Текст книги "За гранью восприятия"

– Отодвинься, – подтолкнул я сидящего парня, несомненно, возлюбленного раненой красотки.

Раскрытую аптечку поставил на скамейку, достал жгут.

– А ты, милая, отвернись, – сказал я девчонке.

Наложить жгут, затянуть в меру, чтобы сдавил сосуды и остановил кровотечение. Перекисью водорода полить рану, наложить бинт с кровоостанавливающим тампоном. Вколоть промедол, чтобы снять болевой шок. Заморозить щиколотку, где росла опухоль. Сунуть под бинт клочок бумаги с проставленным временем наложения жгута. Это для врачей, чтобы знали, когда была перетяжка.

При известном опыте и ловкости все занимает пару минут. Дело нехитрое, но именно из-за неумения помочь себе или другим часто гибнут люди. Я это уже проходил…

Боль немного отступила, я видел это по лицу девчонки. Теперь можно и в больницу.

– Спасибо вам, – прошептала она, вытирая слезы со щеки.

– Пустое. – Я повернулся к ее кавалеру. – Идти она не сможет.

– Я донесу, – с готовностью сказал он.

Я с сомнением окинул его взглядом. Высокий, но худой. Узковат в плечах, руки тонкие, кисть узкая. Не здоровяк. Сразу видно – если и занимался спортом, то только шахматами. В готовности донести я не сомневался, а вот в способности пройти пару шагов с драгоценной ношей в руках – сильно. К тому же его любимая – девушка немаленькая. Рост под сто семьдесят, фигура развитая, и хотя лишнего ничего нет, но кило пятьдесят с копейками потянет.

– Держи, – передал ему аптечку. – Только не потеряй. И вот еще держи.

На этот раз отдал кроссовок с ноги его Золушки. Он машинально принял и то, и другое, растерянно глядя, как я подхватываю его любимую на руки.

Девчонка приникла к моей груди, замерла, тяжело дыша, руки сложила у подбородка. Смотрела на меня с надеждой и благодарностью. Черт, даже неловко стало.

Вся компания двинула за нами следом, наперебой сетуя на происшествие, подбадривая раненую и успокаивая ее ухажера. Тот топал поникший, с опущенной головой, неловко держа в руках аптечку и кроссовок.

Так маленьким табором мы дотопали до машины.

– Лезь назад, – скомандовал я парню. – Там, правда, сиденья нет, но ничего, поместишься.

Тот кивнул, залез назад и опустил переднее сиденье. Я осторожно усадил девчонку. Положил под травмированную ногу картонку, на нее лоскут старого одеяла.

– Жень, ты позвони, когда в больницу приедете. Поосторожнее там, – напутствовали влюбленного страдальца друзья.

Девчонки что-то зашептали раненой, наскоро попрощались, и я надавил на газ.

Женя всю дорогу держал подружку за руку, целовал в затылок и успокаивал. Та притихла, сжимала его ладонь и смотрела то на меня, то вперед. Боль ушла, и ей стало немного полегче. Ехали мы недолго, и вскоре я затормозил прямо перед входом в больницу. Донес девчонку до приемного покоя, попросил вызвать врача. Повезло, дежурил как раз наш знакомый.

Девчонку сразу повезли на осмотр. Когда ее укладывали на каталку, она повернула ко мне голову и слабо улыбнулась.

– Спасибо вам большое!

– Ничего, красавица. Все будет хорошо. Даже шва не останется.

– Спасибо, – вторил подружке Женя, тряся мою руку. – Вы нас спасли.

В больнице он немного ожил и уже не выглядел испуганным воробьем.

– Скажите, а как вас зовут? Как вас найти?

– Зачем?

– Ну… поблагодарить, сказать… – пролепетал он.

– Парень, – скрывая усмешку, сказал я. – Ты только что поблагодарил. Так что забудь. Все нормально. Иди лучше туда, посиди, подожди, пока ее осматривать будут.

– Ага…

– Да. И совет – позвони ее родителям, предупреди. А то они с ума сходят.

Судя по его виду, подобная идея ему в голову не приходила. Молодо-зелено…

– Все, пока. – Я хлопнул его по плечу и пошел к выходу.

