Текст книги "Кактус"

Алексей Калугин
Кактус

Нас часто называют мусорщиками. Почему? Нам приходится разбирать обломки, но к уборке мусора наша работа не имеет отношения. «Похоронная команда» – тоже звучит не лучшим образом. Да и не занимаемся мы похоронами. Как-то раз в доке пересадочной станции Гибсон-11 один из рабочих, кивнув в нашу сторону, произнес негромко: «Падальщики». Это уж было совсем гнусно. Колька Жданов, второй пилот «Пеликана», развернулся в сторону трепача с таким видом, что я подумал, сейчас точно убьет и имени не спросит. Рабочий, видно, тоже смекнул, что к чему, и от греха подальше юркнул в узкую щель между штабелями пустых поддонов.

Я долго не мог понять, почему к нам так относятся? Разве мы занимаемся чем-то предосудительным или непристойным? Не нам, так кому-то другому все равно пришлось бы выполнять эту работу.

– Нас не любят, потому что принимают за вестников беды, – объяснил мне капитан «Пеликана» Свенсон. – Хотя на самом-то деле это мы идем за бедой, а не она за нами. – Он усмехнулся и согнутым пальцем почесал свой длинный, похожий на клюв странной птицы нос. – Когда я принял «Пеликана» под свое командование, мне первое время тоже было не по себе. Да спроси любого из экипажа, тебе каждый скажет, что первые полгода хотел сбежать. А потом – ничего, сработались.

Официально наша команда именуется «Служба ликвидации последствий аварий в космическом пространстве и незапланированных противоправных действий, направленных на уничтожение жизни». Здорово, да? Впечатляет? Какие уж тут, на фиг, «могильщики»! Добавьте к этому то, что помимо «Пеликана» в команду входят еще шесть кораблей и действуем мы под эгидой Межсекторного Красного Креста – отсюда и интернациональный состав команды. Я сам, к примеру, из одиннадцатого сектора Шенгенского Союза, капитан Свенсон – из Сектора Объединенных Северных Королевств, а Колька Жданов, понятное дело, из Русского Сектора. Родом Коля со Старой Одессы. А Старая Одесса – это ведь не просто планета, превращенная в гигантский космический корабль, это особая система ценностей и, я бы даже сказал, своеобразная философия жизни. Впрочем, если вы сами никогда не были на Старой Одессе, так все равно ничего не поймете. Да и речь у нас сейчас не о том.

Занимается наша Служба именно тем, что и следует из ее названия, – мы убираем то, что остается после техногенных катастроф в космосе. Но не обломки звездолетов, а тела погибших. В конце концов, мы ведь цивилизованные люди, а потому должны хоронить своих мертвецов, а не оставлять их в вечной пустоте, холоде и мраке.

Трудно, да почти невозможно себе представить, что два рейсовых звездолета могут столкнуться до входа в гиперспейс или после выхода в нормальное пространство. Хотя ветераны Службы рассказывают, что подобный случай имел место неподалеку от пересадочной станции Дик-25. Правда, было это в незапамятные времена, когда новые на тот момент ХД-двигатели, случалось, давали сбои. Нынче рейсовые звездолеты оборудованы настолько действенной системой безопасности и эффективными спасательными средствами, что даже в случае совершенно фантастического, немыслимого в реальных условиях стечения обстоятельств, в результате которого корабль развалится на куски, все обойдется без жертв. Неприятности случаются с небольшими кораблями, принадлежащими маленьким, закрытым колониям – чаще всего в них объединяются последователи какой-либо экзотической религии – либо старательским компаниям, занимающимся разведкой и добычей полезных ископаемых на астероидах и нетерраформированных планетах. И те и другие не считают нужным передавать информацию о своих перемещениях в Межсекторную навигационную службу, поэтому спасатели, как правило, прибывают на место аварии слишком поздно. И тогда за работу беремся мы.

