Текст книги "О налогах и не только"

Алексей Бессонов
О налогах и не только

…Как это иногда случается, то утро выдалось ранним – да впрочем, в нашем славном герцогстве бывает и не такое. Пшеница золотилась как никогда, и в бездонном небе жизнерадостно пели птицы. Любимый кот баронессы, могучий и чертовски полосатый Жирохвост, сидел, задумчиво шевеля усами-вибриссами, на краю сверкающего в солнечных лучах поля, и неторопливо читал лекцию по общей философии своему юному ученику, серому котенку Толстопузику.

Тот отличался немалыми дарованиями, но, как и многие в его возрасте, не умел еще находить в себе достаточно терпения, а потому зачастую перебивал своего наставника. Стоило мудрому Жирохвосту на миг отвлечься по поводу ласточки, слишком низко, по его мнению, промчавшейся над самой его головой, как Толстопузик тотчас же принялся чесаться и задавать вопросы.

– Вот мне не совсем понятно, учитель, – пискнул он, воспользовавшись наступившей паузой в лекции, – вот как это вы говорите – мышь в себе, значит? Это она, значит, во мне, или все же сама в себе? А как же она сама в себе помещается? Это ведь уже две мыши выходит?..

– Ты слишком поспешен, мой юный пада… – хотел было ответить ему наставник, но, осекшись на полуслове, неожиданно вскочил на все четыре лапы и навострил свои огромные уши.

Густая шерсть на его загривке встала дыбом, прославленный хвост переплюнул в диаметре ствол старинной полевой трехдюймовки, а в круглых, как блюдца, желтых глазах вспыхнул недобрый блеск. Успевший уже многое усвоить из его науки Толстопузик немедленно последовал примеру учителя, воздев свою тощую еще спинку дугой и даже издав короткое шипение. Сперва он не слышал ровным счетом ничего, кроме привычного шороха ветра в колосьях, но вот до его чуткого уха донеслись довольно странные звуки – далекое еще позвякивание колокольчика и писклявый, протяжный вопль:

– Недоимки! А недо-оимки име-ем?.. А налоги пла-ачены?..

– Что это, учитель? – прошептал потрясенный Толстопузик.

– Беда пришла, – коротко ответствовал повернувшийся к ученику Жирохвост, и в глазах его сверкнуло холодное мужество. – Слушай меня, мальчик. Беги что есть духу в имение! Мне не добежать, я слишком… а впрочем, не важно. Беги в замок, пробейся к господину барону, и сообщи ему, что к нам идут странствующие братья-мытари. Так и скажи – странствующие мытари, он поймет. Очевидно, это один из орденов «Внезапных проверяющих». Их, похоже, трое. Ты все понял?

– Понял, учитель! – вскрикнул Толстопузик. – Странствующие мытари. А что, учитель, они очень страшные, мытари эти? Хоть бы посмотреть на них одним глазком-то, а?

– Беги, мой мальчик! – зашипел Жирохвост. – Беги изо всех сил и нигде не останавливайся. А я уж их задержу… век помнить будут.

Он хотел сказать «я слишком стар», но осекся, так как это было бы неправдой. На самом деле Жирохвост был отнюдь не слишком стар – по правде говоря, он был вообще еще не стар, – а слишком толст, и при массе в неполных девять кило ему и впрямь было не успеть. Впрочем, в сложившихся обстоятельствах его масса становилась воистину боевой, суля врагу неисчислимые бедствия… Поглядев, как исчез в пыли дороги тоненький хвостик Толстопузика, могучий кот расправил грудь и первым делом проверил заточку когтей на передних лапах. Удовлетворенный осмотром, он наскоро вылизался и потрусил в сторону приближавшихся странствующих братьев.

Тем временем его молодой ученик мчался во весь дух, задрав в небо хвост и не останавливаясь даже на то, чтобы сплюнуть немилосердно забивавшую его рот дорожную пыль. Гордости его не было предела – он, маленький серенький котенок, отнюдь не достигший еще настоящей полосатости, получил задание, от которого, возможно, зависит судьба самого господина барона! Наверняка это он, тот самый Случай, что позволяет выдвинуться храбрым и честолюбивым – не мышь поймать!.. Крохотное сердечко Толстопузика переполняла надежда, и он бежал, не ощущая боли в подушечках своих маленьких лапок, причиняемой ему мелкими камешками, коими, увы, переполнены наши сельские дороги.

