Текст книги "Все небеса Земли"

Глава 5. Бой с дроном. Неожиданная встреча

Заначка была, как без заначки. Аварийный НЗ в спинках кресел. Но Мигель уже и сам учуял дым. Люди. Неужели действительно люди, земляне? Он никогда не видел живого землянина. Вопросы, которые совсем недавно теснились в голове, напомнили, что ответа на них так пока и нет. Какие они – здешние люди?

– Сходим, посмотрим и вернёмся, – сказал О’Доэрти. – А если ты такой послушный, то можем оставить здесь Георга. Пусть бдит.

Мигелю показалось, что робот вздохнул, хотя этого, конечно, быть не могло.

– Нет, – сказал он. – Если идти, то всем.

– Почему? – удивился Конвей.

– Не знаю, – коротко ответил Мигель. – Чуйка.

– Чуйка – это святое. Так идём?

Ответить Мигель не успел. Едва уловимый свистящий гул возник на самой границе восприятия и начал медленно приближаться, нарастая.

– Слышишь? – Мигель повернул голову на звук.

– А то, – сказал Конвей. – Может, это за нами?

– Может. Но я бы на всякий случай поостерёгся.

– Это как?

– Кто из нас пехота?

О’Доэрти быстро огляделся.

– Понял, – сказал он и махнул рукой. – В укрытие!

Позади них, метрах в двадцати, очень кстати обнаружилась неглубокая, заросшая по краю густым кустарником, лощина. Туда все трое и нырнули, присели за кустарником.

– «Хамелеон»? – спросил Конвей.

– Обойдёмся, – Мигель вытащил пистолет, передёрнул затвор и взвёл курок. – С нами Георг, – пояснил он. – Его любой сканер засечёт на раз-два.

В режиме «Хамелеон» человек окутывался хитрым биополем малоизученной природы, которое делало его практически невидимым для всех живых существ.

Не все колонисты владели этим приёмом. Он был изобретён и разработан сорок два года назад, в самом конце XXII века, гением психотренинга и новой йоги, подданным Королевства Рея по имени Виджей Радж Ачария. Индийцем по крови, конечно же. Индийцы традиционно шли впереди всех в деле самопознания и самосовершенствования.

Абсолютное большинство граждан КСПСС давно научились справляться почти со всеми болезнями путём сознательной активации иммунной и регенерационной систем своего организма. Без всяких лекарств или медицинских наноботов (и то, и другое использовалось, но в редких случаях). Не говоря уже о запрещенной законом генной инженерии или каком бы то ни было сращивании человека и компьютера.

Справедливости ради следует заметить, что полностью от генной инженерии не отказывались. Она применялась в тех исключительных случаях, когда не было иного выхода, чтобы избежать летального исхода. То бишь в качестве радикального средства в борьбе с внезапно проявившимся смертельным генетическим заболеванием. Но что касается всяческих «улучшений» с её помощью человеческой природы, то здесь запрет был полным и безусловным. Катастрофу, вызванную методом Фалека, забывать никто не собирался.

– Я могу перейти в спящий режим, – с достоинством заявил Георг Пятый. – Но тогда мои возможности, включая вашу защиту согласно Первому закону робототехники, значительно снизятся.

Андроид питался энергией от ёмкого и мощного аккумулятора, который был спрятан внутри его тела и подзаряжался от обычной электросети или солнца (искусственная кожа Георга несла не только защитные функции, но работала и как солнечная батарея с коэффициентом полезного действия восемьдесят девять процентов).

– Ценю твою инициативу, – сказал Мигель. – Но лучше не надо. Соблюдай Первый закон.

Гул ещё приблизился. Был он не слишком громким, но хорошо различимым. «Чем-то работающий фен для волос напоминает, – подумал Мигель, вглядываясь в клочки низкого неба между ветвей и листьев. – Ну, где же ты?»

– Вон он, – ткнул рукой Конвей. – На два часа. Беспилотник. Или я ничего не понимаю в истории военной авиации.

Мигель посмотрел. Из-за облаков в указанном направлении вывалился летательный аппарат, мелькнул за ветвями и листьями, ушёл на вираж. Был он размером с четверть RH-42M, «Королевского Охотника», на котором летал когда-то брат Мигеля Игорь и сам Мигель. И чем-то даже его напоминал – стремительный, хищных зализанных очертаний. По размерам и отсутствию кабины понятно было, что пилота-человека там нет. И крылья у аппарата не такие, как у «Королевского Охотника», – лучше приспособленные для полётов в атмосфере. А под крыльями…

Ш-ш-жах-х!

