Текст книги "Блуждающие огни"

Глава 4

Я всегда сплю допоздна. Поскольку хорошо помню русскую пословицу: «Поздняя пташка только глазки продрала, а ранней пташке – уже клювик начистили». Так вот, Судьба спящих не трогает. И чем позже вы встанете, тем меньше у нее будет времени устроить вам неприятности.

В дверь номера уверенно постучались. Скрипнули петли. Затопали по ковру шаги.

– Добрый день! – пропел женский голос.

– Здравствуйте, – сказал где-то удивленный Сашка.

Я разлепил глаза и наполовину заполз с балкона в комнату. Колчин только что вышел из ванной и был повязан пониже живота полотенцем. Неизвестная дама уже устроилась в кресле.

– Жарко у нас, да? – спросила она таким участливым тоном, точно мы много лет знакомы.

– Вы, извиняюсь, кем будете? – спросил я, жмуря спросонья то левый, то правый глаз.

Наверное, в моем голосе звучало недовольство. Я ведь не очень люблю, когда ко мне по утрам вламываются посторонние. Тем более на войне.

– Извините, не представилась, – дама театрально приложила ладошку к груди. – Меня зовут… А впрочем, неважно.

– Однако… – воскликнули мы с Колчиным хором.

– Я ваша коллега. И пришла с абсолютно благими намерениями, – успокоила неизвестная. – Вы, кстати, воду из-под крана не пейте. У нас вода вредная, можно холеру подхватить.

– Постараемся ничего не подхватить, – сказал загадочно Сашка и уселся на постель. – Итак, вы?

– Итак, я журналистка, – дама слегка поморщилась, подбирая слова. – Работаю в маленькой газете, вам ее название тоже ничего не скажет, как и мое имя. Собираюсь отсюда сматываться в Россию. Но вот узнала, что вы приехали, и решила вас просветить относительно здешних реалий.

– А от кого это вы о нас узнали? – уточнил я. – Уже что, вся республика знает о нашем приезде?

Дама рассмеялась:

– Кому надо – тот уже знает. Так вот, к делу. Со свободой слова тут проблем нет. В смысле, свободы вообще нет, поэтому и вопрос о ней не стоит. Советую вам свои материалы по телефону не передавать. Могут возникнуть проблемы с местной службой безопасности. Теперь самое главное, – дама вдруг заторопилась, точно на поезд. – Я расследовала тут одно странное явление. Как бы это получше сказать…

– Да уж говорите напрямую, – буркнул Колчин.

– В общем, с началом всех этих военных событий в Таджикистане появился некий отряд… местные жители называют его «Блуждающие огни». Не принадлежит ни российской армии, ни таджикской.

– Моджахеды?

– То-то и оно, что боевики тоже боятся этих «огней».

– Боятся?!

– И еще как! Но когда я стала выяснять, кто это может быть, то российские спецслужбы – а они здесь дружат с местной безопасностью – наехали на меня и пообещали сжить со свету, если я не прекращу расследования.

– Именно поэтому вы уезжаете? – уточнил Сашка.

– В принципе, да.

– О'кей! – сказал я. – Только мы здесь при чем? Не улавливаю связи.

– Просто хочу вам рассказать интересные подробности местной жизни, – незнакомка усмехнулась. – Может, это вам пригодится. Или удастся собрать богатый материал на эту тему.

– Чего-то не вижу ничего богатого, – с сомнением проговорил Колчин.

– Жаль, хороший материал пропадает… А вы по какой теме приехали?

– На разбитую погранзаставу хотим попасть, – ответил я.

– Ха, так это и есть тот район, где ошиваются «Блуждающие огни». В любом случае, моя информация вам пригодится, – дама встала из кресла. – До свидания, и будьте осторожны.

В дверях она приостановилась:

– Кстати, не советую вам говорить об «огнях» с военными и пограничниками. Они очень нервно воспринимают… И не провожайте меня, не надо….

Дверь за дамой закрылась. Мы с Колчиным молча смотрели друг на друга. Потом перевели взгляд на холодильник. Там лежала стылая водка. После такого разговора, да еще с утра, хотелось прочистить мозги. С соседнего балкона вдруг заорал блатным голосом магнитофон:

А она взяла и испохабила!