– Может, вы подождете… – неуверенно спросил он.

Я покачал головой, махнул рукой и выскочил за дверь.

Быстро доехав до дома, загнал машину в гараж, наскоро перекусил и буквально рухнул в кровать. Спать особо не хотелось, но завтра очень рано вставать, надо хоть немного отдохнуть.

Я закрыл глаза, и перед глазами вдруг встало искаженное болью лицо девчонки. Она плакала и что-то шептала. А потом вскрикнула…

Телевидение и газеты не радовали разнообразием, но всегда передавали нечто новенькое. Там убили, там зарезали, там подорвали с машиной, здесь подорвали вместе с домом, гаражом и гаремом. Взрывы, поджоги, стрельба, поножовщина… Страна переживала криминальную войну, знаменующую собой передел собственности и раздел лакомых кусков почившей империи. Весело в стране расейской жить!..

Рязань в этом плане от других ничем не отличалась и не отставала. Даже наоборот, кое в чем опережала других. Стреляли, резали, убивали другими оригинальными способами вдосталь. Бандиты обнаглели до того, что подмяли под себя государственные учреждения и организации и даже влезли в законодательные органы и милицию.

Это как хищник. Если он не имеет естественных врагов, то вскоре захватывает весь ареал обитания и устанавливает единоличную власть. Вот бандиты и установили.

Криминальная жизнь била ключом, больше по голове, и не только самих бандитов, барыг и им подобных, но затрагивала и обычных людей, далеких от богатств и жирных кусков пирога.

Впрочем, люди, далекие от бушующего океана криминальной войны, зачастую и не подозревали, какие страсти кипят под боком. Но я в силу своей информированности был в курсе дел. И этот курс дела меня повергал в шок. Так нагло, без страха перед законом действовать можно только в той стране, которая благополучно идет ко дну. К развалу.

Я смотрел телевизор, читал газеты, выходил на улицы и постоянно получал подтверждения прогнозу, сделанному моими друзьями. Россию сотрясала агония криминальной войны – одна из стадий полного развала. Возможно, эта война на какой-то момент и стихнет, перейдет в более скрытый вариант, но остановить развал государства уже не в силах ничего. Пардон – кроме установления жестокой диктатуры нового хозяина. Вроде Рюрика, Алексея Михайловича Тишайшего[5]5
  Отец Петра I.


[Закрыть] или Сталина. Но таких людей в стране нет. А если и есть, то к власти они уже не придут. Не пустят.

В этой мутной воде я чувствовал себя не очень уютно. Годы, проведенные в Аберене и Ругии, приучили меня жить в постоянной готовности к отражению нападения, к тому, что могут ударить из-за угла, выстрелить в спину. У меня выработался так называемый рефлекс предбоя – того состояния, какое бывает в преддверии схватки, сшибки.

Так вот здесь, «дома», я жил в этом состоянии постоянно. Нервы от такого режима, понятное дело, были натянуты до предела. Никаким аутотренингом, самогипнозом и прочими психологическими примочками их не успокоить.

Оставалось одно проверенное средство – алкоголь. И я бы им воспользовался, если бы не мое отношение к нему. Отношение весьма своеобразное – никакое. Могу выпить немало – проверено. И перепробовал многое, но… ни кайфа, ни тяги. С тем же успехом можно хлебать молоко и газировку. Организм и раньше быстро переваривал спирт, а теперь и вовсе не замечал его. Пей, не пей – никакого толку.

Так и жил, давя в себе странного зверя, проснувшегося однажды на поляне у Храма, и постоянно охолаживая, останавливая. «Все нормально, надо привыкнуть, не лезь, не смотри…» В общем, кое-как существовал.

…На тренировке показывал работу штыком и при одном из выпадов неудачно ткнул парню стволом. Вернее, наоборот, удачно. Попал в самый низ кадыка. Не очень сильно, но точно. Парень минуты три приходил в себя, кашлял, слезы лились рекой, он даже не вытирал их, держал руки на шее.

Откачали его быстро, привели в чувство. Я извинился, дал ему отдохнуть, а с остальными продолжил занятие. После тренировки, когда все ушли, Юрка и Макс зашли ко мне в раздевалку.

