Текст книги "Трое обреченных"

– Она не похожа на бред воспаленного воображения, – заметила Екатерина.

– А на хищницу по имени Мэри – тем более, – похвастался наблюдательностью Вернер.

Особа в черных очках, бесформенных невнятных одеждах и с плотно уложенными волосами собиралась выйти из-за елочки, когда сработал затвор. Нечеткий худощавый профиль, рука, сжимающая ремешок простенькой сумочки. Другая фотография сделана спустя секунду. Профиль превратился в анфас, очертились выступающие скулы, безупречный нос, глубокие морщинки в уголках рта, дешевенькое колье из галантерейной лавки… Женщина вышла из-за елочки и сразу обнаружила, что в нее «стреляют». Брови, частично выступающие над очками, свелись в одну линию. Женщина хмурилась. Ей это не нравилось.

– Замечательно, – ядовито процедил Вернер. – Куда ни плюнь – везде любимый женский пол. Мы обхитрили целую банду недоумков и жгучую красотку-атаманшу. Объясните только, зачем? На кой ляд нам это надо?! И что нам делать с днем рождения?

Обида за несостоявшееся празднество уже рвалась из груди. Ситуация требовала немедленного разрешения.

– В общем, так, – строго распорядился Максимов. – Плакать и рвать последние волосы мы не будем. Разберемся позднее. Никакой полиции – похихикать можно и самим. Представляю, как обрадуются в районке. Сущий позор на мою дурную голову – подставиться под криминальный шмон! Даю установку – полчаса на наведение порядка – всем гуртом и не стонать – и живо за стол, пока водка не закипела! Забыли, что мы тут не просто так страдаем?

– Слова мужа, – одобрил Вернер. – Умница ты наш, Константин Андреевич…

Он приполз домой в двенадцатом часу ночи, усталый, пьяный, как бригада грузчиков. Провожали Екатерину, а потом, надеясь достойно завершить вечер, притормозили у двери с надписью «Круглосуточно», которая почему-то не желала поддаваться. И колотились в нее аккурат до приезда патрульной машины. «Все нормально, мужики, – объяснил протрезвевший Вернер высунувшемуся сержанту. – Дежурный охранник любит продавщицу, им некогда. Охотно подождем». Патрульных разобрало любопытство, они вышли из машины и тоже принялись долбиться в запертую дверь. Вылез перепуганный охранник в расстегнутой униформе. В отделе продавщица судорожно подтягивала бретельку от бюстгальтера. «А ведь и впрямь, гляди-ка», – удивлялся рядовой патрульно-постовой службы – выходец из отдаленного степного села. «Есть еще женщины в русских киосках», – соглашался сержант. Несомненным плюсом явилось то, что никто не пострадал. Патруль отоварился по «льготному тарифу», сел в машину и укатил нести опасную и трудную службу. Детективы взяли, чего хотели. Выходя последним, Максимов слышал, как за спиной захлопнулась дверь – видимо, ночные работники недоделали чего-то важного…

При виде мужчины, держащегося за перила, Маринка не поверила глазам.

– Ну, ты и дал дури, папахен… – прошептала она с восхищением. – Знаешь, у тебя такой вид, словно ты не прочь из последних сил обнять все человечество!

– А что? – оживился Максимов. – Это, между прочим, цитата… Погоди, сейчас вспомню… – Покачался, вспоминая. – «Мне хотелось бы обнять все человечество, поделиться с ним своей любовью, согреть его и отмыть от скверны современной жизни…» А знаешь, кто сказал?

– Не знаю, пап, – растерялась Маринка. – Индира Ганди, наверное. Или этот, как его… Мартин Лютер Кинг.

– Не-е, – оскалился Максимов, – Феликс Эдмундович Дзержинский – великий гуманист ушедшей эпохи. В квартиру-то пустишь родного отца?

В вопросе кулинарии Маринка в этот вечер не напрягалась, резонно полагая, что если отец и придет, то не голодный. Максимов для порядка заглянул в холодильник, сделал попытку почистить зубы – однако обнаружил сразу несколько труднодоступных мест, бросил это дело – включил зачем-то телевизор. Конкурсы веселых и надоевших, сериалы, полуночное ток-шоу о влиянии и значении метросексуалов. Хронический президент толкает что-то эпохальное.

