Текст книги "Поединок страсти"

Глава 4

Блэкджек отодвинул тарелку и посмотрел на своих гостей. Он пригласил представителей «Нишиды» в один из лучших хьюстонских ресторанов. Обед удался на славу. Гости сенатора, в отличие от него самого, были всецело поглощены фирменным бифштексом Бренера – владельца ресторана. Они сосредоточенно ели искусно приготовленное мясо. «Ни дать ни взять бойскауты после прогулки», – подумал Блэкджек.

Он заказал стол в этом ресторане, потому что знал, как ценят в Японии хорошее мясо. Другие подобные заведения Хьюстона или отошли от дел, или изменили меню, согласно устоявшемуся в обществе мнению о вреде холестерина, и только у Бренера чихали на холестерин и всегда охотно подавали превосходное мясо под соусом.

Довольный своим правильным выбором Блэкджек, вопреки обыкновению даже не притронувшись к еде, разглядывал своих гостей. Не важно, что он устал как

Собака, – ему достанет терпения пересидеть этих прожорливых японцев.

– Спасибо за великолепный обед, сенатор, – сказал один из гостей, наконец-то покончив с бифштексом.

Это был Точиги. Он превосходно владел английским и, без сомнения, принадлежал к той категории японцев, что каждый год наводняют местные университеты, вытесняя американских студентов.

– Рад угодить, – сдержанно ответил Блэкджек, хотя про себя давно уже подумывал, когда же, черт побери, они перейдут к делу. – Мне очень приятно, что вам понравилось.

– Мясо великолепно. В Токио такой обед обошелся бы невероятно дорого. Мясо в нашей стране стоит во много раз дороже, чем в вашей, и потому его готовят крайне редко.

– Это можно понять, если принять во внимание, как мало земли отдано у вас под ранчо.

Точиги усмехнулся:

– Я рад, что вы понимаете наши проблемы.

Он обернулся к своим компаньонам, быстро заговорив с ними по-японски, подождал, пока они одобрительно закивают головами, и только затем снова развернулся к Блэкджеку.

– Осведомлены ли вы, – с видом заговорщика зашептал Точиги, – что ряд японских компаний обладает огромными территориями под ранчо в Калифорнии, Монтане и Орегоне?

– Я что-то слышал об этом.

Отдел писем в офисе Блакджека был просто наводнен жалобами и угрозами, связанными с тем, что иностранцы – японцы в том числе – скупают Америку. Правда, пока они ограничили свои запросы вполне безобидными вещамя – небоскребы, электронные компании, киностудии. Но если Точиги утверждает, что японцы скупают ранчо, то можно со спокойной уверенностью писать об этом книгу.

– Японские страховые компании, – Точиги придвинулся ближе, – стали совладельцами Рокфеллеровского центра, Башни Ситикорп и здания Экзон, заплатив за это на двадцать процентов выше рыночной цены. Реальная же стоимость падала и продолжает падать. – Точиги подмигнул Блэкджеку. – Как говорят в Америке, цена молодеет просто на главах. Японским компаниям принадлежит также в Соединенных Штатах девяносто главных площадок для гольфа. Мои провинциальный Друг, Минору Исутани, заплатил восемьсот миллионов долларов за площадку на Пебл Бич, по мнению наших экспертов, это гораздо больше, чем та заслужила. Он оплатил часть счета с помощью банка «Мицубиси», а теперь это солидное заведение на грани краха.

Блэкджека раздражала самоуверенность Точиги. Мысленно он умолял его как можно скорее покончить со вступлениями.

