Текст книги "Последний случай"

Алексей Колесниченко
Последний случай

Моей семье, друзьям и всем, кто уже читал эти стихи.

© А. Колесниченко, текст, 2022

© Формаслов, 2022

Вода от воды

«в тумане безымянном капель крик…»

 
в тумане безымянном капель крик
за лесом золотые фонари
а перед лесом талая река
 
 
она мне по-речному говорит
зачем ты здесь зачем издалека
от глаз твоих вода моя горит
 
 
я здесь у вод твоих названье взять
я на ветру продрог в воде озяб
воды своей мне имя подари
 
 
без имени меня в тумане нет
 
 
я понесу его за чёрный снег
я на позёмке напишу его
и будешь ты без имени легка
 
 
дома в тумане дыма хоровод
а за туманом талая река
от глаз моих без имени плывёт
 

«за спасительных стен гужевые труды…»

 
за спасительных стен гужевые труды
вброд по небу сирень алыча
человек состоит из воды и воды
и вода от воды отлича
 
 
в мутной толще проталина завтра светла
не приблизить её не украсть
и летят на разведку квадраты стекла
и кругами расходятся в нас
 
 
бел сиреневый воздух и дым кочевой
что весной полевой приберёг
человек состоит из почти ничего
черт бессонных и стен четырёх
 
 
у которого года в руках запятых
разольются обломки брони
укрывают погоду цветы и цветы
но ничто их уже не роднит
 

«непосредственно дома в постели вчерашней земли…»

 
непосредственно дома в постели вчерашней земли
или в транспорте где посильнее вдохнуть чтобы место
разорвать на себя чтобы лучше сидело в плечах
удалить удалить удалить
уничтожить все признаки текста
эта песня чужая ничья
 
 
это книга в которой – одно содержание но
разрастается толще от времени, книга в которой
в толще времени время становится толще, когда
в книге времени только одно
содержанье сосуд стеклотара
удалить удалить пустота
 
 
на какие слова мне поймать тебя слово другое
 

«а я себя найду в глухой росе…»

 
а я себя найду в глухой росе
чужих полесий выродок дремучий
где грязь и неба на один присест
 
 
и мягкая трава идёт пружиня
но это только на последний случай
который завтра угрожает жизни
 
 
внутри непроходимая вода
и тощий лес но степь теплее ночью
а если завтра это никогда
 
 
с ног на голову вывернув меня
нисходит тьма на стёртые подошвы
набух асфальт а реки обмелели
билет обратный вымок и помят
 

«а когда травой порос…»

 
а когда травой порос
топором пророс по полю
мне сказали – что? – вопрос
ни полслова не запомнил
 
 
как налево продавал
с правых глаз огрызки ночи
посмотри в мои дома
числа с плавающей точкой
 
 
сточной зрелости надел
с пыльной барщиной на вертел
я работал здесь на тех
кто работает на этих
 
 
кто с балконных лбов ласкал
молодецкие полёты
это блядская тоска
но и мы неподалёку
 
 
я вообще не при делах
я топорный полый выструг
горе горе врёт пила
но выпиливает быстро
 
 
то придут и спросят за
то билет без пересадок
знаю что хочу сказать
не запомню что сказал им
 

«ни собственного не пересекал…»

 
ни собственного не пересекал
не пресекал другого
суть не в этом
прохожий на дороге языка
поймал пытаю требую ответа
 
 
се человек охочий до добра
он в петлю за такое или постриг
но если взять и время отобрать
у космоса что слову будет после
 
 
откуда это слово оттеня
меня пришло пьянит и просит бегства
и почему чем больше этих «я»
тем меньше я по ту по эту текста
 
 
в каком костре продрогши до костей
я растекаюсь горлицей ли мысью
но если вправо влево не расстрел
ни песнь ни сказку ничего не смыслю
 
 
вот катишься кого бы ни бежал
сожрут поскольку главного не выпал
но говорят тут можно всё а жаль
что можно всё иначе был бы выбор
 

«так сердце к двум опять разорвало…»

 
так сердце к двум опять разорвало
а ты давай домой когда такая
не сплю а что рассвета всё равно
не будет потому как поливает
 
 
а всё ж смотри какое-то взошло
зелёное на свет как стеклотара
но свет твой не укупишь ни за что
и тьма моя мне больше не подарок
 
