Текст книги "Посох Рериха"

В истории человечества известны гении, предложения которых не были замечены и выслушаны современниками. Поток человеческого труда и мысли миновал открывающиеся возможности проложить себе новое русло движения. Некоторые из этих мыслителей совсем забыты, прозрения и разработки других оказываются востребованными в сужденный срок.

Чтобы ответить на вопрос «Кто был Рерих?» – надо читать Рериха, вглядываться в его картины. Он достиг вершин в искусстве, оставил неизгладимый след во многих сферах человеческой деятельности. Он был трудоголик в самом высшем смысле этого слова. И великий романтик.

Идея Пакта Рериха «Мир через Культуру» – возможность для человечества пойти по пути преодоления пороков общества потребления, механистической цивилизации, иначе направить развитие науки, искусства, техники, иметь иную собственную историю, в которой движущей силой станет «ревность о благе общем».

«Мне могут сказать, – писал он еще в 1917 году, – что единство человечества вообще невозможно, ибо оно противоречит несовершенной природе человеческой. Но я подчеркиваю, что об абсолютной идее нужно говорить вне случайных условий нашей обстановки.

Наша раса к этому феномену бытия, конечно, не приспособлена. Но раса следующая, быть может, ближайшая, при измененных биологических условиях жизни, при одинаковой степени просвещения духа, при знаниях могучих, при разумном пользовании забытыми силами природы, создаст реально возможное человеческое мировое единение. Где личные устремления будут превзойдены ревностью о благе общем. Но наши неумелые, шаткие шаги – это только неясные мечтания о том, что ясно возможно на нашей планете при тех же видимых звездах. Мы еще элементарно не вооружены для новой, мирной, светлой жизни. Но надо спешить. Надо закалять и поднимать дух. Надо создать людей, которые могут породить человечество, способное взглянуть в ослепительное лицо солнца единства…

И все вы это можете проводить в жизнь… Перед нами путь претворения культуры механического, материалистического интеллекта в культуру духа. В светлую жизнь благословенного, могучего, просвещенного духа… Духотворчество должно прийти. Иными путями не прийти. Надо восстановить духотворчество. Вспомнить о водительстве духа…»

Об этом и его стихи тех лет:

 
Ты сказал, что лишь
чувствам своим поверишь.
Для начала похвально, но как
быть нам с чувствами теми,
что тебе незнакомы сегодня,
но которые ведомы мне?
…Ты улыбнулся.
Ты замолчал. Ты не ответил.
Мальчик, водительство духа
чаще ты призывай,
оно тебе в жизни
поможет.
 

Осознание красоты творчества великого художника и мыслителя влияет на многие души, ищущие в мире, где на виду расчет и меркантильность, подлинные и высокие переживания. От соприкосновения с Державой Рериха проявляется способность мечтать, душа, придавленная прозой жизни, распрямляется, душа трепещет:

 
И вымолвить хочет: «Давай улетим!
Мы вольные птицы: пора, брат, пора!
Туда, где за тучей белеет гора,
Туда, где синеют морские края,
Туда, где гуляем лишь ветер… да я!»
 

А. С. Пушкин

«За тысячью туманов есть гора, где человек человеку не враг, но друг» (Н. К. Рерих).

Когда мысль обретает крылья, тогда среди обычной жизни удается разглядеть невиданное, удается добиться, казалось бы, невозможного…

Подвижники (Рерих и Горький)

Давно ли в школе перестали учить наизусть «Песню о Соколе» и «Песню о Буревестнике»? По историческим меркам совсем недавно. Ныне современный исследователь творчества А. М. Горького размышляет:

«Горький знал, что “найти” Бога нельзя. Но можно ли его “построить”? Скорее всего, внутренне он сомневался в этом, как сомневался во всем в этом мире.

И тогда Горький решился на трюк с “иллюзией”.

Это была самая страшная и роковая ошибка на его духовном пути!

 
Господа! Если к правде святой
Мир дороги найти не сумеет,
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой!
 

Эти стихи Бомарше в переводе В. С. Курочкина, шатаясь и держась руками за косяки, декламирует пьяный Актер в “На дне” незадолго до того, как повеситься. По сути, это и стало “самоубийственной” религией Горького»[39]39
  Павел Басинский. Страсти по Максиму. Документальный роман о Максиме Горьком. М., 2007. С. 112.


[Закрыть].

