Текст книги "Горшочек, вари. Рецепты писательской кухни"

Дарья Скворцова
Лев, хоббит и мальчик со шрамом – пишем фэнтези, которое купит Netflix

Представьте: вы у себя дома. Завариваете послеобеденный чай, ковыряете пальцем штукатурку или учите новый аккорд «Звезды по имени солнце». Ничто не предвещает беды, как вдруг к вам в окно стучится бородатый старец. Или сова. Или открывается проход в другой мир – прямо за слоем штукатурки. И этому волшебному, загадочному, страшно секретному миру срочно нужна ваша помощь.

Примерно так, по мысли Джозефа Кэмпбелла, начинается любой мономиф о путешествии и трансформации героя. Жди его Средиземье, Нарния или Хогвартс – герою все равно придется откликнуться на призыв и пройти тяжелые испытания, чтобы получить награду – возвращение домой.

Книга Кэмпбелла «Тысячеликий герой» оказалась настолько универсальной, что спустя полвека Кристофер Воглер переработал ее в методичку для голливудских сценаристов. Поэтому мономиф о герое вы узнаете во многих сюжетах: от «Звездных войн» и «Аватара» до «Тайны Коко» и «Унесенных призраками».

Если в основе всего – единая структура, что заставляет нас вновь и вновь смотреть фэнтези-фильмы и книги, даже зная, чем все закончится? Ответ прямо за дверью: волшебный мир, в который не просто веришь, а хочешь там остаться.

Создание мира – казалось бы, чего сложного? Берем побольше эльфов, добавляем немножко драконов, щепотку заклинаний и парочку говорящих деревьев – вот вам и фэнтези. Соединяем с сюжетом: наш герой попадает в другой мир, чтобы победить дракона. У кого он узнает путь – у эльфов или у деревьев? А они на стороне героя или дракона? Если героя, то почему дракон их до сих пор не съел? А заклинания против дракона действуют? Давайте разбираться.

Шаг первый

Фэнтези-миры обычно сопротивляются законам физики, но в них действуют законы логики. Вы должны четко знать, какие расы населяют мир, в каких они отношениях друг с другом, какая там флора и фауна, как течет время и сменяются сезоны. А главное, понимать, почему все именно так – иначе читатель вам не поверит (с. 23, рецепт «Сам себе демиург: создаем фантастические миры»). Таково свойство нашего мозга – находить взаимосвязи даже для самых невероятных вещей.

Например, Плоский мир Терри Пратчетта – это диск, который держится на четырех слонах, которые, в свою очередь, стоят на гигантской черепахе. До края диска можно доплыть и даже свалиться – прямо в космос. Куда направляется черепаха, неизвестно. Зато известно, что иногда она шевелится, вызывая небольшие землетрясения, а также ловит метеориты, несущиеся прямо на диск.

Шаг второй

Вашему миру должно обязательно что-то угрожать. Для белого всегда найдется черное, для света – тень, для жизни – смерть, и так далее. В фэнтезийном мире зло обычно имеет такую же мощность, как и добро – если не большую.

В этом основное отличие фэнтези от сказок: герою не должно быть просто. Он выдерживает тяжелые испытания. Он обращается к помощи. Он проходит путь от слабости к внутренней силе – а не становится супергероем мгновенно. Именно поэтому читателю легко соотнести себя с героем и поверить, что к нему тоже однажды попадет конверт из одной чародейской школы.

Гарри Поттер – хороший пример трансформации героя. В первой части он даже не верит, что может быть волшебником. К последней – убежден, что именно ему суждено убить Волан-де-Морта. С каждой книгой испытания становятся сложнее, зло набирает мощь, а краски сгущаются. Но все это делает героя лишь сильнее, готовя к победе в финальной битве.

Шаг третий

Чтобы расти вместе с героем, мы должны знать, что происходит у него в душе. Несмотря на вымышленный мир, чувства остаются реальными: любовь, отчаяние, страх, вера – базовые ценности, лежащие в основе всего. Но самое главное, что дает читателю фэнтези, это, конечно, надежда. Без нее немыслимы эскапизм и облегчение, которые заставляют нас окунаться в волшебные миры снова и снова.

