Текст книги "Чужак"

Чужак
Леонид Петрович Кузнецов

© Леонид Петрович Кузнецов, 2016

ISBN 978-5-4483-0904-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Чужак

В тот день тяжёлая беда обрушилась на людей племени. Сверкающая дубинка с ужасным грохотом промчалась по небу, едва не задевая верхушки самых высоких деревьев, и скрылась за горами. Взметнулся в том месте столб огня, пропоровший синеву неба, и эхо донесло странный шум, похожий на рёв мамонта, попавшего в ловушку, но во много раз сильнее. А когда солнце зашло, и наступила ночь, увидели люди, как на облаках, повисших над горами, пляшут багровые отсветы. Будто костры ритуальных танцев. Это давал знак Большой Огонь…

Вождь племени, Серый Олень, велел всем собираться в дорогу и идти к Большой Реке. За ней можно было укрыться от слепой ярости огня.

Через два дня пути племя вышло на берег Большой Реки. Спокойно и величаво несла она куда-то в даль свои воды. Даже самые смелые охотники племени, уходившие на много дней в окружающие дремучие леса, и те не знали, где начинается и кончается Большая Река.

Под руководством Серого Оленя были построены большие плоты, и, вскоре, на низком противоположном берегу появилась временная стоянка племени.

На другой день, на том берегу, откуда переправилось племя, забушевал в яростном и гибельном танце Большой Огонь. Бесчисленные массы животных и птиц, покидавшие опасные места вместе с племенем, но не успевшие или побоявшиеся переправиться на другой берег, со страшным рёвом и криками гибли в его жарких объятиях. Птицы огненными комочками падали в воду. Большой Огонь пожирал огромные деревья и маленькие кусты, слизывал зелёную траву, оставляя чёрные угли и серый пепел.

Люди племени долго стояли на берегу и смотрели, как буйствует Большой Огонь. Они понимали, что не скоро вернуться на старые обжитые места. Теперь новым домом для них оказались эти места, знакомые немногим охотникам, которые в поисках добычи осмеливались переплывать через Большую Реку. Неизвестно было, много ли здесь дичи. Всё живое, что смогло спастись от огня, перебравшись через реку и сумевшее избежать копий и ловушек охотников племени, ушло дальше, напуганное яростью и беспощадностью Большого Огня. Неизвестно было также, чьи это земли. Может быть какого-нибудь могучего племени, которое не потерпит пришлых людей на своей земле и тогда может случиться жуткая кровавая бойня…

Правда, охотники, вернувшиеся с хорошей добычей, говорили, что не видели следов других людей. Но кто может поручиться, что они не появятся завтра?

Большой Огонь на том берегу затих, ушёл вдоль реки далеко за горы, и только белый дым, клубами поднимавшийся к небу, указывал, где он находится.

Возвращаться на старые места было неразумно – это прекрасно понимали все. На совете старейшин приняли решение пока остаться здесь, на новом месте. В случае если появятся настоящие хозяева этих земель, племя уйдёт отсюда.

Люди стали обживаться на новом месте. Строили шалаши.

А на том берегу начали происходить непонятные и необъяснимые явления. В безлунные, чернильно-тёмные ночи там светились странным бледно-зелёным светом обгоревшие деревья, кусты и земля. А иногда раздавались непонятные звуки, от которых к людям приходил страх и противно шевелился внутри. Птицы не хотели лететь на тот берег, поворачивали на середине реки обратно…

«Духи прокляли те места, где мы жили, – говорили старики племени. – Проклятие их висит над нами. Теперь, не успевая оправиться от одних несчастий, будем попадать в другие…»

Слова оказались пророческими.

Через месяц случилась сильная гроза, и Большая Река взбунтовалась, вышла из берегов, сметая всё на своём пути.

Кто успел выскочить из шалашей и подняться на холмы, те спаслись. Кто не успел – мутная вода унесла с собой.

Уносила вода и Красную Ворону, дочку лучшего охотника племени Чёрного Медведя, который, раненный на недавней охоте диким быком, так и не успел выбраться из шалаша. А Красная Ворона держалась на воде. Её голова с рыжими волосами хорошо была видна среди мутных волн, а тонкие руки иногда поднимались вверх, взывая о помощи.