 
а это значит не в чем укорять
бессонный да и пьяный здесь проездом
где небо было раньше фонаря
но я теперь такой же бесполезный
 
 
а здесь так правда – врать не переврёшь
учись у тишины своей замужней
но я и на живого не похож
и умирать не буду потому же
 

«мир крохобор и бракодел…»

 
мир крохобор и бракодел
но по его законам длится
лоза что тянется к воде
из тонких пальцев проходимца
 
 
вокруг гранитная трава
её и мёртвые не косят
идет в управу голова
и начинает день с вопроса
 
 
о чём молчишь когда молчишь
куда бежишь когда всё поздно
и почему такая тишь
в воде когда взрезают воздух
 
 
галдёж снаруж внутри мятеж
и сколько лет без позывного
в аду растут четыре слова
одни и те же
 

«а как восторг мне этот весь бы взять…»

 
а как восторг мне этот весь бы взять
всю эту взвесь воздушную в подошвах
и говорить о ней а не о том что
я правильного мог о ней сказать
 
 
а был бы композитором тогда б
я этот звук поймал бы за лодыжки
весь этот снег собачий еле слышный
поющая летучая вода
 
 
а как бы взял ни звука б не соврал
белёсые берёзовые гвозди
и вколотил с размаху бы в февраль
весь этот сизый бег шершавый этот воздух
 
 
а снег как полоз под балкон заполз
торчит рубахой школьною навыпуск
а небо ржавь а небо купорос
а снег поёт скрипит как сапоги на вырост
 
 
а я все эти песни перерос
 

Остановка

 
раз попутчик так делись не темни
языком ворочать не рыбку съесть
в придороге аяясные дни
тульский чай невыносимая степь
 
 
по стеклу рябит зелёный репит
что ни хата то шалман то шале
за непрядвой полпути перепить
эй автобус не гони лошадей
 
 
что ты цуцик пригорюнился змерз
геть по сто пока по знакам до ста
по следам за нами местная смерть
тяжелее разводного моста
 
 
и гидравлика её заржаве
ла и приводы её дребезжат
раз попутчица делись не жалей
до вокзала и любовь на дрожжах
 
 
ломкий свет пяти часов молоко
степь дымит шаманит дождь навесу
у окошка молоток холодок
поутру за полстраны провезу
 
 
на восходе шум крупитчат и дик
пахнет мёдом птичий гвалт жгучий плющ
раз прохожий то иди-к ты ходи
раз приезжий проезжай-ка ты лучш
 

Дачная

 
вот бывает влезет в голову скрипеть
так и этак чтоб ей падле век молчать
как прицепится не песня а репей
и получится не сказка иван-чай
 
 
с подмосковной семиотикой в груди
односложные пейзажи вынь положь
и прикрыть бы – расползётся и гляди
да когда ещё такую соберёшь
 
 
а бывает отрубил бы сам себе
эти звуки спрятал запер и подпёр
но скрежещет электричка о судьбе
лип крылатых лап еловых ЛЭП-опор
 
 
у реки табличка кабель или газ
в СНТ ворота пропили бомжи
кто откуда нам и сказку за рога
тот оттуда нам и песню покажи
 
 
на закате больно косточки-зрачки
в небо высадишь и вырастет черно
ты табличку-то у речки не прочти
и копай небось надыбаешь чего
 
 
пляшут по ветру полынь и чистотел
на окошке марля серая от мух
вот надыбал бы всё лето бы пропел
а найдёшь и не покажешь никому
 

/часть третья/

 
а в полдень стрелки в штабель
а в полночь глазки в кучку
 
 
на гребне, горечавкой
поросшем, перекличка
 
 
вставай кому не отдых
кто голосом подобен
турбине и модему
от раскалённых стёкол
твой невесомый окрик
отслаивается
 
 
семантика замкадья
поэтика гоп-стопа
подменная квартира
до выдачи ключей
 
 
на месте котлована
кудрявый горицвет
 
 
берёзовые руки
смахнут счастливый случай
 
 
внутри меня всё э
то вы
гля
дело
луч
ше
 

«что нам стоит жить построить…»

 
что нам стоит жить построить
нарисуем будет дом
с русской печью и густою
тенью
под углом
к дому нарисуем сад
яблоневый сорный
в соре гроздьями висят
сорванные зёрна
 