– Я также имею достоверную информацию от авторитетных лиц, что «Сони» и «Матсушита» потерпят убытки поскольку немыслимо переплатили, когда покупали «Коламбия Пикчерс» и МКА, – продолжал Точиги. – Очевидно, японские корпорации вынуждены будут продать свою собственность Америке, поскольку она не приносит им прибыли. Я знаю, почему крупные компании таким образом вкладывают свой капитал, но «Нишида» пойдет иным путем. – Точиги сделал многозначительную паузу, потом картинно достал из внутреннего кармана пиджака сигареты, и перед тем как продолжить, закурил. – «Нишида» планирует приобрести в Техасе землю под ранчо, – он смачно затянулся. – Скот мы собираемся выращивать здесь, а продавать уже у нас. Сами понимаете, в Японии разведение крупного рогатого скота не так выгодно, как в вашей стране.

«Вот к чему клонит Точиги, – подумал Блэкджек, – но это же нелепо».

– А почему просто не купить стадо в Америке и не отправить его в Японию?

В ответ Точиги иронично улыбнулся, будто сенатор задал ему самый глупый в мире вопрос.

– Нам нужны животные, выращенные не японцами, – пояснил он.

– Ах, да.

Блэкджек чувствовал себя полным идиотом. Ему следовало бы уже усвоить, что Япония давным-давно предпочитает импорт. И поэтому в Поднебесной нет американского мяса, а в США пруд пруди японских автомобилей, телевизоров, магнитофонов и прочего.

– Знаете ли, мы хотим через подставное лицо купить в Америке ранчо, – вновь заговорщицки зашептал Точиги, многозначительно подмигивая при этом сенатору.

Блэкджек, выведенный из себя самодовольством представителя «Нишиды», решил притвориться простачком.

– В самом деле?! – всплеснув руками, воскликнул он. – Но почему? Затем такая конспирация?

– Думаю, вы наслышаны об антияпонском движении, захлестнувшем Америку. Боюсь, если ваши техасские парни узнают о наших намерениях, они сделают все, чтобы расстроить наши планы.

«Проклятые япошки, – думал Блэкджек, – все бы им чужими руками жар загребать!» Но ничего не поделаешь. Сегодня он раб обстоятельств, как воздух нужны ему и этот болтливый Точиги, и сама «Нишида».

– «Нишида» хочет приобрести землю у разорившихся техасских корпораций, – Точиги пристально посмотрел на сенатора – и не сомневается, что вы поможете нам подобрать управляющих, не посягающих на наши интересы и не задающих лишних вопросов. Конечно же, мы готовы отблагодарить за помощь.

– Очень интересное предложение. Я желал бы знать поконкретнее, что вы подразумеваете под благодарностью. – Аккуратно перебросив мяч на сторону противника, Блэкджек откинулся на спинку стула.

Точиги щелкнул пальцами, и один из его помощников протянул Блакджеку заранее приготовленный чек. Цифра, выведенная на клочке бумаги потрясла сенатора. До этого момента он считал, что его труды будут оплачены с меньшей щедростью. Теперь же ему, обладателю кругленькой суммы, ничего не стоит расквитаться с долгами. По крайней мере, с большей их частью. Несомненно, было из-за чего стараться. В то время как благодарность – черт побери, почему бы не называть вещи своими именами? – взятки стали почти неотъемлемой частью бизнеса в Японии и в США, они по-прежнему еще вне закона. «Да пусть катится ко всем чертям законность», – подумал Блэкджек. Если другие сенаторы позволяли себе делать исключения для людей, подобных Чарлзу Китингу, и банкам, подобным непопулярному «Банку кредитов и коммерции», то почему бы и ему не сделать одолжение такому респектабельному бизнесмену, как Сато Точиги.

– Думаю, я мог бы взяться за дело, – сказал сенатор. – Но нельзя ли обсудить все поконкретнее? Чего вы хотите? Техас – огромный штат. Можете ли вы назвать хоть приблизительно, где должно находиться ранчо?

– Хорошо бы рядом с шоссе, железной дорогой, или, что наиболее желательно, с аэропортом. Говорят, в Техасе есть ранчо, которые своими размерами превосходят некоторые из восточных штатов.

– Да, здесь действительно любят простор. – Блэкджек наконец-то довольно улыбнулся.

