Текст книги "Стеклянная любовь. Книга 2"

Глава 10

Как и почему ему стало значительно легче, и он получил возможность нормально дышать и смотреть перед собой, не видя мельтешения темных пятен перед глазами, Богатуров не мог вспомнить. Даже тогда, когда стоял уже на ступенях крыльца сверкавшего неоновыми огнями и гремевшего разудалой музыкой «Зодиака». Он тупо-тупо смотрел сквозь густую пелену снегопада туда, откуда только что прибрел по глубокому снегу – в таинственную зловещую темноту широкого и пустынного Проспекта Ашурбаннипала. Славу что-то жутко беспокоило – какой-то скользкий, мягко говоря, штрих в только что окончившейся прогулке по глубокому нехоженому снегу мимо безмолвных Строек. «Вот!» – воскликнул он мысленно и встрепенулся с такой силой, что с шапки и плеч просыпались небольшие снежные каскады. – «Стройки – проклятые Стройки! Ведь я же по невероятной случайности прошел мимо них – мне дали пройти!.. Бобров что-то реальное о них знает…»

Затем его внимание вновь привлекло радужное праздничное зарево, наподобие северного сияния полыхавшее в ночном зимнем небе прямо над бывшей Цыганской Слободой. «Как все-таки, все равно, хорошо, что я здесь, а – не там!..».

– Эй, мальчик! Закурить есть?! – раздался за спиной Славы юный девичий голосок. Он резко оглянулся и увидел достаточно смазливенькую девицу лет восемнадцати в короткой кожаной юбке и в короткой же шубейке, накинутой на худенькие плечи. Девица держала в правой руке незажженную сигарету и, приветливо улыбаясь, выжидательно смотрела на Богатурова. В другой раз Слава бы обрадовался возможности завести ни к чему не обязывающее знакомство сроком на одну ночь, но сейчас он ограничился коротким и неприветливым:

– Не курю!

– Извините! – без обиды сказала девушка и осталась стоять на месте – очевидно, решила подождать кого-нибудь курящего. Богатуров неожиданно спохватился, и опять повернувшись к девушке, спросил:

– Слушай – ты время, случайно, не подскажешь?

– Подскажу-у, – улыбнувшись шире прежнего с готовностью ответила девушка и изящным движением вскинула из под широкого рукава шубки левую руку, на которой блеснул золотом тоненький браслетик. – Половина десятого…

– Сколько?! – изумленно воскликнул Богатуров.

– Половина десятого, – несколько растерянно повторила девушка. – Через два с половиной часа – Новый Год уже…

– Аленка! – из стеклянных дверей ресторана выскочил какой-то разгоряченный алкоголем парняга. – Вот ты где! А это что за фраерок с тобой?!

Богатуров покосившись на них обоих с откровенным отвращением, процедил брезгливо:

– Забирай свою подругу и отваливай!

Прозвучало это достаточно убедительно, и парень, не став ерепениться, подцепил девчонку под локоть, и они молча исчезли за стеклянными дверями ресторана. Богатуров посмотрел им вслед и задумался: что ему делать дальше? Сунув руку в правый карман куртки, он с удовлетворением нащупал по-прежнему хрустевшую между пальцами тысячерублёвую купюру. «Выпью водки и поеду на кафедру к Боброву – ребята, наверное, меня не стали дожидаться», – принял было решение Слава. – «Хотя мест, наверное, здесь нет уже… Ладно, зайду на всякий случай – вдруг пацаны еще там! Да и ноги немного подсушу». Последний аргумент в решении все-таки зайти в «Зодиак» оказался наиболее весомым – в старых Славиных ботинках хлюпало по небольшому болотцу.