Цельную непрожитую жизнь!

Мы рассмеялись. Певец продолжал давить с сентиментальной хрипотцой:

Этой стерве жить еще да жить!

И толпой рыдали прокуроры!

Те, кого успела заразить!

– Не стоит заниматься этим делом, – сказал раздумчиво Колчин, пока лифт бережно опускал нас на первый этаж. – Чует мое сердце, плохо скажется на нашем самочувствии.

– Ты становишься старым, – ответил я. – Мудрость из тебя так и прет, мешая окружающим совершать сладостные глупости.

– Чтобы профессионально грешить и совершать глупости, надо неустанно тренироваться.

Двери лифта дзинькнули, выпуская нас в холл.

За стойкой «ресепшн» стояла новая дама. Облучая нас сверканием золотой фиксы, отчего хотелось зажмуриться, чтобы не словить зайчика, она в подробностях рассказала нам, как найти штаб погранвойск, и почему-то закончила пожеланиями всяческой удачи.

– Тебе не кажется, что с нашим приездом тут все словно с ума посходили? – спросил я Сашку, когда мы вышли на улицу.

– Война… – хмыкнул он неопределенно.

– Хм. Эта дама с утра. Напутствие удачи. Может, у местных принято заботиться о гостях? – предположил я.

Дневной Душанбе абсолютно не походил на воюющий город. Ездили переполненные пассажирские автобусы с газовыми баллонами на крыше. Среди деревьев огромного парка варился плов в огромных чанах и жарился шашлык. Горожане двигались по улицам неспешно, больше напоминая отдыхающих, или сидели, развалясь на скамейках, облизывая мороженое. Только россыпи автоматных гильз под ногами напоминали, что ночные перестрелки – все же не слуховые галлюцинации.

Сразу же за центральной площадью города, под сенью разлапистых деревьев укромно примастырился штаб погранцов.

Показав удостоверение часовому на входе, мы прошли к кабинетам начальства. Это было так необычно. Видимо, московская пресса тут еще котировалась и пропускалась беспрепятственно.

За дверью с надписью: «Мамрук Виталий Ильич – заместитель начальника штаба по воспитательной работе» сидел плотный дядька в полковничьих погонах и с тоской по родине в глазах. Стены кабинета были завешаны прописными военными истинами. Плакатик справа гласил: «Если тебя заметило начальство, значит, тебя видит и противник». Плакатик слева уведомлял: «Помни, солдат! Самый короткий путь к цели – всегда заминирован!» Над головой полковника висел грозовой лозунг, больше похожий на рыцарский девиз: «На моих похоронах – не попляшете вы, НАХ!»

Стол руководящего работника задыхался от вороха служебных бумаг, кипы газет и каких-то таинственных графиков. Один из них Мамрук как раз изучал на свет.

– Это вы – Виталий Ильич? – вступил в беседу Колчин.

Полковник оглянулся:

– А что, кроме меня вы здесь еще кого-то видите?

– Нет, просто хотели уточнить, – сказал я.

– Ну, слава богу! – вздохнул полковник. – А то я, знаете ли, привидений побаиваюсь. А вы откуда будете? Лица у вас больно свежие.

Мы представились.

– Какие гости! – приветствовал он радушно, не вставая при этом из-за стола. – Из самой Москвы?

Мы кивнули.

– Присаживайтесь! – повел он рукой, словно смахивая нас на стулья. – Как вам Душанбе?

– А вам что, действительно интересно? – спросил Колчин.

– Да вообще-то нет. Я просто так спросил. В виде вежливости.

– Виталий Ильич, – полюбопытствовал я. – А что это вы рассматривали на свет?

Он скосил взгляд на бумажку:

– Отчет о воспитательной работе. Кажется, мои подчиненные ленятся составлять новые бумаги, а попросту подчищают старые, и готово!

– И как воспитательная работа?

– За штабом есть кладбище. Так вот, оттуда еще никто жаловаться не приходил.

– Вы шутите?

– Никогда этого делать не умел, – усмехнулся Мамрук. – А вот сейчас вижу по вашим лицам, что получилось.

– Виталий Ильич, – обратился Колчин. – В Москве, в Центральном аппарате, нам обещали, что пограничники встретят нас в Душанбе.