И кинулся на помощь девушке сын вождя Белый орёл, стройный и смелый юноша, любимец отца, видевшего в нём будущего вождя.

Белый Орёл догнал девушку, помог ей уцепиться за проплывавшую мимо корягу. Вода понесла их к другому берегу, к тому, где ничего не напоминало о том, что раньше здесь было.

Измученные и усталые, они долго лежали на песчаном наносе, куда их выбросила из своих холодных объятий рассвирепевшая река.

О том, чтобы переплыть обратно, они и не думали. Случай помог им спастись, но другой случай может их погубить. Решили подождать, когда река успокоится.

Белый орёл выкопал в песке яму, обгородил её корягами, дно устлал травой, которая в некоторых местах сумела устоять против Большого Огня, но высохла на корню. Уложил он в это гнездо Красную Ворону, чтобы отдохнула, а сам пошёл искать что-нибудь съестное. Но попадались ему только обугленные, пахнущие падалью трупы животных.

Когда Красная Ворона проснулась, она увидела медленно бредущего по берегу Белого Орла. Вместо добычи он нёс на плечах странного человека с серебристой блестящей кожей, похожей на рыбью чешую. Белый орёл положил Чужака на место Красной Вороны, а она, присев на корточки, разглядывала необычное, бледно-синее лицо. Белый Орёл сказал, что нашёл его на берегу, и что он лежал так, будто полз из горящего леса к реке. Красная Ворона предположила, что Чужак мёртвый. «Нет, – ответил Белый Орёл. – Дух, который у нас стучит в левой стороне груди, у него тоже бьётся, но почему-то в правой. И он дышит, как и мы.»

Красная Ворона пригляделась и, действительно, заметила, как у Чужака слабо вздымалась грудь, а на сине-белом виске чуть заметно билась голубая жилка.

Прошло долгих три дня. Вода в Большой Реке немного спала, и Белый орёл решил плыть на тот берег. Он целый день сооружал плот, большой и прочный. Утром, он перетащил на него с помощью Красной Вороны Чужака, который находился всё ещё в беспамятстве…

Долго они плыли через Большую Реку. И всё было бы хорошо, да выплыло неизвестно откуда большое дерево, не успел его оттолкнуть Белый Орёл… Ударило оно по плоту и перевернуло его. Бросился Белый Орёл на помощь девушке, а потом, когда помог ей забраться на перевёрнутый плот, и за Чужаком. Больше не видела Красная Ворона своего возлюбленного. Напрасно кричала она и билась на плоту, умоляя Большую Реку вернуть ей любимого. Молча несла река свои мутные воды…

Случайно увидели её охотники, по берегу догнали плот, притянули его длинными палками и спасли девушку. Обезумевшую от горя принесли в шалаш вождя, где она и рассказала, что случилось с его сыном. Молча выслушал её Серый Олень, а потом ушёл на берег реки и долго стоял там. И никто не посмел потревожить его горе.

А через два дня охотники привели с собой Чужака. Красная Ворона сразу узнала его по необычной серебристой коже. Лицо Чужака было просто белое, а не синее, как ей показалось раньше. Он не понимал, что ему говорили, только иногда грустно улыбался и смотрел серыми, странными глазами, с узкими вертикальными зрачками.

Вождь оставил его у себя, так же как и Красную Ворону. Девушка всё время находилась с Чужаком, учила его говорить на языке племени. Он очень быстро научился разговаривать. Его необычная кожа оказалась одеждой, но только Красная Ворона никак не могла поверить, что это не рыбья кожа, как пытался её в этом убедить Чужак. Просто она стала думать, что там, откуда пришёл Чужак, водятся огромные рыбы, и из их кожи с чешуёй можно шить одежду. Он часто рассказывал ей о своей непонятной далёкой земле, которая, как объяснял Чужак, находилась на небе.