– Нет, – пробормотал Максимов. – В люлю, только в люлю… На работу с утра пораньше – ВВП удваивать…

Бормоча под нос: «О, где же ты, моя верная четвероногая подруга?», добрел до спальни, перевалил приступочку – как машины переваливают «лежачих полицейских», на ощупь отыскал кровать. Когда Маринка решила поинтересоваться состоянием папы и робко заглянула в спальню, Максимов сидел на кровати, качаясь, как неваляшка, и со словами «Брюки превращаются… превращаются брюки…» безуспешно дергал молнию на штанах.

– Привет, – помахал он смазанным очертаниям Маринки. – Как дела?

Вздохнув с покорной обреченностью, она устроилась у папы в ногах и приступила к удалению брюк.

– А ведь скоро лето, папа, – сказала Маринка как-то робко. – Каникулы заслуженные. Отпустишь в спортивный лагерь? Сейчас модно заниматься спортом. Пацаны спорят – какой вид спорта лучше выбрать? Дебилдинг… в смысле, бодибилдинг, маунтин-байкинг, роллер-блейдинг, фри-дайвинг?.. Слышал о таких?

– Не-а… – Максимов рухнул поперек кровати. Глаза закрылись. – Я знаю лишь один вид спорта, Мариша – NOTHING DOING… Усиленно рекомендую. Другого ты все равно не осилишь – терпения не хватит… Да и мне не трястись за сохранность твоей шеи…

Вторник, 25 мая. Офис агентства «Профиль»

На работе с раннего утра было гадко и неуютно. Гуляли сквозняки. По унылым помещениям, где с вечера на скорую руку сотворили видимость порядка, бродили похмельные сотрудники и со стоном приводили офис в божий вид. Олежка Лохматов таскал за собой бутылку минералки, уровень которой стремительно падал. Екатерина искренне недоумевала, почему не может быть хорошо просто так – а только за счет чего-то: в частности, вчера было хорошо за счет сегодняшнего утра. Любаша – с лицом, как перед расстрелом, стояла на коленях и с методичностью робота-манипулятора перекладывала бумажки. Вернер опоздал – на сорок две минуты, пятнадцать секунд. Но виноватой физиономия не выглядела.

– Улица Фабричная вымыта пивом, коллеги, – объявил он с неуместной торжественностью и пафосом. – «Газель» хлобыстнулась в грузовик, груженный «Крюгером». Пострадавших нет, но ситуация, что ни говори, трагичная.

Коллеги с неприязнью покосились на опоздавшего.

– А мы любили его, как отца, сына и святого духа, – вздохнула Екатерина.

– Ну, подумаешь, опоздал, – рассердился Вернер. – Меня вчера, к вашему сведению, менты таки прибрали. У родного подъезда – уже руку протягивал, чтобы дверь открыть – а они и выходят. Опера, пэпээсники, штатские… Соседа по площадке тащат – беда к соседу пришла с понятыми. Доворовался, гад. Я и говорю ему: «Здрасьте, мол, Савелий Сидорович, неплохая ночка? А утро-то какое будет…» – А те, не разбираясь – и меня – в воронок с горизонтальной загрузкой… Потом, правда, отпустили, разобрались, опера еще извинились, но пэпээсники тряхнули качественно. Денег пропало – пятьсот рублей, пачка презервативов, шарики из кремния. Умеют же обыскивать, фокусники – не подкопаешься. А что, говорят, мы не брали, не было у вас никаких пятисот рублей…

– «Справочник необходимых знаний» не пропал? – забеспокоился Максимов.

– Нет, на месте знания, – успокоил Вернер. – Ментам не надо – они и так все знают.

Закончив чаепитие с крохотными сдобными печенюшками (Лохматов презрительно называл их «пищевыми добавками»), сгрузили посуду Любаше, и Максимов строго обозрел подчиненных. Проверку похмельем с горем пополам одолели.

– Итак, трудоголики вы мои недоделанные, не пора ли заняться делом?

– Работы нет, – насторожился Вернер. – Незабуд уже рассчитался.

– А чего нам это стоило, – пробормотал Лохматов.