Новые времена, «новые песни о главном». Однако горьковеду наверняка известно, что в стихотворении П. Ж. Беранже (а вовсе не Бомарше), сторонника «утопического социализма», грань между «безумием» и прорывом к новому знанию не столь очевидна, как кажется. Далее в стихотворении «Безумцы» следуют строки:

 
По безумным блуждая дорогам,
Нам безумец открыл Новый свет.
Нам безумец дал Новый Завет,
Ибо этот безумец был Богом.
Если б завтра земли нашей путь
Осветить наше солнце забыло —
Завтра ж целый бы мир осветила
Мысль безумца какого-нибудь![40]40
  Пьер-Жан Беранже. Песни. Огюст Барбье. Стихотворения. Пьер Дюпон. Песни. М., 1976. С. 236.


[Закрыть]
 

Кто из двух героев предлагаемой статьи был ближе к такому пониманию «безумцев»? Ответить на этот вопрос предоставим читателям.

…Более полувека назад вышла статья Павла Федоровича Беликова «Рерих и Горький»[41]41
  П. Ф. Беликов. Рерих и Горький // Ученые записки Тартуского государственного университета, 217-й выпуск. Труды по русской и славянской филологии. XIII. Горьковский сборник. Тарту, 1968. С. 251–265.


[Закрыть]. В приложении была опубликована «Библиография произведений Н. К. Рериха» – выдающийся труд, заложивший фундамент изучения литературного творчества Н. К. Рериха.

Собственно статья была написана для того, чтобы облегчить попадание «Библиографии» в научный сборник. «…Эту статью, – писал П. Ф. Беликов Гунте Рихардовне Рудзите 17 августа 1966 года, – необходимо было составить таким образом, чтобы она вызвала интерес к литературному наследию Н. К. и послужила бы поводом к публикации «Литературного наследия» в научных трудах Тартуского университета… Ввиду того, что очередной том трудов будет посвящен горьковским материалам, потребовалась и соответствующим образом составленная статья…»[42]42
  Непрерывное восхождение. Сб. к 90-летию со дня рождения Павла Федоровича Беликова (1911–1982). Т. I. М. С. 290.


[Закрыть]

Именно публикацию «Библиографии», которой П. Ф. Беликов отдал много лет труда, он считал очень важной для дальнейшего изучения рериховского наследия. И по праву гордился своей работой.

Н. К. Рерих. 1920-е гг. Музей Николая Рериха (Нью-Йорк)

А. М. Горький

Тем не менее статья, носившая в конкретном случае вспомогательный характер, убедительно демонстрирует, спустя десятилетия, глубину и масштабность знаний П. Ф. Беликова, как биографа великого русского художника и мыслителя. Несмотря на довольно узкие рамки исследования, Павлу Федоровичу удалось с максимально возможной полнотой осветить многие неизвестные на тот период обстоятельства жизни Рериха. И если его предшественник, автор статьи «Горький и Рерих» («Москва», 1960, № 9) А. Примаковский в названии определил свои приоритеты, то и Павел Федорович указал свои – «Рерих и Горький».

Перечитывая сейчас эту первую статью П. Ф. Беликова, опубликованную в советское время, убеждаешься, что ни содержание, ни выводы ее не устарели. И это было бы удивительно – все-таки коренным образом поменялись идеологические установки в обществе, изменился подход к этим двум выдающимся фигурам русской истории – если бы не было известно о том, насколько ответственно подходил П. Ф. Беликов к публикации своих исследований. Его исследовательская позиция была четкой – «написать так, чтобы впоследствии к написанному пришлось бы только добавлять, но ничего не надо было бы зачеркивать»[43]43
  П. Ф. Беликов. Рерих (Опыт духовной биографии). Новосибирск, 1994. С. 8.


[Закрыть]. Статья «Рерих и Горький» по сей день является основополагающей на обозначенную тему.

Однако за прошедшие десятилетия появилось много нового документального материала. В первую очередь интересовали те обстоятельства, которые касались параллелей в жизни и творчестве этих выдающихся людей. Представляется, что это позволит осветить новые грани и, главное, послужит увеличению глубины нашего понимания жизненного пути Н. К. Рериха.

Методологической основой данного исследования являлась мысль Лихтенберга о своеобразном диалоге, где «автор предлагает слова, а читатель – смысл». Авторской задачей является «не зачеркивать», а «только добавлять». Отдельные аспекты темы представляют особый интерес, их и коснемся: начало творческого пути, отношение к революционным переменам в России, мировоззренческие поиски.