 
очи го́ре соль в горсти
господи прости
 
 
яко на опушке детства
бродит серый волк
гой мой посвист молодецкий
что ты приумолк
за забором за засовом
ти́хонько лежит
пух лебяжий дуб сосновый
липовая жизнь
 
 
ни двора кола мочала
что ты?
я молчала
 

«даже внутрь колёсами дубасит…»

 
даже внутрь колёсами дубасит
с завитушками на логотипе
пролетай то мондриан то щусев
гордый бах за фрунзенской не слышно
 
 
дождевой конкорс от прошлогодней
пыли мутный домик водокачка
пополам дороженьку на троицк
ни за что исчадье мосгортранса
 
 
ой не плачь девчонка тина округ
скоро будет новое колечко
при́дут и по нашу коммунарку
голо поле поперек разметят
 
 
я-то вижу из дверей налево
что мне будет в этом огороде
семь холмов четыре пересадки
коль не шутишь по весне пешком
 

Субботник

 
весна приходит погодя
приходит зыбко
стоят у касс очередя
в три перессыка
 
 
а я хожу
у каблука узор-облатка
земля весною глубока
и тугоплавка
 
 
хожу
в кармане три копья и паспорт
на спор
хожу ровнёхо что не пьян
спускаюсь в транспорт
где три прогона смотрит в пол
стоит досадно
страна которой впрок прополка
и рассада
 
 
а я хожу и не полю
и не сажаю
я жизнь я родину люблю
я обожаю
 
 
а я хожу
охотный ряд метут с нажимом
три с половиной гопаря
и три таджика
а я хожу остановлюсь
 
 
пойду обратно
я жизнь я родину боюсь
красу-отраду
 
 
а коль пойду наискосок
забыв спросонок
меня суббота засосёт
как соль с газона
 
 
и вот лежи себе лежом
на чахлой травке
обдаст водой весна тяжёлая
как трактор
 
 
трамвай прокатится в депо
звеня воняя
я жизнь я родину в упор
не понимаю
 
 
вставай иди тверди себе
и тем утешься
 
 
я соль земли её победа и надежда
я соль земли я боль в глазах я пыль на лицах
я соль земли шум жесть и зависть всей столицы
я соль земли горю в дверях её казённых
я соль земли я растворяюсь в глинозёме
я соль земли меня плюют а рот всё полон
 
 
я жизнь я родину мою
не понял
понял
 

«на марксистской две бабки с внезапной охапкой просфор…»

 
на марксистской две бабки с внезапной охапкой просфор
два мента при кокардах и шапках унылый дозор
эскалатор трепещет как после недельного пьянства
и неясно кого из них стоит сильнее бояться
 
 
был бы голод – так сыт, был бы болен – здоров, одинок —
так семья и друзья, был бы гол – так одели укрыли
только помнишь чуть прыг – и в кадык
только дрог – воронок
влево вправо чугунные рыла
 
 
в точку бэ под трамвай не попал типа даже свезло
и прививка ничо хоть и хрен его что там кололи
а что наша москва под сурдинку в сплошное сизо
так и ваша омерика тоже недавно колония
 
 
воздух вон и с руками по швам продвигаться по дну
сигареты с орлом производит ростов на дону
сигареты с индейцами делают в городе любек
а у нас выпускать перестали
но всё еще любят
 
 
посиди покури
 

«будто стёр в порошок стекло…»

 
будто стёр в порошок стекло
и оно на лету искрит
всё бессовестно замело
снег как шавка в ногах визглив
 
 
я курю на сплошном свету
гой еси голова пуста
с места ежели не сойду
так на нём меня и оставь
 
 
залепило снежком часы
стрелки ржавые ну скрипеть
пусть помёрзну собачий сын
коли будка не по себе
 
 
за душой ни двора-кола
только снегом собачья чушь
опадает с горы стола
что ж ты жмёшься-то всё к плечу
 
 
перестань не переставай
 

Слова не отсюда

«свет фонарей в луну…»

 
свет фонарей в луну
белым уходит табором
к полночи не усну
к часу верну метафору
 
 
спросит в ответ луна
чем тебе ночь поверила
и на тебя вруна
светится что потеряно
 
 
дом производит пыль
трещинами в три пальца
свет забивает фильтр
кашляет осыпается
 
 
запил вчера сосед
света не видит белого
я отражаю свет
я ничего не делаю
 

40 строк о переездах

1.