– Очень хорошо, – злорадно улыбнулся Максимов. – Пока отсутствует толковая работа, займемся мелочовкой. – Он выбросил на стол фотографии незнакомки, произведенные Пантюшиным. – Сколько этот гриб сушеный предлагал нам за работу?

– Десять тысяч, – вспомнил Лохматов.

– Девять, – поправила Екатерина, – рублей. Этот гриб сушеный, как верно выразился Константин Андреевич, вспомнил, что десяти у него уже нет. А ты что, Костик, серьезно?.. – Екатерина замолчала, недоуменно захлопав пушистыми ресницами.

– Не люблю, когда из меня делают тварь бессловесную, – объяснил Максимов. – В деле существует интрига – это возбуждает. Да и вам нельзя позволять лениться, коллеги. Вот они – три составные части моей мотивации.

С этими словами Максимов подъехал на стуле к компьютеру, открыл папку «Фигня» в папке «Отстой» (забурили, конспираторы…), отыскал адресную книгу и отстучал фамилию Пантюшин. Последних в гигантском мегаполисе оказалось сорок восемь человек. Из них шестнадцать благополучно проживали на левом берегу.

– Замечательно! – вскричал Максимов. – В этой хваленой краденой программе у половины обитателей города отсутствуют паспортные данные.

– Китайская программа, – пискнула из приемной Любочка.

– Подумаешь, – фыркнул Олежка Лохматов. – В отделе разрешительной системы Ленинского РОВД компьютерная база – вообще двухтысячного года. И ничего, работают…

– Благодарите бога, что хоть у половины имеются паспортные данные, – загундел Вернер. – Скоро на пластиковые паспорта перейдем – вот тогда и взвоете.

– Ты о чем? – не поняла Екатерина.

– А вы не слышали? – удивился Вернер. – Готовится новый обмен паспортов – на пластиковые карточки. С полной биологией: отпечатки пальцев, фото радужки глаз. Совмещаются с компьютером. Создается офигенная база данных, куда нас всех и запишут.

– А зачем? – не понял Лохматов.

– Нормальный вопрос, Олежек. У меня их накопилась целая туча. За сколько дней до обмена вся эта база данных поступит в свободную продажу? Через сколько дней после обмена появятся «турбюро», где можно будет купить новую карточку – с вашими пальцами, радужкой и на любое имя? Сколько потребуется МВД, ФСБ, ФСО и прочим лавочкам компьютеров, оснастки, периферии и программистов, чтобы хоть как-то проверять предъявляемые документы? Кто помешает этим самым программистам делать маленький бизнес на «изменениях» и «дополнениях» базы? И сколько, наконец, народа не попадет на поезда, пароходы и самолеты только лишь из-за того, что компьютеры железнодорожных, авиационных и пароходных касс глючат и сбоят?..

– Могли бы татуировками обойтись, – ухмыльнулся Максимов. – Нас уже столько раз пересчитывали…

Фото женщины на фотографиях Пантюшина здорово притягивало. Максимов вновь подвинул к себе снимки и начал внимательно изучать изображение. Фотографом Пантюшин, возможно, был и неплохим, но неподвижные объекты – в данном случае елочка – у него выходили лучше. Женщина расплывалась. Сказать о ней можно было лишь немногое. Она не старая – возможно, тридцать с гаком. Больная – или жизнь не балует. Небогатая – или сознательно доводит себя до истощения, а в качестве усиления страдания рядится в некрасивые балахонистые одежды. Следит за собой из рук вон плохо…

– Соображения, коллеги, – Максимов бросил снимки на край стола. Закурил и выжидающе уставился на сотрудников.

– Обрати внимание на фрагмент резной ограды. Уголок афишной тумбы, край плаката с буквами «Я» и «мягкий знак». Обрывок аварийного здания, которое не побоюсь назвать театром Музыкальной комедии. В нем вчера давали «Летучую мышь», – заявила ни разу не замеченная в театральных пристрастиях Екатерина.

– Там всегда дают «Летучую мышь», – пробурчал Олежка.

– Неправда, – встрепенулся Вернер. – Могут в качестве разнообразия запустить «Сильву». Или «Женитьбу Бальзаминова». Или «Веселую вдову» Легара. Но ассортимент не блещет – тут Лохматик прав.