Почему именно мы, то есть Межсекторный Красный Крест? Потому что другие не желают этим заниматься. Колониям и фирмам, теряющим корабли, проще забыть о них, чем привлекать внимание к случившемуся. Имидж – вот что беспокоит их в первую очередь.

Ликвидаторы – так мы сами себя называем.

Порой мы находим живых. Чаще всего люди спасаются в чудом оставшихся неразгерметизированными отсеках. Бывали случаи, в неисправных челноках или посадочных ботах находили техников, выполнявших ремонтные работы в момент катастрофы. Как-то раз, прибыв на место аварии спустя четверо суток, ликвидаторы обнаружили всех десятерых членов команды погибшего сухогруза в спасательных пузырях. Воздуха в оболочке спасательного пузыря примерно на тридцать два часа, но, ко всеобщему удивлению, один из членов экипажа все еще был жив. Оказалось, это корабельный врач, у которого, бог уж знает, по какой причине, в кармане куртки лежала упаковка мышечного релаксанта и пневмошприц. Зная, что иначе ему долго не протянуть, доктор вогнал себе лошадиную дозу релаксанта и впал в кому, в результате чего потребление организмом кислорода резко сократилось. Ну, и совсем уж курьезный случай, когда корабельный кок выжил, успев запрыгнуть в герметично закрывающийся пищевой контейнер, из которого только-только выгрузил заготовку для овощного рагу.

Если вам удастся разговорить кого-то из команды ликвидаторов, он расскажет вам кучу самых невероятных историй. После чего вам останется только гадать, что из рассказанного было чистой правдой, что – несколько приукрашенной действительностью, а что – профессиональным фольклором.

Но как бы анекдотично ни звучали подобные истории, попытайтесь себе представить состояние выживших в катастрофах людей, которых находят не спасатели, а ликвидаторы. Похоронная команда. Каждый из них успел уже не один раз проститься с жизнью, и то, что они все же остались живы, вовсе не делает их самыми счастливыми из людей. По крайней мере, в первые часы, когда они еще не до конца осознают, что на этот раз смерть только помахала им ручкой. Поэтому каждому из них, помимо врачебной, требуется еще и психологическая помощь. А посттравматическая психология – это моя специальность.

Жадность и беспринципность одних ставит других на грань жизни и смерти, которая иначе называется безумием. А еще – война, этот апофеоз человеческой низости, подлости и бездушия.

Как-то мне попалась любопытная книжка о Старой Земле. Так вот, там говорилось, что в докосмическую эру в истории человечества не было ни одного года без войны. Сменяя одна другую, войны шли постоянно. Неважно, были ли это локальные конфликты или мировые войны – на протяжении всей своей истории люди непрестанно убивали друг друга.

Оптимисты были убеждены, что выход человечества в космос раз и навсегда устранит все возможные причины для конфликтов. Космос даст людям все, что они пожелают. У людей больше не будет проблем ни с новыми территориями, ни с природными ресурсами. Каждый сможет собрать группу единомышленников, чтобы организовать новую колонию, в которой они станут воплощать в жизнь свои самые фантастические мечты. Пессимисты саркастически посмеивались, будучи уверены, что причина всех конфликтов заложена в самой природе человека, который, по сути, является загнанным в клетку цивилизации зверем. И вся его цивилизованность сводится к тому, что, отбирая что-то у другого, человек делает это не просто по праву сильного, что было бы вполне приемлемо в звериной стае, а придумывает достойное оправдание своим действиям, мотивируя их заботой об общем благе.

Они и по сей день все еще спорят.

А люди продолжают воевать.

Трупы приходится убирать нам, ликвидаторам.

Причины мелких стычек между секторами или локальных конфликтов внутри оных самые разные. От неуплаты государственного долга до неуважительных высказываний в адрес официальных лиц, от религиозных противоречий до проигрыша в чемпионате по орбитальному футболу. В конечном счете все вопросы улаживаются за столом переговоров, но прежде непременно нужно выяснить, кто круче, надавав друг другу по сусалам.