– Вот как?! – все так же добродушно воскликнул Мамрук.

– Нас никто не встретил, – вставил я.

– Ага! – уличил кого-то Виталий Ильич. – И что же было дальше?

Мы не стали углубляться во вчерашние переживания, а сразу же перешли к делу:

– В общем, мы хотим попасть на разгромленную заставу. Нам обещали, что штаб погранвойск поможет.

– Да-а-а?! На заставу?! – протянул, не убавляя прекраснодушия, Виталий Ильич. – Какая интересная у вас работа! А вот мне просто любопытно: вы перед отлетом пили?

Мы недоуменно переглянулись.

– Нет, не подумайте ничего такого. Я почему спрашиваю? Вот представляю себе, как вы сидите в Москве, трезвые, оба умные, причесанные, и думаете: чем бы таким заняться? Ну, что в голову приходит? – спросил профессорским тоном полковник Мамрук и сам себе ответил: – Правильно! На ум приходит – выпить! После энного стакана появляется желание чего-нибудь необычного. И тут приходит безумная идея про Таджикистан.

– Вы уж как-то совсем упрощенно на вещи смотрите, – обиделся Колчин.

– Да не обижайтесь вы! Я сам так сюда попал! Который год уже выбраться не могу. Вон, вишь, даже полковником успел стать, – Виталий Ильич скосился на свой погон, потом посмотрел на наши лица и расхохотался:

– Так чего вы на заставе забыли, позвольте спросить?

– Репортаж хотим написать, – объяснили мы уже менее уверенно. – У нас есть договоренность с вашими коллегами из Центрального аппарата.

– Да-да, про Центральный аппарат я уже слышал, – хмыкнул Мамрук. – А у меня там на двери ничего такого, – он покрутил пальцами, – сумасшедшего или необычного не написано?

– Что именно? Ваше имя? – спросил я.

– При чем тут… А нет ли там какой таблички с надписью типа «Турагентство „По местам боевой славы"»? Или чего-нибудь еще в этом роде?

– Вы что, издеваетесь над нами? – треснувшим от негодования голосом спросил Колчин.

– Ничуть. Просто у нас тут такие шутники в штабе служат. Вдруг, думаю, подлянку какую устроили? А вы купились.

– Нам очень надо попасть на заставу! – перешел я в атаку и тут же соврал: – Редакция выделяет под наши репортажи несколько полос. У нашей газеты десятки миллионов читателей.

– Подумать только! – всплеснул руками Виталий Ильич. – Целый репортаж! Несколько полос! Но вот только никакого приказа на ваш счет я не получал, – закончил он.

– Не понял… – не понял Колчин.

– А чего непонятного? Обычно по служебным каналам приходит телеграмма. За подписью начальства. Приедут такие-то и такие-то. Принять, разместить, показать, накормить.

– И что? Вообще ничего о нас не было?

– Ребята, вы можете не поверить, но я вообще впервые о вас слышу, – доверительно сообщил Виталий Ильич.

– Странно, – хмыкнул я и посмотрел на Колчина.

В моем взгляде читалось все.

– Но я и вправду звонил! – неизвестно кому сказал Сашка.

– Ну, так приходите завтра, – успокоил Мамрук. – Посмотрим, что для вас можно сделать. Может, телеграмма запоздала, не успели оформить, так сказать.

На улице Колчин выслушал от меня все, что я думал на тот момент о его друзьях в погранслужбе. Но я оказался не прав. Дела обстояли гораздо хуже.

Мы приходили и завтра, и послезавтра и послепослезавтра. И вообще стали ходить туда каждое утро, как на работу. Никакой телеграммы в штаб так и не прислали. Каждый раз нас встречали офицеры рангом пониже и чего-то уклончиво обещали, ссылаясь на очередное завтра.

Сначала нас принимал полковник. Потом подполковник. Потом майор. Потом капитан. Потом лейтенант. И, наконец, нас просто послал откровенно на х…й обыкновенный сержант-часовой, который еще недавно беспрепятственно пропускал нас в штаб по редакционному удостоверению.