Минут двадцать, пока я собирался, они рассказывали новости конторы. Кто пришел, кто ушел, что поделывает Жорка и как идет бизнес. Дружно ругали Корешкова и его барские замашки. Порядки, что он устанавливал в новом ЧОПе, были многим не по душе.

– Он и о тебе говорил…

– Что говорил?

– Что зря тебе доверили тренировать группу. Мол, ушел без причины, и теперь чужой. Еще не тому научишь…

Я усмехнулся. Корешкова бесит, что деньги за подготовку получает не он и его приятель. Вот и капает Жоре на мозги.

– Хочет, чтобы мы записывали все, чему ты нас учишь, – добавил Макс.

– Это как? – не понял я. – Приемы, что ли, запоминать и после тренировки их на бумагу переносить?

– Вроде того.

Я по очереди посмотрел на понурые, виноватые физиономии парней и засмеялся. Этот кретин хочет свистнуть приемы, чтобы потом выдать за свои. Идиот! Приемы тут ни при чем, все дело в методике. А парни ее никак знать не могут, потому что проходят усеченные курсы. И потом, чтобы понять методику, надо быть хорошим тренером. Самому готовить людей, понимать, что и как происходит, а не тупо перенимать движения. Они-то как раз вторичны.

Надо же догадаться! Да еще парней подговорить. Чем он их припугнул?..

– И что он вам наплел? Что уволит?

– Нет. Уволить он нас не может, по группе решает только Жора, – с некоторым облегчением произнес Юра.

Боялся, что я решу прекратить подготовку. А тренировки им были по нраву, я видел это по их лицам, по желанию, с каким они пахали на занятиях.

– Вы Жоре скажите об инициативе этого придурка, пусть он выдаст компетентное мнение.

– Артур, мы все спросить хотели, – неуверенно начал Юрка, поглядывая на Макса. – Ты нас гоняешь, как негров на плантации. И такие вещи рассказываешь, о которых мы никогда не слышали. Хотя у нас некоторые и в десанте служили, и в морской пехоте.

– Это плохо?

– Да нет… – подхватил Макс. – Просто непонятно. Мы вроде как группа быстрого реагирования, а не спецназ. А натаскиваешь ты нас сильно. Даже, как ты говорил, и по короткой программе.

Я вновь обвел их взглядом, мысленно отметил, что парни сообразительные. Поняли, что объем материала явно выходит за рамки обычной программы охранников, пусть даже из ГБР.

– Что вам сказать, парни. Я не знаю, какие задачи перед вами поставит Жора, но, думаю, они никаким образом не будут касаться подметания дорожки перед офисом и похода на рынок за мясом. Возможно, то, что вы станете делать, выходит за рамки закона, и противостоять вам будут братки не из последних. Я не хотел бы, чтобы вы сложили свои головы в какой-нибудь потасовке или перестрелке в подворотне. Или попали под раздачу на очередной стрелке. Жора хоть и обходит острые углы, но иногда даже он не в силах обеспечить спокойствие бизнеса только легальным, законным путем. И тогда настанет ваш черед.

Они задумались. Нарисованная картина не отличалась привлекательностью и оптимизмом. Наоборот, сквозила нешуточной опасностью.

– Думаешь, нам предстоит схлестнуться с бандюками?

– Не знаю. Но исключать такого нельзя. И потом, бандюки – полдела. Хуже, если вам придется пойти против… скажем так, органов правопорядка. В каком-то отдельном случае…

Пожелав спокойной ночи, я пошел к машине, оставив парней осмысливать услышанное. Судя по всему, они впервые всерьез обеспокоились перспективой и возможными последствиями.

Ничего, пусть попереживают. Полезнее будет. Уйдет наносная круть из головы и шапкозакидательское настроение. А то они последние недели ходят гоголем, видя, что на занятиях получается то, что раньше никак не выходило. Размышления еще никому никогда не вредили…

…Хотя нет, наврал. По поводу размышлений, что не приносят вреда. Мне-то эти самые размышления скоро мозги осушат. Потому как голова упорно катает старые воспоминания, не давая покоя даже во сне. Особенно во сне. Подсознание ни с того ни с сего вдруг решило еще раз проиграть все три года скитаний, только в виртуальном варианте. Все, начиная от первого перехода и заканчивая последним боем на пороге Ворот.

