Текст книги "Каюта № 6"

Алексей Будищев
Каюта № 6

Я лежал больной и измученный до последней степени, а он сидел у моего изголовья и говорил мне, порою прерывая свой рассказ резким хохотом, мучительно сотрясавшим мое сердце.

Он говорил:

– Та или другая, эта или вот та, – не все ли равно? Клянусь сатаною! Все женщины похожи одна на другую, как французские булки, изготовленные одною и той же пекарней. Ха-ха! Каждый цветок имеет свой запах, а женщины – это еще большой вопрос! И если мы любим и желаем, вот именно эту, а не ту, так это только потому, что все зависит от точки зрения и от того настроения, которое в нас вливает неведомо кто. Потрудись взглянуть на хрустальные подвески вот этой самой люстры. Не все ли они одинаковы до утомительности? А между тем мне с моего места блещет всеми цветами радуги лишь вот та, а тебе, с твоей постели, только вот эта. И мы глядим каждый на свою подвеску и думаем:

– Вот единый на земле алмаз, способный перевернуть весь наш разум вверх тормашками. Все же остальные подвески – стекляшки в грош ценою!

Но попробуем переменить наши позиции: я лягу вот сейчас на твою постель, а ты попробуй занять мое кресло. Видишь? О, ужас! Теперь ты уже влюблен без ума, без разума в мою подвеску. Слышишь ли, в мою! А я – в твою! Только она единая горит теперь передо мною, как наидрагоценнейший алмаз! Все остальные подвески – дрянь и ничтожество. Отдай же мне ее, эту твою! отдай, отдай, – иначе я перерву тебе горло. Клянусь сатаною!

Ха-ха! Все это было бы смешно, когда бы не было так глупо. А сколько разыгрывается трагедий вот, именно, на этой почве! Однако, слушай. Сейчас я расскажу тебе об одном глупом случае, натолкнувшем меня на эти мысли. Каюта № 6, каюта № 9, – не все ли это равно? Впрочем, продолжаю.

Любил ли я эту женщину, такую грациозную и такую стройную, с милой улыбкой девочки на милых губах, – клянусь всем существующим, об этом я решительно ничего не знаю. Любил! Что означает это слово? Разве же это не загадка для всех нас?

С достаточной ясностью я знаю только одно; я знаю, что эта женщина, с первой же моей встречи с нею, залезла в мое сознание помимо моей воли и расположилась там, как дома, со всем багажом всех своих улыбок и всех своих взоров, то бесконечно ласковых, как майское солнце, то безнадежно мертвенных, как полярные льды. Эта женщина как будто сняла себе квартиру под крышкой моего черепа, и никакими мерами я уже не мог выселить ее оттуда. Бррр, как это было мучительно! Она вся облеклась в меня, как гусеница в свой кокон, и я всегда и всюду ощущал ее в себе, как мучительную ношу, к которой меня приковали неведомо за чьи грехи.

Я вставал с постели с мыслью о ней, ложился спать, вспоминая о ее улыбках, работал, мысленно повторяя ее имя. Ее имя? Боже мой, оно звучало музыкальнее всех опер всего мира. А когда я прислушивался сквозь окна моей комнаты к шуму ветра на улице, мне приходило на мысль:

– Это шуршат в моем черепе складки ее проклятых юбок!

Ее проклятые юбки! Они прикрыли меня от всего мира, будто непроницаемым колпаком, из-под которого выкачали весь воздух. И я задыхался там в судорогах, как безмозглая мышь, не имея никаких средств вырваться оттуда.

А, чтобы побрал чёрт все эти глупейшие страсти! Никто, как я, не питает к ним такого глубокого презрения, и никто, как я, не подчиняется им так нелепо, до попрания всего существующего. Ха-ха! Клянусь сатаною!

Ты позволишь мне выпить стакан воды? Вот так. Благодарю.

Ты спросишь меня: знала ли она, эта женщина, о моих чувствах к ней?

Да, знала, хотя я не говорил ей о них ни полслова. Она знала. Каким мешком возможно прикрыть землетрясение на Мартинике? А наши страсти, разве же это не величественные катастрофы духа нашего, забрасывающие несовершенные тела наши выше облаков?

Ты спросишь: любила ли меня эта женщина? Не знаю. По всей справедливости, не знаю. Я знал тогда хорошо только вот что: я знал, что если нас постигнет нехороший случай, нам несдобровать. – Ни за какие блага! Но, однако, она не желала этого случая; она боялась его вот совершенно также, как маленькая и невинная птичка боится зеленых глаз жадной змеи.

Между тем случай этот услужливо подошел к нам сам своей персоной.

Как-то вскоре мне привелось ехать по Волге вниз по течению. Я ехал не один: я провожал женщину, женщину, казавшуюся мне когда-то милой и славной, но которая, однако, уже давно выдохлась для меня, как флакон духов, исчерпанный до его последней капли. И она знала об этом, эта женщина. И она хорошо знала также, что я провожу ее только до Саратова с тем, чтобы не встречаться уже более никогда в жизни. Она ехала отдельно в каюте № 9, и слушая мои изысканно-любезные речи, она вяло улыбалась мне в ответ и порою, покачивая ножкой, с грустной иронией напевала:

– Что прошло, не возвратить!

В ее голосе в то же время слышалось более иронии, чем грусти, и я понимал, конечно, что и я для нее выдохся в значительной степени.

Между тем, в тот же вечер, а именно, в десять часов, где-то у берегов Вольского уезда, я неожиданно натолкнулся на палубе на ту! На ту женщину! На ту самую, которая сняла себе квартиру без моего ведома под крышкой моего черепа. Ту, которую

...

конец ознакомительного фрагмента