Перед тем, как войти в вестибюль ресторана, он скользнул рассеянным взглядом по припаркованным запорошенным машинам и одна из них, кажется – ярко-красного цвета, чем-то поразила его воображение. «Интересно!» – подумал он на счет «иномарки». – «Может быть, внутри я увижу настоящего гонщика-профессионала „Формулы-Один“, и с ним удастся переброситься парой фраз о ненадежности будущего сумасшедших автогонщиков, и даже выпить за знакомство!». Невольно усмехнувшись своему нелепому предположению насчет необычно выглядевшей ярко-красной машины, Слава толкнул стеклянные двери и, наконец-то, вошел в долгожданное «внутрь», встретившее его ласковым живительным теплом, аккордами современной музыки, доносившимися со второго этажа и аппетитными ароматами поджариваемого мяса.

К нему сразу же подошел молодой человек, исполняющий роль швейцара, и спросил не без естественной иронии в голосе, скептически рассматривая трещины на Славиных ботинках:

– Чего изволите?

– Место свободное есть?

– А деньги у тебя есть? – от напускной любезности в голосе «швейцара» не осталось и следа.

– Я студент философского факультета университета, – спокойно объяснил Слава, решив не завязывать скандала и портить себе настроение накануне Нового Года. – Мы от нашего факультета резервировали здесь пятнадцать мест.

– Студенческий есть?

Слава показал студенческий билет в развернутом виде.

– Проходи, раздевайся, – кивнул «швейцар» в сторону гардероба. – Вроде бы, кто-то из ваших еще остался.

Слава прошел к гардеробу. Пожилая спесивая тетка приняла его мокрую куртку и пошла куда-то в дальний закоулок гардероба – искать свободное место. Пока она ходила, Богатуров, как бы между прочим, прошелся расслабившимся от ощущения тепла и безопасности взглядом по рядам зимних курток, шуб и дубленок. В глаза ему бросилась чья-то изящная шубка – нежной снежной пушистой белизной. Под светом неоновых ламп удивительная шубка кое-где вспыхивала голубыми искорками и в этих местах напомнила Славе корку наста под лучами холодного зимнего солнца, покрывавшую бескрайнее русское поле. Смотрел он на нее совершенно завороженно – до тех пор, пока не вернулась из дальнего закутка гардероба сильно постаревшая за время поисков свободного места для Славиной куртки гардеробщица. Глядя на ее морщинистое злое лицо, Слава как-то решил поддержать морально-волевой дух пожилой женщины перед Новым Годом и, ничего не придумав умнее, спросил наигранно-веселым тоном:

– А что это к вам за белая ворона залетела на огонек?!

Этот, в общем-то, совсем безобидный вопрос состарил гардеробщицу, по меньшей мере, лет на десять, а может быть, и на все отпущенные ей природой годы. Потому что, и без того некрасивое и немолодое лицо ее моментально превратилось в настоящую паутину из глубоких и извилистых морщин, которые не в силах была бы разгладить даже сказочная живая вода.

– Я за каждой вертихвосткой не обязана следить! – изрекла она из сложенных гузкой губ. – Особенно за такой, как эта!

Слава не стал углубляться в ненужную дискуссию, принял номерок из дрожащих рук высоконравственной гардеробщицы и направился к лестнице, ведущей наверх. Приближаясь к занавешенному затейливым бамбуковым пологом входу в ресторанный зал, Слава жадно втягивал ноздрями пропитанный запахами поджариваемого мяса и лука ресторанный воздух и чувствовал, как у него против воли разыгрывается чудовищный аппетит.