Поняв, что поделать с этим ничего не могу, я сначала просто смотрел сны, как кино. А потом попробовал кое-что изменить. Подправить сон. И в какой-то момент это удалось. Так я понял, что могу влиять на сон. Управлять им. А это прямой путь к управлению подсознанием.

Еще не зная, к чему приведет странное увлечение, я упорно тренировался, понимая, что организм под влиянием мутации выдает новые способности на-гора. И что это – не последний фокус организма…

…Есть в году день, когда вся академия встает на уши, и нормальный ритм жизни вдруг приобретает бешеный темп. По этажам проносится шумный многоголосый вал с топаньем по ступенькам, с хлопаньем дверей и со скандированием речевок типа «РТФ[6]6
  Радиотехнический факультет – профилирующий в академии.


[Закрыть] – впереди!» или «Да здравствует радик!».

В аудитории, где солидные, умудренные сединой профессора и доценты ведут лекции, вдруг врывается толпа, лезет обниматься с преподавателями, фотографируется, невнятно кричит, что-то пишет на доске и так же внезапно исчезает. Чтобы через минуту влететь в другую аудиторию и повторить процедуру варварского танца.

И так по всей академии. По всем этажам и переходам. Но никто их не останавливает. Не пытается прекратить бесчинства, повлиять на разошедшихся студентов.

Улыбаются профессора, довольно хмыкает декан, а Злобин[7]7
  В описываемое время – ректор радиотехнической академии.


[Закрыть] задумчиво посматривает из окна своего кабинета и на все возмущенные вопли начальника охраны невозмутимо отвечает: «Ничего страшного».

Причина такого всепрощенчества одна. Сегодня – последний звонок у пятого курса. Сегодня сотни студентов заканчивают обучение, и у них праздник. Гуляет выпускной курс! Все, свобода! Впереди только экзамены и диплом!

…Я с двойным чувством наблюдал, как мои однокурсники летают по этажам, прыгая, крича что-то невнятное и забегая в кабинеты. Учеба окончена, все позади. На душе щемящая тоска, грусть. Самого бегать по лестницам не тянуло, хотя настроение было приподнятое.

Мои товарищи по скитаниям все-таки присоединились к всеобщему ликованию и тоже бродили по академии. На губах улыбки, в руках колокольчики и трещотки, а глаза застывшие. Нет обычной радости, нет искренности. И веселье их немного наигранное.

На выходе из академии меня перехватили девчонки – Оксанка и Лена.

– Артур, погоди.

Я замер на последней ступеньке, глядя, как они спускаются вниз. Оксана при этом держала руки перед собой. Живот стал заметен даже под курткой, шел, наверное, пятый месяц беременности.

Девчонки встали рядом, Лена сдула локон волос со лба и сказала:

– Наш поток[8]8
  группы одной специальности на факультете.


[Закрыть] надумал отметить последний звонок в Солотче, на базе отдыха. Завтра. Дискотека с ночевкой.

– Неплохо.

– Ты как? Присоединишься?

– Вряд ли, – с некоторым сожалением ответил я. – Идея классная, но времени нет. Много дел.

Оксана глянула на Лену, добавила:

– Едут почти все. У одного парня там знакомый работает, он все устроит. Довольно дешево. Стол накроют, остальное с собой привезем. Зал большой, все поместимся. Последний звонок, неужели не поедешь?

– Нет. Не успею…

Никаких особых дел у меня не было, только вечерняя тренировка, но я просто не хотел куда-то ехать, сидеть за праздничным столом, видеть радостные лица студентов, пить водку, танцевать… при том, что вообще не умею передвигать ноги под музыку.

– Вряд ли, – повторил я, отметив легкое недовольство на лице Лены.

Та скривила губы, бросила:

– Как хочешь.

Потом повернулась к Оксанке:

– Зайду на кафедру. Встретимся на остановке.

Она пошла обратно в здание. Оксана проводила ее задумчивым взглядом, как-то странно хмыкнула и вдруг сказала:

– Пентюх ты, Артур!