Яркий короткий след прочертил воздух, и остатки «Кармелиты» исчезли в огненной вспышке.

– Твою мать, – изумлённо произнёс Конвей. – Это что же, нас только что убили?

– Поживём ещё, матрёшка в стакане, – сказал Мигель, распрямился и поднял двумя руками пистолет.

Аппарат заходил на второй круг. Ему явно мешали ветки с молодой листвой, и он рыскал из стороны в сторону, отыскивая наилучшую позицию для атаки. И, конечно же, в какой-то момент сам открылся.

Хж-шуу-у! Хж-шуу-у! – одну за другой выпустил ракетные пули Мигель.

История стрелкового оружия говорит нам, что первые ракетные пули появились чуть ли не за триста лет до описываемых событий – в шестидесятых годах двадцатого века. Показали себя неплохо, но не прижились. И вот через двести пятьдесят лет возродились. На этот раз вполне успешно. Другие материалы, другие взрывчатые вещества, другие методы проектирования и производства – и вот результат: само оружие легче и проще любого с обычным гильзовым патроном; стреляет намного тише; на дистанциях свыше двадцати пяти метров пуля развивает такую энергию, которую никакой заряд пороха дать не способен (отсюда исключительные бронебойные качества); дальность прицельного выстрела в несколько раз выше.

Единственный недостаток, который так и не сумели полностью излечить конструкторы, – не слишком высокая по сравнению с гильзовым патроном начальная скорость. Но на малых дистанциях это практически не имело значения, а на больших ракетная пуля успевала добрать, сколько нужно.

Сто четыре метра до цели показал прицел. Три четверти секунды. Примерно. Многовато, но успеть можно.

Мигель успел.

Аппарат дёрнулся, завалился влево и, кренясь, пошёл к земле.

– Ложись! – скомандовал Мигель.

Все трое упали на дно ложбины, прикрыли головы руками.

Рядом грохнуло так, что заложило уши. Земля содрогнулась. На спины и головы посыпались обломки веток. Затем всё стихло.

– Поглядим? – осведомился Конвей, поднимаясь.

– Ага, – согласился Мигель.

Они выбрались из ложбины. Мигель держал пистолет наготове. Однако опасения были напрасны – обломки поверженного врага дымились в воронке неподалёку. Пахло раскалённым металлом, сгоревшим пластиком и ещё чем-то одновременно кислым и горьким.

– Трёхлинейная винтовка на брезентовом ремне, – продекламировал Конвей.

– И патроны с той головкой, что страшны любой броне! – завершил строфу Мигель.

Изучение поэмы Александра Твардовского «Василий Тёркин» входило в школьную программу Марсианской Республики.

Подошли к воронке.

– Хорошо, что беспилотник, – Конвей сморщил нос, помахал рукой перед лицом, разгоняя дым. – Негоже начинать день с убийства человека.

– Негоже начинать день, когда убивают тебя, – Мигель поднял голову, прислушался. – Это всё, он один был?

– Чтоб я так знал, – в голосе Конвея неожиданно прорезались интонации документально не подтверждённой прапрапрабабки Розы Шнеерсон. – Даже если один, надо сделать так, чтобы нас здесь не было. Лучше, если быстро. Потому что за одним могут прилететь и много.

– Согласен, – сказал Мигель. – Только давай глянем кабину. Вдруг НЗ уцелели.

Надежды оказались напрасными. Точное попадание ракеты превратило кабину в смятый обгорелый и спекшийся кусок углерита, в котором с большим трудом угадывалась часть космокатера (модель «Лиса», бортовой номер МР 3419 SPF, имя «Кармелита»).

– Даже не знаю, что хуже, – сказал Мигель.

– Что именно? – не понял блюзмен.

– То, что нас хотели убить не пойми кто, или то, что я угробил отцовский космокатер. Как представлю теперь его глаза… – Мигель передёрнул плечами.

– Про крутость твоего папаши легенды ходят в войсках, – сказал Конвей. – Но я думаю, что повинную голову меч не сечёт.

– Хотел бы я знать, откуда у простого ирландского блюзмена с неподтверждёнными еврейскими корнями такое знание русских пословиц и поговорок, – задумчиво произнёс Мигель.

– С русскими поведёшься, быстро наберёшься, – сказал Конвей и неожиданно вынул из внутреннего кармана куртки полбутылки виски, а из бокового – две конфеты. – По глоточку? Чисто стресс запить. Заодно и позавтракаем.