Екатерина терпеливо переждала.

– Можем сделать вывод, что снимки произведены в Центральном парке. За спиной фотографа – кафе, аттракционы и прочие увеселительные заведения.

– Я скажу вам больше, коллеги, – не без гордости заявил Вернер. – Если речь идет о трех последних днях, что, кстати, косвенно явствует из бормотания Пантюшина, то снимок могли сделать только вчера, в понедельник: обратите внимание на белые облачка. А до этого погода несколько дней отличалась редкой безоблачностью. Тень от дерева – небольшая. Стоит предположить, что дело происходило в районе полудня. Есть вопросы, командир?

– Вот и флаг тебе в руки, – обрадовался Максимов. – Дуй в Центральный парк и принеси мне информацию. Два часа.

– Хорошо, командир, – покладисто согласился Вернер, сообразив, что Центральный парк – не самое позорное место для работы.

– Только не вздумай налегать на мороженое и женщин, – строго предупредил начальник. – Вот кончишь дело – тогда и гуляй смело.

Спровадив Вернера, Максимов позвонил Шевелеву в ГУВД и по старой дружбе попросил выяснить, не объявлялся ли прошедшей ночью в городе труп по фамилии Пантюшин. Нет, сообщили по прошествии времени работники полиции, труп по фамилии Пантюшин в городе не объявлялся, однако может объявиться труп по фамилии Максимов – если не перестанет лезть в чужие дела и отвлекать работников от важных дел.

Последнее стало своего рода ритуалом.

– А ведь этот заморыш, помимо собственной, упоминал еще одну фамилию, – задумчиво поведал Олежка. – Помните эту странную фразу: «Не верите мне, спросите… имярека, он подтвердит»?

– Точно, – воскликнул Максимов. – А какая фамилия у этого… имярека?

– А я откуда знаю, – фыркнула Екатерина. – И не смотри на меня в упор, у меня память птичья.

– А как бы вспомнить?

– А мы не знаем, – развела руками Екатерина.

– Связанное с «Милки-вэем», точно, – поскреб макушку Лохматов. – Я подумал еще тогда: фамилия напрямую связана с шоколадным батончиком «Милки-вэй»… Надо же, не помню.

– А что такое «Милки-вэй»? – тупо спросила Екатерина.

– «Молочный пудинг», – блеснул Максимов.

– «Млечный путь», – поправил Лохматов.

– Боже мой, какая дикая необразованность! – патетично воскликнула приемная. – Эх, вы, горе-сыщики! В одно ухо влетает, в другое вылетает! Млечников! Анатолий Павлович Млечников! Уйду я от вас! Безнадежные вы!

– Любочка! – восторженно завыл Лохматов. – Ты гений! Это потрясающе!

– Да-да, – плотоядно заулыбался Максимов. – Давно пора Екатерину переводить в секретари, а секретари…

– В Екатерины! – загоготал Лохматов. – А что, Константин Андреевич, это прекрасная идея. Как в «Граде обреченном» у Стругацких, помните? Сегодня он мусорщик, завтра солдат, послезавтра президент. А вот вас на пару дней можно назначить Вернером, мне кажется, Вернер не станет возражать…

Как выявила дальнейшая проверка, в городе проживали два Анатолия Павловича Млечникова, один из них оказался грудным младенцем, а другой – достаточно взрослым тридцатисемилетним мужчиной – директором частной фирмы «Металлик» по продаже инструмента и каких-то современных технических железок. «Очень странно это, – озадачился Лохматов. – Информация о фигуранте достаточно полная. Не поленились эфэсбэшники. А зачем им это, собственно, надо?» И тут же кинулся в Интернет, выкопал рекламную информацию по фирме «Металлик» и торжественно вручил Максимову распечатку. Фирма занималась продажей всевозможных чудес света: от банальных дюбелей и шурупов – до модифицированных мини-тракторов. Эти смешные машинки производили в Омске специально для страны Ким Чен Ира (ступеньки пониже, второе сиденье в кабине – для проверяющего), да, видимо, хватили лишку и произвели больше, чем в Корее трактористов. А располагалась фирма всего лишь в нескольких кварталах от агентства «Профиль». «Грешно не наведаться», – выразил общее мнение Максимов.