– Но лучший вариант для нас – что-то между пятьюдесятью и ста тысячами акров земли. Очень важно, чтобы поблизости была вода. Говорили, будто техасцы начали войну за право владения источниками. Это правда?

– Боюсь, ваши люди пересмотрели голливудских фильмов, – сухо ответил Блэкджек. «Судя по всему, Точиги не интересует западный Техас, где последнее десятилетие свирепствовала засуха».

– Может быть, и так. Все мы горячие поклонники вестернов с Джоном Вэйном… Но перейдем к делу. Желательно, чтобы на покупаемой нами территории находился большой дом, такой, какой обычно стоит на старых ранчо. В общем, чтобы все было как вид в вэйновских сериалах. В добавление ко всему сказанному, я должен напомнить, что мы намереваемся использовать землю для выращивания скота как смешанная корпорация. Для этого нам необходимы опытные управляющие, западные американцы…

Блэкджек перестал слушать болтовню Точиги. Тяжелые мысли закрадывались ему в голову. Японцы не собирались покупать любое ранчо, точно так же, как я «Сони» не приобрело ни одно» старой, киностудии.

«Нишида» желает завладеть трофеем, который будет самым ценным алмазом в ее сокровищнице, значит, факт продажи не удастся удержать в секрете. Но техасцы из той породы людей, которые приходят в бешенство, стоит только кому-то отломить лакомый кусочек от их земель. И все же стоило рискнуть.

Блэкджек готов был рассмеяться, представляя этого японца, несомненно, подхватившего один из разновидностей техасской лихорадки, в окружении своих подчиненных, одетых в ковбойки, тяжелые сапоги и потертые джинсы. Славная компания, ничего не скажешь!

– …Нет ли у вас на примете какого-нибудь ранчо, удовлетворяющего этим требованиям? – продолжал свои расспросы Точиги.

– Я думаю, что-нибудь в Хилл Кантри.

Точиги удивленно вскинул брови:

– Я не знаком с этой местностью.

– Хилл Кантри – сердце Техаса, – начал Блэкджек так, словно говорил в сенате. – Двадцать участков самой лучшей из созданной Господом Богом земли. Там протекают Гуадалупе и Колорадо. Кстати, лучшие озера, где водится превосходная рыба, находятся там же. Я не говорю уже об охотничьих угодьях – они лучшие в штате.

Блэкджек продолжал говорить о достоинствах Хилл Кантри, не замечая, каким теплом и энтузиазмом пышет его речь. Сенатор был так красноречив, что к тому времени как он окончил свою речь, Точиги окончательно решил, что «Нишида» приобретет ранчо исключительно в Хилл Кантри.

– Через несколько дней мы вернемся в Японию. Не смогли бы вы подыскать что-нибудь подходящее перед нашим отъездом? – спросил он.

Этот выскочка был чересчур прямолинеен для японца. И если сейчас ситуацию не взять под контроль, то Точиги, пожалуй, выйдет за рамки приличия. Нет, Блэкджек не позволит говорить с ним, как с каким-нибудь сопляком.

– У американцев есть одна хорошая пословица, мистер Точиги. Поспешность ведет к потерям. Чтобы найти ранчо, удовлетворяющее вашим требованиям, потребуется немало времени. Вы спросите – как долго. Возможно год. Может быть, больше. Мало купить ранчо, надо еще договориться с техасской корпорацией и подобрать управляющих… – Блэкджек знал, что ему придется изрядно потрудиться, прежде чем дело будет закончено. – Легализация нашего предприятия займет несколько месяцев.

Точиги покачал головой.

– Хорошо, у вас есть год. Но не больше. И учтите, сенатор, мы собираемся заплатить за ранчо сумму, не превышающую его рыночную стоимость. – Хотя в словах японца звучала угроза, он улыбнулся Блэкджеку и поднял стакан с вином, предлагая тост:

– За успех нашего предприятия!

Глава 5

– Мы можем начать все сначала? – взволнованно повторил Хэнк.

Кэйт почувствовала себя очень неловко. Их примирение было слишком неожиданно для нее.