– Ну ты ирландец, – только и сказал Мигель, которого уже начал потряхивать адреналиновый отходняк.

– Употреблять с утра спиртное – вредно для здоровья, – сообщил Георг Пятый.

– Ты ещё скажи, что Первый закон вынуждает тебя этому воспрепятствовать, – сказал Мигель.

– Ага, – добавил Конвей. – Ты скажи, а мы послушаем. Очень интересно.

– Увы, – произнёс робот. – В данном случае утреннюю выпивку можно приравнять к холодному дождю. Я не могу остановить ни то, ни другое. Хоть и по разным причинам.

– Да ты поэт, Жора! – воскликнул О’Доэрти и продекламировал. – An early drink, as cold rain. I can’t stop either of them. Эх, жаль гитары нет, сейчас бы слабали блюз.

– Я не умею лабать блюз, – сказал Георг. Как показалось Мигелю, несколько растерянно.

– Ничего, я тебя научу, – заверил поэт. – Стихи у тебя уже почти выходят.

Они глотнули виски, заели конфетами и быстрыми шагами направились в глубь леса – туда, где неподалёку шумела река и откуда совсем недавно тянуло дымком.

К реке вышли быстро. Была она не слишком широкой, метров двадцать пять, но быстрой – тёмная вода плавно и неудержимо неслась между лесистых берегов, скрывалась впереди за поворотом.

Они постояли на берегу, вдыхая всё ещё незнакомые запахи и не сводя восторженных глаз с реки.

– Столько воды… – пробормотал Конвей. – С ума сойти. Одно дело в книжке прочитать или на видео увидеть, и совсем другое – вот так, вживую. Течёт, течёт и не кончается. Вода! Невероятно. Интересно, её можно пить?

– Георг, – сказал Мигель, – проверь.

Георг Пятый спустился к воде (они вышли к левому, пологому берегу), зачерпнул ладонью, поднёс ко рту, сделал глоток. Замер на секунду, пока анализаторы делали свою работу. Поднялся.

– Можно, – сообщил и вытер руку о комбинезон. – Ядов и опасных веществ не обнаружено. Но лучше перед употреблением вскипятить, чтобы уничтожить вредные микроорганизмы.

– Обалдеть, – сказал Конвей.

– Обязательно вскипятим, – сказал Мигель. – Как только найдём кастрюлю. Или этот… как его… походный котелок.

Двинулись вниз по течению и буквально через пятьдесят метров наткнулись на кострище. Мигель присел, протянул ладонь над чёрными угольями. Ощутил идущее от них тепло.

– Испанский конкистадор Мигель Александр Леаль идёт по следу недружественного отряда ацтеков, – прокомментировал Конвей. – Картина маслом. Дорого.

– Смешно, – сказал Мигель и поднялся. – Здесь был человек. Совсем недавно. Угли ещё теплые.

– Я на форсе, – сказал Конвей, оглядываясь. – Но никого не вижу и не слышу. И не чую.

– Я тоже. Но мы с тобой те ещё… конкистадоры. Что на форсе, что без. Здесь чужая земля.

– Ну да, – не согласился О’Доэрти. – А миллионы лет земной эволюции коту под хвост?

– Тш-ш… – чуть слышно произнёс Мигель. – У меня такое впечатление, что за нами следят. Оттуда, из леса, – он показал глазами влево. – Но он далеко.

– Я ничего не чувствую.

– Георг, что скажешь?

Робот покрутил головой, поворачивая её чуть ли не на сто восемьдесят градусов.

– В радиусе семидесяти пяти метров людей, кроме вас, мои сенсоры не засекают. Но это не значит, что их нет. Я не совершенен.

– Уважаю, – сказал Конвей. – Редко кто из людей может с открытой душой повторить эти слова.

Идти берегом вниз по течению реки оказалось удобнее, чем ломиться через лес. «Тайга, – вспомнил Мигель. – Кажется, это называется тайга. Мы же в Сибири». Здесь деревья отступали от воды на достаточное расстояние, чтобы можно было двигаться беспрепятственно. К тому же берег был пологим. В отличие от правого, который топорщился крутыми взгорками и скалами, сплошь покрытыми кустарником, лесом и мхом так, что сразу становилось понятно – окажись они на том берегу, и с пешим ходом вдоль реки возникли бы серьёзные проблемы.