Впрочем, никакой кот, обладай он даже самым рыцарственным сердцем, не способен бежать долго. Его дело – стремительный бросок, а никак не долгий изнуряющий марафон. Как ни крепился Толстопузик, но в какой-то момент он понял, что дальше мчаться не может. Или почти не может… но тут ему повезло.

На краю поля, до которого оставалось совсем уже недалеко, торчал хорошо знакомый ему круп старого баронского коня Пупыря. Нужно сказать, что боевой скакун господина барона обладал немалыми свободами в имении: так, если заранее было известно, что на следующий день ему не следует ждать службы, Пупырь свободно уходил в поля, забираясь подчас достаточно далеко, и лакомился то овсом, то чем еще, вплоть до незрелых огурцов. Впрочем, следует заметить, что пасся он всегда оседланным, ибо, обладая удивительным слухом, мог примчаться на первый же свист хозяина. Так случилось и сейчас – глубоко засунув морду в посевы, гордый конь вяло двигал челюстями, и размышлял о подлой природе слепней, вьющихся над его крупом.

Тяжело дыша, Толстопузик шагом преодолел отделявшее его от Пупыря расстояние и, кое-как прочистив горло, запищал:

– Дядюшка Пупырь! А, дядюшка Пупырь!

Но погруженный в раздумья конь все так же меланхолично жевал… тогда Толстопузик, набравшись храбрости, подпрыгнул и пребольно цапнул Пупыря повыше левого заднего копыта. Конь всхрапнул и мгновенно развернулся всем телом.

– Ты что, куница, охренела? – проревел он. – Места тебе мало? И что ты ващще посередь дня тут лазишь? Жирохвоста кликнуть?

– Я не куница, дядюшка Пупырь! – что было сил закричал котенок, становясь для убедительности на задние лапки. – Я Толстопузик, ученик достопочтенного кота Жирохвоста! Беда у нас дядюшка, беда пришла!

– А, так это ты, малыш? – удивился Пупырь, не без труда узнавая всеобщего любимца. – На кого ж ты похож, однако! Я тебя за ерунду какую-то принял. Что это у тебя с шерсткой, разве наставник не учил тебя вылизываться как следует?

– Беда, дядюшка! – повторил юный герой. – Послал меня учитель, скорее, говорит, в замок беги, да только, чую, не добежать мне – мы ведь третьи сутки уже в поле на мышиной практике, далеко ушли…

– Да что за беда-то? – встревожился Пупырь, низко наклоняя голову, чтобы лучше слышать писк котенка.

– С южной границы братья-мытари идут! Учитель сказал, что, похоже, из «Внезапных проверяющих»!

– Понятия не имею, что это за хрень, – признался Пупырь, – но раз наш Жирохвост говорит, что беда, стало быть, так оно и есть. Давай, малый, запрыгивай на седло да полезай в сумку. А я уж не подведу.

С этими словами Пупырь лег на живот, чтобы котенку сподручнее было забраться сперва на седло, а оттуда уж соскользнуть в седельную сумку.

– Ты пепси-колки-то попей, – посоветовал он, выпрямляясь, – там, в сумке фляжка есть. Только смотри, бери ту, что поменьше, а то в большой… ну, в общем, рано тебе еще.

В большой фляге находился вишневый самогон господина барона. Сообразительный Толстопузик, едва занырнув в уютное кожаное нутро седельной сумки, тотчас же нащупал небольшую хромированную фляжку с пепси, отвернул крышку и кое-как утолил жажду – хотя, если честно, он, конечно, предпочел бы молоко. Но до молока еще нужно было добраться.

И Пупырь бросился в галоп.

А что же мудрый Жирохвост, оставшийся встречать непрошеных гостей на южной границе имения? О, на его долю выпало немало испытаний.