Глава 11

Над сверкающими шпилями самых высоких башен дворцов Горних Королей влекомые вялым западным ветром медленно плыли кудлатые грязно-серые облака. Некоторые из облаков – наиболее бесформенные и громоздкие, цеплялись мокрыми блестящими краями за острые кончики шпилей, покрывая их пятнами безобразного на вид налета, немного напоминающего талый мартовский снег, густо перемешанный с поросячьим пометом. На гладкой поверхности шпилей желеобразные облачные осадки, естественно, долго не задерживались и почти сразу после выпадения начинали неудержимо скользить вниз прямо на крыши куполов, выложенных в праздничную красную, желтую и синюю ромбовидную клетку. Специально натренированные уборщики из низшего разряда Слуг опасно балансировали на великолепно отполированных крышах куполов. Балансировали они при помощи длинных швабр, которые им ни в коем случае нельзя было выпускать из рук, если, конечно, кто-нибудь из уборщиков не решал покончить со своей собачьей жизнью и добровольно не рухнуть с многометровой высоты и не разлететься тысячами осколков по грязной булыжной мостовой. Их основной обязанностью во время дежурства на куполе являлась немедленная уборка выпадавших облачных осадков, дабы они не портили праздничный вид шпилей и куполов, чтобы, в свою очередь, неубранная облачная грязь не угнетала и без того расшатанную психику тех, кто обитал под этими шпилями и куполами – так называемых Горних Королей, высшей правящей касты Страны Окаменевшей Мерзости. В общечеловеческом понимании все без исключения Горние Короли представляли собою полных классических ублюдков, с самого рождения не старавшихся культивировать в себе ни одного положительного качества и никогда в своем поведении не стремившихся к альтруизму.

Уборщики на купола избирались из числа наиболее строптивых пленных, и любимой забавой членов королевских семей была стрельба из рогаток по уборщикам во время эквилибристически головокружительных и смертельно опасных уборок. В процессе подобных забав особ королевской крови, как правило, погибал каждый десятый уборщик. Но, несмотря на это печальное для уборщиков обстоятельство, проблемы нехватки кадров в штате королевских Слуг не возникало. Потому что во время ежегодных Праздников в мир Идиотов широко распахивались Окна, и отряды хорошо вооруженных баирумов неизменно приводили в казармы Дворцов десятки тысяч пленных Идиотов.

В Большом Хрустальном Замке владыки Десятого Яруса Ветвей Нограсса 14-го за несколько часов до начала Праздника с нетерпением ожидалось начало традиционного предпраздничного Цветного Снегопада – как и во всех остальных фамильных королевских твердынях. Но предпраздничный ветер никак не мог прогнать прочь упрямую грязно-серую облачность, чтобы освободить небо для праздничной фиолетовой зари, внутри которой рождались цветные снежные метели. Поэтому на куполе Хрустального Замка короля Нограсса в описываемый нами день дежурила и ни минуты не оставалась без работы бригада уборщиков из двенадцати человек. Длинный и острый, как боевая пика баирума, шпиль Замка увенчивал флюгер в виде головы клоуна, увенчанной дурацким пестрым колпаком. Лицо клоуна украшала широкая гнилозубая улыбка – от правого до левого уха, волосатые ноздри большого красно-фиолетового носа беспрестанно с шумом втягивали воздух, в мутных, как у издыхающей от бешенства собаки, глазах, навеки застыла бессмысленная ярость ко всему окружающему миру и особенно – к капризным переменчивым ветрам, заставлявшим кружиться вокруг оси его бедную голову, живущую жуткой противоестественной жизнью.

В большом тронном зале Замка наблюдалось, как уже было отмечено выше, заметное оживление, вызванное ожиданием начала Цветного Снегопада. Собственно сам Нограсс 14-й сидел, подогнув коленки, на старинном фамильном троне и щелкал так называемые «хмельные орехи», собираемые с могучих хвойных деревьев «мудараков» или просто – мудараковых деревьев. Щелкал их король с самого утра и выщелкал не менее целого большого шелкового мешка, и был по этой причине уже изрядно «навеселе». Хотя по настоящему весело королю, конечно же, не было – алкоголь никогда не приводил его в хорошее расположение духа. Нограсс доходя до соответствующей кондиции, окончательно превращался, если говорить словами одного древнего поэта, в «сосуд с мерзостью». Но пока он до соответствующей кондиции не дошел, а просто молча продолжал щелкать мудараковые орехи и внимательно наблюдал за своими многочисленными братьями, дядьями и племянниками, сновавшими по тронному залу между празднично накрытыми столами.