Весеннее утро набрало силу и расцвело. Дождь прекратился. Облака поднялись выше, и среди них всё чаще появлялись и затягивались быстрые прорехи чистого синего холодного цвета.

– Небо! – воскликнул Конвей, задирая голову. – Ты только погляди, Миг Семнадцать! Это же знаменитое небо Земли, воспетое тысячами поэтов! И я теперь понимаю почему.

– Ага, – ответил Мигель. Он больше смотрел по сторонам, пытаясь засечь невидимого соглядатая, и злился от того, что это ему не удаётся. – Ты, главное, не споткнись. И не забывай, что это прекрасное небо за последние пару часов дважды пыталось нас убить.

– Протестую! – громогласно заявил блюзмен, и какая-то птица испуганно вспорхнула из кустов неподалёку. – Это было вовсе не небо, а… – он вдруг замолчал на полуслове и остановился как вкопанный.

– Что? – Мигель проследил глазами по направлению взгляда товарища, и его рука машинально потянулась к пистолету, висящему на боку в кобуре.

И тут же остановилась, поскольку человек, стоящий перед ними метрах в двадцати, немедленно поднял оружие, и нежный девичий голос жёстко, по-русски, произнёс:

– Не советую, мальчики.

– Хорошо, хорошо, – сказал Мигель и поднял руки в примиряющем жесте. – Всё нормально, мы просто идём по берегу реки и никого не трогаем.

– Видела я, как вы никого не тронули, – девушка опустила оружие (насколько Мигель успел рассмотреть, это был старинный автоматический пулевой карабин). – Боевой дрон с одного выстрела завалить – это было красиво. Признаю и поздравляю.

– Спасибо, – Мигель чуть поклонился. – С кем имеем честь?

– Сначала вы, – девушка сделала несколько шагов навстречу. Карабин она держала стволом вниз, но так, что в любой момент он мог быть направлен в грудь друзьям. Теперь, когда она подошла ближе, Мигель рассмотрел незнакомку получше. Чуть выше классического женского роста: метр шестьдесят пять – метр шестьдесят семь. Одета в какой-то хитрый маскировочный комбинезон с капюшоном и обута в такие же маскировочные короткие сапоги. На руках – перчатки с обрезанными пальцами. Тоже маскировочные. И комбинезон, и сапоги, и перчатки настолько хороши, что практически сливаются с окружающим фоном, мгновенно подстраиваясь под игру света и тени. Фактически заметны только лицо, пальцы да прядь густо-русых, с медовым отливом волос, выбившаяся из-под капюшона на лоб. Ещё нож на боку и карабин. Но первый – в маскировочном чехле-ножнах, так что видна только коричневая рукоять. А второй умело обмотан всё той же переливчатой маскировочной тканью.

На кругловатом лице – веснушки в россыпь. По носу, щекам, лбу. Носик аккуратный, точёный. Полные алые губы. И глаза. Вернее, глазищи. Не сказать, что огромные, и даже не слишком большие. Но такого рысьего хищного разреза, что сердце замирает, а цвет и вовсе бьёт наповал – ярко-зелёные, что твой ивовый лист и одновременно прозрачные, словно ледниковое озерцо марсианским летом в оазисе близ Нового Града. Чем-то похожи цветом на глаза друга Конвея, но производят совершенно другое впечатление. Завораживающее.

Мигель и сам не заметил, что уже с полминуты стоит бессловесным столбом, не отрывая взгляда от этих глаз. И рядом второй такой же столб – друг, поэт и блюзмен Конвей О’Доэрти.

Он первым и опомнился.

– Сударыня! – воскликнул блюзмен, приложил правую руку к сердцу и поклонился. – Прошу нас извинить и позвольте представиться – Конвей О’Доэрти. Вы так прекрасны, что мне немедленно захотелось сочинить песню. Но под рукой нет гитары, да и сама обстановка…

– Кон, – сказал Мигель. – Перья-то опусти, пожалуй. А то девушка о нас бог знает что подумает.

– Ничего-ничего, – произнесла девушка и улыбнулась краешком губ. – Мне даже интересно. А тебя как зовут, красавчик?

– Протестую! – возмутился Конвей. – А я?

– Ты тоже ничего, – успокоила его незнакомка. – Но уж больно долговяз, как по мне. И говорлив. Но не переживай, у меня есть сестра, она как раз таких любит.

– Мигель, – представился Мигель. – Мигель Сухов.

– Ирина, – сказала девушка и протянула Мигелю руку. – Фамилию вам пока знать не обязательно.