Реальность оказалась много проще. Рекламный проспект, мягко говоря, не соответствовал истине. Иными словами, господин Млечников в этой жизни не благоденствовал. Но и не собирался завтра загнуться. Магазин «Металлик» располагался на втором этаже большого кирпичного здания – над кондитерской лавочкой, мебельным и косметическим салонами («Грильяж, трельяж и макияж», – прокомментировал Лохматов) и ниже заведения «оздоровительного массажа» с чарующим названием «Лунное сияние» («Любой каприз за ваши деньги», – прокомментировала Екатерина). О том, что в этой жизни хозяин магазина не всегда был бедным, сообщала отделка витрин (большинство из которых пустовало) и помпезный памятник «неизвестной» фрезе – диаметром не менее двух метров – застывший посреди торгового зала.

В отделе крепежа и мелкой слесарной оснастки отиралась пара покупателей. В других отделах даже продавцов не было. Екатерина засмотрелась на скучающего охранника, Лохматов втихомолку хихикал, разглядывая витрины (еще бы не хихикать: фирма «OSRAM» производит светильники, немецкий «PERDUR» – всевозможные сверла). Максимов деликатно подтолкнул Екатерину к охраннику.

– Сходи-ка, проясни, где директор и как к нему без шума подобраться.

Ждать пришлось довольно долго. О каких дрелях и отвертках беседовали охранник с Екатериной, осталось в тумане. Спустя убийственную вечность, после обмена телефонами, пылающими улыбками и негромкими, но страстными словами, Екатерина наконец подала знак. Подтянутый охранник, поедая ее глазами, машинально подвинулся. Образовался узкий коридор в служебные помещения.

В директорской каморке за портретами мотоблоков и пил «Сандвик» сидел круглолицый человек в костюме, с бледными завитушками на лысине, потел и всем своим видом выражал цитату из Достоевского: «Живу, как желудь – не знаю, какая свинья съест». А если посмотреть абстрактно, он здорово напоминал хомяка с грыжами обеих щек.

– Анатолий Павлович? – вежливо осведомился Максимов.

Директор напрягся.

– Как вы сюда попали? Почему без разрешения?

– Позывные забыли, – объяснил Лохматов.

Максимов критически обозрел кабинетик. Не всякая бедность – форма высокоорганизованной материи.

– Позвольте… – совершенно запутался директор. – Вы оптовики? Но я сегодня никого не жду, меня не предупреждали, у меня денег нет… Вы из полиции? – последние слова дались с неимоверным трудом.

– Успокойтесь, Анатолий Павлович. – благодушно улыбнулся Максимов. – Не думаю, что вами заинтересуется полиция или, скажем, налоговое ведомство. Бедненько живете. Как же вышло так, Анатолий Павлович? Люди в вашем возрасте «Челси» покупают… Извините за невольную шутку – мы частные детективы.

Предъявив лицензию, он аккуратно сложил ее (кормилицу) и убрал в портмоне. Директор «Металлика» взорвался:

– Да что вы тут комедию ломаете? Вас никто не звал – извольте убраться!

По переносице господина Млечникова стекала жирная струйка пота. Не дожидаясь, пока она превратится в увесистую каплю на носу, Максимов скромно поинтересовался:

– Вам что-нибудь известно о человеке по фамилии Пантюшин?

Млечников пытался совладать с прогрессирующей трясучкой.

– Ничего не известно. – Он резко махнул головой – капля сорвалась от носа и взорвалась на столе. Лохматов машинально попятился.

– Странно, – удивился Максимов. – А ему о вас известно. А знакома ли вам женщина… – Максимов чуть помедлил и довольно приблизительно описал особу, руководящую налетом на агентство. При первых же словах Млечников втянул голову в плечи и уже не вытягивал. Физиономия покрывалась серыми пятнами.

– Уходите немедленно… – пролепетал он. – Иначе я вызову охрану…

Максимов не стал огорчать бедолагу известием, что с охраной уже налажено тесное взаимовыгодное сотрудничество.