Звон колокольчика приближался; мерзкие голоса братьев-мытарей, тем временем, постепенно становились все тише, а в конечном итоге утихли вовсе, и вскоре они уже шли в полном молчании, продолжая, однако, предупреждать всех честных людей о своем продвижении колокольцем. В тот момент, когда все трое пересекли хорошо знакомую Жирохвосту юридическую границу имения, суровый кот, притаившийся до поры в засаде, издал леденящий душу боевой мяв и швырнул свое тело вперед, целясь в левое полужопие предводителя, шествовавшего во главе процессии в бархатной синей ризе. Следует признать, что атака его была выполнена по всем правилам воинского искусства – таким броском гордился бы сам Гударьян: девятикилограммовая полосатая торпеда, пролетев не более полуметра, повисла на когтях, впившихся в мясистый филей брата-мытаря, и тотчас же принялась драть его оплывшую жиром ляжку обеими задними лапами. Мытарь заорал нечеловеческим голосом и повалился в пыль, не пытаясь даже сбить с себя невесть откуда взявшегося кота. Его собратья, визжа, забегали вокруг, принялись махать своими инкрустированными платиной дорожными посохами, но добились лишь того, что Жирохвост, отодравшись от порядком покалеченного предводителя, пару раз съездил обоим по ладоням – отчего те немедленно залились кровью, – и, угрожающе зашипев, скрылся в густой пшенице.

– Синяки будут, – прохрипел он, вылизываясь в сотне метров от поля боя, – попали-таки разик. Ну ничего, я вас еще достану.

И, молниеносным движением перехватив очень кстати пробегавшую мимо полевую мышь, могучий Жирохвост осторожно двинулся в сторону замка.

Тем временем Пупырь, ровно мчащийся ударным галопом в сторону замка, вдруг захрипел и принялся тормозить, отчего несчастный Толстопузик едва не размазался по стенке седельной сумки.

– Что там, дядюшка? – испуганно запищал он, высовываясь наружу.

– Гвоздь, – горестно ответствовал гордый скакун, внимательно рассматривая свое правое переднее копыто.

– Вытащить, дядюшка? – предложил Толстопузик.

– Да он сам выпал… – вздохнул Пупырь. – Ты вот что… в той сумке, что с другой стороны, есть фляжка с первачом. Она маленькая. Ты ее на дорогу выбрасывай, и попробуй мне ранку залить. А то заражение, сам знаешь… а там уже как-нибудь дотопаем.

– Нельзя нам как-нибудь, – возразил котенок. – Время ведь, время!

Пока он перебирался на другою сторону седла, вытягивал из сумки фляжку и заливал первачом – а потом и зализывал, – небольшую, но крайне болезненную рану на копыте Пупыря, умудрившегося проткнуть его случайным дорожным гвоздем аж до крови, – времени и впрямь прошло немало. Толстопузик очень спешил. Но чем больше он спешил, тем больше ему казалось, что им не успеть, особенно учитывая то, что до замка оставалось еще отнюдь не мало лиг.

Неожиданно над его головой раздалось мягкое шипение, и громадная тень вдруг закрыла солнце.

– Привет, старик, – услышал котенок мягкий рокочущий голос и скорее оторвался от копыта, – что это ты?

– Гвоздь, – мрачно ответствовал Пупырь. – А нам скорее надо.

– Скорее?

Подняв голову, Толстопузик с восторгом увидел обладателя огромной тени. То был Шон, величественный золотой дракон, друг и наперсник господина барона! Он сидел посреди дороги, сложив крылья за спиной, и с некоторым недоумением разглядывал котенка, оказывающего первую помощь могучему боевому коню.

– И куда это вы так спешите? – осведомился дракон.

– Господин дракон, – затараторил котенок, уже ощущающий, как за спиной у него также вырастают крылья – крылья удачи, – нам срочно нужно в замок, к господину барону. Меня послал мой учитель, Жирохвост. У нас беда на границе.

– Жирохвост? – дугой пошла бровь дракона. – Он неглуп… что же там, малыш?

– С юга идут братья-мытари. Учитель говорит…

– Мытари?! – взревел Шон. – Знаю я сие поганое братство, видал аж лично. И ты – молчишь? Немедленно ко мне, Пупырь и сам дошкандыбает. Не побоишься?

– Нет, господин дракон! – восторженно взвизгнул Толстопузик.

– Тогда – сюда! – и огромный дракон, протянув к нему левую руку, правой указал на раструб обтягивающей ее широкой пилотской перчатки.