Сашка Колчин состоял в хороших отношениях с начальником пресс-службы директора ФПС. Всю неделю, пока мы жили в Душанбе и пытались пробиться на заставу, Колчин названивал ему в Москву. Но оказалось, что тот в командировке и связи с ним нет никакой. Правда, жена начальника пресс-службы пообещала: как только он появится, то она сообщит ему о наших затруднениях.

Сейчас-то я понимаю, что Судьба просто пыталась нас попридержать или совсем не пустить под ураган нехороших событий. Но тогда эта задержка очень нас напрягала. Деньги таяли, выполнение задания буксовало.

Вечером, когда мы, привычно страдая от жары, лежали на балконе и попивали холодный водочный коктейль из граненых стаканов, на наших глазах какой-то сумасшедший танк лихо выехал на перекресток. Игнорируя красный свет светофора, он крадучись загромыхал в какую-то таинственную подворотню. Тотчас ударило оттуда эхо орудийного залпа.

На полу заверещал, как оглашенный, старенький телефон. Я сразу понял, что это звонит Судьба. На том конце провода оказался колчинский друг из ФПС. Он сказал, что завтра нас ждут в штабе. Он уже пригвоздил кого надо, обо всем, с кем надо, договорился и вдобавок извинился за действия штабных офицеров. Мы воспрянули!

Следующим утром, не успели мы подойти к штабу, как навстречу, широко раскрывая руки для объятий, выскочил генерал Анатолий Петрович Глухов. За ним бежала вприпрыжку целая свита полковников и других членов официальной делегации званиями попроще. Радость разливанная читалась на их лицах, обветренных песчаными ветрами здешнего климата. Нас с Колчиным чуть ли не на руках отнесли в генеральский кабинет. По пути показывали достопримечательности в виде знамени, доски почета и фотографий передовиков производства.

Как нам нравится здешний климат? Не голодны ли мы? Пьем ли мы водку в это время суток? Или предпочитаем по-мужски: сразу теплый спирт с минералкой?

– Как драгоценное здоровье директора погранслужбы? – интересовался Анатолий Петрович.

– Почему же вы сразу не сказали, что состоите в друзьях у такого замечательного человека? – прикрывая свою задницу, спрашивал полковник Мамрук.

Мы с Колчиным только головами крутили от удивления и честно пытались ответить хоть на один вопрос. Но нас никто не слушал. На столе появилась водка, закуска, запивка. Угощения уже не влезали на стол.

Наконец нам удалось прорвать их словесный поток:

– А когда можно поехать на заставу?

– Что вы, что вы! – замахали военные руками. – Что значит когда? Прямо сейчас и поедем! Вот выпьем чуток!

Судя по их настроению, я понял: если бы в этот момент мы попросили доставить нас в Афганистан, то и опомниться бы не успели, как нас с парашютом сбросили бы над Кабулом. Вот она, сила директорского слова!

– Ваши вещи все с собой? – поинтересовался генерал Глухов. – Ах, еще в гостинице?

– Так выпейте пока! Не стесняйтесь! А мы за ними машину пошлем с самым сообразительным солдатом, – пообещал военный воспитатель Мамрук.

И действительно, пока мы пили, привезли наши вещи.

С нами вели себя так, словно когда-то, давным-давно, военные построили этот штаб, расставили вокруг караулы и стали ждать: когда мы с Сашкой сюда приедем и они наконец смогут исполнить свое предназначение в жизни. От спирта с газировкой в голове зашумело. Краски стали мягче. И военные лица вокруг стали симпатичнее и роднее.

В кабинет зашел капитан.

– Знакомьтесь! – проговорил Глухов. – Наш самый сообразительный разведчик Александр Петрович Федулов.

Мы раскланялись. Выпимши раскланяться всегда проще, чем точно попасть в рукопожатие.

– Погодите, – сообразил я. – Вы что, родственники? Вас, товарищ генерал, как зовут? Анатолий Петрович. А капитана – Александр Петрович.

– Быстро журналист соображает! – Генерал Глухов с довольным видом провел ладонью по орденским планкам. – Если брать военную службу, сынок, то все мы тут родственники. А если ты имеешь в виду маму-папу, то – нет.

– Отвезешь их на заставу, – приказал Мамрук капитану.

Тот кивнул.

– Это друзья нашего директора, так что можешь не скрытничать с ними, а то я знаю вас, разведчиков, – генерал погрозил пальцем. – Ребята они хорошие, а потому все честно расскажи. Про гибель заставы, про службу войск.

Капитан снова кивнул.

Глава 5

Примерно через два часа нас аккуратно положили в грузовую машину. И, разогретые напутственными словами и тостами, мы тронулись в путь.

В кузове вместе с нами ехали какие-то солдаты, прапорщики и два младших офицера.

– Вот блин! – сказал уважительно один из офицеров, глядя на нас. – Если бы не вы, мужики, то хрен знает, когда б мы добрались до своих застав.

– А мы-то тут при чем? – удивился я.

– Ну, как же! Обычно машину хрен выпросишь. Экономят на бензине. Хотят, чтобы мы, как паломники, топали по горам к святым местам своей боевой славы. А для вас, вишь, личный транспорт соорудили, да еще нас попутно взяли, чтобы мы вас типа охраняли, пока доедем.

Через полчаса плутания по горным дорогам, по краю отвесных обрывов, мимо зевающих пропастей, мы выехали к перевалочному пункту. Тут стояли рядком низенькие глинобитные казармы. Виноградные навесы покрывали пустые курилки и беседки. Наши попутчики растворились среди зданий. В полном одиночестве мы уселись в курилке и принялись ждать, что же будет дальше.

Невесть откуда появилась целая ватага грузовых машин, БТР и БМП. Высыпал рой солдат. Они затаскивали в кузова зеленые снарядные ящики, цинки с патронами, гранатометные выстрелы, коробки с тушенкой и сухие пайки. Все молча и быстро, без привычных криков и понуканий.

Как водится среди военных, поползли какие-то неясные мутные слухи о близости моджахедов; о том, что придется прямо тут заночевать, заняв круговую оборону; о том, какое неподходящее время выбрали для проводки колонны. Потом по невидимым проводам военной связи до офицеров заставы долетел громовой приказ, и колонна стала готовиться к маршу.

Нас пригласили в кабину головной машины. БТР с солдатами на броне ускакал по камням куда-то вперед. Через несколько минут вслед за ним двинулась в горы и наша колонна.

Горы для городского человека – нагромождение бестолковости. В самых немыслимых, совершенно отвесных и опасных местах лепятся к скалам хижины и кишлаки. Как туда забраться и при этом ничего себе не сломать, не навернуться в пропасть – одному Богу известно. Но больше всего будоражили воображение местные пастухи. Тут и там они недвижно стояли на вершинах высоких скал и пялились куда-то в пространство. Чего и кого высматривали? О чем думали? Хрен ли там вообще стоять несколько часов кряду? Да и спускаются ли они на ночь? Тоже вопрос! Ладно бы еще озирались, оглядывая мир, который улегся у ног, смотрели, как клубится на сочной долине стадо белоснежных барашков. Ни фига. Пастухи смотрели в пространство перед собой и стояли не шевелясь. Истуканы.

Я спросил об этих странностях у водителя. Но он только хмыкнул неопределенно и наподдал газу.

Воздух вечерел. И первые тени уже выкрадывались на дорогу. Здешнюю природу вовсю распирало от веселого импрессионизма, и она наверняка очень хотела, чтобы ее кто-нибудь нарисовал. Да вот беда – в горы сейчас ехали ни хрена не художники. Да и лазили по горам ни фига не романтики.

Сашка Колчин перед тем, как попасть в газету, работал искусствоведом по Востоку. Он пялился на красоты, громко восторгался тем, по какой культурно-исторической толще ходят здешние люди. Начал рассказывать всякие восточные были. О том, как иранец султан Мухаммед в шестнадцатом веке писал в этих местах миниатюры и успешно приторговывал золотишком. Другой впечатлительный человек – Садиги-бек Афшар – разглядывая эти места, сочинил в один присест трактат об искусстве. Потом сотворил свое знаменитое «Мужчина на осле». А вышло тогда так. Поехал Садиги-бек на осле в путешествие. Любовался красотами, думал о поэзии, о картинах. И в какой-то момент ишак под ним упал. Сел Садиги-бек на обочину и до того растрогался, глядя на ишака, что стал писать миниатюру «Мужчина на осле». Чтобы запечатлеть в веках нелегкий ишачий труд. «Ё-мое! – закричали по-арабски прохожие. – Ты что делаешь, уважаемый?» – «Пишу бессмертный труд». – «А мы думали, свидетельство о смерти! Ишака кормить надо, корефана! – добавили мудрые прохожие по-арабски. – А не об искусстве размышлять!» «Мой ишак, – возразил Садиги-бек, – умер во имя искусства, а оно требует жертв». Во время этого разговора, наверное, впервые в истории человечества люди поняли, что животные тоже обладают какими-то правами. Но во имя искусства ими можно пожертвовать. Что думают по этому поводу сами ишаки – доподлинно неизвестно. До сегодняшнего дня их никто об этом не спрашивал.

Я по-новому посмотрел на своего друга, с восхищением:

– Саш, заткнись, пожалуйста.

Колчин насупился.

– Да, красота! – подтвердил водитель, смачно плюнул в красивую пропасть через открытое окно и уставился на пыльную дорогу.

«Урал» натужно кряхтел, увлекая нас навстречу неприятностям.

Судя по настроению нашего водителя, места хоть и были красивые, но не были спокойные.

– Здесь лучше не трепаться, – заявил водитель. – Смотрите, хлопцы, лучше по сторонам. Вдруг какая-то падла где затаилась? Мы ведь не конфеты к чаю везем. Долбанет так, как вашему Садиги-беку и не снилось.

После страшенного разгрома, учиненного моджахедами, новую 13-ю заставу поставили на высокой сопке. Через дорогу от нее, на высокой горной гряде, за которой начинался Афганистан, гнездились пограничные посты «Тург», «Навранга», «Марс». Почти каждую ночь они отражали атаки моджахедов.

Сама застава только-только обрылась окопами. Вгрызлась блиндажами и ощетинилась огневыми точками. Для усиления пограничников сюда прислали несколько танков и БМП из 201-й мотострелковой дивизии. Все это хозяйство было тщательно засыпано землей и затянуто маскировочной сеткой. На поверхности вызывающе торчал только деревянный сортир. Со стороны сопка выглядела потрясающе: пустая и безлюдная – с одиноким сортиром на вершине. Кто на сопке? А никого! А сортир зачем? А это мы так за экологию боремся.

К новой заставе подъехали уже в полной темноте. Солдаты быстро опустошили кузова. Растащили по местам продукты, патроны, снаряды и прочие военные припасы, необходимые для жизни и для чьей-то смерти. Машины разъехались по темным углам. Известным только им одним. Застава снова приняла девственный, необитаемый вид.

Мы спустились в командирский блиндаж.

Великое множество предметов загромождало подземелье: у стен какие-то ящики, рюкзаки, коробки. Поверх них – подсумки, куртки, разгрузки, выстрелы от гранатометов, труба самого гранатомета и бог знает что еще. На столе, под занавешенным окошком, выстроились бутылки с теплой минералкой, которая тотчас отдает в желудке кислотным спазмом; фляги со спиртом, которые никакого спазма не вызывают; початые банки тушенки и утопленные в томате бычки. Все это хотелось пощупать руками, как старинные экспонаты в музее. Бьюсь об заклад: пятьдесят лет назад наши деды сиживали именно в таком интерьере.

Офицеры очень благосклонно встретили нашу водку «Кремлевская».

Мы расселись за столом и под нестойкое пламя светильника, сделанного из гильзы крупнокалиберного пулемета, повели всякие военные разговоры.

Заметив у Сашки в руке красный огонек диктофона, один из офицеров попросил:

– Выключи. Мы собираемся вам по-дружески все рассказать. Но не хотим, чтобы нас потом таскали по всяким инстанциям.

Пришлось выключить диктофоны и положиться на память.

Кстати, запоминать во хмелю нужную информацию надо еще уметь. И без практики тут никак не обойтись. Особенно сложно даются всякие незнакомые названия, цифры и даты. Тут я посоветовал бы начинающим военным журналистам тренироваться еще на гражданке. Берете поллитру. Открываете учебник по географии и начинаете запоминать в произвольном порядке названия городов и областей. Когда поллитра кончилась, можно взять пивка и заучить Таблицу Менделеева. Если наутро сможете повторить прочитанное своей жене (она в данном случае играет роль редактора), которая, конечно же, не верит вам, что вы пили поллитру в обнимку с учебником географии, и если вам еще удастся убедить ее в своей правоте – значит, можно отправляться на фронт.

– Накануне нападения, – начал один из офицеров, – к нам на заставу пришел втихаря местный из соседнего аула. Погранцы у него вино всегда покупали, вот он и растрогался. Сказал, что здешний полевой командир получил задание из Афгана: атаковать заставу.

– А зачем? – спросил я.

– Ты идиот? – дружелюбно поинтересовался Федулов.. – Или, как в Америке говорят, «альтернативно мыслящий»? Зачем они тут на нас нападают?

Я пожал плечами:

– Вот и я не знаю. Зачем Союз развалился? Зачем местные ополченцы начали по войскам стрелять и друг друга кромсать?

– Короче, пришел этот местный и говорит пограничникам, что им надо уходить, – продолжил офицер. – Они, понятное дело, отказались, но в уме держали. На следующее утро жители из соседнего кишлака исчезли. На заставе никто даже не заметил, как они уходили. Все быстро и тихо, словно сотни людей просто исчезли в воздухе…

А дальше? Гм, дальше… Прошел день. Пограничники успели связаться с Отрядом. Там посоветовали быть начеку, но и только. Ночью на территорию заставы въехал грузовик со взрывчаткой. По кабине стреляли, но остановить машину не смогли. Передние посты и пулеметные гнезда разметало к чертям. Духи окружили заставу. И начался жестокий бой.

Солдаты выпрыгивали из окон в трусах и с автоматами в руках. Двое пулеметчиков из местных таджиков два часа сдерживали атаку боевиков с того самого главного направления, откуда прорвался грузовик со взрывчаткой. Когда у них кончились патроны, духи со злости резали их ножами на мелкие кусочки. Две БМП, которые были у погранцов, также не долго прожили. Одна из них разулась и потеряла гусеницу, когда при развороте наехала на сопку. Тут-то боевики и достали ее из гранатомета. Вторая получила сразу несколько ударов из гранатомета и сгорела дотла. Плюс там сдетонировал боекомплект, взрывом оторвало башню и отбросило ее на несколько десятков метров.

Утром, когда подоспела помощь, все пограничники, за исключением пятерых раненых и контуженых, были мертвы. Всем убитым, кто не сгорел, кого не разорвало взрывом на кусочки, моджахеды отрезали головы и раскидали по кустам.

– Но была и еще одна странность, – вмешался молодой лейтенант. – Один из убитых пограничников успел кровью написать на стене казармы слова…

Тут Федулов свирепо глянул на лейтенанта, и тот осекся с видом «ляпнувший лишнего».

– В общем, наша бронегруппа разыскала все останки и отвезла их на базу, – подытожил капитан Федулов. – Теперь вот мы построили новую заставу, на этой сопке.

Выпили в честь павших.

– Вы за этим сюда ехали? – спросил капитан Федулов под стук расставляемых на стол стаканов.

– Вообще-то да, – подтвердил я.

– Коротенькая история у нас произошла. Как видите, никаких особых интриг. Напали, убили, построили новое. Стоило из-за этого переться в такую даль?

– В Москве был большой резонанс по этому поводу, – вставил Колчин.

В блиндаж заглянул посыльный:

– Товарищ капитан, «Рубин» на связи.

– Я сейчас! – Федулов выпрыгнул наружу.

– Начальство, – прокомментировал кто-то из темного угла.

Повисла пауза. Вид у офицеров был такой, точно не все еще про ту заставу рассказано. Самое интересное осталось за кадром. Только вот при Федулове никто из офицеров не хотел нас просвещать.

Слова, которые кровью написал на стене погибающий пограничник. Что за слова? О чем? Я дал себе слово обязательно выспросить у кого-нибудь из бойцов, когда Федулова рядом не будет.

Через минуту капитан вернулся:

– Ну, разливайте, орлы московские! Вам повезло, завтра выезжаем на небольшую прогулку. Сможете заодно и заставу разгромленную посмотреть. Зрелище еще то!..