«…Арагорн стоял на стене над воротами. В него стреляли, но словно неведомая сила хранила его. Небо на востоке медленно начало светлеть. Он поднял правую руку с открытой ладонью, показывая, что желает говорить. Орки и дикари бесновались внизу.

– Спускайся, поговорим! – визжали они. – Да прихвати с собой короля. Мы – Урук-хай, мы все равно выкурим вас отсюда. Что ты там высматриваешь? Смотри не смотри, кроме нашей рати ничего не увидишь! Тащи сюда своего трусоватого вожака!

– Король сам решает, что ему делать, – возразил Арагорн.

– Тогда зачем ты туда влез? Чего высматриваешь? Нашу непобедимую армию?

– Я жду рассвета, – зычно отвечал Арагорн.

– Что тебе в нем? – кричали снизу. – Мы – Урук-хай, мы бьем без промаха и днем, и ночью! Убирайся со стены, пока цел! Долой! Тебе нечего сказать нам!»

<…>

«Арагорн вернулся к Теодену. Арка ворот, на которой он только что стоял, рухнула в дыму и пыли. Орки с воем ринулись в пролом. В тот же миг глухой ропот пробежал по рядам Сарумановых орд, словно рассветный ветер принес странную тревогу. Наступающие дрогнули, качнулись назад. Это в вышине неожиданно и грозно зазвучал Великий Рог Хельма».

Джон Рональд Руэл Толкин «Две Башни»

Шаг четвертый

Когда все базовые ингредиенты на месте, стоит подумать о специях – о том, что сделает вашу фэнтези-историю уникальной. В основе большинства миров лежат мифология и сказки, помноженные на атмосферу рыцарского средневековья. Мечи и драконы, пророчества и маги, кентавры и русалки, верные кони и неприступные цитадели.

Однако пространство для вдохновения намного шире, чем кажется, – попробуйте найти легенду, о которой еще никто не написал, или посмотреть на знакомые мифы под новым углом.

Например, Нил Гейман населяет Америку богами из разных культур, прибывшими вслед за эмигрантами. В одном романе у него уживаются Один и Локи из скандинавской мифологии, Чернобог из славянской, Тот и Анубис – из древнеегипетской, и другие.

Сценаристы «Тайны Коко» взяли за основу мексиканский «День мертвых» и связанные с ним обычаи. Сюжет строится вокруг традиции помнить о мертвых и оставлять их фотографии на специальном алтаре, чтобы раз в год они могли навестить своих родственников в мире живых.

Шаг пятый

Наконец, не забудьте о магии. Это финальный штрих идеального фэнтези. В отличие от научной фантастики, которая стремится объяснить все техническим прогрессом, в фэнтези это не обязательно. Главное – впишите магию в общую логику мира: в виде заклинаний, сверхспособностей, химического элемента или сгустка энергии. И сделайте это чуть раньше того момента, когда герою нужно будет срочно выбраться из плена или расправиться с сотней врагов.

Например, в «Ведьмаке» Анджея Сапковского Геральт рассуждает о природе магии до того, как отправиться на первую в романе схватку с чудовищем:

«…Чары не возникают из ничего. Но, думаю, ваша связь с сестрой послужила поводом к тому, что кто-то бросил заклинание, а значит, и причиной такого результата.

– Так я и думал. Так говорили некоторые из Посвященных, правда, не все. Геральт. Откуда все это берется? Чары, магия?

– Не знаю, государь. Посвященные пытаются отыскать причины таких явлений. Нам же, ведьмакам, достаточно знать, что их можно вызывать сосредоточением воли. И знать, как с ними бороться».

Примеры

«Они прошли сквозь арку, и Гарри, оглянувшись, увидел, как она тут же снова превратилась в глухую стену.