«Как же ты мог прилететь оттуда, если у тебя нет крыльев? Да и земли на небе нет, потому что она оттуда упала бы», – возражала ему Красная Ворона. ОН только смеялся над ней и прекращал свои объяснения. По его рассказам, она представляла ту землю очень красивой, со спокойными реками и большими стадами дичи. Она не могла представить ни железных птиц, ни железных животных, в которых летают и ездят люди племени Чужака, ни больших каменных шалашей. Она просто не понимала его… Он тогда мрачнел и обещал показать ей всё это, если они когда-нибудь переплывут на тот берег реки. Там остался его непонятный предмет, который он как-то странно называл, но девушка поняла, что это что-то навроде плота, на котором Чужак прилетел в лес.

«Значит, на этом плоту ты вернёшься к себе домой, в своё племя?» – спросила Красная Ворона.

«Нет… Он сломался, когда мы спускались сюда много дней назад. Ни я, ни мои товарищи не смогли справиться с ним, поэтому и появился Большой Огонь», – ответил Чужак.

«Так это сверкающая дубинка! – воскликнула, поражённая догадкой, Красная Ворона. – А почему Большой Огонь не погубил тебя?»

«Меня спасла моя одежда».

Он не любил сидеть без дела, всегда находился среди людей племени. Научил охотников делать новое оружие, которое он назвал луком, и стрелял из него стрелами с каменными или костяными наконечниками. До этого охотники пользовались только дротиками, копьями и дубинами, да ямами-ловушками. Чужак также научил их делать различные хитроумные ловушки, отчего дичи стало много, и племя зажило лучше. Чем раньше. Он научил делать горшки из мягкой жёлтой земли, накопанной на берег реи, а затем обожжённой на огне, отчего земля краснела и становилась твёрдой. Он научил также бросать в кипящую воду с мясом земляные клубни, которые раньше племя ело сырыми. Он научил женщин племени шить из шкур более удобную одежду и обувь. Он показал, как из целого ствола дерева выдолбить лодку, сделал весло и научил охотников плавать в ней и не бояться Большой Реки. Он много чему научил людей племени…

Однажды Чужак позвал с собой Красную Ворону, чтобы переплыть на тот берег. Он хотел найти то, на чём прилетел сюда. Сначала Красная Ворона отказалась. Боялась непонятных явлений на том берегу. Но Чужак успокоил её, сказав, что своим оружием он не даст обидеть её никому. Ранним утром, в густом тумане, клубами висевшем над Большой Рекой, лодка поплыла к другому берегу.

Красная Ворона быстро нашла гнездо, в котором она лежала, пока белый орёл искал еду, а притащил Чужака. Воспоминания нахлынули на неё, сдавили горло, и она заплакала. Чужак знал, что его нашёл Белый Орёл, и в племени об этом знали все. Потом они пошли искать то место, где это произошло. Чужак смутно помнил, что недалеко лежало в воде огромное дерево, вырванное с корнями. Через час ходьбы они увидели это дерево, одиноко лежащее на берегу, похожее на какое-то многорукое чудовище.

«А вот и след», – сказал Чужак, показывая на полоску зелёной травы, высокой и старой. Резко выделяющейся серди молодой поросли. Похожая на тропинку, эта полоска убегала в лес.

«Когда я полз, то примял траву. Может быть, это и спасло её от огня», – объяснил Чужак.

Они пошли по траве в лес. Он был страшный, в своём мёртвом молчании. Обгорелые деревья как бы в отчаянии поднимали к небу чёрные, обугленные ветки. Тишина, нарушаемая лишь скрипом стволов, давила, пригибала к покрытой пеплом земле. Девушка при каждом шорохе испуганно прижималась к Чужаку. Тропинка из зелёной травы выглядела пришельцем в этом лесу, как и тот, кто её сделал, в том племени, куда попал.

Вдруг Чужак резко остановился, и Красная Ворона налетела на него. Она хотела спросить, почему он остановился, но, увидев его странно закаменелое лицо, промолчала. Проследив за его взглядом, девушка увидела впереди поваленные, чёрные стволы деревьев, над которыми возвышался странный, серебристый, круглый предмет. «Камень», – так решила про себя Красная Ворона. Чужак глубоко вздохнул и сказал: «Пошли… Посмотрим, что там», Красной Вороне очень не хотелось туда идти, но оставаться одной среди обугленных мёртвых деревьев было страшнее.