Мигнув горестному Пупырю, котенок вскарабкался по ладони Шона и забрался в широкий кожаный конус. Поерзав, он устроился там поудобнее и храбро отрапортовал:

– Я готов!

– Вперед! – отозвался Шон и взмыл в небо.

И золотые поля ушли вниз, а на горизонте появились очертания высоких башен замка. Высунув голову из перчатки, Толстопузик, изнывая от ужаса пополам с восторгом, смотрел, как мчатся внизу серые ленты дорожек, ровные квадраты полей и речушки, там и сям змеящиеся через баронские земли. Это было настолько восхитительно, что он даже забыл, зачем, собственно послал его учитель. Впрочем, через несколько минут, когда Шон принялся выцеливаться к посадке на обширном замковом дворе, он очнулся и затрепетал от нетерпения. Сейчас, сейчас, он доложит господину барону о грядущей опасности… Дракон меж тем вдруг шумно задышал, втягивая носом прохладный утренний воздух, и вдруг издал громоподобный рев:

– А-га! Ку-уме!

И из-под крыши здоровенной летней беседки навстречу ему пластично выбрался еще один дракон – чуть меньший по размерам, раскраской шкуры схожий с малахитом, а так же оснащенный совершенно потрясшими Толстопузика длинными, доходящими ему до плеч черными усами. Следом за незнакомым драконом появился и сам барон Кирфельд, облаченный в парадную кирасу и начищенные кавалерийские сапоги.

– Вот и ты, Шон! – вскричал он, потрясая стаканом с некоей мутной жидкостью. – А отчего ж у тебя мобильник не отвечает?

– А от того, что я его позабыл, – хохотнул Шон, опускаясь, наконец на твердь земную. – Здорово, кум! Впрочем, ты погоди обниматься, у меня тут дело срочное. В общем так, – и дракон осторожно вынул из раструба своей перчатки вконец обомлевшего Толстопузика, – это вот ученик нашего полосатого мудреца Жирохвоста – говорит, будто послал его учитель, так как на южной границе появились братья-мытари.

– Что? – неприятно поразился барон.

– Вот то. Я не думаю, что Жирохвост стал бы поднимать тревогу из-за пустяков. Нужно принимать меры.

– Котенку – молока со сметаной! – вскричал барон, бережно взяв на руки Толстопузика, который, позабывши про все на свете, немедленно повернулся пузом кверху и замурчал. – Главного бухгалтера – ко мне, с документами.

…Кое-как замазав нашедшимся в походной аптечке йодом задницу брата Воровия, вся троица последовала дальше. Братья Украдовер и Жульман, так же пострадавшие от неожиданной атаки зловещего представителя кошачьих (Украдовер готов был поклясться, что то была пантера, Жульман же, на метр брызгая слюной, доказывал, что на них напал невесть откуда взявшийся снежный барс!), кряхтели и опасливо поглядывали по сторонам, не зная, чего теперь и ждать – за каждым поворотом им чудились полчища голодных тигров. Воровий молчал, так как напавшего на него зверя он по понятным причинам видеть не мог, однако же ощущал, что каждый шаг дается его разодранному заду с некоторым трудом.

Через некоторое время впереди показались черепичные крыши пейзанской деревушки. Дорога вдруг приобрела гладкое асфальтовое покрытие, сильно запахло сакурой и зреющим до срока кальвадосом.

– Живут, сволочи, – промычал себе под нос брат Воровий, оглядывая ладные двухэтажные домики с острыми крышами, тонущие в белом цветении садов. Там и сям под ногами валялись мелкие яблоки, груши и давленые вишни, которыми гнушались даже свиньи, в изобилии бродящие вдоль пейзанских заборов.

Остановившись у первых же с краю ворот, Воровий с силой застучал в крашеный зеленой краской металл:

– Эй, хозяева! Недоимки есть? Отвечай, говорю! Налоги плачены?

– Что там за скотина дубасится? – раздался недоуменный бас откуда-то сверху. – Марфа, глянь, что за уроды в калитку лупят? Звонка нет, что ли?

На стук брата Воровия калитку распахнула могучего телосложения баба в топике и короткой юбке, с золотым монисто, горизонтально лежащим на груди.

