Текст книги "Собрание стихотворений. Том 1. Convallariae Inferni"

Собрание стихотворений. Том 1. Convallariae Inferni

© Алексей М. Долгоруков, 2009

© И. Б. Кириллов: картины, 2009

* * *

Посвящаю этот том Максиму Яковлевичу Шибаеву, открывшему мне звучание Сфер

Предисловие

Поздравляю, Читатель! У Вас в руках – редкий гость современного книжного мира – первый том стихотворений Алексея М. Долгорукова, охватывающий период с 1978 по 1984 годы.

По ряду причин нашего переменчивого времени эти произведения выходят в свет на Ваше внимательное и, возможно, придирчивое суждение, позднее работ, вышедших из-под пера дерзкой музы Автора на переломе веков.

Поклонникам поэзии, знакомым с творчеством Автора, нет нужды представлять его своеобразный стиль, а для новых любителей его стихов – «туманные миражи» Невидимой нити, Белых страниц, Исангелии преподнесут немало незабываемых минут. Предваряя наслаждение от прогулок под шелест волн, под порывы свежего ветра по строфам, пришедшим к нам из ностальгических 80-х годов двадцатого века, мысленно возвращаю Читателя в те времена грохочущих трамваев, розового портвейна, белых ночей с дурманящим запахом жасмина, сумасшедшей череды бесконечных экзаменов и зачётов.

Мне довелось провести в нашей Alma mater с Автором незабываемые годы в период «заката перезрелого социализма», объединённые «тяготами и лишениями» уставной жизни, походами по музеям Северной Пальмиры, шахматными баталиями и набегами на букинистические магазины. Именно тогда произошло моё знакомство с такими именами, как Ф. Сологуб, И. Северянин, Н. Гумилёв, В. Шефнер и многими другими, перевернувшими представление всех нас, едва перешагнувших рубеж двадцатилетия, о классической литературе как виде искусства, всегда сопряженного с власть держащей тиранией.

Но достаточно! Увлёкшись погружением в прошлое, я отвлёкся от главной мысли моего предисловия, а именно – от впечатляющих этюдов, зарисовок под различное настроение, которым принадлежат следующие страницы. Не смею задерживать драгоценное внимание настоящих ценителей, я бы сказал, гурманов эклектики символизма, нонконформизма и других высоких материй от путешествия по волнам нашей памяти… Счастливого пути!

Александр Баженов

Невидимая нить
Первая книга стихов (1978–1984 г.)

Чуфут-Кале

Элегия. 2002 г.

 
Чуфут-Кале – огромный муравейник,
Вознёсшийся над плоскостью долины.
Сегодня здесь растёт один репейник,
А раньше обитали исполины…
 
 
Сюда и коршун редко залетает,
Отверженный от выси изумрудной.
Сюда и волк усталый не вбегает,
Затравленный погонею попутной.
 
 
И ветер, ветер, скорыми волнами
Прокатываясь улицей пустынной,
Порой лизнёт – опутанную снами –
Церквушку с арабескою старинной.
 
 
И солнце, лая трезвыми лучами,
Пылит – уж распылившейся – стеною.
И пыль летит, летит с высот кругами
К долине, благодатной перегноем.
Вдоль улиц – трубы цезарского века,
Водою не омытые годами.
Дома давно забыли имя грека,
Что строил их иссохшими руками.
 
 
Массивны створы древнего селенья.
Проход – не для набежщиков коварных…
Для многих и теперь сокрыты звенья
Случайностей трагических и парных…
 
 
Чуфут-Кале – огромный муравейник,
Вознёсшийся над плоскостью долины.
Сегодня тут растёт один репейник,
А раньше – обитали исполины…
 

20.10.1984 г.

Искусство и искусники

Осень. Архангельское. 2001 г.

 
А может быть, чудо мне снилось…
А может быть, чудо – не бред.
Вчера разговаривал мило
Поэта последний портрет.
 
 
Он спрашивал строго, достойно
Взирая безмолвием век,
Как век наш глазеет пристойный
На то, что ушёл Человек.
 