«МЕЧТАМ ПОСЛУШНЫЙ…»

В качестве отправной точки могут послужить две статьи из Энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона (1909), отражающие взгляд просвещенных современников (С. А. Венгерова и А. И. Сомова) на А. М. Горького и Н. К. Рериха в начале XX века.

«ГОРЬКИЙ Максим, лит. имя изв. писателя Алексея Максимовича Пешкова, р. 1868. В 7 лет Г. остался сиротой, и начались для него борьба за существование и постоянная смена занятий и профессий. Пешком он исходил весь юг России, не брезгуя никакой работой. Нач. лит. деятельности Г. относится к 1892. Горький в то время был в Тифлисе. Он снес в редакцию “Кавказа” полусказочный очерк из цыганской жизни “Макар Чудра”. В 1895–97 появились рассказы: “Ошибка”, “Тоска”, “Коновал”, “Бывшие люди”, “Мальва”, “Озорник”, “Челкаш” и др. Позже опубликованы рассказы Г. “Старуха Изергиль”, “Однажды осенью”, “Песня о Соколе”. Впервые за все время сущ. русск. книжной торговли томики Г. стали расходиться в десятках тыс. экз., скоро достигнув колоссальной цифры 100 тыс. Каждое появление Горького в публике возбуждало наст. сенсацию. Из России интерес к Г. быстро перебросился за границу. С 1898 Г. становится сотрудником марксистского журн. “Жизнь”. Журн. закрыт весной 1901 из-за изв. аллегории “Буревестник”. Вскоре Г. был арестован, ему запретили жить в столицах и унив. городах. С начала 1900-х Г. посвятил себя театру. “Мещане” (1901) и “На дне” (1902), поставленные театром Станиславского, обошли все сцены мира. Накануне 9 янв. 1905 Г. принял участие в известной писательской депутации к князю Святополку-Мирскому просить его не допустить кровопролития. Почти все члены ее были схвачены и посажены в крепость. Г. освобожден после неск. недель заключения, очень дурно повлиявших на его шаткое здоровье. В нач. 1906 Г. отправился за границу, поселился на о-ве Капри и тесно примкнул к партийной работе русск. социал-демократии. За время своего изгнанничества он написал, кроме пьес (“Враги”, “Васса Железнова”, “Чудаки”, “Встреча”), ряд вещей, кот., знач. уступая его прежним произв., все же привлекли внимание (напр., роман “Мать”)».

«РЕРИХ Николай Константинович, р. 1874, живописец истор. жанра и пейзажист. Учился в СПб. унив. по юрид. факультету и в Акад. художеств, где его гл. руководителем был профессор А. Куинджи. В 1898–1900 читал лекции в СПб. археолог. институте. Состоял директором рисовальной школы при Императорском общ. поощрения художеств. Важнейшие из его картин: “Гонец”, “Город строят”, “Заморские гости”, “Зловещие”, “Заповедное место”».

Еще Иван Бунин в 1936 году опубликовал сведения, что знаменитый пролетарский писатель, основоположник социалистического реализма в литературе, «родился в среде вполне буржуазной: отец – управляющий большой пароходной конторы; мать – дочь богатого купца-красильщика…». Современные исследователи сходятся во мнении, что реальные обстоятельства жизни А. М. Горького до его литературной славы различаются с описанием в собственных литературных трудах и даже «автобиографиях». Однако, как замечает Павел Басинский: «Развенчивая действительный миф о Горьком-пролетарии, Бунин почему-то “забывал” о его действительно трудовом раннем детстве»[44]44
  Павел Басинский. Там же. С. 23.


[Закрыть].

Горький познал тяжкий физический труд с детства, в молодые годы исколесил всю Россию, причем не как путешественник, а как работник, менявший одну профессию за другой в поисках заработка, прошел искус «толстовства» (в 1889 году даже просил у Л. Н. Толстого земли и денег на первичное обустройство), собирался поступить в Казанский университет. И читал, читал… А затем начал писать… И проявился как один из умнейших и образованнейших людей своего времени.

У Рериха обстоятельства жизни гораздо комфортнее. Обеспеченная семья, окружение образованных людей, атмосфера столичного города. Он на шесть лет младше Горького. Но печататься начал раньше. Первые публикации Н. К. Рериха и А. М. Горького близки по времени – 1889 и 1892 годы. Наверное, оба испытывали общее ощущение, о котором писал Георгий Адамович: «В девяностые годы Россия изнывала от “безвременья”, от тишины и покоя: единственный значительный духовный факт тех лет – проповедь Толстого – не мог ее удовлетворить. Нужна была пища погрубее, попроще, пища, на иной возраст рассчитанная, – и в это затишье, полное “грозовых” предчувствий, Горький со своими соколами и буревестниками ворвался как желанный гость. Что нес он с собою? Никто в точности не знал, – да и до того ли было?»[45]45
  Цит. по: Юрий Безелянский. 99 имен Серебряного века. М., 2008. С. 145.