– Те чо, убогий? – поинтересовалась она, смерив мытаря презрительным взглядом.

– Недоимочки за кварталец имеются? – поинтересовался Воровий, ловко доставая из-под ризы кожаный с бриллиантами органайзер.

– Че-во? – удивилась баба. – Недоимки? Да пошел ты…

– Марфа, слей им помои, – посоветовал все тот же бас сверху.

– Сам слей! – рявкнула Марфа.

– Не могу, – стоически ответили ей, – у меня комментарии к Конфуцию. Некогда.

– Короче, – решила пейзанка, – дом старосты – третий с того краю. Вот до него и шлепайте, а мне с вами недосуг.

Брат Воровий постоял перед захлопнувшейся калиткой, потом резко развернулся и, махнув рукой остальным, зашагал по улице.

– Посмотрим еще, – прошептал он.

Достопочтенный Воровий не знал, конечно, что из-за ближайшего куста малины, упрямо вырвавшегося под забором на улочку, за ним пристально следят недобрые желтые глаза Жирохвоста. Поглядев, как троица мытарей шествует в направлении старостиного домика, суровый кот коротко мявкнул, и к нему тотчас же подбежали два молоденьких поросенка, давно уже заметившие появление в селе известного учителя.

– Вот что, ребята, – скомандовал он, не интересуясь даже их именами, – а ну-ка позовите мне старика Мэтровича, да быстро. Я пока здесь его подожду.

– Ясно, господин Жирохвост! – отрапортовали поросята и бросились по улице.

Не успел Жирохвост как следует вылизаться, а поросята уже вернулись вместе с могучим старым хряком Мэтровичем, молочным братом известного Партизана, давно обретавшегося в замке.

– Привет тебе, мудрец, – хрюкнул Мэтрович. – Что привело тебя в наши края?

– Собирай народ, старик, – глядя хряку в глаза, распорядился мощный кот. – Дело есть…

Троица странствующих мытарей, не утруждаясь уже заглядывать в иные дома, двигалась к обиталищу деревенского старосты. Найдя оное не столько по счету, сколько по скромной бронзовой табличке на калитке, брат Воровий приосанился и нажал на пуговку звонка. Некоторое время спустя – братия впрочем, заскучать все же не успела, – калитка распахнулась и все трое узрели окладистого вида старца в длинной холщовой рубахе, что-то жующего. Борода старосты доходила до пупа, а брови его отличались такой густотой, что и глаз-то не разглядеть.

– Чем могу? – гулко вопросил патриарх, внимательно разглядывая непрошеных гостей.

– Странствующие мытари, – выпятил грудь брат Воровий. – Орден «Внезапных проверяющих». Недоимки за квартал имеем?

Староста задумчиво поскреб за левым ухом.

– Голодные, небось, с дороги-то? – поинтересовался он.

– Ох-х… – помимо воли вырвалось у брата Жульмана.

– Да вы заходите, – улыбнулся староста. – У меня там еще похлебочки гороховой осталось немного. Как раз на троих…

– Увы, – сдержанно поморщился Воровий. – Вам, уважаемый, следует знать, что всякий, вступающий в наш орден «Внезапных проверяющих» дает строжайший обет не вкушать ничего, окромя жирной пищи и коньяков. Вот если б вы предложили нам шницелек под «Араратик», тогда еще, быть может…

– Лососинку тоже можно, – пискнул брат Украдовер.

– Да и икорочку по уставу дозволяется, – осторожно добавил Жульман.

– Только зернистую, – строго перебил его Воровий. – Ни в коем случае не паюсную! И то по четвергам.

– Ну, – нисколько не смущаясь, хмыкнул староста, – деликатесов не запас – не сезон нынче. Могу кальвадосу накапать – будете?

– Вы нам лучше – документики! – проговорил брат Воровий, воздевая свой скромный органайзер.

– Дык пройдемте, – охотно согласился староста и даже посторонился, пропуская гостей во двор.