Подобные инциденты, случавшиеся время от времени, стали казаться детскими забавами после того, как пришли сайтены.

Сайтены явились не из глубин космоса. Их родиной была четвертая планета системы Байсар, терраформированная более полувека тому назад. В свое время на Байсаре-четыре обосновались последователи религиозно-мистического культа, проповедовавшие необходимость использования всех новейших технологических разработок для совершенствования человеческой природы, что в конечном итоге должно было привести к выявлению его божественной сути. Ну, или что-то в этом роде. Не желая знаться ни с кем, кто не разделял их взглядов, сайтены укрылись от всего мира под информационным колпаком.

Долгое время о них ничего не было известно. Сайтены не вступали в межсекторные организации и не участвовали ни в каких международных проектах. И, что было уж совсем странно, не выставляли свою команду для участия в турнире по орбитальному футболу. Когда же они вновь явили себя миру, мир озадаченно зачесал в затылке.

Использование в медицине искусственных органов и мышечных имплантатов давно уже стало обычным делом. Но никому прежде не приходило в голову модифицировать таким образом здоровое тело. Сайтены, по сути, превратили себя в киборгов, в полуживых, а может быть, наоборот, полумертвых существ. При этом они демонстративно выставляли напоказ свое механическое уродство – сайтены не желали, чтобы их принимали за людей. Вся их нехитрая философия сводилась к тому, что, поскольку биологическая эволюция зашла в тупик – сей вывод был сделан на основании того, что после выхода человека в космос его анатомия и физиология не претерпели никаких принципиальных изменений, – пора включать в нее техногенный фактор. Ну а себя, как народ богоизбранный, они назначили на должность тех, кто должен определять, как будет выглядеть и что будет собой представлять человек новой формации. Судя по тому, как выглядели сами сайтены, ничего хорошего в этом плане ожидать от них не приходилось.

Впрочем, ничего плохого поначалу от них тоже не ждали. Люди привыкли терпимо относиться к тем, кто считает себя иным, а на человеконенавистническую риторику сайтенов первое время никто внимания не обращал. Ну хочется сайтенам считать себя венцом творения – пусть считают! И все на этом.

Так думали люди. Что думали сайтены, никто не знал, однако они сразу же принялись за дело. Купив у Туркменского ханства два десятка списанных в утиль боевых кораблей, сайтены отремонтировали их, модернизировали, установили новое оружие и почти без боя захватили расположенную неподалеку от них систему Доро с тремя терраформированными планетами, принадлежавшими Пятому Рейху.

На очередном заседании Международного совета планетарных союзов рейхсканцлер выступил с речью, обличающей немотивированную агрессию сайтенов. МСПС принял резолюцию, осуждающую противоправные действия сайтенов. А сайтены, как газонокосилка по лужайке, прошлись по Туркменскому ханству, уничтожив в битве при Галахаре боевой ханский флот, только числом вдвое превосходивший сайтенский. Другие сектора Восточного альянса, в который входило Туркменское ханство, предпочли не вмешиваться.

Полгода ушло у сайтенов на восстановление кораблей и техники. Одновременно они пополняли ряды боевых юнитов за счет бывших подданных Туркменбаши.

Новая война, развязанная сайтенами, получила название войны Тринити. В ней против сайтенов выступил весь Восточный альянс, Османский картель и Союз неприсоединившихся секторов. Спустя месяц после начала боевых действий, потеряв два из двенадцати подконтрольных секторов и половину боевого флота, Османский картель вышел из войны. Полученная от «османов» контрибуция позволила сайтенам удвоить численность боевого флота.

После того как пал Восточный альянс, сайтены принялись за планомерную зачистку неприсоединившихся секторов.