– Я постараюсь понять тебя, но это все, что могу обещать, – не в силах лгать отцу, сказала она.

– Я всегда любил тебя, Кэйт. Я просто не умел показывать своих чувств. Не, клянусь, теперь все будет иначе.

«Надеюсь, ты не подведешь меня», – мысленно добавил он. Казалось, как только Хэнк взглянул на Кэйт, ему стало легче. Она так же добра и красива, как Лиззи. Есть ли в ней ее мужество, ее верность? До чего мало он знает свою дочь!

– Расскажи мне о себе, – попросил Хэнк. – Я знаю о твоем успехе. Ты счастлива?

– Вполне.

– Тебе это нравится? – Он ожидал более радостного ответа. – Я имею в виду твою работу.

– В основном – да… Мне нравится работать с Мимс Полинг. Она превосходно ведет дела. Именно ей я обязана своим успехом.

– Ты когда-нибудь думала о замужестве, о детях? Мне будет очень приятно стать дедушкой. – Радуясь примирению с дочерью, Хэнк на время забыл о своей болезни.

Но Кэйт с жалостью посмотрела на отца: вряд ли он успеет увидеть ее детей, даже если ей прямо завтра удастся найти им подходящего отца.

– Я думала о замужестве. Если ты читал газеты, то знаешь, что я была помолвлена четыре раза.

Кэйт старалась не смотреть на Хэнка. Ей был неприятен этот разговор.

– Отцы всегда считают, что ни один мужчина на свете не достоин их дочери, но наверняка кто-то из этих парней… – Хэнк осекся. Кем он был, черт побери, чтобы судить Кэйт, тем более, если вспомнить, как много она натерпелась от него в детстве. – Извини, я не имею никакого права вмешиваться в твою личную жизнь.

– Все нормально, пап. Я и сама не раз спрашивала себя об этом. – Кэйт осторожно высвободила руку из его ладоней. – Но я ни о чем не жалею, главное, что я любила. А когда речь заходила о замужестве, мне казалось недостойным только любить, хотелось чего-то еще, не могу определить, чего именно.

Кэйт выглядела такой несчастной, что Хэнку захотелось прижать ее к груди и погладить по голове. Но он. испугался, что она оттолкнет его, пусть невольно, но оттолкнет. Разве можно винить ее в этом?! Ведь дети учатся любить, когда они сами любимы, а Хэнк был плохим учителем. Он забыл о жалости, любви, сострадании в тот день, когда умерла Лиззи. Вот почему теперь его дочь умела лишь не прощать обид и злиться по пустякам.

Кэйт взглянула на часы.

– Я не хочу, чтобы ты сильно уставал, – сказала она. – Уже поздно. Может, сказать Дельте, чтобы подавали ужин?

– Посиди со мной еще немного…

Хэнк знал, что сейчас в любую минуту может войти Дельта. Сейчас это было бы совсем некстати. Ведь он еще не сказал Квит самого главного, – не сказал ей, что хочет, чтобы она осталась на ранчо. Ему не хватало мужества просить ее бросить ради него карьеру, друзей, ставший для нее вторым домом Нью-Йорк… Глядя на ничего не подозревающую Кэйт, Хэнк говорил себе: «Ну, не будь размазней, скажи дочери правду».

– Хорошо вернуться домой, – улыбнувшись отцу, сказала Кэйт. – Ты не поверишь, но я действительно скучала по тебе и Дельте. По ранчо.

«Дом, – подумал Хэнк, – впервые она назвала ранчо домом». Ему и не мечталось о таком.

– Я хочу кое-что тебе сказать, – собравшись с силами, начал он.

«Что же теперь?» – встревожилась Кэйт. Она была рада, что Хэнк, отбросив гордость, раскрыл перед ней свою душу, ей хотелось пойти ему навстречу, но не сейчас. Не все сразу.

– Мы оба устали. Не мог бы ты отложить разговор до завтра?