Столы ломились от ярких экзотических блюд и напитков, но без команды короля никто не смел к ним прикоснуться. Поэтому кроме противных звуков расщелкиваемых орехов в тронном зале слышались лишь тяжелые вздохи страдавших с похмелья королевских родственников, бросавших жадные взгляды на большие бутыли с огненно-крепкой сикерой, где плескались и строили через зеленоватое бутылочное стекло голодной и злой королевской родне обидные рожи проказливые спиртовые бесенята и винные тритоны-мушкутумы. Бесенят и тритонов выращивали на специализированных фермах Ведьмы из Пятого Яруса, жившие среди густых лепидодендроновых лесов по берегам Пьяной реки (Омизерты), в которой вместо воды, по слухам, тек чистый спирт. Ведьмы, жившие дружными общинами, делали специальные запруды, в которых и разводили, неизменно пользовавшихся огромным спросом на всех Ярусах спиртовых бесенят, винных тритонов и редких и очень дорогих коньячных жаб.

Душевно-психологическое состояние Нограсса усугублялось еще тем невероятным обстоятельством, что он влюбился. Во всяком случае, королю так казалось. На стене, прямо напротив трона, возле ярко полыхавшего смолистыми чурбаками камина, среди узорчатых шерстяных ковров улыбалась роскошная девушка, талантливо изображенная на огромном мозаичном портрете. Губы девушки были выложены из настоящих рубинов, глаза – из сапфиров, а густые кудри рассыпались по плечам сверкающим толстым слоем золотого напыления. Пламя камина бросало на чудесные черты лица девушки желто-оранжевые блики, и в результате постоянно менявшихся светотеней казалось, что золотоволосая красавица то улыбается, то кокетливо подмигивает Нограссу 14-му сразу обоими глазами.

Нограсс твердо решил сделать девушку, изображенную на портрете, своей женой и, соответственно, Королевой и хозяйкой Хрустального Замка. Проблема заключалась в том, что в эту ночь ее отправили через Окно на Вылазку и имелся риск, что она может оттуда не вернуться, тем более, что еще не прошло и года ее пребывания в Ярусных Королевствах и сердце будущей королевы не успело превратиться в кусок голубого полужидкого хрусталя. К тому же шпионы Нограсса доставили ему абсолютно точные данные о том, что на золотоволосую девушку имеют серьезные виды несколько других холостых Горних Королей и Лесных Хозяев. И сейчас перед Нограссом стояла весьма сложная задача со многими неизвестными. Ну и к тому же хозяйство Нограсса 14-го за последнее время начало испытывать большой дефицит в рабочей силе, что само по себе представляло большую экономическую и политическую опасность для всего Королевства. А распределение пленных Идиотов в Конфедерации Ярусных Королевств уже пятый год перестало носить упорядоченный и спокойный для всех участников дележа характер.

Нограсс начал щелкать второй мешок, и настроение его окончательно испортилось:

– Убуга! – неприязненно произнес он, обращаясь к начальнику службы безопасности. – Ты точно уверен, что Мойкер не подведет нас?!

– Мойкер еще ни разу никого не подводил! – твердо заверил Короля высокий сутулый Убуга, у которого прямо посреди шишковатого лба беспокойно бегал из стороны в сторону темно-желтым зрачком третий глаз. – Мойкер никогда не ошибается – принцесса Каламбина будет нашей, мой господин!