Тут уже и международная общественность по-серьезному всполошилась. Соседство сайтенов никого не радовало, но что с ними делать, никто не знал. Момент, когда процесс расползания сайтенов по Галактике можно было подавить в зародыше, уже упустили – военная мощь империи сайтенов позволяла им самим диктовать условия. Не всем, но многим. Те же державы, что имели реальную возможность бросить сайтенам вызов, не торопились это делать. У всех имелись на то свои веские причины, сумма которых именовалась Большой Политикой. Проще говоря, никто не хотел ввязываться в драку, когда ему самому ничто не угрожало.

Я до сих пор не могу понять, почему Международный совет повел себя столь беспечно перед лицом, казалось бы, вполне очевидной угрозы. Во всех секторах, на любой из тысяч терраформированных планет, на улицах, на работе и дома люди только и говорили, что о сайтенах, и все без исключения сходились во мнении, что, ежели не изничтожить эту новоявленную космическую саранчу, она заполонит собой всю Вселенную. И что тогда? На последний вопрос ответа ни у кого не было. Должно быть, именно потому, что он был последним.

Как бы там ни было, явление сайтенов с их имперскими амбициями значительно прибавило работы ликвидаторам. Имея если не самый современный, то самый большой по численности флот боевых кораблей, сайтены придерживались очень простой и эффективной стратегии. Разбив флот противника и захватив орбитальные станции, они только в исключительных случаях высаживали десант на терраформированные планеты. Их интересовали крупные производства тяжелой промышленности, которые без особого труда и больших затрат можно было перевести на военные рельсы, и атмосферные доки, чтобы ремонтировать и переоснащать корабли. Разумные же люди давно уже выносили подобные производственные мощности за пределы обитаемых планет, дабы экологию не портить.

Когда я впервые ступил на борт «Пеликана», меня никто не встретил. То есть вообще никто. Корабль стоял в доке пересадочной станции «Эко-5», и команда, надо полагать, отдыхала. Но должен же был остаться на корабле хотя бы один вахтенный? Для начала я деликатно покашлял. Затем громко позвал вахтенного. Не получив ответа, я включил внутренний коммуникатор и нажал кнопку общего вызова. Вообще-то гостю не полагалось вести себя подобным образом. Но, во-первых, в кармане у меня лежал мемори-чип с утвержденным назначением на «Пеликан», так что я был не совсем уж чужой, а во-вторых, должен же я был вручить кому-то этот самый мемори-чип. Вновь не получив ответа, я досадливо прикусил губу и медленно двинулся в глубь корабля, благо все двери были гостеприимно распахнуты.

Так никого и не встретив, я добрался до мостика.

В капитанском кресле сидел здоровяк под два метра ростом с широченными плечами и мускулатурой, наводящей на мысли о стероидах. Из одежды на нем были только майка и трусы камуфляжной расцветки. На правом предплечье – голо-марк с кельтским крестом на развевающемся флаге. Позднее я узнал, что это эмблема «Нерожденных» – особого штурмового батальона Русского сектора. Звали здоровяка Коля Жданов – он настаивал на том, чтобы все называли его именно Колей; по причине, никому не ведомой, он терпеть не мог имени Николай, – на «Пеликане» он выполнял обязанности второго пилота. Коля сидел, закинув ногу на ногу, и, время от времени почесывая босую пятку, увлеченно читал большой, тяжелый том в твердом переплете.

Поскольку здоровяк не обращал на меня внимания, я деликатно постучал по переборке.

Не отрывая взгляда от книги, Коля махнул рукой:

– Проходи.

Я приблизился к капитанскому креслу и достал из кармана мемори-чип со своим назначением.

– Господин капитан…

– Не-не-не! – протестующе замахал рукой Коля. – Я не капитан.

Он захлопнул книжку, положил ее на выдвижную консоль пульта управления и посмотрел на меня. Глаза у Коли были васильково-голубыми, а взгляд – по-детски добрым.

Я машинально глянул на обложку книги. К моему удивлению, это оказался не судовой устав и не каталог нового вооружения, а Гомер.

– А где капитан?