– Очень жаль, Анатолий Павлович, а мы могли бы вам помочь. – С любезной улыбкой он раскланялся. – Ну что ж, до новых встреч. Надеюсь, в следующий раз вы не будете трястись от ужаса. Пойдемте, коллеги, что-то душно становится в этой клетушке…

– Постойте, – решился Млечников. Видно, страх остаться одному задавил прочие страхи. – Вы ведь частные детективы, верно?

– А как вы догадались? – изумился Максимов.

– Кончайте издеваться, – Млечников судорожно поморщился. – Вы не могли бы… выполнить для меня одну работу?

– Могли бы, – гордо сказал Лохматов. – Но мы не помогаем бедным. Для этого существуют благотворительные фонды и районные отделы социального обеспечения. Обратитесь туда.

– Я могу заплатить… – Хомяк с отвислыми щеками внезапно позеленел. – Полторы… нет, две тысячи долларов вас устроят?

Максимов соорудил на лице брезгливость – дескать, видали суммы и покрупнее. Но, в принципе, вера в чудотворный лик Бенджамина Франклина, невзирая на некоторую неустойчивость последнего, непоколебима. Он замялся на пороге.

– Слушаю вас, Анатолий Павлович.

– Я хочу, чтобы вы нашли мне одну женщину… – Млечников суетливо затискал ручонки. Затем он расстегнул помятый пиджак и вытянул из внутреннего кармана рваное фото. Вернее, огрызок фото. – Возьмите, – протянул Максимову. – Вы должны вычислить ее местонахождение, доложить и забыть. Никаких вопросов. Никакого копания в прошлом. Только местонахождение. Доложить и забыть. За две тысячи долларов.

Он видел, как Олежка с Екатериной украдкой ухмыляются. За ту же самую работу Пантюшин предлагал девять тысяч «деревянных». Ощутимый прогресс.

А работа действительно была аналогичная. С огрызка фото на озадаченных детективов смотрела улыбающаяся женщина. От мужчины, к которому она доверчиво льнула, осталось лишь плечо. Остальное безжалостно оторвали. У женщины роскошные вьющиеся волосы, ямочки на щеках, придающие овальному загорелому личику невыносимую притягательность. Серые глаза, смотрящие с лукавинкой, губки – чуть припухшие, разомкнутые – словно собиралась что-то сказать, но до окончания работы фотографа решила повременить.

Безусловно, это была одна женщина. Еще не повзрослевшая, не избитая жизнью, не измученная худобой и безденежьем. Потрясающая фотогеничность. За спиной женщины просматривался фрагмент арки из одной комнаты в другую. Отделка темным деревом позволяла предположить, что обстановка в квартире достаточно солидная.

– Снимок сделан десять лет назад, – утирая пот, поведал Млечников. – В нынешний момент эта особа… немного изменилась. Вы сможете найти ее адрес? Существуют же какие-то программы, базы данных…

– Существуют, – согласился Максимов. – Но проникнуть в эти базы трудоемко и накладно…

– Я оплачу расходы, – скрипнул жадностью Млечников.

– Имя женщины? – суховато произнесла Екатерина.

Млечников заметно напрягся.

– Ее звали… Лида.

– Звали?

– Да…

– Фамилия?

– Н-не знаю…

– Издеваетесь? – вкрадчиво осведомился Олежка.

– Послушайте… – Похоже, Млечников окончательно вступил в разлад с логикой и реальным миром. – Вы не могли бы обойтись без этого? Люди меняют фамилии, как перчатки – я уверен, что и эта женщина, перед тем как начать творить зло, поменяла фамилию.

Сыщики озабоченно переглянулись. Еще немного – и директор «Металлика» скатится в патетику. А там и до поэзии рукой подать.

– Кто она? – потребовал Максимов.

Млечников меленько и очень даже гадко затряс головой. Плевать он хотел на собственное униженное достоинство – даже в глазах привлекательной дамы. Не хотел он сообщать подробности обросшего быльем дела. И от липкого страха не мог избавиться.

– Биография разыскиваемого объекта? – жестко гнул Максимов.

Нет ответа.

– Причины поиска?

Нет ответа.

– Какое вы имеете отношение к этой женщине? Ваша родственница? Коллега? Соседка?

Нет ответа. Клиент упорно отказывался предоставить информацию. Наотрез. Просто найти. Неизвестно кого.