Обгоревшие остатки деревьев рассыпались в прах при малейшем прикосновении. Чужак расчищал дорогу ударами копья, поднимая тучи сажи и пепла. Все перемазанные, кашляющие, они добрались до того места, где находился серебристый камень. Но это оказалось только вершиной огромного и непонятного предмета, лежащего в глубокой яме. В такую яму влезло бы целое стадо мамонтов. Странная, серебристая чистота предмета, резко контрастирующая среди чёрного, мёртвого леса, ещё сильнее напугала Красную Ворону.

«Уйдём отсюда», – испуганно прошептала она. Но Чужак отрицательно покачал головой.

«Здесь мои друзья. Я хочу посмотреть, что с ними стало», – только и сказал он.

Красная Ворона замерла на месте, глядя, как уходит Чужак. Он оглянулся и сказал: «Я скоро вернусь. Подожди…»

Но вернулся он не скоро, как обещал. Красная Ворона уже собиралась пойти следом за ним, к непонятному предмету в яме, как вдруг показался Чужак. Шёл он очень тяжело, опираясь на копьё. Он ничего не стал говорить Красной Вороне, да она и не спрашивала, поскольку в племени было не принято расспрашивать друг друга. Если захочет, сам скажет. Они молча шли обратно, и вскоре вышли к Большой Реке.

Здесь, на берегу, Чужак сел у воды, опустив голову.

«Всё разбито, – сказал он, присевшей рядом Красной Вороне. – Ничего не осталось…»

Потом он заговорил на своём, непонятном языке, но, увидев, что девушка не понимает его, спохватился и замолчал. Затем сказал на языке племени много слово, и. хотя слова были знакомые. Смысла сказанного оно поняла плохо.

«Я не смогу вернуться туда, откуда прилетел. Лодка моя сломалась. Вернее, весло, которое её движет, разлетелось на множество кусочков, каждый из которых выпускает невидимый свет, и он может убить человека. От этого невидимого света появляются разные духи, которых видно в темноте. И всё вокруг начинает светиться».

Красная Ворона вздрогнула, услышав про светящихся духов, вспомнив, как видела она когда-то ночью их на этом берегу.

«Здесь долго будет всё мёртвым. Жизнь не скоро придёт сюда. Поэтому охотникам племени нужно запретить здесь охоту. Но не это главное. Другое… Я никогда не вернусь домой. К себе», – взгляд Чужака затуманился, в глазах блеснули слёзы. Красная Ворона, согласно обычаю племени, отвернулась, чтобы не видеть, как плачет мужчина.

«А у вас я слишком рано появился. Вы не готовы к тому, чему я пытаюсь вас научить. Мало знаете, многого не понимаете. А преждевременно появившиеся, в любом обществе обречены на забвение. Потом, на протяжении всей вашей истории, появятся много людей, которые покажутся как бы чужаками только потому, что они будут знать очень много и постараются отдать свои знания вам, людям… И ты скоро меня забудешь… И охотники, которые стреляют из лука или достают добычу из новых ловушек, забудут про того, кто научил их всему этому. И женщины, которые шьют из шкур одежду и варят вкусную похлёбку. И дети, которых я пытался научить рисовать. Все вы будете сначала думать, что так всё и было… Но всё равно, я доволен, что хоть чем-то помог твоему племени. И наши потомки встретятся когда-нибудь. Обязательно. Пройдут тысячи лет, но эта встреча будет…»

«Разве твои соплеменники не придут на помощь к тебе?» – робко спросила Красная Ворона.

Чужак грустно улыбнулся и ответил: «Может быть, и прилетят, но это будет не скоро. Да и как они найдут меня на такой огромной земле. Это же очень трудно… Я и мои товарищи оказались здесь случайно, поэтому на помощь особенно рассчитывать не приходится…» – он обречённо махнул рукой.

Потом они отмылись в реке от сажи и пепла, сели в лодку и поплыли обратно. Люди племени, узнав, где они были, с ужасом шарахались при встрече. Но вождь, Серый Олень, не рассердился и не испугался. Он очень внимательно выслушал Чужака и согласился с ним, что нужно запретить охотникам плавать на тот берег.