– Не понял?

– Да так. – На губах Оксанки играла невеселая улыбка. – Наверное, ты и вправду не замечаешь, потому что так придуриваться не станешь.

Я озадаченно посмотрел на нее, соображая, что нашло на девчонку. Та сунула руки в карманы куртки и с несколько загадочной миной произнесла:

– Ты что, не замечаешь, как она на тебя смотрит?

– Кто? – совсем растерялся я.

– О господи! – вздохнула Оксана. – До чего мужики бывают тупыми! Да Ленка! Ленка на тебя смотрит, остолоп!

Я буравил девчонку пристальным взглядом, соображая, чего это нашло на обычно вежливую и спокойную Оксану и с чего она решила начать столь странный разговор.

– Она же вроде с Андреем, – сказал я, пытаясь прояснить происходящее.

– Она, она, – передразнила Оксанка. – Не она, если на то пошло, а Алка. С Аллой Андрей был всегда, раз ты не знал.

– Не знал, – кивнул я.

– Ну конечно, ты же у нас ничего не знаешь. Ты же делами однокурсников никогда не интересовался.

Оксана хмыкнула, глядя на мое растерянное лицо, и пояснила:

– Андрей был вместе с Аллой еще до… провала. А там, в Аберене, начал за Ленкой ухлестывать. Иначе и быть не могло, если помнишь.

– Ну-у…

– Ах да, ты же с нами в столице не был, не в курсе тамошних проблем. Так вот, там они были вместе. А потом Андрея выкинуло сюда, а Лена… И после твоих подвигов, особенно после чудесного спасения Ленка начала думать о тебе больше, чем… чем надо. Понял теперь, господин полковник?

Понял. Понял, что, не зная того, затронул нежные чувства однокурсницы, оставил в ее душе слишком заметный след. Ничуть не желая этого. Нет, Ленка – девчонка видная, красивая. По ней, насколько я, конечно, в курсе, не один студент сох. Но я-то подобных «чуйств» не испытывал. Были на то свои причины. Довольно уважительные для меня.

А теперь выходило, что своим поведением невольно способствовал возникновению особых чувств со стороны нашей Алены.

– Ну что молчишь, как истукан? – напористо спросила Оксана. – Вник?

– Вник. Слушай, а как же Андрей теперь с Аллой?

– О господи! – возвела очи к небу Оксанка. – Какие же мужики иногда тупые! Да какая тебе, если вдуматься, разница, с кем Андрей?! С Алкой, если хочешь знать. Она ж ему на шею бросилась, как только он обратно попал. Ни на шаг от него не отходит, все хочет узнать, где он пропадал. Он теперь на Лену смотрит глазами больного щенка!

Столь эмоциональный монолог ранее был несвойственен Оксанке. Наверное, беременность повлияла, сделала более рассудительной и циничной одновременно.

– Так что ты решил? – не отступала она. – Едешь?

– Нет, красавица. Не еду. А Лене, если хочешь, объясни: я – не герой ее романа. Недостоин такой красавицы.

Оксанка посмотрела на меня, как на законченного идиота, многозначительно кашлянула и пошла обратно к входу. А я смотрел ей вслед и чувствовал себя далеко не самым умным. А точнее – дураком. Потому что отверг такую девчонку!..

Если быть с собой честным, она мне нравилась. Внешностью. Красотой. Умом, характером, нравом… словом, всем. Всем, что может привлекать мужчину в женщине. Кроме одного. Она была студенткой радиоакадемии. А студентки для меня – табу.

…Раньше, три года назад, я так не думал. Тогда у меня, только взявшего академический отпуск вроде как по болезни (на самом деле для того, чтобы вплотную заняться зарабатыванием денег на «командировках»), взгляды на общение с противоположным полом в стенах института[9]9
  До осени 1993 года радиоакадемия была институтом.


[Закрыть] были другие.

И запал я – молодой и горячий – на одну девчонку с другого факультета. Она только поступила в вуз и сразу попала в поле моего зрения. После чего поле моего зрения с нее не сходило.