 
Он спрашивал. Губы мессии
Сплести кружева не могли.
Он спрашивал чувством к России –
И голос звучал из земли.
 
 
Хотел передёрнуть преданье,
Хотел извернуться… но нем.
Я понял: за горе-признанья
Мне не расплатиться ничем.
 

1981 г. Весна

 
Золотистые мушки
Пред глазами мелькают.
Тихий голос кукушки
Наставленье читает.
 
 
Необычное – было.
Необычное – будет?
Неужели свершилось:
Высший суд меня судит?!
 
 
И судья с адвокатом –
Голос совести с миром –
Развенчают дукатом
Самоцветные лиры?
Или, славы достоин,
Засверкаю над всеми
И, как призрачный воин,
Разукрашу я темень?
 
 
Не случайна ль надежда:
Опьянённый раздольем –
Вдруг природы невежда
Голубиной ждёт доли?
 
 
Но в природе осенней
Не бывает обмана.
Непривычные сени? –
Стремена Левитана.
 

7.10.1983 г.

 
Я снова в Третьяковской галерее
Любуюсь эксцентричностью веков.
Хожу по залам – словно по аллее –
Свободный от стесняющих оков.
 
 
Мой мозг устал работать напряжённо
Среди шкафов, диванов и гардин.
И вот, проникнув в терем воскрешённых, –
Среди толпы – со всеми, но один.
 
 
Я вижу уезжающие сани.
Скрипят полозья, нищий слёзы льёт…
Поднятая рука двумя перстами
Сулит паденье, муку и… полёт!
Бежит мальчишка, мигом увлечённый.
Монахиня бледнеет – ужас слив.
Смеётся молодёжь. Как обречённый
Кидается кобель, слюну пустив…
 
 
Стою – заворожённый, ошалелый.
Волнуюсь – огнедышащей Москвой.
С картины вопрошает искус смелый:
– Не страшно днесь сочувствовать кривой?
 

12.10.1983 г.

У мельницы. 2000 г.

 
Невидимая нить соединяет нас.
И соль твою – желания, стремленья –
Я чувствую. Явись моё спасенье! –
Преследующий лик полуприкрытых глаз.
 
 
Ты носишься за мной по алтарям побед,
Как призрачный Голландец за матросом.
Обходишь ты подводные утёсы,
Сосватанный судьбой, мой волевой портрет.
 
 
Церковниками проклятый – во мне воскрес.
Сме-хочет он, столицы оглушая.
И внемлют Ватиканы, вопрошая:
– Откуда он пришёл, перекрестивший Крест?
 

13.10.1983 г.

 
Ночь: синева и темнота,
И лёгкий ветер шевелит
Листвою дремлющих ракит.
Серп засветился. Нагота
В полночном мире засияла.
Жемчужной нитью ручейка
Поёт вода, сердца объяла.
Смех раздался и – вмиг – умолк.
Смеётся филин над собой.
Ты слышишь голос роковой? –
Степь оглашает воем волк.
Так страшно – ощущаешь вдруг:
Среди полночного покоя
Стоять до раннего рассвета
И, чуть проснётся солнце лета,
Исчезнуть на день. День вокруг
Запахнет мирным мёдом роя,
Стриж промелькнёт, и в облака…
Опишет там крутой вираж.
Знакомый Родины пейзаж,
Как без него печаль горька.
 

14, 15.10.1983 г.

К картине Врубеля

 
Она
Сидела у окна,
Раскрытого в вечерний сад,
И нежно-лунный аромат
вдыхала.
Одна
Сидела у окна
А сердце трепетало.
 
 
Страна –
Сребристая луна –
Сияла в облаках над ней.
Хвостами огненных коней
одеты,
К луне –
Серебряной стране –
Карабкались кометы.
Душа,
Тлетворности круша,
Забылась миражом пустынь.
Мерцаньем сказочных святынь
влекома,
Душа,
Тлетворности круша,
Из тленного вон дома.
 

30, 31.10.1983 г.

Я – для всех и ничей.