А вскоре Чужак заболел и лежал в шалаше вождя, беспомощный, как ребёнок. Красная Ворона ухаживала за ним, лечила различными отварами кореньев и трав, которые готовили старухи племени. Но Чужак умирал, это было понятно всем. Он сильно исхудал, почти высох, и походил больше на скелет, чем на человека. У него стали выпадать волосы…

Однажды он сказал: «Я скоро умру… Спасибо тебе за всё, что ты сделала для меня, – помолчал немного, глядя грустными глазами, и добавил: – За ласки спасибо…»

Смутилась девушка, опустив глаза.

«Я уйду к предкам, так вы это называете. Но не надо меня заворачивать в шкуры и подвешивать к деревьям. Закопайте меня в землю. У нас, на нашей земле, такой обычай. Не надо плакать… Так получилось, – он худой рукой вытер слёзы на щеках девушки. – Помнишь, я рассказывал тебе про невидимый свет, он и убил меня. Теперь понимаешь, что было бы с охотниками, если бы они нашли мою лодку? Но мне не страшно уходить к предкам. Сделал для вас немного, не успел ещё кое-чему научить, но и то, что успел, совсем неплохо. Главное, что всё делал не зря, и в этом есть жизненная необходимость каждого человека – жить с пользой для людей».

Чужак слабеющей рукой протянул ей браслет, который всегда носил на правой руке. Он был сделан из множества серебристых пластинок, скреплённых между собой. На самой большой пластинке тускло блестел шарик, будто капля затвердевшей воды.

«Возьми… Это всё, что я себе оставил от той жизни. Остальное вам ещё рано иметь. Только во вред будет…»

И замолчал, устало, закрыв глаза.

Провожали его всем племенем. Хотя он был Чужаком для всех, но за его доброту, за то, что он многому научил, все пришли на высокий холм. Прикатили большой валун, чтобы запомнить место, где лежит Чужак.

Красная Ворона долго стояла около камня, думая о Чужаке, о Белом Орле, о странной земле Чужака, и о много другом, непонятном ей ещё в этом мире.

Подошёл вождь, Серый олень, вздохнул тяжело и сказал: «Двух сыновей я потерял. Одна дочь у меня осталась…»

Красная Ворона взглянула на него с благодарностью.

«Одной тебе тяжело будет…» – намекнул вождь.

Девушка опустила голову, потом подняла, и смело взглянула в глаза Серого оленя.

«Я скоро не буду одна», – просто сказал она, положив руки на располневший живот. Старый вождь понял, и радость мелькнула в его выцветших глазах. Но лицо осталось суровым.

«Если будет сын – станет вождём!» – сказал он и пошёл к стойбищу.

Солнце ярко светило в голубом небе, ласково согревая лицо девушки, как когда-то горячее дыхание Чужака касалось её щёк. Ветер нежно тронул волосы, как когда-то чуткие пальцы Чужака ласкали её тело.

Где-то далеко в лесу беззаботно щебетала какая-то птаха, как когда-то Чужак очень умело подражал пению птиц.

Его не было рядом с Красной Вороной, но он жил, растворившись в окружающем её мире, жил внутри неё, ожидая дня и часа, когда можно продолжить отдавать свои знания людям. Знания своих предков, с далёкой и непонятной земли на небе. Знания предыдущим и будущим поколениям, среди которых он всегда останется Чужаком, непонятым и гонимым, признанным и прославленным.

Гришка

Самое поразительное в этой истории – её обыденность. Люди, каждый день общающиеся с чудесным и необычным, воспринимали всё это, как само собой разумеющееся.

Родители мои с периодичностью раз в три года ездили на родину отца в Томскую область. Если отпуск отца совпадал с моими летними или зимними каникулами, то они брали меня. Если же нет – я оставался со старшей сестрой.

Первая поездка, когда я перешёл во второй класс, мне запомнилась плохо. У отца родственники жили во многих деревнях, но чаще всего он гостил или у своей старшей сестры тётки Настасьи, или у своего младшего брата, дяди Лёни. Так вот, первый раз я с родителями был у тётки Настасьи. Запомнились мне пустынная маленькая деревенька Мостовка, речка, в которой мы купались с двоюродным братом Петькой. Сильное впечатление оставил сенокос. Наверное, потому, что я впервые ездил верхом на лошади – подвозил копёшки сена к стогам.