В те годы была очень популярна шведская группа «Эйс оф Бейс», так вот девчонка здорово походила на одну солистку популярного ансамбля. Высокая, стройная, с длинными белыми волосами, собранными в высокую прическу. Нежные черты лица, огромные карие глаза, сочные губы. В общем, мечта любого мачо!

Однако характер у этой мечты был под стать внешности. Гордая, недоступная, строгая. Цену себе знала и лишнего взгляда на парней не бросала. В общем, та еще мамзель. И при том вполне общительная, веселая, с чувством юмора. К этому стоит добавить острый ум и не менее острый язычок.

Словом, понятно, что парни от одного ее вида теряли головы, но их попытки завязать тесное знакомство заканчивались одинаково – ничем.

Но я обо всем этом не знал. Тогда мы только вернулись из первой «командировки» с приподнятым настроением, окрыленные успехом, и уверенности в своих силах было хоть отбавляй.

Я увидел ее случайно, у входа в библиотеку, она стояла вместе с какой-то подружкой и разговаривала. Судя по выражению лица – о чем-то веселом. Устоять перед ее очарованием не смог и сделал заход.

И мы подружились. Видимо, к ободному удивлению (я – от неожиданного успеха, она – от моего напора). И стали встречаться. Сначала не очень часто, потом больше, больше.

Имя у нее было красивое, звучное – Снежана. Как потом я узнал, в ее роду имелись болгарские корни. Отсюда и карие глаза, и сочные губы, и чуть резковато очерченные скулы.

Видимо, я влюбился, по крайней мере мои чувства вполне подходили под это определение. И как каждый влюбленный, я здорово переживал за предмет воздыхания.

Снежана привыкла носить вещи яркие, броские, любила показать себя во всей красе. Я не раз предупреждал ее, чтобы была поосторожнее, не забывала об элементарных мерах безопасности. Обучил кое-каким приемам и принципам самозащиты. Но Снежана мои советы зачастую оставляла без внимания. Ее гордый характер, мало изменившийся после нашего знакомства, давал о себе знать. Она полагала, что никто и никогда ничего ей не сделает.

На одном из свиданий мы немного повздорили, я даже не помню, из-за чего. Снежана высокомерно повела плечиком и хлопнула дверью. Такое уже бывало, она уходила, а через день-два сама звонила и искала способ примирения.

В тот раз должно было произойти то же самое, но, как назло, я на следующее утро уехал в «командировку». Мы отсутствовали пять дней, а когда приехали, все уже закончилось.

…Снежана поздно вечером возвращалась с вечеринки домой. Шла одна, по темным улицам, по довольно мрачным местам. На повороте дороги возле нее притормозила машина. Трое здоровых парней затолкали Снежану внутрь и увезли. За город. Там сильно избили и изнасиловали. А потом выкинули на обочину и уехали.

Снежана пришла в себя от холода, кое-как смогла доползти до трассы, где ее и подобрали жители соседней деревни. С многочисленными ушибами, ссадинами и синяками, а также с травмами внутренних органов она угодила в больницу.

Но не в них было дело. Молодое тело быстро поправилось. Гораздо хуже дело обстояло с нервами. От пережитого стресса психика дала сбой. Снежана вздрагивала от любого шума, не могла выйти на улицу, боялась посмотреть на мужчину.

По вызову милиции из другого города приехали ее родители и после недолгих разговоров увезли с собой.

Я опоздал буквально на полдня. Мы приехали рано утром, я проспал несколько часов, а потом поехал к Снежане домой, на съемную квартиру. И застал хозяйку. Она-то мне и поведала всю историю.

…В тот раз «командировка» вышла «горячей», со стрельбой и кровью, и мы, уставшие до предела, оставили все нервы там, вдалеке от дома. Поэтому я смог выслушать все относительно спокойно.

Так же спокойно я выслушал следователя из прокуратуры, который вел дело Снежаны, ее подругу, когда та рассказала мне подробности истории, и мать моей девчонки, когда позвонил к ним домой в другой город. Та сказала, что Снежана забрала документы и уехала на юг, к двоюродной тетке. Адрес назвать категорически отказалась. И передала просьбу Снежаны – не искать ее. Никогда!

Мои парни, когда я поведал им о своем горе, в четыре голоса убедили меня выполнить просьбу Снежаны – забыть и не искать.