[Закрыть]

Романтический рассказ «Старуха Изергиль» написан в 1895 году. В канву этого произведения вплетены легенды о гордом и жестоком юноше Ларре, отвергнутом даже самой смертью, и благородном Данко, вырвавшем из собственной груди сердце во имя спасения других людей:

«– Что сделаю я для людей?! – сильнее грома крикнул Данко.

И вдруг он разорвал руками себе грудь и вырвал из нее свое сердце и высоко поднял его над головой.

Оно пылало так ярко, как солнце, и ярче солнца, и весь лес замолчал, освещенный этим факелом великой любви к людям, а тьма разлетелась от света его и там, глубоко в лесу, дрожащая, пала в гнилой зев болота. Люди же, изумленные, стали как камни.

– Идем! – крикнул Данко и бросился вперед на свое место, высоко держа горящее сердце и освещая им путь людям…»

Рерих в 1893 году написал «Детскую сказку» о певце. Искусство для него высший дар, который он может принести людям:

«– Вижу я – не сочтут за врага меня люди и не оторвусь я от мира, ибо пою я, а песня живет в мире, и мир живет песней; без песни не будет мира… Царь, человек, уместивший любовь ко всей природе, не найдет разве в себе любви – к человеку?»

Характерно, что в этом раннем произведении Рерих затрагивает тему самоценности творчества. «Я верю в себя в песне моей; в песне моей – все для меня, песню же я пою для всех! В песне люблю лишь себя одного, песней же я всех люблю!»[46]46
  Н. К. Рерих. Сказки. Л., 1991. С. 17–20.


[Закрыть]

Несомненно большое влияние, которое оказало на Горького творчество Артура Шопенгауэра и Фридриха Ницше. Даже усы он отпустил, как у немецкого философа. Ницше посмел провозгласить: «Старый Бог умер, Новый Бог еще не родился, поэтому да здравствует сверхчеловек!»

«Чело-век! Это великолепно! Это звучит… гордо!» – говорит герой Горького в пьесе «На дне». Идея Человека с большой буквы, Сверхчеловека, была одной из самых популярных в общественном сознании того времени.

Образованные люди зачитывались Ницше:

«Великий полдень – когда человек стоит посреди своего пути между животным и сверхчеловеком и празднует свой путь к закату как свою высшую надежду; ибо это есть путь к новому утру.

И тогда заходящий сам благословит себя за то, что был он переходящий; и солнце его познания будет стоять у него на полдне.

“Умерли все боги; теперь мы хотим, чтобы жил сверхчеловек” – такова должна быть в великий полдень наша последняя воля! – так говорил Заратустра»[47]47
  Цит. по: Н. М. Калинина. Оправдание синергетики. Синтез науки, философии и религии. Часть 1. Проблемы становления целостного мышления. Бишкек, 2003. С. 39. В книге имеется содержательный раздел «По ту сторону добра и зла. Анатомия кризиса Фридриха Ницше».


[Закрыть].

Большое впечатление произвели произведения Фридриха Ницше на Николая Рериха. П. Ф. Беликов писал в книге «Рерих (Опыт духовной биографии)»: «О Ницше, как о потрясателе морали мещанского благополучия и певце сильной, восставшей против предрассудков личности, Н. К. всегда отзывался позитивно. Конечно, силу личности или, по его выражению, “идеальный эгоизм”, Н. К. даже в молодости понимал не по-ницшеански…»[48]48
  П. Ф. Беликов. Рерих (Опыт духовной биографии). Новосибирск, 1994. С. 58.


[Закрыть]

26 августа 1900 года Николай Рерих пишет своей невесте Елене Шапошниковой: «…Опять думал о нашем заграничном житье (предполагалась совместная поездка. – А. А.) и все более восторгаюсь им. Мы на покое укрепим нашу технику, совместно проштудируем всю историю живописи и музыки, а также наиболее важные философии (Прочти у Ницше “вторая плясовая песнь” – не правда ли прелесть – это в конце Заратустры. Какие у него глубокие символы!). И таким образом проработав год, мы вернемся домой во всеоружии…»[49]49
  Цит. по: П. Ф. Беликов. Рерих (Опыт духовной биографии). Новосибирск, 1994. С. 38–39.