– Это срочно надо, вы поймите… – потрясал потными ручонками директор. – Дело крайне безотлагательное… У меня осталось три дня… если вы не сделаете за три дня, я пропал… Она находится в этом городе – я знаю…

Пантюшин говорил про четыре дня. Вчера. Совпадение настораживало. Любопытно, что за Апокалипсис случится на четвертые сутки?

Решение Максимова повергло несостоявшегося клиента в глубокую прострацию. Ему и в голову не приходило, что можно отказаться от двух тысяч долларов.

– Сердечно извиняемся, – с иезуитской улыбочкой сказал Максимов. – Вы сделали все возможное, Анатолий Павлович, чтобы мы отказались от вашего предложения. Искать пустое место не обучены. Всего вам доброго. Пожелаете сообщить полезную информацию – милости просим. Казакова, шестнадцать. Впрочем, фотокарточку мы, пожалуй, заберем. Не возражаете? Красивая женщина.

В кафе «У Сильвера и Флинта» в разгар рабочего дня было тихо и комфортно. Пираты-завсегдатаи пребывали на рабочих местах. Покачивались разрисованные кровавыми брызгами шторки. В настенных аквариумах сновали декоративные пираньи – красиво дополняя обломки кораблекрушений и скелеты погибших корсаров. Стилизованные под черепа настенные светильники создавали уютный могильный полумрак…

Придя к печальному выводу, что похмелье организовано из рук вон плохо, Максимов завел сотрудников в первое попавшееся заведение и разрешил расслабиться. «Дешевый популизм, – обязательно съязвил бы Вернер. – Он знает, на чем нас купить».

Но Вернера в честной компании сегодня не было.

– Кстати, где у нас сегодня Вернер? – опустошая первую кружку, осведомился Максимов.

Екатерина постучала воблой по салфетке.

– Проблемы, Костик? В Центральном парке сегодня Вернер – там музыка играет и пиво под каждой сосной. А кто его туда отправил?

– Я все отчетливо помню, – поморщился Максимов. – И попрошу без гадких намеков.

Приблизился зевающий официант – в потертом камзоле и с повязкой на левом глазу. Забрал пустую кружку, доставил полную, зловеще осведомился, не понадобится ли что-то еще.

– Спасибо, вас призовут, – поблагодарил Максимов.

– Интересно, он на самом деле одноглазый? – задумался Олежка, провожая глазами сутулую фигуру.

– Хорошо хоть, не слепой, – засмеялась Екатерина.

– Зря смеетесь, Екатерина Сергеевна. При организации ЦРУ, между прочим, в буфетчики штаб-квартиры нанимали исключительно слепых и слабовидящих – для обеспечения строгой секретности.

– А в пабах Старой Англии до сих пор приделывают к кружкам свистки – для вызова разносчиков, – вспомнил Максимов. – Вот только в России такое новшество не приживется – у нас хоть засвистись.

Вернер на звонки не отвечал. То ли нагло игнорировал, то ли под землю забрался. В конторе отозвалась бессменная Любаша (Максимов устыдился – гуляли вместе, а опохмеляются – сами).

– Ах, это вы, Константин Андреевич, – не очень бодро проворковала Любочка. – Скучно тут без вас. И клиент сегодня не идет… Не звонил ли Вернер, говорите? Ах, звонил, еще как звонил. Вертится, как заведенный, уйму работы переделал. Спрашивал, не являлись ли вы в контору.

Про наличие сотовых аппаратов у каждого детектива Вернер, видимо, решил забыть.

– Ага, все-таки он вертится… – пробормотал Максимов. – Передай этому кадру, Любаша, если снова позвонит, – безумно хотелось бы его услышать.

– Ага, – хихикнула Любаша. – Если он еще не слишком пьян.

Вернер позвонил после второй добавочной кружки. Судя по бодрости духа, времени даром он в парке не терял. Во всяком случае, совмещал работу с полезным.