А в замке тем временем шла задушевная беседа. Невзначай прилетевший в имение Кирфельд дракон оказался отнюдь не случайным гостем, а давно ожидаемым г-ном Клизьмуком из Канева по прозванию «Огненный клистир», приходившимся Шону не кем-нибудь, а самим кумом. Так как гостя ждали уже давненько, барон оказал ему в отсутствие Шона всевозможные почести, усадил за стол и велеть раскупорить старые бочки перцового – да и Клизьмук прибыл, понятное дело, не с пустыми руками.

Пока ждали бухгалтера, Шон успел откушать штрафную и неожиданно пришел в достаточно благодушное настроение.

– Вовремя вы, куме. Ох, вовремя, – несколько загадочно проговорил он, оглаживая живот.

– Я иностранец, – не менее загадочно отозвался Клизьмук. – Так что полномочиями не располагаю.

– Да ладно тебе, ладно, – понимающе усмехнулся Шон. – И не то еще бывало на нашем с тобой веку.

– Это вы о чем, господа? – вежливо поинтересовался барон.

– О совместно проведенном детстве, – хохотнул Шон и поспешил наполнить кубки.

– К вам господин главбух, ваша милость! – провозгласил всунувшийся в беседку лакей.

– Ох, я вынужден немного отвлечься, друзья, – развел руками барон, вставая.

– Ерунда, – дернул плечом Шон. – Теперь уже ерунда, – и с прищуром поглядел на своего кума.

Тот изрядно поморщился, но все же промолчал.

– …Ну, вы, любезный, тут сами нарушения поищите, чтобы штрафик был, а мы потом зайдем… еще зайдем, – в крайней досаде советовал старосте брат Воровий, двигаясь к калитке. – Завтра, может быть. Чего время-то тянуть, верно? Верно ведь? – переспросил он, оборачиваясь за поддержкой к своим присным.

– Уж да уж, – вяло закивали те. – Тянуть – оно только пеня капает…

В желудке брата Жульмана предательски заурчало – кабы не обет, сейчас он вполне согласился бы и на остатки гороховой похлебки, – однако ему пришлось сдержаться и утешить себя тем, что уж в замке-то их точно ждут и лососинка, и поросята под хреном. В конце концов, не было еще таких замков, где братьев-мытарей встречали бы иначе. А брюхо – так на то и жир: потерпит.

– Что-то я не намерен больше инспектировать здешние деревни, – раздраженно проговорил брат Воровий, едва ступив за ворота. – Таких сволочей свет не видывал! Все у него, видишь ли, в порядке, а что не в порядке – так то к господину барону. Ты подумай! Пора, пожалуй, в замок. А, братие? Что скажете?

– Пора, брат, пора, – горячо забормотали Украдовер с Жульманом.

И, сориентировавшись по карте, братья-мытари двинулись к замку. Впрочем, от деревенской околицы они отошли недалеко…

– Вон они, добры молодцы, – радостно почесывая у себя за ухом, сообщил Жирохвост, едва из-за забора крайней усадьбы появились трое деловито шествующих мужчин в синих ризах. – Ну что, Разорвай, готовы твои парни?

Рыжий кот Разорвай довольно облизнулся и посмотрел на десяток молодых разномастных котов, занявших, как и он, боевую позицию на краю кукурузного поля. Ответом ему был яростный блеск сузившихся в предвкушении боя глаз.

– Это вам не мышей ловить, – подзадорил Разорвая лежащий рядом Мэтрович.

– Ты не боись, дедушка, – цыкнул желтым клыком боевой кот. – Щас мы их сделаем. Ну что, Жирохвост, пора, что ль?

– Пора, – согласился тот и, поерзав прижатым к земле задом, неожиданно для всех бросился в атаку.

Пыльная дорога огласилась яростным кошачьим воем. Впереди всех летел массивный Жирохвост с прижатыми к черепу ушами, чуть сзади мчался Разорвай, а следом нестройной толпой неслись и остальные – молодые и честолюбивые, жаждущие славы. Еще бы! Когда еще выпадет случай похвастать перед нежной подругой такими небывалыми приключениями! Можно не сомневаться, что сегодняшним же вечером на чердаках случится множество любовных историй…

Братья-мытари, успев все же осознать летящую на них когтистую и клыкастую опасность, бросились было назад в деревню, но откуда ни возьмись под ноги им прыснули три десятка (а может, собственно, и больше!) верещащих поросят, и все смешалось.