– Понятия не имею, – пожал плечами Коля. – Зачем он тебе?

– У меня назначение, – я показал мемори-чип. – Я ваш новый психолог.

– А, ну давай, – протянул раскрытую ладонь Коля.

В этот момент у меня вдруг зародилось сомнение. Кто этот полуголый здоровяк, сидящий в капитанском кресле? Все двери и переборки корабля открыты, значит, на мостик мог пройти кто угодно!

– А вы кто? – осторожно поинтересовался я.

– Я вахтенный, – усмехнулся Коля. – В отсутствие капитана выполняю его обязанности. Тебя как зовут?

– Грегори, – я положил мемори-чип на протянутую ладонь.

– А меня – Коля, – здоровяк выдвинул из-под консоли небольшой ящичек, вроде комодного, и, даже не взглянув, кинул в него мемори-чип с моим назначением. – Добро пожаловать на «Пеликан», Грегори. Твоя каюта восемнадцатая.

Вот так я стал членом экипажа «Пеликана».

Позже я, конечно, был представлен капитану Свенсону и остальным членам команды, но главным человеком на корабле – не по званию, а по значимости – для меня так и остался второй пилот Жданов. Коля был почти на десять лет старше меня, а его жизненный опыт так и вовсе не шел ни в какое сравнение с тем, что успел повидать недавний выпускник, поэтому сложившиеся между нами отношения нельзя было назвать в полной мере дружескими. Скорее я искал в Коле наставника, а он почему-то решил мне покровительствовать. Может быть, потому, что, как и он, я всегда имел при себе Гомера, только не в бумажной, а в электронной форме.

Первый и, пожалуй, самый главный урок Коля преподал мне прежде, чем «Пеликан» покинул «Эко-5». Сдав вахту, Жданов пригласил меня прогуляться по станции и сыграть партию-другую в 3D-бильярд. Я считал, что играю неплохо, а потому с готовностью согласился. После того как, вчистую проиграв шесть партий подряд, я, так же как и Коля, полностью потерял интерес к игре, мы переместились в кафе, где, по заверениям Жданова, изумительно готовили крылышки по-мексикански.

Крылышки и в самом деле оказались отменными, сочными и острыми, поэтому следом за первой тут же последовала вторая порция, за которой я признался Коле, что прежде мне не приходилось иметь дело с мертвецами, я даже не видел их вблизи, а потому испытываю понятное сомнение по поводу работы в команде.

– Не тушуйся, с мертвецами тебе дела иметь не придется. Ты ж психолог, тебе живые достанутся, – Коля кинул обглоданную косточку в пустую тарелку. – Хотя, сказать честно, я бы предпочел мертвых.

Столь неожиданное заявление второго пилота повергло меня в некоторое недоумение. Когда меня приглашали на работу, то детально расписали круг моих обязанностей. И, признаться, я не увидел в том никаких факторов риска или подводных камней. Напротив, мне казалось, что, полетав год-другой на «Пеликане», я получу хороший опыт работы и подберу материал для диссертации. Ремиссия пациентов с пограничными состояниями психики была темой моей дипломной работы, получившей очень хорошие отзывы, и я полагал, что сумею переработать ее в диссертацию.

Видимо, на лице моем отобразилось все, о чем я думал в тот момент, потому что, глянув на меня, Коля улыбнулся:

– Да не тревожься, это я так… Ну, просто к слову пришлось.

Ничего себе к слову!

Я начал быстро сопоставлять известные мне факты.

– А что случилось с психологом, летавшим с вами прежде?

– Ничего, – Коля покачал головой и глотнул пиво из стакана. Видно, взгляд у меня был недоверчивый, потому что он счел нужным добавить: – Действительно ничего. Он просто подал рапорт об увольнении… Всего полгода до пенсии оставалось.

– Так, значит, была все же какая-то причина?