– Докладываю, Константин Андреевич. Твое задание перевыполнено. Проведена уйма полезной и бесполезной работы. Добрый человек, сидящий в парке у игральных автоматов и собирающий пятачки, вспомнил вчерашнюю женщину. Она за кем-то следила – в этом он уверен абсолютно, поскольку тридцать лет прослужил в органах и умеет отличать следящего человека от праздношатающегося. Ориентировочное время – одиннадцать сорок пять. Стройная, в черных очках, бесцветные длинные одежды. Большое родимое пятно на левом запястье – по нему и запомнил. Рукава у дамы короткие, понимаешь? Еще ходить на шпильках не умеет. Или туфли тесные. Дошла до конца аллеи, отошла за елочку. А потом как-то неуверенно – обратно. Боковой выход из парка, а за ним остановка – напротив Академии госслужбы. Как раз автобус подходил – частный «пазик». Номер человек не запомнил, но борта разрисованы рекламой какой-то чистящей дряни. Автобус желаний, одним словом. Женщина метнулась к выходу из парка – чуть ногу не подвернула. Скинула туфли, зажала их в руках и побежала на остановку. Успела запрыгнуть в автобус – и уехала.

– И это все? – на всякий случай уточнил Максимов.

– Так точно, – не смутился Вернер. – Не запомнил человек с пятачками номер автобуса – не казнить же его. В другой раз запомнит… Ты сам посуди, Константин Андреевич, много ли в городе частных автобусов, идущих мимо Центрального парка и разрисованных рекламой какой-то чистящей дряни?

Всего лишь вопрос времени. Но у кого из сотрудников это время отнять – вот в чем вопрос.

– После обеда – сбор в офисе, – сухо сказал Максимов и прервал связь.

Камера бесстрастно фиксировала: в детективное агентство «Профиль» поднимается нежелательный субъект. Женского пола. Эту новость с вытаращенными глазами принесла из приемной Любочка, в обязанности которой входило не только пребывание за секретарским столом, но и редкие подглядывания в монитор.

– Это она, Константин Андреевич! Та самая стерва, что учинила нам погром!

– Одна? – поднял голову Максимов.

Любочка сглотнула.

– Вроде одна. И одета как-то не так…

– А чего орешь, как выпь? Может, она извиниться пришла?

– Я ей щас такого извинюсь! – взметнулся вместе со стулом Вернер. – Я ей щас такого пистона вставлю! Она узнает у меня, что такое настоящий беспредел!.. Да у меня такие связи – она до Кулунды будет бежать без остановки, боясь оглянуться…

– А я ей лично ноги укорочу, – клятвенно заверила Екатерина.

– А я – морально уничтожу, – примкнул к храбрецам Олежка.

– Какое твердое единство, – восхитился Максимов. – А теперь слушайте мою команду, господа самоубийцы. Любочке – отпереть дверь и сидеть тихо, остальным – уйти вон в ту каморку и до особого распоряжения – не чихать. Нарушители режима лишаются премии.

Самое любопытное, что желающих ослушаться не нашлось. В ту секунду, когда в дверь робко позвонили, за Вернером, плетущимся в арьергарде, уже закрывалась дверь.

Визит обещал много любопытного. Но больше всего Максимова интриговало, СКОЛЬКО в состоянии предложить дама.

В отличие от вчерашнего, она была настроена миролюбиво. Поднимать сотрудников в ружье не имело смысла. Сидела напротив, излучая холодную любезность, одетая неброско, волосы распущены – и практически ничем не напоминала вчерашнюю фурию, готовую растерзать детективов. В принципе, она была привлекательной женщиной. И уж, конечно, не глупой.

Впрочем, улыбка давалась ей с трудом. В глубине отчаянно выразительных глаз таилась тревога.

– Надеюсь, продолжения не ожидается? – неловко пошутил Максимов. – Как видите, мы уже успели навести порядок.

Дама сдержанно кивнула, давая понять, что и шутку, и ее неуклюжесть она прекрасно понимает. После чего извлекла из кожи лично замученного крокодила курительные принадлежности, прикурила (Максимов даже не почесался, чтобы опередить с огоньком).

– Прошу простить за недоразумение. – Дама глубоко затянулась, стряхнула пепел в обнаруженную на столе пепельницу, еще раз забралась в сумочку и выложила перед Максимовым конверт. – Здесь тысяча долларов, уважаемый сыщик. Компенсация за, так сказать, моральный и материальный ущерб. Надеюсь, хватит?