Через минуту сражение было окончено. Что коты, что свиньи исчезли так же стремительно, как и появились, оставив на дороге троих странствующих мытарей в изодранных ризах, в крови от великого множества глубоких, хотя и не опасных царапин, да более того – в слезах и отчаянии.

– Что это было, брат Воровий? – простонал несчастный Жульман, не имея сил подняться на ноги.

– Что-что, – ухмыльнулся в кукурузе Жирохвост, с довольным видом почесывая себе брюхо. – А то сам не знаешь…

И, дружелюбно обнюхавшись на прощанье с Разорваем, мудрый кот не спеша потрусил в сторону замка.

Братья-мытари тем временем не без труда встали и, разыскав йод, принялись за обработку полученных при внезапном нападении ран.

– Следует отправить жалобу в сельскохозяйственную коллегию данного герцогства, – ворчал Украдовер, – барон Кирфельд, подумать только, терпит на своих землях огромное количество диких животных… опаснейших хищников!.

– Представляющих несомненную опасность для мирных путников, – вторил ему истерзанный Жульман.

– Негодяй ответит нам за все, – резюмировал Воровер, до которого, тем не менее, уже стало кое-что доходить.

Говоря по правде, единственным его желанием было как можно скорее покинуть пределы столь негостеприимного имения, однако же подобное бегство казалось невозможным по целому ряду причин: во-первых, следовало хотя бы заштопать изрядно пострадавшие от когтей и клыков одежды, а во-вторых, честолюбивый Воровер не мог рисковать своим авторитетом в глазах братии. Отступить? Никогда! «Внезапные проверяющие» не отступали даже пред гневным ликом прокурора… Итак, собрав остатки мужества да кое-как отряхнув от пыли ризы, братья-мытари продолжили свой нелегкий путь.

В дальнейшем всю дорогу до замка им не встретилось решительно ничего, что могло бы омрачить благостное течение мыслей достойных мужей – господин барон же, напротив, пребывал в некотором смятении духа. Плут главбух, будучи приперт к стенке, честно сознался, что НДС за прошедший квартал занижен недостойным образом вдвое, а выплаты в Пенсионный фонд и вовсе просрочены. В иной день барон только поблагодарил бы его за такое радение, но сейчас подобные деяния могли привести к некоторым досадным недоразумениям.

В сущности, барон прекрасно знал, что визиты «Внезапных проверяющих» имеют под собой весьма и весьма шаткую юридическую основу, и будь под рукой приличный адвокат, а еще лучше – разозленный застарелой подагрой прокурор, можно было бы смело гнать проходимцев прочь, но увы. Ближайшая адвокатская контора находилась в сорока лигах от имения, о прокурорах же, да еще и подагриках, в наших краях и не слыхивали. Посему рассчитывать приходилось исключительно на свои силы. На всякий случай барон связался со своим зятем, ученым человеком маркграфом Шизелло и велел тому немедля прибыть в замок на случай непредвиденных консультаций. В университете молодой Шизелло изучал когда-то и правоведение, однако ж несколько иная специализация – Ромуальд чрезвычайно увлекался естествоиспытательством, – не позволяла надеяться на достаточно квалифицированную помощь.

От того барон, кряхтя, приказал готовить горячие и жирные закуски и, запершись на время у себя в кабинете, открыл потайной фамильный сейф, где исстари хранились портреты мертвых президентов. Тщательно отслюнявив некоторое количество зеленых бумажек, барон Кирфельд с тяжким вздохом сложил их вдвое и засунул в карман своих велюровых штанов.

Пока он возился, в замок примчался раззолоченый пикап Ромуальда Шизелло. Так как его ненаглядная супруга Яссина изволила отбыть с матушкой по неотложным делам в столицу, ученый пребывал в несколько расстроенных чувствах и даже умудрился надеть наизнанку свой старый камзол. Услышав, что тесть заперся в кабинете, Ромуальд расстроился еще сильнее и проследовал прямиком в беседку, где был немедленно представлен гостю. Малахитовый дракон несколько удивился, завидев растрепанного человека в камзоле подкладкой наружу, сжимающего в руках замусоленный том Уголовного Кодекса, однако ж виду не подал и самолично отрезал вновь прибывшему шматочек ароматного копченого сала – того самого, что он привез в качестве подарка хозяевам. Хватанув по случаю прибытия пол-кружки сивухи, Шизелло позволил себе несколько расслабиться и погрузился в угощение.