От её пальцев шло ровное сильное тепло.

– А это кто? – она кивнула на робота, скромно стоящего в сторонке.

– Мой андроид-слуга, – сказал Мигель. – Его зовут Георг Пятый.

– К вашим услугам, – Георг Пятый чуть наклонил голову.

– Андроид-слуга, – повторила Ирина. – Бывает же такое. Вы откуда, мальчики?

– С Марса, – сказал Мигель. – Новый Град. Слышала?

– Ого, – Ирина присвистнула. – Колонисты?!

– Они самые.

– И как вы здесь оказались? Насколько я знаю, колонистам запрещено появляться на Земле под страхом смерти.

– Ага, – подтвердил О’Доэрти. – Запрещено. Но у нас не было выбора.

– И было разрешение, – добавил Мигель. – Но об этом долго рассказывать.

– Охренеть, – призналась Ирина. – То-то я гляжу… Ладно, пошли скорее.

– Куда?

– Здесь рядом. Если она послала боевого дрона, значит, может послать и второго. Нужно вас спрятать, у нас искать не станет.

Они уже шли за Ириной вдоль берега. Девушка шла бесшумно и быстро, лёгкой, уверенной, чуть скользящей походкой. Карабин на груди, руки – на карабине. Не сказать, что друзья едва за ней поспевали, но, чтобы не отстать, шагать пришлось широко. К тому же было сразу заметно, что для их новой знакомой ходьба по лесу-тайге – дело привычное с детства. Мигель же с Конвеем вообще впервые попали не только в тайгу, но и на Землю. И только Георг Пятый вышагивал рядом как ни в чём не бывало, почти так же легко и бесшумно, как аборигенка Ирина.

– Она – это кто? – спросил Мигель. – Нэйтелла?

– Ого, вы знаете Нэйтеллу?

– Как не знать, она нам и разрешила посадку. Хоть и не сразу.

– Точно она?

– Георг, – сказал Мигель, – воспроизведи.

– ИИ Нэйтелла, ближний орбитальный контроль, – произнёс робот бесстрастным женским голосом. – Назовите ваши координаты и скорость. Приём.

– Да, это её голос, – сказала Ирина. – Наша восточная ИИ-нейросеть. Если, конечно, голос не подделан. Значит, дрона вряд ли она послала. Она, конечно, бывает хитра и коварна, но не настолько. Скорее всего, это штучки Вестминда, похоже на него. Перехватил ваш разговор, определил координаты… А мог и не перехватывать, ему Нэйтеллой представиться, как мне стакан воды выпить. Сложный вопрос, короче.

– Вестминда? – переспросил Мигель.

– Западная ИИ-нейросеть, – пояснила Ирина. – Их у нас, на Земле, две. Нэйтелла – восточная, Вестминд – западная. Два мира – два искусственных интеллекта, как у нас говорят.

– Они враждуют? – догадался Конвей.

– Трудно сказать. Иногда кажется – да. Но мы думаем, что это такая вражда напоказ. Специально для нас, людей. Вид конкуренции. Игрушечная вражда, которая в настоящие боевые действия не перетекает. Слава богу, – она приостановилась и перекрестилась. По-православному – тремя перстами и справа налево.

Мигель с Конвеем переглянулись. То, что на Земле сохранилась христианская вера, было для них новостью. Впрочем, не меньшей новостью явилось и наличие двух якобы враждующих глобальных искусственных интеллектов.

Мигель хотел было задать очередной вопрос, но тут Ирина остановилась, протянула руку и сказала:

– Пришли. Вот она, наша деревня. Верхний Яр.

Ирина показывала на крутой правый берег. Там, впереди, скалы и холмы слегка отступали и понижались, образуя довольно пологую возвышенность. На ней виднелись дома, сложенные из круглых древесных стволов. Покатые крыши были покрыты каким-то непонятным материалом серого цвета, похожим по форме и фактуре на черепицу. Но не черепицей. Из кирпичных труб поднимался дым.

Вероятно, Ирина заметила изумление на лицах друзей и правильно его истолковала, потому что сказала:

– Ага, избы. Самые натуральные. В них – русские печи. Конструкция не менялась сотни лет. Крыши покрыты дранкой. Знаете, что это такое?

– Первый раз слышу, – честно признался Конвей.

Мигель только покачал отрицательно головой.

– Я знаю, – заявил Георг Пятый.

– Кто бы сомневался, – буркнул Мигель и дотронулся до локтя Ирины. – Так что такое дранка?