К. Д. Бальмонт

 
Ты – ничей,
Ты – мечты, убегающей в вечность,
Блеск лучей,
Выжигающий рифмой беспечность.
 
 
Ты – хмельной,
Как поющая радость просторов,
Озорной,
Переливный орнамент из хоров.
 
 
Где взовёшь –
Расцветают цветы луговые,
Где пройдёшь –
Оживают леса вековые.
Где молчишь –
Поднимаются хмуро трущобы,
Где кричишь –
Оживают драконы, ещё бы!
 
 
Ты – гордец,
Предрекающий будущность мира,
И ловец,
Вдохновлённый базарами Тира!
 

30, 31.10.1983 г.

К картине Иванова

 
В парке у Арича – блики тени, света.
Будто вся природа догола раздета,
Будто вся природа, в сне благоговея,
Духов вызывает – трубачей Орфея.
 
 
Снится ли деревьям цепь сервантов длинных,
Снятся ль этажерки шкапчиков старинных –
Только ароматно пахнет от них ромом,
Словно от кокетки в платье свеже-новом.
 
 
Да заворковали в их ветвях лилейных
Райские пичуги в образах затейных.
Да затосковала старая колдунья,
Ночи не дождавшись – ночи полнолунья.
 
 
Зеркало-картина! – Пустошь, хаос, нежность
И животворящий бег мечты – подснежность.
Солнечные искры первого созданья
И самовлюблённость – сущность мирозданья.
В парке у Арича – блики света, тени.
Мысли разбежались, смыли сонм хотений.
Я – окаменевший, статуя немая –
В парке у Арича Веру принимаю.
 

17-19.11.1983 г.

Что мысль – то стих…

Евдокия Ростопчина

 
Мановение души прекрасной,
Тихих вздохов ласковая речь…
Я не верю – не была несчастной
Та, что в силах молодость сберечь.
 
 
Поцелуем обвенчавшись звонким –
Ты со всеми нами навсегда.
И твой шёпот, задушевно тонкий,
К нам летит стихом через года.
 
 
Причащусь неприхотливой рифмой,
О другом не смея помышлять:
Откровенье поэтессы – риф мой,
Пред которым трудно устоять.
 

17.02.1984 г.

Поленница. 2000 г.

 
Я был недавно в «Букинисте»…
Передо мною стеллажи.
На полках выстроились мысли –
Эпох раздумий витражи!
Я был недавно в «Букинисте»…
 
 
Не мог я выразить скорбь чувства:
Распродаются тут и там
Страницы чистого искусства
С трухой и грязью пополам!
Не смог я выразить скорбь чувства…
 
 
Тома Бодлера и Верлена
Не раскрываются никем.
И пыль – морская будто пена –
Покрыла их почти совсем!
Тома Бодлера и Верлена…
Толпа, ведь, ищет упоенья
В сентиментальности трухи,
Не видя, что – одно мгновенье,
А что – великие стихи!
Толпа, ведь, ищет упоенья…
 
 
Но кто же купит томик белый,
Запечатлевший голоса
Веков, развалин смысла стелы,
Природы призрачной леса?!
Но кто же купит томик белый…
 

9.10.1983 г.

 
Нимфа, нимфа – недоумение.
Подойдите – ей помогите!
Больно, больно до исступления.
Поцелуем смерть отведите.
 
 
Ужаленная нимфа
Склонилась, умирая.
В предсмертии изящна,
В изящном тихо тая.
 
 
Не спеть ей под навесом
Ветвистым – остужая
От солнечного жара
Уставших – песню мая.
 
 
Нимфа, нимфа – непревзойдённая,
Молодая юностью вечной,
Силой смерти непобеждённая! –
Обернись же женщиной встречной.
 

23.03.1984 г.

К картине Брюллова

 
Отдыхая от призрачной славы
В нарастающем пении шквала –
Наблюдал извержение лавы…
И в глазах глубина нарастала.
 
 
И предстали: безумные люди,
Старики, вопиющие дети,
Обнажённые женские груди
В огневеющем молнийном свете…
 
 
Сотрясались и рушились зданья,
Жеребцы одичало храпели.
Навсегда прерывали желанья
Соскочившие пары с постели…
 
 
И сквозь дождь непрерывного мрака –
До последней минуты взывали
О спасении – синего лака –
Отрешённые очи печали.
 