Глава 12

Серебристые нити фольгового дождя, щедро вплетенные в затейливый бамбуковый полог, занавешивающий вход в ресторанный зал, с шуршанием раздвинулись, и навстречу Славе из окрашенного красно-синим огнем цветомузыки полумрака внутренностей «Зодиака» выпорхнула стайка девчонок наподобие той Аленки, что недавно спрашивала у него закурить на ступеньках ресторанного крыльца. Девчонки обдали Славу волнами смешанного аромата дорогих французских духов качественного польского разлива, американских сигарет, ярко-голубого, как медный купорос, модного фруктового ликера «Кюрасао» и обычной русской водки. Все они были в одинаковых коротких юбках, сапогах-ботфортах и блестящих «лосинах», обтягивавших тонкие ножки. И взгляды, какими они окинули с ног до головы Славу, тоже хранили совершенно одинаковое выражение. «Штампуют их что ли, где-то на какой-то бл…ской фабрике?», – подумал, посторонясь, Слава. – «Наверное, здесь, правда, бывает весело – в этом „Зодиаке“!». Он широко раздвинул руками сверкающую занавесь входа в грот наслаждений и вошел туда. Бахрома из новогодней мишуры с шуршанием сомкнулась за спиной Славы непроницаемым пологом, и он остался один на один с уютным красно-синим полумраком, пропахшим жареным мясом, табачным дымом и перегаром.

Первое впечатление, произведенное на Славу внутренностями «Зодиака», оказалось вполне положительным. Некоторое время он стоял, привыкая к полумраку, и разглядывал публику, надеясь увидеть друзей-одногруппников, особенно – Андрюху Малышева, и выискивая, между делом, свободное место за одним из столиков на тот случай, если вдруг друзей не окажется. Не увидев ни свободных мест, ни студенческих товарищей, Слава направился прямиком к стойке бара – «тяпнуть» стопку водки и как следует осмотреться по сторонам. При особенно яркой вспышке цветомузыки, озарившей зал в унисон с особенно громким аккордом популярного молодежного хита, Славе почудилась свирепая азиатская рожа, сплошь облитая сверкающим потом и зыркнувшая злыми раскосыми глазами прямо на него – на Славу. Но вспышка погасла, зал погрузился в привычную полутьму, располагающую, как к легкому, так и к тяжелому флирту, и Слава, забыв об экзотической азиатской роже, с ходу уперся локтями о полированную стойку бара, оказавшись лицом к лицу с барменом.

– Сто грамм водки и бутерброд с колбасой!

– Здорово, Славка! – услышал Богатуров в ответ и с удивлением узнал в бармене своего бывшего однокурсника Шурку Романенко, отчисленного с факультета за академическую неуспеваемость года два назад.

– Шурка – етит твою мать! Ты какими судьбами здесь?! – с Романенко у Славы в свое время сложились теплые приятельские отношения, и сейчас он был искренне рад его увидеть.

– Угощаю! – категорично заявил Шурка, подвигая Богатурову пол-стакана водки и блюдце с двумя свежими сырно-колбасными бутербродами. – В честь встречи и – за Новый Год! Кстати, тут сейчас Малышев с компанией такую эстрадную программу устроили!

– Да ты что?!

– Такие фортеля тут выкидывали, что – будь здоров!! По-моему, пьяные уже пришли! Пили тут голую водку, почти ничего не закусывали, шумели, к чужим девчонкам приставали – милицию даже пришлось вызывать!

– Так их что – всех менты повязали?!

– Да нет – никого не повязали, просто вывели. Малышев больше всех тут вытрёпывался, если на улице он там что-нибудь кому-нибудь… то его тогда точно могли повязать!

– Вот поросята! – беззлобно выругался Богатуров. – Так вот и договаривайся в следующий раз! Вообще никого не осталось?

– Ну, сказал же – никого!

– Ну ладно, спасибо и на этом, – рассеянно произнес Слава, озадаченно почесав в затылке. – Теперь и не знаю, что дальше делать.

– А чего тут знать? Праздновать надо! – и бармен подмигнул старому приятелю, лёгким поворотом головы указывая на стакан и закуску.

– И то верно! Твое здоровье и – с Новым Годом! – Слава торопливо, залпом, выпил водку и, не стесняясь, с жадностью закусил обоими бутербродами. – Ох-х – хорошо пошла!

– А водку ты здорово пить научился! – с уважительный улыбкой прокомментировал Шурка. – А с Малышевым-то ты теперь не кантуешься что ли?

– Да почему? С ними сегодня должен был гулять, да опоздал, видишь, к условленному часу, – он с ностальгической грустью посмотрел на Шурку и доверительно спросил. – Саня – ты меня с какой-нибудь местной тусовщицей не познакомишь?