– Увы и ах, – прочавкал он с набитым ртом, – знать бы, где упадешь, так, поди и сломки подстелил бы…

– Что вы имеете в виду, любезный Ромуальд? – незаметно подмигнув куму, спросил его Шон.

– Да если б я знал, что так случится, то, поди, не стал бы проводить время, отпущенное на правоведение, в иных местах…

– То бишь в сортирах? – уточнил Шон.

– Откуда вы знаете? – встрепенулся Шизелло.

Получить ответ он не успел, так как в беседку вернулся барон Кирфельд.

– Вы уже здесь, дорогой зять? – рассеянно проговорил он. – Это славно… мне, право слово, невыносимо стыдно перед нашим почтенным гостем, однако же после учиненного мною расследования выяснилось, что неожиданный визит братьев-мытарей и впрямь не сулит нам ничего хорошего. Негодяй главбух умудрился сокрыть доходов на…

– Лет на восемь? – с присущей ему непосредственностью поинтересовался Шизелло, проглотивший, наконец, сало.

– Тыщи на полторы! – рявкнул барон, испытывая неодолимое желание съездить дорогому зятю по рылу. – Если я что-то понимаю в этой жизни.

– Это печально, – вздохнул Шон и подлил в кружку своего кума.

Тот вдруг стал очень серьезен. Погладив рукой свои фантастические усы, Клизьмук прищурился – и в этот момент Кирфельду почудилось, будто над его плечами вспыхнули и тут же погасли крохотные злые искорки.

– Выпьем, пане барон, – предложил он. – А там уже и поглядим по обстановке. У вас, простите за нескромность, последняя проверочка когда была?

– Да квартал назад, – отозвался, вздыхая, барон. – А что?

– И все чистенько?

– Ну, тогда, да. Так ведь год-то почитай только начался… чего уж?..

– А уведомления, стало быть, никакого и не было? И записи о предыдущей проверке у вас в полном порядке, не так ли?

– Так, – кивнул барон, не совсем понимая, к чему клонит его грозный гость. – А что, собственно?..

– Та ничего, ничего, пане барон. То я так, о своем… – ответил дракон и снова пригладил усы.

На губах Шона заиграла хитрая ухмылка.

– Выпьем! – воскликнул он, поднимая свою кружку.

Немало измученные и перемазанные – снизу доверху, – йодом, братья-мытари приблизились наконец к воротам замка. Брели они, надо сказать, едва не из последних сил…

Стражник Макарий, дежуривший в тот день у подъемных ворот, едва не поперхнулся текилой, когда увидел три более чем странные фигуры, выплывшие пред его очи из горячего полуденного марева. Братья-мытари были похожи на кого угодно, только не тех гладких и самодовольных «Проверяющих», что пересекли сегодняшним утром южную границу имения: ризы их, некогда роскошные, теперь висели клочьями, распухшие физиономии там и сям украшали длинные коричневые полосы йода, от изящных причесок не осталось, увы, и воспоминания.

– Отпирай, о страж, – подбоченясь, выступил вперед брат Воровий. – С самой Пистойи[1]1
  Пистойя – историческая область в Италии. – прим. авт.


[Закрыть] до вас шествуем.

– Че-го-о? – выпучил глаза Макарий, услышавший, разумеется то, что ему хотелось услышать. – Я вам, заразам, щас такую… устрою!

– Не сметь! – вскричал Воровий и выпростал из-под лохмотьев служебный золотой медальон. – Орден «Внезапных проверяющих»! – Немедленно открыть!

На шум к воротам выбежал дворецкий, уже осведомленный о сути визита. Подобострастно кланяясь, он предложил дорогим гостям свеженатопленную баньку, но Воровий гордо отринул его и велел немедля вести братию к хозяину замка. Вздыхая, дворецкий подчинился, и ободренные мытари важно прошествовали в беседку.

Завидев гостей, Кирфельд подскочил и хотел было укрыться с ними в кабинете, но Шон успел поймать его за рукав.