«Лучше тебе не будет. И ей тоже, – говорили они. – Не делай ошибку, за которую всю жизнь будешь себя корить…»

Я их послушал. И начал поиски. Тех подонков. Своими способами. В этом мне помогли. И парни, и Жорка, и знакомые из разных… команд.

Мне повезло, двоих я нашел раньше милиции. После тесного общения с ними оба попали в реанимацию с диагнозом «пожизненная инвалидность». У них было переломано все, что только можно сломать, и отбито все, что реально отбить. И в первую очередь – орудия насилия.

Третий попал в милицию. Случайно, во время одного из рейдов. На мою очень горячую и настойчивую просьбу отпустить его под подписку о невыезде знакомый опер сказал:

– Хватит с тебя и двоих.

– Ты о чем? – сделал непонимающий вид я.

– О том самом. Оставь одного для суда.

Я поиграл желваками, но ничего поделать не смог. Пришлось понадеяться на обещание одного человека, сказавшего:

– Он получит свое на зоне. Сразу же.

Слово этот человек сдержал, и моя душа, успокоенная местью, немного отошла. Однако еще долго болела. Я винил себя, ругал, что не смог защитить, оградить подругу от беды, что не спас, не оказался рядом в тот момент.

…Со временем боль прошла, память услужливо отвела воспоминания подальше, затмила их новыми впечатлениями. Жизнь продолжалась. Снежану я не забыл, но теперь вспоминал ее с затаенной грустью и тоской.

И с тех пор никаких романов со студентками радиоакадемии не заводил. Понимал, что это глупо, что былое не обязательно должно повториться, но поделать с собой ничего не мог. Табу, и все тут!

Поэтому интерес к своей персоне со стороны Лены воспринимал с долей настороженности, недоверия. Хоть и нравилась она мне как женщина, но никаких шагов к сближению делать не хотел. И не мог…

Пневматическое оружие – штука интересная. Стреляет металлическими шариками диаметром 4,5 миллиметра, летят они со скоростью до ста пятидесяти метров в секунду и не только легко входят под кожу, но при случае свободно дробят мелкие кости человека. Когда такая пулька попадает в глаз – инвалидность гарантирована. А иногда и смерть.

Вот таким «игрушечным» оружием мы и работали на тренировках, устраивая в закрытом зале целые баталии. Работали, разумеется, в защитном снаряжении, которое надежно предохраняло от травм, но при этом давало в полной мере испытать все прелести попадания шарика. Когда в тебя бьет металлическая пулька – ощущения непередаваемые.

Этих самых ощущений сегодня мы хлебнули вдосталь. Когда я скинул амуницию, то насчитал на теле и конечностях десяток кровавых отметин – результаты снайперской работы моих спарринг-партнеров. Впрочем, они наблюдали на себе такие же отметины.

– У тебя атомный движок, что ли? – хмыкали они, вытирая распаренные физиономии полотенцами и жадно поглощая воду из холодильника. – Летаешь как заведенный.

– Привычка.

Парни понятливо кивали и поглядывали на мои раны с уважением. Они-то работали вдвоем-втроем против меня одного. И большую часть схваток выиграл я.

– Ладно, попрыгали хорошо. А теперь надо отдохнуть. Как насчет одного загородного дома с сауной и девочками?

Этот дом я знал – что-то вроде мини-санатория. Теннисный корт, сауна, бассейн, бильярд, несколько спален на втором этаже. Отличное место для отдыха. Предложение хорошее, но мне сегодня лень куда-то ехать.

Так я и ответил.

– Как хочешь. Тогда в следующий раз.

– Да. В следующий раз.

Мои товарищи по тренировкам были бизнесменами средней руки. А тренировки – хобби, которое они считали нелишним в наше веселое время. Поэтому и занимались с прилежанием и желанием. Отношения у нас были нормальными. Я не лез в их дела, они не спрашивали ничего у меня. Эдакая вежливая корректность. Несколько раз отдыхали вместе, но на дальнейшее сближение не шли. Я к этому не стремился, они тоже. Зато на занятиях царили самые дружеские отношения. Здесь мы отводили душу…

– До понедельника.