– С местной? – задумчиво переспросил Романенко. – С местной – нет, местные все заняты. А заприметил я тут одну девчонку уже, как часа полтора назад. Такой я еще не видел в жизни своей…

– Где?! – прервал приятеля Слава нетерпеливым вопросом (водка, разумеется, в голову ему ударила моментально).

– А вон она! – указал Шурка пальцем куда-то в дальний конец зала. – Сидит одна-одинешенька за столиком! Я удивляюсь – почему к ней до сих пор никто не подсел? Может, ты это сумеешь выяснить?

Слава смотрел в направлении, указанном старым приятелем, по меньшей мере, с минуту, прежде чем увидел искомую девушку. С такого расстояния и при крайне скудном и нестабильном цветном освещении, он сумел заметить лишь, что у его будущей потенциальной знакомой что-то странно сверкало на плечах и в волосах – волосы у нее наверняка должны были оказаться пышными. «А может…», – несмело подумал Слава, и у него сладко защемило сердце в безошибочном предвкушении приключения. И пока он шел через весь зал, не выпуская из поля зрения таинственную незнакомку, искусно лавируя при этом между тесно стоявшими столиками, то молил Бога только об одном – чтобы к ней никто не подсел.

Бог услышал Славу, и когда он стоял перед желанным столиком – девушка по-прежнему сидела одна. И словно по чьему-то специальному заказу в зале включилось нормальное неоновое освещение. То, что увидел Слава за столиком, перед которым только что остановился, в буквальном смысле слова свалило его с ног, и он, как подкошенный, рухнул на свободный стул прямо напротив девушки, сосватанной ему бывшим однокашником Шуркой Романенко.

К счастью, неоновое освещение почти сразу вырубилось, и из посетителей ресторана никто не обратил внимания на смятение Славы и на ослепительную нечеловеческую красоту фантастической девушки. Но для Славы дело оказалось не в фантастической красоте девушки, а в том, что красота эта, он мог поклясться себе в этом, показалась ему до боли знакомой, но он тут же отогнал от себя эту мысль, как заведомо ложную и потому – вредную.

Слава сел и молчал как дурак, не понимая, что с ним происходит, а самое главное – с чего начать знакомство и нужно ли его начинать, и захочет ли с ним – простым, причем не из самых лучших смертным, знакомиться эта, прилетевшая в дешевый студенческий кабак «Зодиак» на время Новогодней ночи настоящая сказочная фея. В наступившем красно-синем полумраке загадочно сверкали огромные глаза, с любопытством разглядывавшие Славу, блестели и зубы – она улыбалась. Она улыбалась ему – Славе, и до Славы этот невероятный факт дошел далеко не сразу. Он очень медленно возвращался в нормальное состояние, и ему показалось, что-то кто-то другой его голосом – деревянным и заикающимся, робко произнес:

– За Вашим столиком свободно?

В ответ послышался чистый серебристый смех – так смеялись в ночь Ивана Купалы зеленоволосые красавицы-русалки, водя хороводы по берегам экологически чистых древнерусских озер и рек. Слава зачарованно слушал переливы волшебного смеха и почувствовал искреннее сожаление, когда русалочий смех плавно перешел в нежнейшее контральто. Контральто произнесло с благожелательной иронией:

– Ну, ты же прекрасно видишь, что я сижу одна – зачем же спрашивать? – и она вновь тихо рассмеялась, вторично порадовав слух Славы звонкими русалочьими переливами, переставшими звучать под земным небом несколько веков назад, когда на Руси ввели христианство, и все лесные боги умерли. Поэтому умный эрудированный Слава и не мог поверить своим ушам, точно так же – как и своим глазам. А самое плохое заключалось в том, что он совсем забыл о Владимире Николаевиче Боброве и о его убедительной просьбе незадолго до полуночи обязательно прибыть к нему на кафедру…