 
проступает сквозь подробный
воздух с сумкой плечевой
организм анаэробный
с переезд величиной
 
 
между голосом и мной
выкатился из подъезда
голый полый и хмельной
но помимо всё чудесно
 
 
пузырёк из пачки вынь
и смотри через него как
в пробку полной головы
входит штопором тревога
 
 
череп дом стеклянный с брешью
между граней сад камней
я ищу себя в прошедшем
у меня его и нет
 
 
переехало
 

2.

 
между двумя с половиной жилищами
долго я с этим лицом проживал
длинным как поезд древесный столичный
гремящий вагонными сцепками жвал
 
 
поезд лица моего подмосковного
татататащится сквозь белый клей
тататаращится голь перегонная
в тутутуманы на грязном стекле
 
 
ну перестань это пепла метелица
теплится лобня заполицы лось
как двухколёсным глазницам не терпится
переломить переносицы ось
 
 
выдохни носом гудок переливчатый
дым перепончатый зимних вечерь
припоминай
бирюлёво подлипки чернецкое чёрная
                                                 чёрное чернь
 
 
сколько вас глаз не хватает обманывать
болшево болдино бородино
льётся с анфаса состава саманная
боль и бурлит будто клин водяной
 
 
дадададальше кудадада нечего
спрашивать кашино щёлково гжель
кучино чехов жена моя женщина
кубинка щербинка мать моя же
 

«вселиться с табуретом и тряпьём…»

 
вселиться с табуретом и тряпьём
в многоэтажку на алма-атинской
чтоб смета по ремонту за мильон
не дохуя а так необходимость
 
 
чтоб подавись она своим кремлём
москва в окно хоть есть но не настолько
зато ни белый снег ни серый лёд
квадратная хрущёвская рустовка
 
 
вместиться целиком в дощатый шкаф
чтоб ни ответственности ни пощады
за палеоботанику в горшках
за динозаврьи вопли на площадке
 
 
в тревоге ночи в шёпоте стекла
понять ведя окурком по карнизу
что если есть у города дедлайн
он близок он уже зашёл и вызвал
 
 
гремучий лифт он пялится в глазок
он жмёт звонок он ждёт доставка здрасьте
кредитный снег пожёванный озон
без возраста замены и возврата
 
 
бегут по раме синие огни
вперёд ногами в скорой тётку тёзку
и если вдруг мигалка то моргни
три раза в счёт процентов
там зачтётся
 

«и откуда только придут по наши…»

 
и откуда только придут по наши
золотые пломбы считать по вешним
дням легко сказать за других бы ношу
за себя не вышло
 
 
в эту грязь войти а бела ведь площадь
чтоб с неё за слово тянуть клещами
оставайся дома снежинки пляшут
не по воле срочно в одной пижаме
 
 
в метраже виновных часы накажут
да ломать не строить колки подкрутишь
и пойдёт гулять по озябшей коже
что ни скажешь выйдет другого краше
 
 
за углом затяжку бычок в отмостку
затоптать заправить рубашку в завтра
мне бы слов сейчас пустоты заместо
чтоб не вспомнить утром
 

«как этот дом стоит из полых блоков…»

 
как этот дом стоит из полых блоков
так я из голых слов твоих стоять
и хорошо мне потому что плохо
слышна сквозь них мне будущность моя
 
 
а только дом солёным снегом слеплен
а только соль лежалая в снегу
а только снег весь этот снег последний
я это только это сберегу
 
 
сдаётся мне под небом ржавым небом
в наём под фонарём и вороньём
всё это место что не стоит снега
солёного как прошлое моё
 
 
о как бы я его переиначил
иначе всё ни сердцу ни уму
ты значит хочешь знать что это значит
ты плачешь хочешь знать что это значит
а это значит то что это значит
а больше значить нечего ему
 

«зарастает хвощами что было мечтой…»

 
зарастает хвощами что было мечтой
больно помнить отбросить грешно
чернозём превращает кольчуги в ничто
и мечи превращает в ничто
 
 
на железных костях для железных зверей
поднимается крепнет ковыль
и взлетает навстречу зелёной заре
с пашни соколом сторожевым
 