[Закрыть]

К сожалению, неизвестны письма Е. И. Рерих этого периода. Но в тридцатые годы Елена Ивановна Рерих пишет своим сотрудникам о том, какое впечатление получала она от чтения произведений Фридриха Ницше: «Много радости доставил мне этот мыслитель-поэт! Читала я его и раньше, но сейчас передо мною раскрылась вся глубина мысли этого, так несправедливо оклеветанного Мыслителя!»[50]50
  Елена Ивановна Рерих. Письма. Т. III. М., 2001. С. 408.


[Закрыть]

Она неоднократно цитирует его: «Сейчас зачитываюсь “Так говорил Заратустра”. Великий мыслитель хорошо знал человеческую природу, ибо восчувствовал всю силу ее на себе. “Трудно жить с людьми, ибо трудно хранить молчание” – так говорил Заратустра. Также: “Ты стал выше, но чем выше ты, тем меньшим кажешься ты в глазах зависти. Но больше всех ненавидят того, кто летает”… Как правильны слова Заратустры: “Бесплодны вы, потому и недостает вам веры. Но кто должен был созидать, у того были всегда свои вещие сны и свои звездные знамения – и верил он в веру!”… И этого-то мыслителя, который поет о созидании, о радости и красоте творчества и принесения подвига и об отдании своей жизни за истину, который говорит: “Уж лучше хочу я быть столпником, чем вихрем мщения!”, обвиняли и называли антихристом, да и посейчас продолжают называть так! Остается сказать – “истинно, рожденное ползать не может летать!” Великий мыслитель, сколько радости доставил он мне своим творением! Этим отзвуком знакомого нам Голоса…»[51]51
  Там же. С. 399.


[Закрыть]

Примечательно, что в этом письме Елена Ивановна соединяет два имени – Ницше и Горького. Крылатое изречение «Рожденный ползать – летать не может!» из «Песни о Соколе» Горького, написанной в 1895 году. Эти слова относятся к Ужу, олицетворяющему мещанское самодовольство в противоположность умирающему отважному Соколу, который побежден, но не сломлен:

«Безумство храбрых – вот мудрость жизни! О смелый Сокол! В бою с врагами истек ты кровью… Но будет время – и капли крови твоей горячей, как искры, вспыхнут во мраке жизни и много смелых сердец зажгут безумной жаждой свободы, света!

Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!»

Не раз в семье Рерихов вспоминали другое произведение – «Песню о Буревестнике». К духовному раскрепощению и обновлению звал Горький:

«Над седой равниной моря ветер тучи собирает. Между тучами и морем гордо реет Буревестник, черной молнии подобный.

То крылом волны касаясь, то стрелой взмывая к тучам, он кричит, и – тучи слышат радость в смелом крике птицы.

В этом крике – жажда бури! Силу гнева, пламя страсти и уверенность в победе слышат тучи в этом крике.

Чайки стонут перед бурей, – стонут, мечутся над морем и на дно его готовы спрятать ужас свой пред бурей.

И гагары тоже стонут, – им, гагарам, недоступно наслажденье битвой жизни: гром ударов их пугает.

Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах… Только гордый Буревестник реет смело и свободно над седым от пены морем!..

Синим пламенем пылают стаи туч над бездной моря. Море ловит стрелы молний и в своей пучине гасит. Точно огненные змеи, вьются в море, исчезая, отраженья этих молний.

– Буря! Скоро грянет буря!

Это смелый Буревестник гордо реет между молний над ревущим гневно морем; то кричит пророк победы:

– Пусть сильнее грянет буря!..»

Впоследствии брали только узкий социальный контекст «Песни» «буреглашатая», якобы предвидение революции 1905 года. Но на самом деле в тот момент – в 1901 году – это произведение воспринималось гораздо более широко – как символ очищения и раскрепощения сознания, духовного подвига. В очерке «Горький» Рерих говорит о «его вмещении и широком сознании»: «Да, автор “Буревестника” и не мог не быть большим поэтом. Через все уклоны жизни, всеми путями своего разностороннего таланта Горький шел путем русского народа, вмещая всю многогранность и богатство души народной…»[52]52
  Николай Рерих. Листы дневника. Т. II. М., 1995. С. 33.