– Ну, причина не причина, – Коля помахал зажаренным крылышком и посмотрел на него, как будто хотел убедиться, что само оно не улетит. – Был, конечно, повод… Хотя другой бы на его месте…

Не закончив фразу, Коля принялся старательно обрабатывать крылышко зубами.

Я ждал продолжения.

– Знаешь, что я тебе скажу, Грег, – Коля положил недоеденное крылышко на край тарелки. – Главное в нашей работе, а в твоей – особенно, не принимать все происходящее близко к сердцу. Иначе свихнуться можно. То, что мы делаем, это только работа. И все. Понял?

– Понял, – не очень уверенно кивнул я.

– Не понял, – усмехнулся Коля. – Тогда слушай, расскажу тебе о твоем предшественнике.

Звали его Курт Вагнер… Хотя почему «звали»? Его и сейчас так зовут… В общем, Курт Вагнер. Как и ты, был он штатским. До команды ликвидаторов успел поработать в клинике на Новом Иерусалиме. Был на хорошем счету. Но что-то там у него не заладилось с главным. Вроде бы поспорили они из-за методов лечения. Психиатрия вообще штука сложная. Если стоматолог, скажем, точно знает, как ему поступать с больным в той или иной ситуации, то психиатру постоянно приходится импровизировать. Это не сам я придумал, так Вагнер говорил. А еще он говорил, что психиатрия это скорее искусство, нежели наука. Верно?

В общем, не поладив с новоиерусалимским главврачом, Вагнер устроился на работу в Красный Крест, а оттуда его уже к нам на «Пеликан» направили. Курт все посмеивался, говорил, поработаю у вас с годик, отдохну, нервишки успокою, а потом собственный кабинет психоанализа открою. Стану драть деньги с богатых дураков только за то, что их бредни слушать буду. Рассчитывал на год, а задержался на все пять. И дольше бы оставался, если бы не случай, о котором я рассказать хочу.

До начала сайтенских войн работы у нас было не так уж много. Соответственно, времени свободного – навалом. Я только на «Пеликане» читать книжки пристрастился – прежде в руки не брал. Разве что журнал какой в глянцевой обложке или покет-детектив. Но это ж разве чтение? Ну а как сайтены поперли, так работы у нас стало выше крыши. Случалось, не успеем с одного вызова вернуться, а нас уже снова куда-то посылают.

Полгода назад, если помнишь, сайтены от Верхнего Каганата пару секторов откусили. Потерпев сокрушительное поражение в первой же битве, Каганат счел за лучшее откупиться от сайтенов, отдав им два сектора. Сейчас Верхний Каганат активно вооружение закупает, в надежде, что оставшиеся сектора отстоять удастся. Но, поверь уж старому вояке, Грег, пустая это затея. Рано или поздно сайтены все равно Каганат прихлопнут. Все потому, что Каганат в войне ставку на наемников делает. А наемник, он ведь только до тех пор воюет, пока в победу верит. От отчаяния он в драку не полезет.

В ходе сражения в секторе Друзо сайтены потеряли три корабля. Верхний Каганат – двенадцать. Остальные, включая транспорты и корабли техобслуживания, были захвачены противником. Это так в официальной сводке было сказано – «захвачены противником». По мне же, так они все сдались, когда поняли, что перевес сил не на их стороне. Может быть, и правильно поступили – тут уж не нам судить.

Работы на месте сражения у нас было выше крыши. Из пятнадцати выведенных из строя кораблей сайтены увели с собой только три – два своих и один каганатский. Однако оставили неподалеку пять «охотников», за добром присматривать. Видно, собирались вернуться, чтобы уцелевшее оружие и технику с кораблей снять, а может быть, и корпуса на переплавку оттащить. Сайтены, как я заметил, вообще не любят попусту добро разбазаривать.