– Я и так слишком долго откладывал. Если бы ты знала, сколько раз за эти десять лет я хотел тебе позвонить! Но всякий раз, снимая телефонную трубку, я пасовал, говоря себе, что сделаю это завтра. Сейчас откладывать совсем глупо… Кэйт, я хочу, чтобы ты вернулась домой. Уверен, ты любишь ранчо. Женщины из рода Прайдов не могут иначе – ведь это не просто земля, это наша жизнь.

Кэйт горько усмехнулась. Возможно, Хэнк прав, и она тоже любит эту землю, но слишком много лет ей пришлось прожить вдали от Пансиона Прайдов. В другой ситуации Кэйт обязательно возразила бы отцу: «Прежнего, увы, не воротишь», – сказала бы она. Но теперь у нее не было сил спорить с ним.

– Мысль о том что в этот дом войдут чужие люди, – продолжал Хэнк, – мысль о том, что никто не позаботится о могиле Лиззи, убивает меня ничуть не меньше, чем этот проклятый рак. Я хочу лежать рядом с твоей матерью, я хочу знать наверняка, что будет кому позаботиться о ранчо после моей смерти.

– Я понимаю тебя, но представляешь ли ты, от чего я должна отказаться? – не удержалась Кэйт.

– Да… Поэтому я не настаиваю, я только прошу. – Хэнк криво усмехнулся. – Если ты не согласишься, я не буду в обиде. Я все понимаю и не смею настаивать.

О! Если бы он настаивал, то Квит, не задумываясь, отвергла бы его предложение. Но Хэнк просил, и она не могла вот так сразу отказать ему.

– Это слишком неожиданно для меня, – растерянно проговорила Кэйт. – Я даже не знаю, что ответить.

– И не надо. Не теперь. Я еще не сказал самого главного. Финансовое положение ранчо плачевна, мы едва сводим концы с концами.

– Что касается денег, я могу помочь…

Неужели он позвал ее домой, чтобы попросить денег? Если это так, она немедленно выпишет ему чек и завтра же уедет, чтобы никогда не возвращаться. Кэйт чувствовала себя, как человек, смотревший трогательное представление, которое оборвалось на середине.

Звук хриплого голоса Хэнка прервал ее мрачные фантазии.

– Я ценю твое предложение. Ранчо действительно требует новых вложений. Но больше капитала ему нужен новый хозяин. Если тебя это не трогает, то можешь уезжать хоть сейчас.

У Кэйт отлегло от сердца, она не знала, смеяться ей или плакать.

– Все последние десять лет я жила в городе. Да и раньше, в детстве, я не очень-то разбиралась в сельском хозяйстве.

– Да, это не так уж и просто… Но ты всегда можешь обратиться за помощью к Команчо. Он хороший человек ц лучший управляющий из всех, с кем мне приходилось встречаться.

Команчо. Услышав это имя, Кэйт покраснела, как ученица начальных классов.

– Возможно, я не смогу с ним работать, – стараясь скрыть внезапное волнение, пробубнила Кэйт.

– Не понимаю… Вы росли вместе. Я думал, тебе будет приятно увидеть его снова.

В детстве Кэйт страшно ревновала Хэнка к Команчо. Она удивилась, поймав себя на мысли, что мало изменилась с тех пор: как и прежде, Команчо был любимчиком отца, – как и прежде, это задевало ее самолюбие.

Правда, с возрастом к чувству ревности прибавилось еще и недоверие. Кэйт не верила Команчо. Ей хотелось сказать отцу, что зря он доверяет такому человеку, как Киллиан. Прайдам никогда не следует полагаться на него. Но почему? Она не могла толком объяснить этого ни себе, ни тем более Хэнку.

Хотя если посмотреть правде в глаза, Команчо действительно достойный управляющий. Кэйт понимала это…

Хэнк не отрываясь смотрел на Кэйт.

– Я не жду ответа прямо сегодня. Надеюсь, ты останешься на несколько дней, отдохнешь от города.