– Пока.

Несколько рукопожатий, и две машины исчезли за поворотом. Я закрыл зал, забросил сумку в багажник «восьмерки» и завел мотор.

«Надобно перекусить, – мелькнула мысль. – Весь день не ел…»

Я счел ее неплохой и повел машину к одному заведению, где любил бывать раньше.

Кафе «Редон» принадлежало одной семейной паре – выходцам из Азербайджана. Сюда они приехали в начале девяностых, когда там, на юге, вовсю шла война. Через какое-то время открыли свое заведение и почти сразу попали в сферу интересов одной из криминальных группировок. У семейной пары хватило ума закрыть заведение и соскочить с крючка бандитов. Чуть позже через знакомых они вышли на Жору и предложили создать подшефное ему кафе. Тот был не против. Так возник «Редон». Года три назад на него попробовали наехать некие беспредельщики. Мы провели с ними разъяснительную работу, и бандиты (кто выжил) от заведения отстали.

Кормили в «Редоне» замечательно, и я – большой любитель кавказской кухни – частенько здесь обедал. Раньше. После возвращения в свой мир заглядывать в кафе не приходилось. А тут выпал вполне подходящий момент, и я не устоял.

…На небольшой стоянке перед кафе было около десятка машин. Я поставил «восьмерку» с краю и неторопливо пошел к входу, по привычке внимательно оглядывая подходы к зданию. Вновь срабатывали рефлексы.

…Внутри, как обычно, слегка пахло жареным мясом, специями и свежими овощами. Непередаваемый аромат дробил холодный воздух кондиционеров. Полумрак зала, разноцветные огни на потолке и на стенах, негромкая музыка. Атмосфера уюта и спокойствия. Такая обстановка была мне сильно по душе. Не люблю шум и гам в ресторанах, запах табака и крики подвыпивших клиентов.

Не успел я пройти нескольких шагов, как ко мне подошел администратор кафе Анвар – высокий представительный мужчина лет сорока. Мать у него была азербайджанкой, отец – русским. Сюда он приехал чуть позже хозяев заведения и стал работать вместе с ними. Как всегда, улыбчив и гостеприимен.

– Арту-ур! – чуть растягивая слова, произнес он, прижимая одну руку к сердцу, а другую протягивая мне. – Сколько лет, сколько зим! Давно не заходил! Совсем пропал, да!

– Привет, Анвар. Сколько ни пропадай, но в «Редон» все равно зайдешь. – Я пожал его руку. – У вас все так же уютно и тихо. Как не зайти. Места есть?

– Для тебя, дорогой, – всегда. – Анвар чуть приобнял меня и сам повел к привычному столику, стоявшему за небольшой ширмой в углу зала. Столик когда-то мы выбрали сами. Отсюда хорошо виден весь зал, рядом проход в подсобное помещение. В случае любых осложнений можно легко уйти через второй ход или занять оборону, если кто-то попробует заскочить в двери.

– Мы за этот стол редко кого сажаем и только днем.

Анвар как деликатный человек с большим жизненным опытом никогда не задавал лишних вопросов и держал язык за зубами. Вот и сейчас, хотя его и разбирало любопытство, он ничего не спрашивал. Ни о моей внезапной пропаже, ни о не менее внезапном визите.

Я сел за стол, пододвинул ближе кожаную папку с меню и спросил:

– Что-то новенькое у вас делают?

– А как же, Артур, а как же! Наполовину меню обновили. Много русских блюд, много кавказских. Сам посмотри.

– Скажи, а шашлыки из баранины остались или нет?

Анвар даже руками замахал.

– Канэчна, дарагой! Канэчна!

По-русски он говорил не хуже меня, но сейчас специально подпустил в голос южного колориту и даже языком цокнул, усиливая акцент.

– Всэгда шашьлик ест! Еда настоящих мужчин, да!

– Ладно, ладно, – улыбаясь, остановил я его. – Понял. Тогда как обычно: две порции, зелени побольше, соус поострее.

Анвар кивал в такт моим словам, даже не доставая ручку и блокнот. Мои пристрастия знал наизусть. Выслушав заказ, изогнул бровь и с хитрецой спросил: