Текст книги "P.S."

P.S.
Стихи последних лет
Алексей Олексюк

© Алексей Олексюк, 2016

© Нина Олексюк, иллюстрации, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Летний лепет. И явственно светел…»

 
Летний лепет. И явственно светел
День в окне – и предельно высок.
«Дымный ирис» – как верно заметил
Александр Александрович Блок.
 
 
Оробев, словно в оранжерее,
Где знакомый зевает знаток,
Я слежу – всё грустней и нежнее,
Как сквозь пальцы уходит в песок
Время…
 

Первый снег

 
Мы были первыми из всех,
Но после снегопада
От нас остался белый смех —
Кусок полураспада
 
 
Лет в двести – двести пятьдесят,
А то и много больше…
Был в падшем снеге трупный яд,
Как от раздела Польши
 
 
Или развала СССР.
Закат сочился кровью
И умирал на свой манер,
Переболевши корью.
 

Гранада. 19 августа 1936 г.

 
У дороги, у той, что ведёт в Альфакар,
У оливковой рощи старинной,
У Источника Слёз (или Айнадамар)
Два могильщика горбили спины.
 
 
Сладить с чёрствой, как стон, андалусской землёй
Трудновато бывает и стали.
Пел кузнечик в траве, плыл полуденный зной,
Два могильщика молча копали.
 
 
И окончив свой труд, вместе сели на холм
Покурить. «Трёх я знаю убитых.
А четвёртый?» – «Поэт». – «Красный?» – «Русский шпион». —
«Звали как?» – «Да, кажись, Федерико…»
 

Предгрозье

 
Я ещё помню, как пахнет трава,
Хоть в Интернете завис и закис,
Я лет пятьсот как качаю права
Со скоростью света, как истый марксист.
 
 
Я закрываю на запах глаза,
На запад стекает полуденный зной,
К ночи оттуда накатит гроза
Со скоростью света – весёлой и злой!
 
 
Я забываю, как пахнут слова,
Хоть и дышу этой книжной трухой:
Я, как марксист, посылаю всех на…
Со скоростью света – весёлый и злой.
 

«Да как ты смел поверить в то, что счастье…»

 
Да как ты смел поверить в то, что счастье
Есть в этом мире для тебя? Глупец!
И, всё ж, в душе не ненависть – ненастье.
Всему, что есть, положен свой предел.
 
 
Пусть валит снег. Пусть даль нельзя измерить.
И в спину ветер хлёсткий, словно цеп.
Пусть минул март. Но как ты смел поверить,
Что нет тепла и в мире только лёд?
 

Разлука

Н.К.

1

 
Дорога – рок,
Чрез дебри – дор:
Исход, исток,
Где ров да вор,
Где сути суд,
Где глад да мор,
Где соль минут
И горечь ссор
В горсти, как мел
(Коль дорог – гол!),
Разъезд, раздел,
Налог, обол
На дол, на лог,
На гордость гор,
На дерзость ног,
На взор, на вздор,
На уст – укор,
На трон и тёрн…
Путь торный – тор,
Путь правый – стёрт.
 

2

 
…Мол, нужно небрежно прощаться:
Пока! – и махнул рукой,
Пустое – пенять, распинаться,
Коль поезд под паром и конь под дугой.
 
 
Уж лучше слегка рассмеяться:
«Держи на прощание „пять“!» —
Как трудно легко расставаться,
И руки, что души, над бездной разнять…
 

В ожидании варваров

1

 
В те дни Марк Аврелий отрёкся от трона
И боги покинули вечный Олимп,
И ироды славили игры Нерона,
И чернь прибивала к Спасителю нимб,
И кончилось время, иссякло средь сечи,
И варвары в Риме скотину пасли, —
Но звёздное небо над нами извечно,
Как твердь родной речи и совесть в крови.
 
 
И солнце восходит опять на востоке
Кровавым пожаром Цусимы, опять
Рождаются дети, как Данте, жестоки,
И лезет в пророки настырная ять,
И прервано время, пробито картечью,
Распалось, как атом, на гамма-лучи,
Но звёздное небо над нами извечно,
Как твердь родной речи и совесть в крови.
 
 
Мы вышли на сцену, мы жаждали действа,
У нас было слово и музыка, мы
Снесли эти стены тоски, фарисейства,
Хлебнув полной грудью жестокой весны,
И время свернулось, как кровь, как предтеча
Безвременья, рынка, рекламы, попсы,
Но звёздное небо над нами извечно,
Как твердь родной речи и совесть в крови.
 

2

 
А потом придут вурдалаки,
Чтобы в землю зарыть живых.
Дайте кость злой голодной собаке,
Дайте, суки, закончить стих!
 
 
Если я промолчу, то кто же
Скажет то, что я должен сказать?
Фи, как грубо: ботинком в рожи!
Можно рот ведь и жвачкой зажать.
 
 
Кто жуёт, тому некогда вякать:
Не поэзия, а благодать!
А на улице дождь и слякоть,
И весны ещё ждать и ждать…
 

3

 
Маразм крепчал. Мы вышли из подполья.
Мы вышли в свет (и сразу же – в тираж).
Нас распинали на футбольном поле:
Тех – в аут, этих – в лидеры продаж;
Пинали так, что пропотели аж.
 
 
Любовь прошла – завяли помидоры,
И дал плоды наследный геморрой.
«Пилат был пьян», – решили прокуроры.
Чапаев крикнул: «Пустота, прикрой!» —
И бросил пить, как подлинный герой.
 
 
Чем дальше в лес, тем толще партизаны,
И сразу ясно кто есть ху из ху.
Прибрежный бич пел что-то из «Нирваны»,
Забив косяк на эту чепуху…
Пока чекист не выдернул чеку.
 

Эллинистическое

 
Гекзаметром стих написать
нужно много труда и терпенья,
Для русского уха звучит
он слишком напыщенно, но
Внимают напеву его
российские грады, селенья,
И славное имя Гомера
не может быть очернено.
 
 
Ликуйте же эллины, славьте
всесильного Зевса и Феба.
Платон Каратаев в Лицее,
пируя с кудрявым юнцом,
Танцует сиртаки и пьёт,
и плачет: «А так-таки треба
Забацать нам что-то про Трою,
чтоб сладить с великим слепцом».
 

Закат

Нине

 
Даждьбог на нас любуется сквозь щёлку,
Прореху в дождевом окладе туч.
Святой Колян с котомкой по просёлку
Бредёт к реке: в браде – закатный луч.
 
 
Тобол стоит, застыв янтарным слитком,
И телебашня тоненькой иглой
Указывает азимут улиткам,
Которые летят на водопой.
 
 
А через мост идут удить Иуда
И Иисус, идут три тыщи лет.
Даждь бог же нам уверовать, как в чудо,
В осенний дым и предвечерний свет.
 

«И будут немота и ночь…»

 
И будут немота и ночь,
Метро, гостиница, вокзал, —
Как будто я давным-давно
И безнадёжно опоздал:
Недосказал, не доказал…
 
 
Как будто я смотрю кино,
Где двое на мосту стоят,
Где дождь и в медленной воде
Огни вечерние дрожат…
Мост Мирабо, река Аят.
 
 
И снова тишина и тьма,
Окно, парадное, портал, —
Как будто я смотрю кино,
Что сам сто лет назад снимал…
 
 
Ночь. Опустевший кинозал.
 

Облака

 
Облака надо мной – белый дым,
Сносит крышу куда-то на юг.
Кто был Богом – стал пеплом седым,
Кто был Чёртом – стал просто землёй,
Кто был хлебом – стал гольной попсой,
Кто был спиртом – стал тенью. А здесь
Осыпается совесть трухой,
За окном – бесконечный процесс
Превращения липы в листы
И людей в пустоту общих фраз.
В этой гнили живут лишь глисты…
Белый дым надо мной – облака.
 

«Фашизм – как трава у пригорка…»

 
Фашизм – как трава у пригорка,
Растёт где не след и где след;
А рядом – мещанская норка:
Диванчик, стаканчик и плед.
 
 
Фашизм прорастает негромко…
Он прочен, а прочее – ломко,
Коль прошлое сводят на нет
Под звон медных труб и монет.
 
 
Фашизм – как репейник у взгорка,
Растёт из нелепицы лет, —
Так молвил однажды поэт
С фамилией Гарсиа Лорка.
 

Неизвестные факты из биографии Чокана Валиханова

 
Когда Чокан в Кашгарию пробрался,
Чтобы сокрыть свой просвещённый ум,
Он лишь едой кашерною питался —
Желудком маялся, был мрачен и угрюм.
 
 
Но хан кашгаров, слывший за нацмена,
Окончил Оксфорд, Гарвард, Шаолинь…
Чокана он спросил: «Какого хрена?»
И тот ответил: «Служба… C’est la vie!»
 
 
Восточный люд бывает лют во гневе,
Восточный ум коварством изощрён.
Особенно не любят там евреев,
Чокан же был и в этом уличён.
 
 
Хан повелел зачахшему чухонцу:
«Поди в духан и плюнь Чокану в плов,
Чихни в лицо и отползай к оконцу…» —
«Я понял, босс, не нужно лишних слов!»
 
 
Чокан погиб от подлых рук наймита.
Но жизнь его пример для могикан!
Налив кумыс, в степной глуши джигиты
Подъемлют тост: «Ты крут, чувак Чокан!»
 

Зуб мудрости

Антону Ли Круковскому?

 
Не пишут никому полковники
И чинят что-то там чиновники
Чин-чинарём, чужие сонники
Не досмотрев в такую рань.
 
 
Поп-звёзды и простые сводники
В Усолье сводят с солью сольники,
А тут бегут с уроков школьники
И ловят удочкой тарань.
 
 
И падают под подоконники,
Когда таланты и поклонники
Настой столетний льют в отстойники
И пьёт его любая пьянь.
 
 
Но мчатся в бой лихие конники:
Будённого зека-разбойники…
Спокойно! Мы ведь все покойники!
Такая, братцы, марцепань.
 

Солже-ниццын

 
В умах людей он мыслится как птица,
А в КГБ – как бывший зек-сексот.
Но дух его к высокому стремиться
И мелкого не видно с тех высот.
 
 
Он должен был в ГУЛАГе сохраниться
Под бдительной охраной у ворот;
Ему на нарах снилась заграница,
Глядящая подобострастно в рот.
 
 
Экибастуз, конечно же, не Ницца
(Хоть не лишён иных степных красот),
Но это всё зачтётся и сгодиться,
Когда мёд слов он выдавит из сот:
 
 
Пусть путая названия и лица,
Плутая по-пластунски ср

...

конец ознакомительного фрагмента