Ярко светило солнце, отражаясь в котлах, выставленных перед ближайшим к ним магазином. “Котлы. Все размеры. Медь, бронза, олово, серебро. Самопомешивающиеся и разборные” – гласила висевшая над ними табличка».

<…>

«Здесь были магазины, которые торговали мантиями, телескопами и странными серебряными инструментами, каких Гарри никогда не видел. Витрины по всей улице были забиты бочками с селезенками летучих мышей и глазами угрей, покачивающимися пирамидами из книг с заклинаниями, птичьими перьями и свитками пергамента, бутылками с волшебными зельями и глобусами Луны…»

Джоан Роулинг «Гарри Поттер и философский камень»

Здесь хорошо видна склейка между двумя мирами – обычным и фантастическим. Мы проваливаемся в другую вселенную за счет проработанных деталей и магии даже в мелочах: котлы помешиваются сами, заклинания пишут перьями, а в зелья добавляют глаза угрей.

«Но тут вдруг что-то грохнуло внизу в громадном камине, и из него выскочила виселица с болтающимся на ней полурассыпавшимся прахом. Этот прах сорвался с веревки, ударился об пол, и из него выскочил черноволосый красавец во фраке и в лакированных туфлях. Из камина выбежал полуистлевший небольшой гроб, крышка его отскочила, и из него вывалился другой прах. Красавец галантно подскочил к нему и подал руку калачиком, второй прах сложился в нагую вертлявую женщину в черных туфельках и с черными перьями на голове, и тогда оба, и мужчина и женщина, заспешили вверх по лестнице».

Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита»

Кого ждать на бал, если его хозяин – Сатана? В романе Булгакова магия подчинена библейским законам, поэтому гости Воланда – отравители, грабители и убийцы. Кстати, мономиф о Христе лежит в основе многих историй, в том числе фантастических.

Упражнения

Упражнение 1

Вспомните любой миф или легенду и придумайте фэнтези-мир на ее основе: опишите природу и расы, которые его населяют, определите, у кого из них есть сверхспособности и как они появились, какое зло угрожает этому миру и как с ним можно справиться.

Подсказка: если в голову ничего не приходит, возьмите за основу сюжет стихотворения или песни. Например, «Змея» Николая Гумилёва или «Вересковый мед» Роберта Льюиса Стивенсона.

Упражнение 2

Напишите сюжет новой истории на основе легенды о короле Артуре. Важно, чтобы кульминация и финал этой истории были неожиданными для всех, кто знаком с легендой. Результатом будет брифли-пересказ на 1000–2000 знаков.

Чек-лист для фэнтези

☐ Возьмите миф за основу для сюжета.

☐ Опирайтесь на сказки и фольклор.

☐ Добавьте магии и волшебных существ.

☐ Продумайте логику и устройство мира.

☐ Создайте сильное зло.

☐ Покажите реальные чувства героев.

☐ Добавьте ценность, за которую идет борьба.

Список дополнительной литературы

1. Кадзуо Исигуро. Погребённый великан. М.: Эксмо, 2017.

Переосмысление множества мифов, в том числе о короле Артуре, в виде глубокого фэнтези-романа. Автор получил Нобелевскую премию в 2017 году.

2. Кэмпбелл Дж. Тысячеликий герой. Спб.: Питер, 2018.

Та самая книга о классическом путешествии героя – основе сюжета для большинства фэнтези.

3. Труби Дж. Анатомия истории. М.: Альпина нон-фикшн, 2016.

Правила создания истории, в том числе фантастической, от голливудского сценариста.

4. Воглер К. Путешествие писателя. Мифологические структуры в литературе и кино. М.: Альпина нон-фикшн, 2015.

Разбор множества культовых фильмов, чтобы научиться не только видеть принципы создания истории, но и уметь их нарушать.

Илья Наумов
Антиутопия: хроники дивных миров

Писать антиутопию в XXI веке – занятие столь же благодатное, столь и непростое. Благодатное, потому что время наше очень богато на поводы и примеры для текстов этого жанра. А непростое, потому что автора подстерегают сразу несколько опасностей, среди которых самой серьезной в писательском смысле становится опасность создания вторичного текста с очередным «Большим братом», слегка видоизмененной опьяняющей «сомой» или каким-нибудь лишь внешне оригинальным способом обезымянить персонажей. Впрочем, талантливые антиутопии продолжают регулярно возникать как в литературном, так и в сценарном пространстве. А гибкость жанра в плане уровня несбыточности вселенной позволяет находить читателя как среди фанатов фантастики, так и в кругу любителей более реалистичной прозы. Остается разве что хорошенько продумать и написать свою антиутопию.

История и система

Герой антиутопии бросает вызов системе, а для этого систему нужно предварительно построить. И чем объемнее и многослойнее текст, тем кропотливее будет это строительство. На уроках обществознания нас учили, что существуют четыре основные сферы общества (социальная, экономическая, политическая, духовная), и автору нужно представлять, как в его случае функционирует и на чем базируется каждая из них. А для этого, в свою очередь, важно понимать, как вообще сложилась конкретная антиутопическая вселенная, из чего вытекает необходимость в создании ее истории, которая затем может частично или даже полностью остаться за бортом основного повествования. В общем, без тщательно проработанного сеттинга не обойтись (с. 131, рецепт «Декорации и реквизит: функции сеттинга для “оживления” героя»). С другой стороны, начать можно с малого – антиутопия не требует создания нового ни на что не похожего мира с нуля, а позволяет, скажем так, поиграть с настройками повседневной реальности, выкручивая на максимум уровень политической несвободы или, например, снижая до нуля показатель культурного разнообразия в обществе. В процессе этой «игры» начнут возникать вопросы о том, как контролировать или как обеспечить это, и, отвечая на них, автор приблизится к воссозданию рабочего механизма подавления личности, который затем он безуспешно (практически без исключений) постарается уничтожить (с. 23, рецепт «Сам себе демиург: создаем фантастические миры»).

Страна страха

Нет, не все антиутопии пронизаны гнетущей атмосферой и не все жители антиутопических миров ощущают себя несчастными и несвободными. Вынося за рамки нашего рецепта спор о том, является ли «О дивный новый мир» Хаксли утопией или антиутопией, отметим, что его герои в основной массе веселы и беспечны, а по-настоящему страдают в итоге те, кто по той или иной причине не встроился в стройную и, давайте признаемся себе, довольно привлекательную систему. Но так или иначе, страх удается найти в фундаменте любой антиутопической истории, просто варьироваться он может от осязаемого страха казни или пыток до более сложного, глубинного страха не быть похожим на окружающих, а оттого стать менее современным, привлекательным и крутым. И да, конечно же, здесь никак не обойтись без рассказа о том, что происходит с неугодными, причем детальное описание физической или моральной расправы иногда работает хуже внезапного исчезновения, полной «отмены» персонажа, описанной с равнодушием, лишь подтверждающим, что каждый человек в антиутопическом обществе является всего лишь винтиком, быть может, численно ценным, но качественно вполне заменимым, если под угрозу ставится безопасность существования системы.

Герой не герой

В главном герое антиутопии довольно сложно отыскать героические черты. Как правило, на борьбу с системой он выходит не из искреннего желания спасти человечество, а решая собственные проблемы или удовлетворяя собственные потребности. Иногда вполне себе порочные. Впрочем, мы ему все равно симпатизируем, потому что, во-первых, сами не безгрешны, а во-вторых, готовы сопереживать любому, кто хотя бы пытается противостоять машине насилия и угнетения.

Что касается социального статуса героя, то он обычно средний или немного выше среднего, хотя бывают и исключения, как, например, в «Механическом пианино» Воннегута, где главный герой занимает довольно высокую должность в системообразующем предприятии.

Ну и, конечно же, герой наш должен быть в меру, а то и без меры рефлексирующим, чтобы в его обтесанной пропагандой голове могла зародиться мысль о мятеже. Довольно интересно наблюдать за тем, как она захватывает сознание, разрастаясь из небрежно посеянной крупицы сомнения в горькое неприятие этого мира и поиск путей противостояния. Здесь хорошо работают письма и дневники или диалоги со спутниками, которых герои часто приобретают по ходу повествования. А вот насколько эти спутники честны и порядочны, это уже совсем другой, очень интересный вопрос.

Тишина или пустословие

Деформированной вселенной полагается деформированный язык. Степень искажения автор определяет сам: так, Оруэлл и Бёрджесс создают своеобразные новояз и надсат соответственно, а многие другие авторы обходятся «косметическим ремонтом» чересчур свободного, излишне многозначного языка. Однако совсем без работы над языком антиутопической вселенной воссоздать ее атмосферу будет гораздо тяжелее. Среди основных способов выхолостить живую речь можно отметить как изъятие целых пластов языка (как пример, устранение синонимов или слов с яркой эмоциональной окраской), так и, напротив, наводнение ее канцеляризмами, штампами и всевозможными тяжеловесными конструкциями, за внешней содержательностью которых кроется неумение или боязнь персонажей говорить о самой сути. Если же герои начнут искать способы общаться иносказательно, можно вообще запретить им говорить. Правда, и с этим они, скорее всего, попытаются что-нибудь сделать.

Зло – это мы

Когда смотришь на прогнившую систему со стороны, кажется, что повергнуть ее не так уж и сложно, особенно если добраться до того, кто восседает на вершине. Многие герои антиутопий обманываются и начинают по классике бороться с ветряными мельницами, в то время как бороться нужно, прежде всего, с самим собой. Правда, победить в любом случае не получится.

В антиутопии редко можно увидеть конкретного единоличного злодея, а если такой и есть, то в итоге он чаще всего оказывается марионеткой, которой управляют другие, которыми управляют совсем другие, и так далее. Сомнительные теории, интриги в высших кругах, ни к чему не ведущие перевороты – способов бесцельно будоражить сознание персонажей более чем достаточно. А всей правды мы, пожалуй, так никогда и не узнаем. Поэтому в конце произведения читатель обыкновенно остается у разбитого корыта с непониманием, как жить дальше, и дай бог, если с надеждой на светлое будущее, в котором ничего не будет напоминать ему о знакомых и пугающих антиутопических мирах.

Примеры

«– Ведь меня не расстреляют, скажите, Смит? У нас же не расстреливают, если ты ничего не сделал… только за мысли, а мыслям ведь не прикажешь. Я знаю, там разберутся, выслушают. В это я твердо верю. Там же знают, как я старался. Вы-то знаете, что я за человек. Неплохой по-своему. Ума, конечно, небольшого, но увлеченный. Сил для партии не жалел, правда ведь? Как думаете, пятью годами отделаюсь? Ну, пускай десятью. Такой, как я, может принести пользу в лагере. За то, что один раз споткнулся, ведь не расстреляют?

– Вы виноваты? – спросил Уинстон.

– Конечно, виноват! – вскричал Парсонс, подобострастно взглянув на телекран. – Неужели же партия арестует невиноватого, как, по-вашему? – Его лягушачье лицо стало чуть спокойней, и на нем даже появилось ханжеское выражение. – Мыслепреступление – это жуткая штука, Смит, – нравоучительно произнес он. – Коварная. Нападает так, что не заметишь. Знаете, как на меня напало? Во сне. Верно вам говорю. Работал вовсю, вносил свою лепту – и даже не знал, что в голове у меня есть какая-то дрянь. А потом стал во сне разговаривать. Знаете, что от меня услышали?

Он понизил голос, как человек, вынужденный по медицинским соображениям произнести непристойность:

– Долой Старшего Брата! Вот что я говорил. И кажется, много раз. Между нами, я рад, что меня забрали, пока это дальше не зашло. Знаете, что я скажу, когда меня поставят перед трибуналом? Я скажу: “Спасибо вам. Спасибо, что спасли меня вовремя”.

– Кто о вас сообщил? – спросил Уинстон.

– Дочурка, – со скорбной гордостью ответил Парсонс. – Подслушивала в замочную скважину. Услышала, что я говорю, и на другой же день – шасть к патрулям. Недурно для семилетней пигалицы, а? Я на нее не в обиде. Наоборот, горжусь. Это показывает, что я воспитал ее в правильном духе».

Джордж Оруэлл «1984»

Отличный пример подавления сознания безжалостной машиной системы демонстрирует Джордж Оруэлл, герои которого готовы уличить сами себя в «мыслепреступлении» и тем самым оправдать зверские решения и наказания правящей партии.

«– Полагаю, вам известно, что такое “польский”?

– Это язык, мертвый язык.

– Как и французский, и как немецкий, – заторопился другой студент выказать свои познания.

– А “родители”? – вопросил Директор.

Неловкое молчание. Иные из студентов покраснели. Они еще не научились проводить существенное, но зачастую весьма тонкое различие между непристойностями и строго научной терминологией. Наконец один набрался храбрости и поднял руку.

– Люди были раньше… – Он замялся; щеки его залила краска. – Были, значит, живородящими.

– Совершенно верно. – Директор одобрительно кивнул.

– И когда у них дети раскупоривались…

– Рождались, – поправил Директор.

– Тогда, значит, они становились родителями, то есть не дети, конечно, а те, у кого… – Бедный юноша смутился окончательно.

– Короче, – резюмировал Директор, – родителями назывались отец и мать.

Гулко упали (трах! тарах!) в сконфуженную тишину эти ругательства, а в данном случае – научные термины».

Олдос Хаксли «О дивный новый мир»

В данном примере из романа Олдоса Хаксли мы видим неплохой способ погрузить читателя в сеттинг «дивного, нового мира». Директор Инкубатория проводит экскурсию по его залам не только для «новоприбывших студентов», но и для читателя, благодаря чему уже за первые 10–20 страниц нам удается подробно ознакомиться с устройством данной антиутопической вселенной, понять ее правила и особенности.

«Я думаю о прачечных. Что я туда надевала: шорты, джинсы, треники. Что я туда загружала: собственную одежду, собственное мыло, собственные деньги – деньги, которые сама заработала. Я думаю о том, каково иметь такую власть.

Теперь мы красными парами ходим по той же улице, и ни один мужчина не орет нам непристойностей, не заговаривает, не касается. Никто не свистит.

Свобода бывает разная, говорила Тетка Лидия. Свобода для и свобода от. Во времена анархии была свобода для. Теперь вам дарована свобода от. Не стоит ее недооценивать».

Маргарет Этвуд «Рассказ служанки»

Довольно часто герои антиутопии по той или иной причине не помнят или не хотят вспоминать своего прошлого. Однако бывают и исключения: у Маргарет Этвуд главная героиня регулярно отсылается к тем временам, когда мир был совсем другим, и благодаря этому читатель еще сильнее проникается атмосферой страха и безысходности, которые царят в настоящем.

«– Но больше всего, – сказала она, – я все-таки люблю наблюдать за людьми. Иногда я целый день езжу в метро, смотрю на людей, прислушиваюсь к их разговорам. Мне хочется знать, кто они, чего хотят, куда едут. Иногда я даже бываю в парках развлечений или катаюсь в ракетных автомобилях, когда они в полночь мчатся по окраинам города. Полиция не обращает внимания, лишь бы они были застрахованы. Есть у тебя в кармане страховая квитанция на десять тысяч долларов, ну, значит, все в порядке и все счастливы и довольны. Иногда я подслушиваю разговоры в метро. Или у фонтанчиков с содовой водой. И знаете что?

– Что?

– Люди ни о чем не говорят.

– Ну как это может быть!

– Да-да. Ни о чем. Сыплют названиями – марки автомобилей, моды, плавательные бассейны и ко всему прибавляют: “Как шикарно!” Все они твердят одно и то же. Как трещотки. А ведь в кафе включают ящики анекдотов и слушают все те же старые остроты или включают музыкальную стену и смотрят, как по ней бегут цветные узоры, но ведь все это совершенно беспредметно, так – переливы красок. А картинные галереи? Вы когда-нибудь заглядывали в картинные галереи? Там тоже все беспредметно. Теперь другого не бывает. А когда-то, так говорит дядя, все было иначе. Когда-то картины рассказывали о чем-то, даже показывали людей.