«Пеликан» сайтенские «охотники» пропустили без разговоров. У нас с сайтенами договор: они позволяют нам забрать мертвецов и судовые журналы выведенных из строя кораблей, в которых в автоматическом режиме, на основании показаний индивидуальных биодатчиков, фиксируется время гибели каждого из членов экипажа, мы же, в ответ на эту любезность, собираем и подгоняем к одному из сайтенских кораблей их выведенных из строя юнитов. Знатоки говорят, сайтена почти невозможно убить, его можно только временно вывести из строя. После ремонта и перезагрузки памяти юнит снова готов встать в строй. Он и помнить не будет о том, что вроде как на том свете побывал.

Обычно мы работаем по стандартной схеме в две команды: первая осматривает корабли, вторая – занимается тем, что снаружи. Но на этот раз мы прибыли быстро, так что была надежда, что в скафандрах могли остаться живые, поэтому корабли отложили на потом. Для работы в открытом космосе мы используем десантные боты – легкие алюминиевые каркасы, обтянутые фольгой. Это и есть наши труповозки. В одну – сайтенов грузим, в другую – людей.

Я-то, понятное дело, сижу за пультом и наблюдаю за происходящим, глядя на скрин, а ребята, которым снаружи работать приходится, знаешь что обо всем этом говорят? Говорят, что всякий раз, когда подплываешь к скафандру, надеешься, что человек в нем еще жив. В особенности это касается десантников. Тяжелый десантный скафандр рассчитан на три часа автономной жизни в боевых условиях. Этого времени достаточно для выполнения поставленной задачи, после чего десантник либо возвращается на свой корабль, либо оказывается на вражеском. На самый крайний случай в скафандре имеется ампула с препаратом, способным погрузить человека в состояние глубокого анабиоза, при котором расход кислорода сокращается в несколько раз. Поэтому определить, жив человек или нет, можно только по показанию встроенного в скафандр биодатчика. Так вот, самое тягостное в работе тех, кто этим занимается, то, что каждый раз, когда видишь погасший биодатчик, думаешь о том, что, быть может, в этот самый момент прекращает мигать биодатчик другого скафандра и, пока ты возишься с трупом, умирает человек, которого можно было спасти.

В тот раз мы не нашли живых вне кораблей. Зато в первом же развороченном взрывом крейсере Верхнего Каганата в оружейке оказались заперты четверо техников из обслуги. Еще пятерых нашли на подбитом линкоре, в подсобке на третьей палубе. Потом – еще троих, спрятавшихся в грузовой контейнер. Всего в тот день мы спасли тридцать два человека. Мизер, когда экипаж только одного боевого корабля составляет примерно полторы тысячи человек. А все дело в том, что юниты на боевых кораблях все еще следуют установленному некогда правилу – в случае разгерметизации отсека, в котором ты находишься, используй индивидуальный спасательный пузырь, что лежит у тебя в кармане. Совет хороший и правильный, если твои враги не сайтены. В соответствии с Международной конвенцией о боевых действиях в открытом космосе, после того как сражение закончено, победившая сторона обязана оказать помощь проигравшей. Юниты противника, укрывшиеся в спасательных пузырях, должны быть либо переданы Красному Кресту, либо доставлены в нейтральный сектор. Сайтены ни один международный документ не подписывали. Находясь рядом с гибнущими людьми, они даже пальцем не шевельнут, чтобы им помочь. Кто-то считает, что сайтены не понимают, что люди умирают раз и навсегда, я же полагаю, что просто натура у них такая сволочная.

Все шло как обычно. Без неожиданностей. До тех пор, пока группа Никишина не обнаружила на единственном брошенном на поле боя корабле сайтенов десантника в спасательном пузыре. Живого. Как мы узнали позже, десантная рота Верхнего Каганата еще в самом начале сражения высадилась на обшивку сайтенского корабля. Выведя из строя вынесенные за борт орудия и средства коммуникации, десантники взорвали запасной люк на второй палубе и ворвались в корабль. Однако закрепиться на позиции им не удалось – после непродолжительной перестрелки сайтены выбили их с палубы. Взвод спасенного нами парня был вынужден отступить в глубь корабля. Каким-то чудом им удалось пробиться на мостик и включить систему самоуничтожения корабля. Сайтены частично успели блокировать прохождение команды, но взрывами все же оказались повреждены первая боевая палуба и машинное отделение. Корабль был выведен из боя, и сайтены все свои силы бросили на уничтожение вражеского десанта. Пытаться противостоять многократно превосходящим их по численности сайтенам было бессмысленно, и десантники приняли единственно правильное в данной ситуации решение – рассеяться по кораблю. Спасения дождался только один из них – сержант Рон Палмертини.