[Закрыть]

Впрочем, нельзя сбрасывать со счетов, что, как замечает современный автор, был и непосредственный призыв: «Максим Горький шел путем, отличным от всех русских писателей-интеллигентов. Он посвятил себя ордену революционеров. Роковая связь с Лениным и большевистской партией лишь укрепляла в нем мечту о всеобщем равенстве и братстве, и вот тут Буревестник и крякнул: «Буря! Скоро грянет буря!»[53]53
  Цит. по: Юрий Безелянский. Указ. соч. С.145.


[Закрыть]

И все-таки даже такие тонкие литературные ценители, как Алексей Ремизов, видели большее: «Суть очарования Горького именно в том, что в кругу бестий, бесчеловечья заговорил он голосом громким и в новых образах о самом нужном для человеческой жизни – о достоинстве человека…»[54]54
  Там же. С. 145.


[Закрыть]

Уместно вспомнить здесь стихотворение Николая Константиновича «К ним». Оно написано в 1902 году и отражает близость его к творческим исканиям Ницше и Горького.

 
Я выше вас, глупцы слепые!
Всегда в грязи ползете вы,
На своды неба голубые
Поднять не смея головы.
И вечно жалуясь, страдая
Самими созданной тоской,
Со страхом гибель ожидая,
Вы все согнулись под сумой.
Я выше вас! Мечтам послушный,
Я видел небо, рай и ад —
И горе жизни равнодушной
И смерть меня не устрашат.
Я не копил сокровищ груду —
И этим горд! Вы не могли
Подняться с ними от земли
А я без них парю повсюду![55]55
  Цит. по: П. Ф. Беликов. Рерих (Опыт духовной биографии). Новосибирск, 1994. С. 58.


[Закрыть]
 

Рерих писал Елене Шапошниковой в 1900 году:

«Ты пишешь, что мы самые обыденные люди; будем скромны и скажем, что и все люди обыкновенные, едят, пьют, болтают все на один манер. Но для наших успехов мы сами не должны считать себя заурядными людьми, – тогда пропадет смелость и уверенность, а без этих качеств никакого города не возьмешь.

В момент творчества, а творчество проявляется, как известно, во всем, до малейшего жеста и интонации включительно, всякий человек считает себя выше всех (это чувство вполне инстинктивно), считает все своим и винить его за это (скверное) чувствование не приходится, ибо иначе не было бы и творческого порыва, а всякий творческий порыв, конечно, дает больше счастья людям (вызывает ли он улыбку, смех, радость, сознание добра и зла), чем любая рассчитанная методическая деятельность. Этот же творческий момент важен не только для воспринимающих результат его, но и для самого автора, который очищается духовно, на миг сбрасывая всю пыль и грязь, наложенную на человечество вековою, как ее называют, культурою нашей, так изломавшею и унизившею наше основное человеческое достоинство и превратившею людей в какие-то чернильные бланки с ярлыками.

За эти моменты и ценится так высоко искусство! Стали бы люди так почитать его представителей, которые со стороны экономической являются язвами государства!»

«По счастью, – убежден Рерих, – дух еще царит над практикой, и до той поры и думать не смей о своей обыденности, а думай, сколько разнообразных счастливых чувствований можешь ты дать человечеству и среди общей радости создать и свою»[56]56
  Там же. С. 39–40.


[Закрыть].

В том же 1900 году Горький в частном письме поясняет: «Какая вообще задача у литературы, у искусства? Запечатлевать в красках, в словах, в звуках, в формах то, что есть в человеке наилучшего, красивого, честного – благородного. Так ведь? В частности, моя задача – пробуждать в человеке гордость самим собой, говорить ему о том, что он в жизни – самое лучшее, самое значительное, самое дорогое, святое и что кроме его – нет ничего достойного внимания…»[57]57
  Письмо А. М. Горького к К. П. Пятницкому // Русская литература XX века. Дооктябрьский период. М., 1980. С. 24.


[Закрыть]

Нельзя не заметить общее понимание назначения искусства, но и тонкие различия во взглядах двух деятелей культуры.

Близкие отношения Рериха с Горьким установились в самом начале XX века. «Случалось так, – вспоминал художник, – что Горький, Андреев, Блок, Врубель и другие приходили вечерами поодиночке, и эти беседы бывали особенно содержательны. Никто не знал об этих беседах при спущенном зеленом абажуре. Они были нужны, иначе люди и не стремились бы к ним. Стоило кому-то войти, и ритм обмена нарушался, наступало молчанье и торопились по домам. Жаль, что беседы во нощи нигде не записаны. Столько бывало затронуто, чего ни в собраниях, ни в писаниях никогда не было отмечено…»[58]58
  Николай Рерих. Листы дневника. Т. II. М., 1995. С. 346.