Вторая моя поездка была в зимние каникулы, когда я учился в пятом классе. Гостили у дяди Лёни в деревне Орловка, которая стояла на берегу реки Томь. Тогда я и увидел Гришку.

Как-то дядя Лёня позвал моего отца поохотиться, а заодно решили они проведать дядьку Амфила, брата их отца, моего деда Ивана. Моя мама тоже решила съездить с ними. Взяли меня, двух младших моих двоюродных братьев – Вовку и Кольку. Всей этой галдящей толпой мы сели в сани и поехали в тайгу.

Не все знают, что тайга прекрасна в любое время года. Но зимой она великолепна! Ёлки, покрытые огромными шапками белого снега, морозная тишина и скрип санных полозьев по накатанной дороге, вызывали восхищение. Укрытые огромным тулупом, я и братья выглядывали из-под него, вдыхали чистый холодный воздух и смотрели на проплывающие мимо деревья.

Дядька, а для меня, конечно, дед Амфил, работал лесником в местном лесхозе. Жил он со своей женой бабушкой Пестимеей в огромном доме, который срубил сам. Дом окружали многочисленные постройки. За баней находился большой огород. Сильнее всего меня поразил крытый двор и деревянные тротуары. Самого деда Амфила и его жену я до этого ни разу не видел. Слышал только от отца своего, что они чистокровные кержаки-староверы, со своими странными обычаями и жизненным укладом. По рассказам отца я представлял деда Амфила огромным, крепким стариком с большущей седой бородой до пояса. На самом деле он оказался низкорослым, коренастым, с большим животом и красным носом. Борода, правда, была: чёрная и курчавая, но небольшая по размерам. Из-под густых тёмных бровей сурово глядели синие глаза. Бабушка Пестимея – небольшая, сухонькая старушка в тёмном платке, повязанном вокруг головы, была глуховатая, говорила мало и не спеша суетилась по дому и двору, занимаясь хозяйством. А оно у стариков было большое: две лошади, четыре коровы, три бычка, тёлочка, пять свиней, одна с поросятами, штук десять коз, множество курей. Ещё у них были три собаки – красивые сибирские лайки. Очень умные и серьёзные – гладить себя не позволяли, хотя, признав за своих, брали из наших рук угощенье. В отдельном загоне жили три лося: самец с небольшими рогами и две самочки. Были они совсем ручными, нас, пацанов не боялись и спокойно подбирали своими большими мягкими губами хлеб и сахар с наших ладошек. Был так же сибирский кот Мишка – огромный, старый и вальяжный.

А вот Гришку я увидел только на второй день нашего пребывания у деда Амфила. Когда рано утром мужики собирались на охоту, я проснулся. Братья сопели рядом, раскинувшись во сне. А спали мы на печке. При свете керосиновой лампы, отец что-то укладывал в мешок. Дядя Лёня набивал патронами патронташи. Дед Амфил проверял ружья. Мама и бабушка Пестимея гремели посудой на кухне, иногда подходили к отцу со свёртками. Мне, конечно, очень хотелось пойти на охоту, но я понимал, что ещё мал, поэтому просто лежал, наблюдая за сборами охотников.

Вдруг послышалось какое-то странное цоканье и звук, похожий на скрип открываемой двери. Чертыхнувшись, отец резко выпрямился. Потом нагнулся и стал что-то разглядывать на тёмном полу.

– Гришка, не балуй! – строго сказал дед Амфил, продолжая смотреть на лампу через ствол ружья.

– Испугался? – спросил отца дядя Лёня и тоже наклонился над полом. Я с печки ничего не мог разглядеть, кроме чёрного неопределённого пятна. Опять раздался скрип открываемой двери.

– Что за зверюга? – удивился отец.

– Гришка, – сказал дед и щёлкнул курками. – Прошлым летом в тайге нашёл. Малой ещё был, с кулак всего. А сейчас вона какой!