– Дядя говорит то, дядя говорит это. Ваш дядя, должно быть, замечательный человек.

– Конечно, замечательный. Ну, мне пора. До свидания, мистер Монтэг.

– До свидания.

– До свидания…»

Рэй Брэдбери «451 градус по Фаренгейту»

Еще один замечательный пример того, как можно описать обывателей антиутопической вселенной, только у Брэдбери, в отличие от Оруэлла, затуманенность их сознания обусловлена не страхом, а, скорее, абсолютной примитивностью бытия. И ведь как похоже на те сцены, которые мы ежедневно видим вокруг себя в реальном мире!

Упражнения

Упражнение 1

Попробуйте поиграть с законами и ограничениями, существующими в обществе. Представьте, что произойдет, если ужесточить те или иные правила. Перемещайтесь по шкале строгости законодательства, представляя, как поведут себя жители, если изменить закон слегка и если довести его до абсурда. Затем проделайте тот же самый трюк в обратную сторону, снимая привычные нам рамки и ограничения и предоставляя персонажам полную свободу. Продумайте, как поведет себя один и тот же герой в каждой из этих ситуаций.

Упражнение 2

Напишите новостную заметку из антиутопической вселенной. Можно выбрать один из классических «дивных миров» или создать свой. Думайте о языке: попробуйте писать так, чтобы язык выполнял явную пропагандистскую задачу. Используйте штампы и канцеляризмы, злоупотребляйте побудительными и восклицательными предложениями. Подайте событие (его можно придумать или взять из реальных новостных источников) так, чтобы у читателя сформировалось четкое мнение, причем желательно наименее адекватное с вашей точки зрения. Например, попробуйте выставить героем парня, ограбившего старушку, или доказать, что в зимних дорожных катаклизмах виноваты враги государства, применившие климатическое оружие. Но не примешивайте к абсурду смех – материал должен получиться серьезным и достойным первой полосы «Антиутопии Ревью»!

Чек-лист

☐ Создайте «дивный новый мир» и пропишите его историю.

☐ Придумайте, почему герои боятся или не хотят бороться с режимом.

☐ Расскажите, из-за чего главный герой все-таки отважился пойти наперекор системе.

☐ Помогите или навредите главному герою, познакомив его с другими мятежниками и подбросив ему какой-нибудь артефакт из «другого» мира.

☐ Поработайте над языком антиутопической вселенной, сделав его более пресным.

Список дополнительной литературы

1. Солобуто Д.С. Антутопия: эволюция жанра и его особенности // Вестник Московского государственного лингвистического университета. Гуманитарные науки. 2022 (https://cyberleninka.ru/article/n/antiutopiya-evolyutsiya-zhanra-i-ego-osobennosti).

Краткий исторический обзор антиутопического жанра, попытка определить границы антиутопии как жанрового гибрида со специфическими характеристиками.

2. Константинов Д.В. Антиутопии: будущее без человека // Вестник Томского государственного университета. 2013 (https://cyberleninka.ru/article/n/antiutopii-buduschee-bez-cheloveka).

Анализ взаимоотношений человека и культуры на материале романов-антиутопий. Введение понятия антропологической катастрофы, которая становится центральным понятием произведений в жанре антиутопии.

3. Черняк М.А. Страхи будущего в современных антиутопиях // Universum: Вестник Герценовского университета. 2006 (https://cyberleninka.ru/article/n/strahi-buduschego-v-sovremennyh-antiutopiyah).

Анализ антиутопии как жанра предупреждения. Большое внимание в статье уделяется современной отечественной антиутопии, что отличает ее от большинства трудов, авторы которых сосредоточены на изучении классических антиутопий Замятина, Оруэлла и Хаксли.