[Закрыть]

Несомненно, что в этих беседах с Горьким обсуждались и проблемы «интеллигенции и революции». Как известно, здесь их мнения различались. Горький писал в 1908 году: «Художник – герольд своего народа, его боевая труба и первый меч, художник всегда и ненасытно жаждет свободы – в ней красота и правда! Он должен знать, кто враг народа, он должен знать, какими цепями скована его страна и как разбить его цепи, – он это знает, если слышит биение своей страны – своей матери…»[59]59
  Письмо А. М. Горького к Г. Сенкевичу // Русская литература XX века. Дооктябрьский период. М., 1980. С. 25.


[Закрыть]

На взгляд Рериха, не дело художника искать «врагов народа». Даже в годы Первой мировой войны он подчеркивает деятельную роль искусства «в подготовке высоких путей». «Если искусство служит Родине, – писал он в разгар войны в статье «Слово напутственное», – то, конечно, перед ним нужно поклониться. А служение это, конечно, не в служебных изображениях, но в возвеличивании вкуса, в росте самопознания, в подъеме духа»[60]60
  Н. К. Рерих. Из литературного наследия. М., 1974. С. 303.


[Закрыть]. Он утверждал, что «проникновение искусством лежит в основе великих порывов». «Держава Рериха», которую он «оживотворял» в своих картинах, – страна, где человек свободен от цепей повседневности, где нужны «осмысленность, подвиг и знание».

Но важно отметить, что Рерих имел представление о взглядах социал-демократов не понаслышке, а практически из первых уст. Причем не только от Горького. В эти же годы чрезвычайно близок к большевикам был и другой его хороший знакомый Леонид Андреев. Тот даже предоставлял свою московскую квартиру для заседания большевистской фракции ЦК РСДРП. Правда, революционная эйфория Андреева прошла быстро.

В начале века дружеские отношения связывали Рериха также с молодым поэтом и собирателем произведений искусства Леонидом Семеновым-Тянь-Шанским (1886–1959), в 1905 году выпустившем книгу «Леонид Семенов. Собрание стихотворений» в санкт-петербургском издательстве «Гриф». В начале Русско-японской войны Леонид Семенов-Тянь-Шанский возглавлял ура-патриотическую демонстрацию студентов. 9 января, вместе с рабочими, он шел в первых рядах и спасся от расстрела только тем, что упал, вместе с убитыми и ранеными, лицом в снег.

Это событие привело к тому, что он буквально переродился. Раньше убеждал, что царя нужно спасать от крамольников, а тут заговорил во всеуслышание, что расстрел мирной демонстрации – «это такая гнусность, которой и имени нет». Поэт стал утверждать: «Царю верить нельзя. Старый режим должен погибнуть. Наша обязанность – бороться с ним до последнего издыхания». В письмах к Блоку он пишет о своем восхищении чтением марксистской и демократической литературы. Изменившиеся взгляды поэта привели его к революционной деятельности. Известно, что «летом 1906 года он был схвачен за революционную агитацию среди крестьян, бежал, был пойман, избит до полусмерти, посажен в курскую тюрьму». Его невеста, Маша Добролюбова, красавица, смолянка, была членом боевой организации эсеров, но, не найдя решимости на совершение террористического акта, покончила с собой за неделю до того, как в декабре 1906 года Семенова-Тянь-Шанского выпустили из тюрьмы[61]61
  См.: Вл. Орлов. Гамаюн. Страницы жизни Александра Блока // Дружба народов. 1977. № 10. С. 111–112.


[Закрыть].

Нет оснований предполагать значительное влияние молодого поэта на Н. К. Рериха, но сам факт взаимоотношений свидетельствует о разговорах, где Семенов-Тянь-Шанский утверждал, что «царю верить нельзя», в которых шли споры по социальным проблемам современности, обсуждались идеи марксизма и революционных демократов.