26.03.1983 г.

Городские натюрморты

Чернышев мост. 2002 г.

 
Улицы серые – серые, длинные.
Женщины, женщины – самочки вздорные.
Лавра и шеи каналов старинные.
Лица прохожих – как маски – притворные…
Я заблудился. Напрасны стремления –
Выбраться из лабиринтов бесчисленных.
Жизнь обманула, кивнув. О, мучения –
Мучиться тяжестью дней, мне начисленных.
Влагой пронизанный, ветром овеянный,
Я развлечений искал в лучезарности
Слогов. А замок, душою содеянный,
Рухнул – подмытый волнами бездарности…
В шуме низвергнутых сводов грядущего
Слышались вопли и стоны отверженных.
Слышалась поступь Сизифа, несущего
Горсточку пепла – искусства поверженных…
Город не видел, как мрачный, задумавшись,
Шёл по проспектам скиталец непонятый.
Бронзовой зелени гений – осунувшись –
Музу отметил рукою приподнятой.
Город не видел: минутой сияния
Вдруг озарилась скульптура соборов,
Охнули склепы в порыве слияния,
Краски сменили глаза светофоров,
 
 
Заволновались деревья столетние,
Жертвы взалкали клыки лестригонов,
Зашевелились химеры последние,
Искры скатились с трамвайных вагонов…
 
 
Миг! – всё. Свеча задрожала – померкла.
Моря пустыня, туманом пьянящая.
Кали манила, но тоже отвергла.
Снова я – шхуна, над Стиксом летящая.
 

10, 11.10.1983 г.

 
Запах терпкий, хмельной, устоялый
Кружит голову, мысли туманит.
Серо-бурый и жёлтый, и алый
Цвет на улицах вихрем кружится,
Город весь каруселью дурманит.
 
 
Нищий лжёт – у собора божится,
«С Богом» милость себе собирает.
Вправду ль беден он? – кто его знает…
 
 
Осень, осень! Ты свежим дыханьем
Душу мне налила, напоила.
Грусть сразила безумным желаньем,
Сон печальный век томных стряхнула,
Ритм на мятых листах начертила.
 
 
Птицей синею в небо вспорхнула,
Там осталась витать – простодушна –
Муза с арфой в руках непослушных…
Шумно где-то трамвай громыхает.
Запах терпкий, хмельной, устоялый
Всюду к чувствам прохожих взывает.
Но, завидев презренье немое,
Он становится блёклый и вялый.
 
 
Чтож случилось, однако, со мною,
Чем обязан я девственной вере? –
Осень, осень врывается в двери…
 

17, 18.10.1983 г.

 
Медленно вниз опускают ступени –
Нас опускают в подземное царство,
Где поезда нас уносят в туннели,
Где чередуются станции, тени,
Двери где хлопают, полны коварства.
 
 
Над головою нависли панели.
Трудно дышать в оглушающем гуле.
Кажется, солнце навеки сокрылось,
Нам не услышать весенней капели –
Наши заветные сны утонули.
 
 
В горле чудовища мне вдруг открылось:
Мы – святогорцы – себя схоронили.
Словно безумцы – вне всяких сомнений –
В землю, в склепа добровольно зарылись.
Ищем звезду, что с небес обронили.
 

17, 18.10.1983 г.

Питер. Пасмурно

 
Мимо меня проскользнула, не призрак,
Стройная девушка в плащике чёрном.
Мне ж показалось: сверкнула – как риза –
Нежность священная в сне обречённом.
 
 
Ты, Ифигения, жертвой не стала.
Боги победы тебя сохранили,
Но, обручив с одноглазым вассалом,
Тихим развратом тебя соблазнили.
 