– Да, конечно… А там будь что будет! – подытожила Кэйт.

«Как быть?» – размышляла она, поднимаясь к себе в комнату. Представить себя в роли владелицы ранчо Кэйт не могла: ее личная жизнь находилась за тысячи миль отсюда. Весь ноябрь уже был расписан у нее по часам – сезонные показы в Нью-Йорке и Париже, званые обеды, презентации, благотворительные вечера, съемка в рекламных роликах и прочее, прочее, прочее…

Сможет ли она отказаться от этого? Сможет ли жить иначе?

…Войдя в комнату, Кэйт ахнула – все здесь было как прежде. Тот же огромный шкаф, та же кровать из темного дерева, тот же инкрустированный мраморный

Ночной столик, ставший семейной реликвией, передаваемой из поколения в поколение. Казалось, окружавшие ее вещи излучали покой, будто говоря: «Добро пожаловать домой».

Разбуженная ярким солнцем, уже во всю светившим в окно, Кэйт взглянула на часы, стоявшие на ночном столике, и удивилась тому, как долго она спала.

«Должно быть, это из-за тишины», – подумала Кэйт. Нью-йоркские ночи всегда полны гудками автомобилей, воем сирен и шорохами за стеной…

Сладко потянувшись в постели, Кэйт встала. Что бы надеть? Она открыла один из своих чемоданов и достала лежавшие сверху дорогие стильные джинсы, блузку с кожаной отделкой и ботинки, сшитые на заказ. Где-нибудь в Манхэттене такая одежда считалась бы европейским шиком, здесь же она выглядела попросту глупо и неуместно.

Гримасничая, Кэйт затолкала все обратно. Затем, недолго думая, она распахнула дверцу своего старого шкафа и, пошарив на одной из полок, вытащила изрядно потертые «Левис» и простую рубашку, лежавшие здесь со времен ее отъезда в Нью-Йорк. Вещи пахли свежестью – очевидно, их только что принесли из стирки. «Надо поблагодарить Дельту», – подумала Кэйт, застегивая рубашку.

После двух чашек кофе, одной в компании Дельты, другой – Хэнка, Кэйт вышла во двор. Пансион Прайдов – это шестьдесят тысяч отменных акров по реке Гваделупе.

До боли знакомые места.

Еще вчера вечером, ложась спать, Кэйт решила, что утром обязательно прокатится верхом па здешним окрестностям. И вот утро наступило. Решительно настроенная, она зашагала к старым конюшням, испокон веков стоявших на задворках усадьбы.

В конюшне пахло навозом и плесенью. Хозяйственные постройки были такими же старыми, как дом, но несмотря на то, что уход за ними был гораздо хуже, нежели за домом, каменные стены и черепичная крыша конюшен прекрасно сохранились.

Не замечая, что улыбается, Кэйт оглянулась. «Все как раньше», – снова, уже ничему не удивляясь, подумала она. Неожиданно у нее защемило в груди. Детьми они с Команчо частенько играли здесь. Конюшни всегда были для них замком. Кэйт играла роль похищенной принцессы, а он – ее спасителя…

Вчера, увидев Киллиана в аэропорту, Кэйт стушевалась. Впрочем, для нее такая реакция вполне объяснима, но не простительна. Ничего, уж в следующий раз она встретит его холодно и будет сдержанна в разговоре, как агент ФБР на задании.

Седло Кэйт висело на своем старом месте в подсобной комнате. Кожа была начищена так, будто только вчера вечером его принесли сюда после прогулки. Выстирала ее старую одежду Дельта, а кто позаботился о снаряжении?

Недолго думая, Кэйт, несмотря на десятилетний перерыв, с легкостью оседлала приглянувшуюся ей холеную широкогрудую кобылу. Задача простая и не столь изощренная, как демонстрация одежды, но она немало потрудилась, поднимая тяжеленное седло.

Вздыхая, Кэйт прижалась головой к лошадиному боку и закрыла глаза.