– То же, что гонт. Деревянные плашки, уложенные по обрешётке встык. У нас их делают из лиственницы, поэтому они не гниют и не пропускают воду…

На другой берег нужно было переправляться на лодке. Самой настоящей, деревянной. С просмоленными бортами и вёслами!

Лодка была вытащена на песчаный пятачок берега до половины и привязана к толстому, вбитому здесь же в берег, деревянному колу. Похоже, здесь всё было из дерева. Ирина как раз закончила рассказывать про дранку и указала на лодку:

– А вот и наш транспорт. Поясняю, как это делается. Отвязываем, спускаем на воду, садимся. Я первая, потом Мигель, Кон и Жора. Жора, как самый сильный… Он ведь самый сильный?

– Пожалуй, – согласился Мигель. – Георг, ты как, сильный? Расскажи нам.

– Я могу поднять над головой вес в триста пятьдесят килограммов, – сообщил Георг Пятый не без гордости.

– Вот и хорошо, – сказала Ирина. – Значит, Георг, как самый сильный и непромокаемый… Ты ведь непромокаемый, Жора?

– Вода не может мне повредить, – ответил робот. – Но только до определённой глубины и на определённое время пребывания под ней.

– Отлично, так я и думала. Значит, мы, люди, садимся в указанном мною порядке, после чего садишься ты, отталкиваешься веслом, чтобы лодка вышла на глубину, я завожу мотор, и мы плывём. Вопросы?

У Мигеля вопросов не было. Точнее, был, но задать его помешала гордость. Поэтому вопрос задал Конвей:

– А она нас выдержит?

Взгляд при этом у поэта и блюзмена был крайне недоверчивый.

– Обычно четверых выдерживает, – сказала Ирина, отвязывая верёвку. – Хотя… Жора, ты сколько весишь?

– Мой вес ровно сто килограммов, – сообщил робот.

– Многовато. Но, думаю, выдержит. Не бойтесь, мальчики. В крайнем случае доберёмся вплавь. – Она выпрямилась с отвязанной верёвкой в руках и подмигнула.

Мигель и Конвей не улыбнулись в ответ.

– Опа, – догадалась Ирина. – Вы же с Марса… Плавать не умеете, да?

Мигель и Конвей одновременно вздохнули.

– Плавать мы умеем, – сказал Мигель. – Нас учат. В бассейнах. Но мы никогда не плавали одетыми в таёжных реках.

– И раздетыми тоже, – добавил поэт.

– Понятно. Однако спасжилетов у меня нет, сразу говорю.

Мигель и Конвей переглянулись. В очередной раз.

– Ничего, – сказал Мигель, – мы рискнём. Да, Кон?

– Можно подумать, у нас есть выбор, – проворчал блюзмен. – Я тебе больше скажу, Миг Семнадцать.

– Ну?

– Это только начало. Дальше будет хуже.

– Каркаешь?

– Пророчествую.

– Родная мать не смогла бы утешить меня лучше, сэр, – сказал Мигель бесстрастным голосом.

О’Доэрти захохотал.

Реку переплыли без приключений. Мигель старался не смотреть на быструю темную воду, плескавшуюся совсем рядом у борта (он даже коснулся воды рукой, убедился, что она очень холодная, и быстро убрал руку). Ему хотелось смотреть на Ирину. Но между ним и девушкой сидели Кон и Георг Пятый и почти полностью заслоняли её от взгляда. Поэтому Мигель в конце концов осторожно развернулся и принялся смотреть на правый берег, который быстро приближался.

За последние несколько часов с ними случилось столько необычного, что мысли Мигеля слегка путались, и он никак не мог рассортировать их по важности и выстроить в некую хотя бы относительно стройную и логичную конструкцию. Пока было ясно одно. Они с Конвеем вляпались в опасное приключение. Возможно, опасное смертельно. Доказательство сему – нападение боевого дрона.

Матрёшка в стакане! Да не будь при нём отцовского «Горюна», лежать бы им сейчас всем троим, включая верного Георга Пятого, мёртвыми на чужой далёкой земле.

«Стоп, – сказал он себе. – Почему на чужой? На своей земле. Они – люди, и сотни поколений предков родились здесь и лежат здесь. Так что своя это земля, своя. Но одновременно и чужая. Такой вот, матрёшка в стакане, когнитивный диссонанс».

Додумать он не успел – лодка подошла к деревянному причалу, и скоро все четверо шагали вверх по широкой, покрытой настилом из досок дорожке.