 
Ночью покорна, а днями доступна –
Ты потеряла свой облик прекрасный.
Стало лицо полотняным и блёклым.
Честь уподобилась форточным стёклам.
Хочешь – разбей, всё равно не преступно…
Не остановит глас совести властный.
Мимо прошла и – Зефир – растворилась,
Плёнкой дождя силуэт затянулся.
Шёпот духов лишь в тумане остался.
Я по пустынным аллеям метался.
Сердце восторгом любви озарилось,
Вскрикнул я громко… и сразу проснулся.
 

19, 20.10.1983 г.

 
Окна небесные между домами –
То голубые, то серо-молочные,
То фиолетово-чёрно-песочные –
Вас бы расширить стальными ломами.
 
 
Я задыхаюсь – мне воздуха мало.
Мне б надышаться раздольем трепещущим,
Мне бы подняться к созвездиям блещущим,
Пену смахнуть бы с девятого вала.
 
 
В лапы попав суеверного страха –
Часто смотрю я на окна небесные:
Не загремят ли фанфары безвестные –
Не воскресят ли священного праха?
 
 
Верю: покажутся духи Паллады,
Демонов призрачных цепь хороводная
Мигом заполнит всё царство подводное,
Окна расширятся – рухнут фасады.
 

21, 22.10.1983 г.

Питерский переулок. 2002 г.

 
В асфальте корни тополей,
Река одета в мрамор серый,
Этюды старые полей
Язвят глаза – живой химерой.
 
 
Команда солнечных лучей
Играет пыльными стенами,
Венчает радостно мечеть
С дворцами белыми – церквами.
 
 
И ожил город. Понеслись –
Спешат всегда – автомобили.
Залива чайки поднялись,
Галдят, покой ночной забыли.
 
 
Прогнулся мост и задрожал –
Всю тяжесть утра ощущает.
Прибывший поезд на вокзал
Людей в движенье превращает.
 
 
Старушка смотрит из окна:
Толпа стоит у гастронома,
Полоска сизая видна,
Где МИГ взлетел с аэродрома,
 
 
В асфальте корни тополей,
Река одета в мрамор серый,
Этюды старые полей
Язвят глаза – живой химерой.
 

23.10.1983 г.

 
О, полночные огни вокзалов…
В вас надежда меркнущих зарниц.
В вас щемящая пустынность залов,
Ожиданье трепетное лиц.
 
 
Лиц любимых – бесконечно нужных
Здесь, среди ненужной суеты.
Здесь, средь царства антиподов – вьюжных,
Полусонных призраков мечты.
 
 
Я люблю и красоту привалов,
И рекламы крупных городов,
Но полночные огни вокзалов
 
 
Навсегда заворожили душу.
В них рыданье горестное вдов,
В них – стремленье моряков на сушу.
 

25, 26.11.1983 г.

На Неве. 2001 г.

Лирические хоры

Гроза надвигается. 1998 г.

 
Слёзы материнские –
Цинковые краски.
Профили афинские
В злобной смертной пляске…
 
 
Горе очумелое
Вихрем закружилось.
Что же вы наделали –
Жилось, не тужилось.
 
 
Степи вам наскучили?
Земли надоели?
Полно вы нас мучили –
Гимнами заели.
 
 
Солнце, обручённое
Каменным ущельем
С шквалом золочёным,
Шпарит во все щели.
Жар испепеляющий
Вьюгой нагоняет:
Мальчик, в блеск стреляющий,
Голову роняет…
 
 
Видишь – серафимами
Воздух забагрился,
Звёздными налимами
Шар земной налился…
 

23.10.1983 г.

 
Облака – сиротливо плывущие,
На экватор скитальцев зовущие –
 
 
Опыляют дождями студёными,
Как игрушкой играют иконами.
 
 
Разбивают сомнения градами,
Заставляют дорогу преградами –
 
 
Перелётным пернатым поспешникам.
Закрывают сияние грешникам.
 
 
Облака, вы тоску навеваете,
Мимолётной отрады не знаете.
Все вы тёмные, жалкие, сонные
Отчуждённо-печально влюблённые
 
 
В бородатую, пегую, вздорную
И игриво-лукаво притворную
 
 
(То скорбящую – девку плаксивую,
То жестокую – гадость глумливую)
 
 
Власть.
 