– Какой-то он странный, – сказал с сомнением отец.

– Чего странный? Зверь, как зверь. Главное – умный и аккуратный…

Чёрное пятно, продолжая скрипеть, исчезло под столом.

– Порода-то какая? – спросил отец, но уже без интереса, потому что подошла мама с ещё одним свёртком, который он стал укладывать в разбухший мешок.

– А шут его знает! Зверь, вот и вся порода, – сказал дед. – Поторопитесь, мужики, нужно выходить.

Они быстро оделись, потоптались немного в сенях, и ушли, впустив в избу морозные клубы воздуха.

Мама с бабушкой Пестимеей продолжали что-то делать на кухне.

Любопытство заставило меня слезть с печки и подойти к столу. Взяв лампу, я посветил под ним, но ничего не увидел. Вдруг раздалось цоканье в углу, под лавкой. Направив лампу туда, я увидел чёрный лохматый шар, который покатился на кухню. Может быть, он шёл, но мне показалось, что катился. Ног я не видел. У косяка кухонной двери шар замедлил движенье, что-то в нём шевельнулось, вроде бы оглянулся, и блеснули в свете лампы три красных огонька, расположенных треугольником. «Какие глаза», – подумал я и пошёл на кухню.

Мама и бабушка колдовали с тестом – делали пирожки.

– Ты почему не спишь? – спросила мама, ласково погладив меня по голове.

– Пить хочется, – сказал я, пытаясь разглядеть лохматый шар, который затаился под столом за длинной юбкой бабушки Пестимеи.

Мама деревянным ковшом зачерпнула воды из бочки, стоящей возле стола и подала мне.

– Иди, спи, рано ещё, – сказала она, когда я вернул ей ковш.

Пришлось лезть на печку и дремать до рассвета. Спать я уже не мог. Странный зверь взбудоражил мои мысли, и мне очень захотелось рассмотреть его поближе.

Когда братья проснулись, я им рассказал про увиденного зверя. Они не удивились.

– Батяня нам рассказывал про него. На кота походит, только поменьше. И с хоботом, – деловито сказал Вовка, шмыгая вечно сопливым носом.

Упоминание о хоботе ещё сильнее разожгло моё любопытство. За завтраком, уплетая вкусные пирожки с картошкой и запивая молоком, я спросил бабушку Пестимею о Гришке.

– Сейчас ты его не увидишь, – сказала она. – Спит он днём. Ближе к вечеру по избе шастает. Вот как солнце сядет, сразу и появится.

– А где он спит?

– Не знаю. Гнезда у него нет, да я и не искала.

– А ест он что?

– Что дам, то и ест. Молока налью – выпьет. Хлебца кину – съест. Мясцо тоже любит. Но Мишку не обижает. Если тот ест, никогда не лезет. Правда, кот его побаивается. Как только Гришка по полу коготками заскребёт, так он сразу или на улицу убегает или на лавку лезет.

– Сейчас на улицу не ходит?

– Нет. Летом бегал. Почти все дни на улице. А зимой всегда в избе сидит. Иногда погулять выходит, но недалёко от дома. И нигде не гадит. Аккуратный зверь…

Короткий зимний день пролетел быстро. Сходили с братьями в лес, поиграли в снежки. Потом помогали бабушке Пестимее и маме по хозяйству. Чистили двор от снега, кормили скотину, лосей. И весь день я находился в предвкушении встречи с неведомым Гришкой. Хотя я дал волю фантазии о причине появления необычного зверя, но остановился на версии, что это мутант, забредший в эти края из зоны испытаний атомных бомб. Только вот хобот смущал… На все мои попытки прояснить этот вопрос, Вовка неизменно отвечал:

– Да не знаю я! Батяня так говорил, вот у него и спрашивай.

Но охотники ушли в тайгу на несколько дней. А вечер был уже близко. Ужинали варёной картошкой, квашеной капустой и солёными грибами. Таинственный Гришка не появлялся, хотя солнце давно село, и в избе было темно. Только керосиновая лампа освещала стол, за которым мы сидели. Я опять стал выяснять у бабушки Пестимеи, где же зверь?

– Появится, когда тихо станет. Шума он не любит.