 
из прозрачной дубравы выносят цветы
древки флагов навершья мечей
и скрываются наши смешные следы
в песне лиственной птичьей ничьей
 
 
но пока эту песню в золу не свели
сердце следом из птичьей груди
чтоб рассыпаться комом железной земли
от удара что ждёт впереди
 

Простые стихи

 
утром было не в счёт, а теперь холода
ты забудешь мне всё, только время – когда
 
 
я за прошлую жизнь оказалась собой
мне ни веры ни верности только покой
 
 
успокоиться словно пролесок срубить
человек это способ проезда судьбы
 
 
от расходников снов до покатой любви
где у слова повышенный билирубин
 
 
где усталости тонны на летних плечах
где меня не положено больше встречать
 
 
где останется хриплой материи дней
только время когда ты забудешь всё мне
 

Декабрь

 
по дефолтному городу в ноги солёная сырость
уходящий неплох предложить не зазорно врагу
расскажи мне о жизни по средствам и смерти на вырост
молодая девица в глухом леворульном гробу
 
 
всех имен ничего перепутаешь выучишь к свадьбе
ненасилие славы злословью меняет постель
аммиачного дыма отечества с павлинской свалки
не хватает на всех но и это простим под процент
 
 
то не я ли скрипел на зубах заголовков рычащих
в душу мать в горло кость и шершавый четверг на щеках
всё что знал разделю на четыре неравные части
шерсти клок но ничем откупиться врагу языка
 
 
в нём и слов ничего торжество пустотелой тревоги
сон абсурден как выстрел в лишившейся звука стране
говорю и солёной зимой зарастаю травою
только что ты такое в броне ледяной по траве
 

«говорить только то что видишь…»

 
говорить только то что видишь
премудрость достойная эпитета
 
 
выпрашивать у сумерек
миллиграммы живописной бесполезности
слабость достойная родины
 
 
беззубые рамы троят
музыку в испуганной приоре
 
 
лес купается
в бирюзовом молоке
 
 
лень и праздность
у окна
на огонёк
 
 
сомнительные грехи
губительное искупление
 
 
не отсвечивай, узник сердца
 

Р***на

 
не разглядеть её сполна
пока с высотки не ощерится
дикорастущая луна
с решетчатым лицом кащея
 
 
четырнадцатый день метёт
планета плоская как противень
собака лает ночь идёт
хрустит от бешенства сквозь оттепель
 
 
коль вышел ростом распрямись
играй лицом покрытым сажею
пока в трёхфазный оптимизм
вползает мгла в четыре сажени
 
 
и света след уже простыл
и смерть по сметам чай не франция
но мгла кругла и есть рефракция
чтоб лучше видно с высоты
 

«термостойкий не то что ты…»

 
термостойкий не то что ты
из голодной живу воды
и настойчива та вода
в разведении немоты
 
 
колобродит и льёт гужом
и куда бы я ни пошёл
говорит мне не жаль ужаль
и вопрос решён
 
 
а у голода глаз мешки
и замашки мои смешны
есть кладбищенскую тишину
если собственной лишены
 
 
если уши полны водой
говорливой переводной
и захлёбывается кадык
немотой воды
 

Зарисовка

 
мир наизнанку это когда
в небо с проспекта летит вода
в воздухе пыльном плывут киты
где-то не здесь обитаешь ты
 
 
выйдешь и думаешь где нигде
ноги не ходят не режет нож
с кем-то не мной ты проводишь день
кто-то не я тебе дарит ночь
 
 
катятся рельсы вдоль колеса
сало вассала не мой вассал
ночь первый раз за четыре дня
пишешь стишок а оно херня
 
 
и на душе хорошо как бля
крутится против оси земля
плавится в мутной воде металл
ноги не ходят
ползи
летай
 

«вязкие сладкие слова…»

 
вязкие сладкие слова
на протоптанной дорожке
к работе
дому
пище
 
 
капли муравьиной отравы
 
 
членистоногая задачка
рулетка абвгдейка
кого ты возьмёшь с собой
на солёный сонный север
 
 
в самый наивный
и правильный пейзаж
 
 
в запрещённую речь
с перпендикулярными гласными
 
 
жизнь круглая
и тесная
словно капля
под микроскопом
 
 
на кого ты
поделишься
собой
 

«ночью маем вкус отравы…»