25.10.1983 г.

а

 
Подморозило… нежепрохладно…
Утром блёстки хрустальные режут глаза:
Тонкой плёнкою льда заслонилась лоза –
Словно шпага сверкает.
Пред глазами мелькает
Серебристая нитка отрадно…
 
 
Там дорога в горах пропадает.
Ввысь взмывает, по горным вершинам кружит,
Змейкой солнечной пляшет-играет, дрожит,
К перевалу спешит… там –
Поклоняется ритмам –
Всемогущий волшебник страдает.
 
 
Он страдает болезнею звездной.
(Смерть ему не страшна – он бессмертия ждёт.)
Смех в долине его постоянно гнетёт:
Ведь зима наступает –
Полусонно ступает –
Мир зелёный возносит над бездной.
 

б

 
Так чего же смеяться притворно,
В звоне льдин веселиться, резвиться, галдеть,
Дев ласкать, наслаждаться дурманом и петь? –
Снегири закружатся,
Очертанья смежатся,
Заскрипит, причитая, валторна.
 
 
Заревут – точно дивы – бураны,
Запах лоз виноградных исчезнет, а день
Станет больше похожим на лунную тень.
Закружатся метели,
И сугробы-постели
Превратят очертанья в курганы.
 
 
Но долина не знает страданий –
Просто бархатом белым подёрнулась вся,
Печь курит, колдуна ни о чём не прося –
Ей смешны предреканья,
Колдуна предсказанья,
Люди полны больших ожиданий.
 

29.10.1983 г.

Анютке

 
Небо дождями и градом
Целило мне в козырёк.
Справа, у Летнего сада,
Вспыхнул газетный ларёк.
 
 
Утро сквозило иль вечер –
Память моя умолчит…
Только задуйте все свечи –
Свет, отражаясь, звучит.
 
 
А неуместно звучанье:
Я, ведь, не клоун для вас.
Слушайте лучше – молчанье! –
Старую быль без прикрас…
 

Накануне Рождества. 2005 г.

 
Небо гирляндами снега
Землю дарило в ночи.
Ветер, и холод, и нега,
И – от киоска лучи.
 
 
В том застеклённом киоске,
Руки скрестив (господин),
Сплошь пересыпан извёсткой –
Чёрт продавал апельсин.
 
 
Улицы были пустынны…
Анечка! скрипнула дверь.
Кто-то там бродит… в гостиной.
Ты мне, дружочек, поверь.
 
 
Что? ничего? просто кошка?
Ладно, продолжу опять…
Вдруг заиграла гармошка:
Ехали пары гулять.
 
 
Чёрт зазывает влюблённых,
Кажет оранжевый плод:
«В ручках девичьих холёных –
Тотчас мечтой расцветёт!»
 
 
Молодец добрый бросает
Дьяволу рубль золотой.
Чёрт ухмыльнулся, кусает,
Вертит рогатой балдой.
Девица красная млеет.
В ручки взяла апельсин,
Корку сорвала. Алеют
Губки, как в гранях рубин.
 
 
Дольку чуть-чуть надкусила.
Чёрт завертелся – вот бес! –
Девушку хвать сивой силой –
Вместе с киоском исчез…
 
 
Чу! за окном промелькнуло.
Темень – не видно ни зги.
Аня! окно распахнулось –
Свечи скорее зажги!..
 

3, 4.11.1983 г.

 
Первый снег – как Первая весна –
Веселит, бодрит и восхищает,
И метелью робкой возвещает:
Я – природы новая волна –
Кружевами стёкла размечаю,
Я, загадкой сказочной полна,
Холода узорами смягчаю.
 
 
Первый снег – как девственность надежд –
Поманит, заплачет и обманет,
И стихией бешеной не станет.
Лишь вода со скинутых одежд
Ручейком стечёт на пол прихожей.
И – росой омытый – огонь вежд
Воссоздаст величественность дожей.
 
 
Пробежит мурашками по коже…
 

11, 12.11.1983 г.

 
Вечер зимний, вечер тихий.
Ели в шапках – монументы.
В санях красных мчится Лихо,
Косы – бронзовые ленты.
 