Я попытался, было утихомирить разыгравшихся Вовку и Кольку, но те не поняли меня и обиделись. На мой вопрос: «Из чего ест Гришка?» – бабушка Пестимея сказала:

– Из Мишкиной чашки. Положи картошки, может, прибежит.

Я сразу же взял две горячие рассыпчатые картофелины и положил в чашку, стоящую около печки. Заинтересованный Мишка, лежавший возле лавки, вскочил, обнюхал картошку, попытался попробовать, но она была горячая, и он отошёл, потряхивая головой. Однако Гришка не появился.

Братья, наконец, наелись и полезли на печку. Повозившись за занавеской, они вскоре успокоились.

Я пил вторую кружку чая, намеренно оттягивая время, чтобы мама не погнала спать. А она слушала бабушку Пестимею.

– …ну вот, а ближе к вечеру приехали четверо на лошадях. На плечах погоны блестят. Офицеры… – рассказывала бабушка. Я тоже стал слушать, иногда поглядывая на чашку с картошкой и лежащего рядом кота. – Ну, если в тайге долго скитался – видно сразу. Мой-то впустил их во двор. Лошадей накормил. Баню затопил. Я на стол собрала… Ничего офицеры были, интеллигентные. Меня по имени отчеству величали, хотя мне было-то всего лет двадцать. Два года, как женаты мы были… Один-то полковник оказался, в годах уже…

Вдруг Мишка поднял голову, посмотрел в сторону кухонной двери и резво вскочил на лавку.

«Он же Гришку побаивается», – вспомнил я слова бабушки Пестимеи.

Послышалось лёгкое цоканье, и тёмный лохматый шар выкатился из кухни, направляясь прямиком к чашке с картошкой. Снова заскрипела дверь. Этот звук издавал Гришка.

– Вот. Появился, – прервала свой рассказ бабушка Пестимея. Мама тоже заинтересовалась и, взяв лампу, наклонилась над зверем.

– Необычный какой… – сказала она.

Теперь и я увидел, что из лохматого шара высовывается чёрный тонкий отросток, похожий на щупальце, с двумя отростками на конце. Этими отростками Гришка брал картофелины и засовывал куда-то себе во внутрь, иногда издавая скрипучие звуки.

– Это он так разговаривает, – сообщила бабушка Пестимея. – Я поначалу всё думала, что половицы скрипят или дверь…

Кроме хобота, ничего другого примечательного у зверя видно не было. Ни лап, ни глаз, ни морды. Просто лохматый шар с хоботом. На то, что его разглядывают, он никак не реагировал. По крайней мере, это было по нему незаметно.

– И никогда не узнаешь, сколько ему надо, – продолжала бабушка. – Один раз свиньям очистки оставила. Пока туда-сюда вертелась, смотрю – нет их! Цельное ведро съел! Куда только влазит?

Я подошёл поближе.

– Сынок, осторожнее. Вдруг прыгнет, – встревожилась мама.

– Нет. Он смирный. Никогда не бросается, – успокоила её бабушка.

Вблизи я разглядел, что шерсть у Гришки как бы двойная. Основная – густая и чёрная, а из неё торчат волосы подлиннее и толще. Хобот был чёрного цвета и пальцы на его конце тоже. Шевелился он непрерывно, как червяк.

Вдруг, чисто автоматически, я выдал звук, которым подзывают собак. Хобот сразу исчез, шар скрипнул и зашевелился. И вновь мне показалось, что зверь оглянулся. Снова блеснули три красных огонька…

«У кошки глаза зелёные, а у этого целых три глаза и красные», подумал я.

Мама поставила лампу на стол, и продолжила беседу с бабушкой.

Я негромко позвал:

– Гришка, Гришка…

Зверь заскрипел, и скрип был, как мне показалось, какой-то радостный.

Я осторожно прикоснулся к нему. Длинные волосы оказались жёсткими. Скорее всего, это были иголки, как у дикобраза, которых я видел на картинке в учебнике по биологии. А шерсть оказалась мягкая и пушистая. Осмелев, я погладил зверя. Он скрипнул и вытянул хобот к моей руке, но я сразу же её отдёрнул.