 
ночью маем вкус отравы
из магнита пятака
вся в художественных шрамах
и безвкусных партаках
мимо радоницы мимо
пасхи всклень глаза пусты
сброшенная кожа мира
в премолярах духоты
 
 
майский дождик мелкий тизер
в кротком метре потный штиль
бел горюч позорный дизель
балашиха – вешняки
синь трамвайная набита
синь небесная пуста
синь партачная небрита
обла гибла по кускам
 
 
солнце грязными мазками
тины клязьминской бокал
майский ветер распускает
маки алые в белках
яблонь ранние сугробы
дров костру трещит башка
жизнь любовь была суровой
и красивой но прошла
 

«надрежь сосну смотри сосновью кровь…»

/Сане/

 
– надрежь сосну смотри сосновью кровь
вот так и нас затянет наболевших
лихих шалелых жалящихся леших
час от часу лишившихся голов
 
 
– возьми себе за правило дышать
чтоб вдох короче выдоха и чаще
смотреть по сторонам всегда есть шанс
что даже в этом шуме можно счастье
 
 
– но что за дрожь и холод до кости
бессонница и сколько пересадок
какой узор плести здесь как цвести
 
 
– мне двадцать лет и если б я был садом
какие б вишни господи прости
 

«как прибудешь на место уведомь…»

 
как прибудешь на место уведомь
что счастливее стала вдвойне
в поддавки с распоясанным ветром
и на волю зелёной воде
 
 
сообщи где из зрения вычтешь
этот бег пустоцветный а с ним
двуязыкая немолчь по-птичьи
позовёт и умрёт мои сны
 
 
потому что чем ревность блестела
тем верней бестелесность несла
я и кожи моей перестенок
разделил бы но слишком тесна
 
 
чтоб на звук поманить и оттуда
знать что встречу а если сбежишь
что мне снова тебя передумать
если слово на убыль всю жизнь
 

«крестным ходом свистом перекрёстным…»

 
крестным ходом свистом перекрёстным
залегла тоска на мозге костном
 
 
я ей не редактор и не критик
что найдёте – верьте или врите
 
 
я ночами книжечку листаю
битым парапетом обрастаю
 
 
бритым дымом плиткой и побелкой
бликами о боге и побеге
 
 
кто же мы деревья облетели
что же вы оставите потомкам
 
 
я ли не мечтаю обретенье
днём потерянным перебинтован
 
 
то и вижу рыбьим сном под весом
льда, что ни угла ни поворота
 
 
грейся мой двухкамерный процессор
нам такое в жизнь не обработать
 

«утверждать до девятого пота…»

 
утверждать до девятого пота
все приметы друзей человека
вислоухая сука суббота
куцехвостая шавка таганка
 
 
голосов телефонная прорубь
недосыпа зелёная ветка
 
 
неудобные признаки завтра
небо холода голого лета
деревянной одежды посуда
слова не отсюда
 

Беды речи

называется юность

 
полос чугунных паралленты
на станции пяти бомжей
последний день пустого лета
стоять на энном этаже
 
 
по-волчьи выть свистеть по-рачьи
вдогонку каждому каре
есть деньги на пожрать и пачку
подорожавших сигарет
 
 
об остальном и думать стыдно
довольствуйся чем слеп и глух
смотри в наросты бересты на
углах хрущёвских развалюх
 
 
повсюду брендовые люди
жильё доступное для всех
и радоваться по-иудьи
что есть осина повисеть
 

называется старость

 
паркет совковый тускл и щелист
ковром его бы нет ковра
что за стеной за стук и шелест
не знаю не хочу соврать
 
 
а только дверь на звук открою
а там хрустит свои замки
старуха с страшною клюкою
сама страшней своей клюки
 
 
она шагает коридором
в нём от шагов её мертво
она быть может старше дома
и всех строителей его
 
 
подъездов сумрачных и тошных
подвалов с плесневым теплом
и даже дерева того что
паркетом на бетон легло
 
 
куда бежать куда ни съедешь
какой кадастр какой реестр
она всегда в твоих соседях
и старше каждый переезд
 
 
готовься жизнь когтясь и щерясь
себя втридорога продать
а за стеною стук и шелест
клюка и времени вода