Известно, что Рерих придерживался иных взглядов на общественное развитие. Однако отношения с поэтом не прерывались. В 1910 году Николай Константинович написал картину «Кони Световита». «Идея белых величественных коней, пасущихся в священных дубравах Литвы, давно меня привлекала, – писал он в очерке «Литва» в 1936 году. – Кони, готовые на помощь человечеству! Молниеносные вестники, уже поседланные, уже ждущие клич! О такой идее я говорил моему другу Леониду Семенову-Тян-Шанскому, и он загорелся, как отзывчивый поэт, этим образом. Скоро, придя ко мне, он принес стихотворение “Белые кони”»[62]62
  Н. К. Рерих. Из литературного наследия. М., 1974. С. 101.


[Закрыть].

Общеизвестно, что Рерих всегда придерживался самостоятельного пути. И хотя он мог обсуждать любые проблемы с самыми разными людьми, не приветствовал ситуации, в которых его имя использовалось в публичных спорах. И если надо, то находил остроумные решения. Николай Константинович вспоминал в своем очерке «Наскоки»: «Нововременский Буренин как-то повадился в нескольких фельетонах в связи с Горьким и Андреевым ругать и меня. Мы, конечно, не обращали внимания на этот лай. Но Куинджи был иного мнения. Он сохранял своего рода пиетет к печатному слову и считал, что буренинская ругань мне должна быть чрезвычайно неприятна. Как я его ни убеждал в противном, он все-таки твердил: “Что ни говорите, а это очень нехорошо. А главное в том, что если уж Буренин начал, то уж не отстанет”. Я предложил Куинджи, что остановлю эти наскоки, но Куинджи только качал головой. В скором времени мне посчастливилось в театре встретить Буренина. На его традиционное “Как поживаете?” я ответил: “Живу-то хорошо, но уж больно злы люди”. “А в чем дело?” – осведомился Буренин. “Да Вы меня сейчас часто поминаете, а люди ко мне пристают с вопросами, сколько я Вам заплатил”. Буренин даже глазами заморгал и с той поры никогда даже не упоминал меня. Куинджи много смеялся, узнав о происшедшем…»[63]63
  Николай Рерих. Листы дневника. Т. II. М., 1995. С.109.


[Закрыть]

Несмотря на то что Горький многие годы был увлечен «религией социализма» в ее практическом применении, дружеские отношения между ними не прерывались. Их объединяло многое. И прежде всего любовь к русской культуре, стремление к ее сохранению и совершенствованию. Конечно, Рерих высоко ценил литературный талант Горького и стремился заручиться его поддержкой. «Дорогой Алексей Максимович! – пишет художник 4 ноября 1916 года. – Посылаю Вам корректуру. За все замечания Ваши буду искренне признателен. Хорошо бы повидаться: в словах Ваших так много озона и глаза Ваши смотрят далеко. Глубокий привет мой Марии Федоровне. Сердечно Вам преданный Рерих»[64]64
  Цит. по: Валентин Сидоров. На вершинах. М., 1977. С. 32.


[Закрыть].

Многое связывало их и в духовных поисках.

В журнале «Вопросы философии», в 1991 году (№ 8. С. 54–74), была опубликована статья М. Агурского «Великий еретик. Горький как религиозный мыслитель», в которой показаны те грани писателя и мыслителя, которые раньше были скрыты:

«Горький был знаком с теософией уже в девяностых годах, но в 1912 году интерес к ней у него усилился. Он стал изучать и средневековую теософию, алхимию и другие эзотерические учения. Его очень интересовали розенкрейцеры… Из теософии Горький воспринимает ее центральное понятие – представление о человеке как о микрокосме. Из позднейших теософов Горький очень ценил Фабра Д’Оливе и Эдуарда Шюре. Книга Шюре “Великие посвященные” была одним из любимых чтений Горького. Взгляд Шюре на конец мира как на конец космического развития, как на победу духа над материей должен был быть дорог Горькому. Рассказывая, например, о дне Брамы (т. е. конце мира в индийском эзотеризме), Шюре говорит, что это будет означать полное поглощение материи духоМ. Горький мог также искать в теософии Шюре оправдания своей обычной скрытности. Ведь, согласно Шюре, крайне важно, чтобы сокровенная истина не открывалась тем, кто к ней еще не подготовлен. Откровение истины – это процесс во времени. Он начинается от Рамы и доводится Шюре до Христа. Горький был знаком с таким крупным теософом, как Рерих, но гораздо больше связей было у него среди антропософов, а четкой грани между теософами и антропософами не было, тем более что сам основатель антропософии доктор Штейнер был вначале генеральным секретарем лиги теософов. Русский журнал “Вестник теософии” часто печатал Штейнера. Наиболее тесные связи из антропософов Горький поддерживал с Белым и Волошиным…»