Закончив работу, мы собирались вернуться на третью планету системы Шархен в секторе Объединенных Северных Королевств, где находилось одно из отделений Красного Креста. Но, как назло, забарахлил вспомогательный ХД-двигатель. Поскольку никто из тех, кто находился на борту «Пеликана», в экстренной медицинской помощи не нуждался, капитан решил не рисковать и приказал взять курс на ближайшую пересадочную станцию с атмосферным доком, чтобы произвести ремонт, а заодно и сбалансировать заново конфигурацию ХД-двигателей.

Нас согласилась принять станция «Льоса-2».

Вот там-то все и началось.

– Что началось? – Я решил, что Коля уже рассказал свою историю, а это, оказывается, только вступление было.

– Слушай, – многозначительно кивнул Жданов. – «Льоса-2» – станция небольшая, находится на отшибе, вдали от магистральных путей. Заняться там особенно нечем. Поэтому я большую часть времени проводил в комнате релаксации, устроившись в кресле-массажере с книгой в руках. Как-то раз – дело после обеда было – заходит в комнату релаксации Вагнер.

– Привет, – говорит.

И смотрит при этом в сторону. Руки за спиной сцеплены. Губа прикушена. По всему видно, поговорить парню нужно.

Я книгу отложил, спинку кресла поднял и прямо его спрашиваю:

– Проблемы с пациентами?

Вагнер прошелся по комнате, ткнул пальцем в трехмерный скрин, так, что во все стороны радужные разводы поплыли, развернулся и сел на стул напротив меня.

– Помнишь десантника, которого на сайтенском корабле нашли? Сержант Рон Палмертини?

– Слышал о таком, – кивнул я.

– А про то, что он в спасательном пузыре не один был, тоже слышал?

– Как это не один? – удивился я.

Индивидуальный спасательный пузырь так устроен, что, как ни старайся, вдвоем в него не заберешься.

– Он прижимал к груди робота-сапера ПакБота.

Никогда не видел робота-сапера? Ну так, чтобы тебе понятно было, ПакБот представляет собой двояковыпуклый диск диаметром около сорока сантиметров. Днище выполнено из армированного металлопластика. По краям у него шесть коротких манипуляторов. ПакБоты используются для обезвреживания мин-ловушек на обшивке корабля противника – их выставляют, чтобы помешать высадке вражеского десанта.

– Когда мы вынимали парня из пузыря, – продолжал между тем Вагнер, – он был без сознания. А как только пришел в себя, первым делом спросил: как Даралт?

– Даралт? – Я задумался, пытаясь припомнить, не слышал ли когда прежде это имя. – Кто такой Даралт?

– Вот-вот, – кивнул Вагнер. – Я тоже поначалу не понял, о ком он говорит. Оказалось, что Даралт – это робот, что был с ним в пузыре. Верхняя крышка корпуса ПакБота была прострелена очередью из трассера. Три входных отверстия. Пули срикошетили от днища и превратили внутренности робота в труху. Крупнов посмотрел, сказал, что можно выбрасывать. А этот, Палмертини, как очнулся, сразу начал своего робота требовать. Когда я ему сказал, что мы его выбросили, он чуть каюту не разнес. А у самого слезы из глаз. Натуральная истерика. Ну, попросил я Крупнова забраться в мусоросборник и найти там этого Даралта. Благо мусор еще не прессовали.