Ей с трудом верилось, что только вчера утром она была в Юкатане, беспечно дожидаясь своего рейса на Манхэттен.

Сегодня все было иначе: болезнь Хэнка, его исповедь, предложение взять на себя заботу о ранчо – все это очень взволновало ее. Много лет назад она научилась забывать, вернее не вспоминать, прошлое. Но теперь она вернулось, и надо было как-то примириться с ним.

Десять дет назад, перед отъездом, она повздорила с Хэнком. Типичная ссора – ничего больше. Команчо уехал в колледж несколькими днями раньше, и Пансион Прайдов казался без него опустевшим.

Едва Кэйт села за стол, накрытый к ужину, как в столовую вошел Хэнк. Не обращая на нее внимания, он положил на стол рядом с ней конверт и прошел на свое место во главу стола.

Кэйт взглянула на конверт и, увидев, что письмо не от Команчо, потеряла к нему всякий интерес. Она с аппетитом принялась за еду. «Голод не тетка, – подумала Кэйт, – с письмом можно и подождать». Но вдруг, что-то вспомнив, она схватила конверт. Так, и есть! На конверте стояла печать салона «Модели Мимс».

«Дорогая мисс Прайд, – распечатав письмо, читала она, – спешим сообщить, что вы стали одной из двенадцати финалисток нашего конкурса „Лицо будущего“. Квит, должно быть» вскрикнула, потому что Хэнк оторвался от газеты и недовольно посмотрел на нее.

– У тебя все в порядке? – спросил он.

– Да, – быстро ответила она.

Заботясь о здоровье и образовании дочери, Хэнк не проявлял ни малейшего интереса к наклонностям Кэйт. Он даже в высшую школу отсылал ее исключительно затем, чтобы она не путалась у него под ногами.

Несмотря на то что на конверте точно указывался их адрес, а письмо начиналось с обращения к ней, Кэйт почти не сомневалась, что тут какая-то ошибка.

Она перечитала письмо дважды. Да действительно это она победила. У нее загорелись глаза. Все получалось как нельзя кстати – Кэйт как раз думала, где провести остаток лета. Теперь конец всем печалям! Мимс Полинг, та самая, что владеет салоном «Модели Мимс», приглашает ее в Нью-Йорк и оплачивает дорогу.

Кто бы «мог подумать шесть месяцев назад, когда Авери Морган уговорила ее принять участие в конкурсе моделей, что из этой затеи выйдет что-нибудь путное?! Кэйт старалась не рассмеяться от распиравшего ее счастья, возила вилкой по тарелке до тех пор, пока Хэнк не встал из-за стола, показывая, что ужин закончен. Пять минут спустя, оставшись одна в своей комнате, она набрала номер телефона Морган.

– Это я, – сказала Кэйт, когда Авери взяла трубку. – Я так счастлива, что застала тебя дома. Догадайся, что за новость я получила сегодня?.. – Она прочла письмо и заключила:

– Полагаю, тебе известно, каким образом попали к Мимс Полинг мои фотографии?

– Конечно! – весело ответила Авери. – Я знала, что ты победишь.

– Но это еще не победа, – пыталась остановить подругу Кэйт.

– Не будь занудой. Я знаю, ты все еще считаешь себя гадким утенком. Но, черт побери, девочка, ты уже превратилась в лебедя. Да они просто упадут, когда ты приедешь. Скоро ли надо ехать?

Кэйт вся сияла от похвал Авери: как бы там ни было, она не верила в успех, не верила, что будет лучшей из двенадцати. Мимс Пвлинг, несомненно, разочаруется, когда увидит Кэйт «во плоти».

– Я еще не решила, поеду ли.

– Что ты хочешь этим сказать? Как не решила? Ты совсем из ума выжила? Слушай меня, да повнимательнее. Это большая удача, может быть, единственный шанс в жизни. Ты просто нервничаешь. И немудрено: еще бы, конкурс моделей в Нью-Йорке!.. – Авери заливалась соловьем со всей возможной страстностью и невероятным энтузиазмом. Минут пятнадцать, не меньше. – В общем, ты меня поняла, – в конце концов подытожила она. – Желаю успеха, подружка! Пока.

