бампере прятался не парковочный датчик, а наборная картинка из природных бриллиантов?! Да там повреждений на два дня работы! Поменять фару, выправить крыло и перекрасить бампер! Да даже если фара была эксклюзивной… даже если такую краску могли подобрать лишь в вип-салоне «Мерседес-Бенц»!

Но сто сорок тысяч рублей! Проклятье! Это были все мои накопления!

Я усилием воли подавила подступающую панику и подняла на оборотня спокойный взгляд.

– Так что вы хотели мне предложить?

На губах мужчины мелькнула подозрительная улыбка.

– Если честно, поначалу я полагал оформить договор, по которому вы, сударыня, оплатите издержки по ремонту моего автомобиля постепенно. Равными долями. В течение… ну, скажем, полугода. Размеры вашей заработной платы я могу себе представить и полагаю, она не настолько высока, чтобы вы возместили мои потери сразу…

Вот, Юрий Иванович! Вы слышите, что про вас говорят?!

– Но потом я решил, что у этой проблемы может быть другое решение, – неожиданно усмехнулся лис и, снова взяв бокал, весомо качнул его на ладони. – Ольга, как вы смотрите на изменение способа оплаты вашего долга?

Я насторожилась, но виду не подала.

– На каких условиях?

– Ну, скажем… что, если вы выплатите его не деньгами?

– Будьте любезны выражаться точнее, господин Лисовский, – ледяным тоном попросила я, внутренне подобравшись, но все еще надеясь, что это не то, о чем я подумала.

– Ну что ж. Тогда я озвучу свое желание прямо: я бы хотел купить… вас, Ольга Николаевна, – вдруг растянул губы в улыбке оборотень, заставив меня зло прищуриться. – Понимаю, что деньги небольшие, а вы себя очень дорого цените, поэтому предлагаю вам перейти в мое полное распоряжение всего на один день. Скажем, на следующую пятницу. Или четверг. Когда вам будет удобно?

Я уставилась на лиса долгим немигающим взором.

– Может быть, на новогоднюю ночь?

– О, это было бы чудесно, – поощрительно улыбнулся этот мерзавец, и у меня внутри все заледенело.

Это было даже не оскорбление. Уже давно никто не смел так на меня смотреть и пытаться таким образом унизить. Никто и никогда не рисковал мне сделать подобное предложение. Однако Лисовский, хоть и улыбался, был абсолютно спокоен и полностью уверен в себе. Его глаза не горели ни предвкушением, ни азартом. Они по-прежнему оставались холодными и оценивающими. Этот расчетливый сукин сын просто-напросто надо мной издевался. А еще ему, похоже, было любопытно, до какой степени бешенства он сможет меня довести и чем все в итоге закончится.

Я молча раскрыла клатч, достала оттуда банковский чек и ручку, в полном молчании вписала в чек нужную сумму и встала из-за стола. Подошла к внимательно изучающему меня снизу вверх мужчине, свернула чек трубочкой и, бросив его в бокал с вином, спокойно сообщила:

– Предложение неприемлемо.

После чего развернулась и без спешки вышла, до последнего чувствуя пристальный, буквально обжигающий кожу взгляд между лопатками.

А ровно через час на телефон пришла эсэмэска: сто сорок тысяч оказались списаны с моего банковского счета, после чего на нем осталось всего шесть несчастных рублей и шестьдесят шесть копеек.