Текст книги "Ломка"

Ломка
Алексей Михайлович Романов

© Алексей Михайлович Романов, 2024

ISBN 978-5-0056-9871-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ломка (второй курс)

И вопросил Раскольников: «Ходячая ли тварь я или нет?»

Из школьных сочинений

Второй курс начался отвратительно. Особо отличились мои тренеры по легкой атлетике. Для начала они не стали отвинчивать меня от картошки. Летний тренировочный процесс полетел фанерой. Месяц дурью маялся – в интересной позе на подборе картошки месяц отработал. Питание – рабов лучше кормили. И ведь деньги были, но питаться рыбными консервами или «Завтраком туриста» – это же натуральное самоубийство в особо извращенной форме. Быстро отощал, хотя куда уж больше (или меньше?). Плюс простуды, на которые все чихали. Врачи и наши отцы-командиры мер не принимали, даже в виде обеспечения элементарных условий существования.

Но Тузик сдаваться не пожелал и по утрам успевал потренироваться. Сначала один. А затем пара девчонок присоседилась. Леночка и Женечка. Похоже, они побаивались встречи с местными парубками. Особенно после того, как этих озабоченных студенты дубьем отоварили. За все хорошее…

Впрочем, и наши студенты особой галантностью не отличались. Староста группы по пьяной лавочке гонялся за Верочкой и Сашенькой. С весьма определенными гнусными намерениями. Пробежали они все улочки деревни на радость аборигенам. Потом девушки, после резкого поворота в проулок, запрыгнули за изгородь и притаились. Староста выскочил. Девчонок не увидел. У него очень слабое зрение было. Растерялся, задумался. Посмотрел: вокруг никого. И… справил большую нужду у плетня, за которым сидели Верочка и Сашенька. Те не выдержали и, зажимая носы и хохоча, вылезли из укрытия. А староста, подтягивая штаны, краснел и бледнел возле большой кучи. Протрезвел от стыдобушки.

В общем, приходилось нашим девушкам остерегаться озабоченных придурков с обеих сторон. И ведь многие из них привыкли дома зарядочку делать. Ох и надоело им выслушивать постоянно радостные вопли: «Спа-а-артсменка, активистка, э, красавиццца, иди к нам разомнем…». Вот две из них и присоединились ко мне.

Раннее утро. Солнышко вот-вот встанет. Ветра нет. Тишина. Это вам тут, а не там, где город с постоянным дребезгом трамваев, ревом машин и бензиновой вонью. Тут у нас обстановка немножко другая. Петухи гнусно орут с утра пораньше. Пастухи с матюками гонят скотину на пастбище. Где-то заводят мототехнику. На дороге коровьи лепешки в сочетании с конским навозом. И холодрыга…

В бараках съежившиеся студенты сладко дрыхнут. Двери плотно закрыты, окна законопачены. Художественная самодеятельность по борьбе с замерзанием. Основательно попахивает пропотевшей одеждой, нестиранными носками и уже переваренным ужином. Само собой, от некоторых лежанок чувствительно несет перегаром. Час до подъема.

Еще полежать? На фиг – на фиг. Пора на свежий воздух. Обычно, когда я выскакиваю из барака, девчонки уже сидят на завалинке и перехихикиваются. Глазками постреливают. Ну уж нет… Так, поднялись, побежали.

И наша тройка, не торопясь, чапает по дороге. Сначала легкий темп, чтобы организмы разогнались. Иначе сердчишко засбоит и придется на дорожке укладываться. Постепенно врабатываемся в ритм бега. Утренний озноб прошел, разогреваемся. Вот уже шаги стали кошачьими, дыхание нормализовалось. Нас почти не слышно.

Постепенно добавляю скорость, уже бежим в хорошем темпе. Минут через десять мы уже на месте разминки – опушка рощи. На траве блестит иней. Ветра нет, воздух свежайший, пахнет прелью от опавших листьев и грибами.

Делаем обычный комплекс разминки с растяжкой. Затем беговые спецупражнения. Личики у девчонок раскраснелись, пот выступил. Дыхание стало прерывистым. Так, им пора передохнуть, а мне —вокруг рощи в три четверти силы. Пару раз через три минуты отдыха.