 
Иль не ленты? – Змеи Ада!
Шевелятся. Зашипели:
«Нам заставы не преграда –
Мефистофелю купели.
 
 
Наша дама на смотрины
Выезжает к Аполлону.
Громче, громче плач, Афины! –
Подвывайте Вавилону…
 
 
Скоро, скоро час зачатья!
Породят они Тритона.
Лишь к нему – улыбка счастья! –
Перейдёт Судьбы корона!»
Сани мчатся. Конь крылатый –
Огнедышащий, смолёный –
Вверх, к Олимпу, Лихо в латах
Поднимает устремлённо.
 

* * *

 
Но шипели Ада Змеи,
Потешалися, напрасно.
Пажи Солнца, Веры феи
Преградили путь согласно.
 

12, 13.11.1983 г.

 
Антоновских яблок густой аромат ностальгии
Ко мне привезли из священной Москвы…
Я помню алмазы – по сотням карат – в летаргии,
В сияньи стоцветном ажурной канвы…
 
 
Сознанье ушедших навеки мгновений былого;
И призрачный мир – отгоревший порыв;
И чувственный мир, потрясающий гаммой иного; –
Психический, может быть, тягостный срыв? –
 
 
Деревьев, трепещущих в стоне от сильного шума,
Взывающий шелест бесплодных ветвей;
И слёзная нить от Поклонной горы и до ГУМа;
И Арка Победы с шестёркой коней.
 
 
Антоновских яблок густой аромат ностальгии
Я сердцем моим сберегу, сберегу…
Я помню алмазы – по сотням карат – в летаргии:
Ах, яблоки спелые в мягком снегу.
 

15.11.1983 г.

 
Гроты поют,
Когда волны весельем наполнены,
Песню поют о прекрасной Елене.
Чайки снуют,
Когда волн пожеланья исполнены,
С криком снуют – и в сапфировой пене.
 
 
Воздух в росе,
Когда волны к вершинам возносятся,
В горькой росе отчужденья святого.
Я – на косе,
Когда волны прозрения носятся,
Тонкой косе единенья земного.
 
 
Годы идут,
Пока волны безумством охвачены,
Быстро идут – независимым ходом.
Парки прядут,
Пока волн чудеса не растрачены,
Нити прядут – с неизвестным исходом.
 

20.11.1983 г.

Анютке

1

 
Колыбельною сказкой певучей
Я тебя убаюкаю, сказка моя.
Спит орёл над заснеженной кручей,
Спит могучий певец на краю бытия.
 
 
Затерялся след серого волка.
Нам в лесу не сыскать красно-рыжих лисят.
Лишь, одетая бархатом, ёлка
Ощущает дыхание спящих лосят.
 
 
А на Юге, на море атласном,
Между тёплых и ласковых волн заводных
Засыпают дельфины. Им ясно
Под напевом лучистым созвездий ручных.
 
 
Спи и ты, безмятежная радость,
Колокольчик-надежда, кровинка моя.
Я дарю тебе душу и младость –
Мимолётный, минутный полёт бытия.
 

2

 
Тебя встретит царевич жеманный,
Уведёт в караванный роскошный дворец.
Тебе друг он, любимый-желанный.
Ну а я, дай Бог, буду – хороший отец.
 
 
Так все дети. Печаль здесь – пустое.
Разлетаются, гнёзда свивают свои.
Безучастие их – золотое.
Они думают – только для них соловьи.
 
 
Засыпай, моя милая птаха,
Поцелуем твой сон приходящий скреплю.
Для меня ты и счастье и плаха –
Потому я тебя безвозмездно люблю.
 
 
Пусть приснится тебе: луг зелёный,
Сизокрылый порхает чудной мотылёк,
И сирени душистой знамёна,
И закатный волшебник – степной огонёк,
 
 
Аромат несказанный, тягучий
Меж дрожанием листьев пугливых осин,
И дрожание градовой тучи –
Означение Богу угодных крестин.
 

22.11.1983 г.

Весна. Измайлово. 2006 г.