Повесив трубку, Кэйт спустилась вниз и рассказала отцу о том, что она дошла до финала в конкурсе моделей и должна ехать в Нью-Йорк.

– Что за дурацкие выдумки! – выслушав Кэйт, прорычал Хэнк. – Я не допущу, чтобы моя дочь прохаживалась взад и вперед перед толпой негодяев, как телка, которую хотят пустить через аукцион за хорошую цену. Ты никуда не поедешь. Точка!

Кэйт удивилась гневу отца.

– Но, папуля, это не будет стоить тебе и цента!

Хэнк пристально посмотрел на дочь. Взгляд его серых глаз, и без того угрюмый, стал злым.

– Дело не в деньгах, Кэтлин. Ты родилась здесь. Я думал, что ты останешься на ранчо, выйдешь замуж за подходящего человека и создашь семью. Ты последняя из Прайдов и должна продолжить наш род. – Он повернулся к семейным портретам, висевшим на стене, потом вновь посмотрел на Кэйт. – В роду Прайдов все женщины были особенными. Твоя прапрапрабабка Элис первая бросила вызов обществу, взявшись за мужскую работу, а прапрабабка Рейна была просто революционеркой в сельском хозяйстве. Ее дочь Филиппа стала борцом за равноправие женщин. Твой портрет когда-нибудь тоже будет висеть на этой стене, и будь я проклят, если под ним сделают подпись «модель».

– Семья? – возмутилась Кэйт. – Не смеши меня! Ты даже не знаешь значение этого слова. Мы с тобой никогда не были семьей! У меня есть шанс что-то сделать в этой жизни, и я не допущу, чтобы кто-нибудь становился мне поперек дороги.

– Делай, как считаешь нужным, Кэтлин, но когда ты будешь размышлять о том, как поступить, постарайся не забыть то, что сейчас услышишь. Я не простил ни одного проступка ни собакам, ни лошадям, ни родственникам. И уж тем более я не потерплю неуважения от своей дочери. Если ты оставишь ранчо, можешь быть уверена, тебя никогда не позовут обратно.

Теперь, направляясь по великолепно вымощенной дороге к берегу Гваделупе, Кэйт наконец поняла, почему он был так резок. Тогда Хэнк боялся одиночества. Она понимала его и теперь знала, как страшно остаться одной. Бог свидетель, ей пришлось испытать это на себе.

Из-за деревьев показалась река. Кэйт спрыгнула с лошади и привязала ее к стволу дерева. Потом скинула ботинки и, размахивая ими на ходу, пошла по тропинке, знакомой с детства.

Вода оказалась приятно теплой. Нащупывая ступней камешки на дне, Кэйт блаженно улыбалась сама себе. «Можно оторвать человека от природы, – подумала она, закатывая повыше джинсы, – но вырвать из сердца любовь к ней невозможно».

Кэйт не могла вспомнить, когда в последний раз выезжала за город. Когда она только приехала в Нью-Йорк, ей приходилось работать с утра до вечера, но это не было большой ценой за независимость, за право распоряжаться своей жизнью. Кэйт ходила только в определенные магазины, покупала вещи только престижных фирм и встречалась только с необходимыми людьми в тщательно подобранном месте. Этому научила ее Мимс.

Кэйт присела на песок и подставила лицо солнцу. В Манхэттене она никогда не чувствовала себя так легко и свободно, как в этот миг.

Вдруг ей показалось, что здесь она может обрести счастье. «Может, остаться? Может, согласиться на предложение Хэнка?» – подумала Кэйт. Но нет, должно быть, она не в своем уме. Какие силы на земле заставили ее поверить в то, что она неслась на огромной скорости в Хилл Кантри именно затем, чтобы в одиночку поднимать ранчо?! Она может с тем же успехом взяться за изобретение вечного двигателя.