И назад, в лагерь. Уже в хорошем темпе, с постепенным замедлением к концу.

Из бараков выползают невыспавшиеся студенты. Хари перекошены. С ненавистью смотрят на нас. Злобно комментируют. Что характерно – не завидуют. И скабрезных приколов нет. Уже приятно. А девчонки свеженькие, бегут мягко, как кошечки. Движения точеные. Глазки блестят. Фигурки настолько стройные, что парни поддомкрачиваются, а женский коллектив злобно шипит.

От тренировок и сбора картошки моя фигура тоже постройнела, даже чересчур. Если у моих девчонок попы сохранили экстерьер, то моя стала костлявой настолько, что на деревянных скамейках и стульях сидеть больновастенько. Да, уж: «я лучше пешком постою».

Под конец картофельной практики девчонки нашего курса устроили соревнование – у кого талия тоньше. Как ни странно, мои проиграли. Выиграла альпинистка, у которой фигура была заметно более пышной. Это как так? Я обиделся за своих и тоже включился в соревнование. Не потянул. Оказался только вторым, заработав титул «наша маленькая стройненькая девочка». Парни похабно ржали. Сволочи. Нет, я не возмущался. Древняя мудрость вояк: «Один удар в ухо заменяет три часа воспитательной беседы». После того, как на футболе одного из особо речистых «нечаянно» и очень жестко уронил, языки укоротились весьма заметно. Хоккейные приемы, знаете ли, хорошо мозг прочищают. Только их быстро исполнять надо. Тогда процесс воспитания приобретает свои неповторимые шарм, ощутимость и ненаказуемость. В результате излишне языкастый страдалец пару недель не может ни сесть – ни согнуться. При этом понимает, что ему повезло, что игра шла на мягком грунте.

Случайно перепало и безвинному. Опять же на футболе. Андрюша Фелицын стоит в раме. Парень замечательно добрый и правильный. Боксер. Но когда он поймал от меня мяч в лицо, то оказался в нокдауне. Минуты две на коленях стоял. Расстрел с двух метров – это очень больно, особенно когда удар поставлен. Я сидел рядом, извиняясь и жалея его.

Девчонки эти моменты четко просекли. Только это привело к неожиданным последствиям. Женя не вышла на тренировку. Лена объяснила женским недомоганием. При этом покраснела и глазки в сторону отвела. Как подозрительно…

Добежали до рощи, размялись. Ну, после взаимных подколок, плавно перешедших в поползновения, гормоны взыграли. Спохватился, когда после поцелуев залез ручонками под ее футболку и добрался до груди. Аппарат сейчас порвет мою одежку. Девочка его чувствует, трется. Уже готова. А у меня голос внутренний истошно орет: «Нельзя – а – а – а!». Правильно орал, и правильно я остановился. Хоть и нелегко это было. Корежило сильно.

После обе девчонки на меня странно смотрели, но продолжения не последовало. Картофельная практика закончилась, и мы благополучно вернулись в Свердловск.

По возвращении с трудового воспитания бессовестно отъедался. Тренировки секции пока не начались, и все мои друзья-соперники с удовольствием отдыхали. А я самостоятельно продолжил тренировки. Мотал круги по Зеленой роще. В конце концов, тренер, который бывший сержант, объявился и начал с проверок физического состояния бегунов. В том числе и новеньких. В контрольном забеге я умудрился проиграть 1000 м какому-то первокурснику. На финише этот стервец выскочил чертиком из-за спины. Полметра выиграл. Грамотно он сработал, не отнимешь. А для меня обидно и глупо получилось. Сил то еще много оставалось. Да и тренер не упустил момент подиздевнуться. Да уж, в большой семье клювом не щелкают…

Парня тут же пригласили тренироваться в Школу высшего спортивного мастерства (ШВСМ) при Центральном стадионе. А я остался при своих. Мало того, узнал, что тренеры не поставили мне зачет по физкультуре за второй семестр. Соответственно обрезали стипендию. Староста группы Курдяев радостно сию новость сообщил. Чудненько, на ровном месте потерять заметную денежку. Основание – весной не выступил на городских соревнованиях за честь института. Хотя с растяжением голеностопа это было весьма проблематично. Я, конечно, не мстительный, но каждому овощу свой фрукт…

Пистон тренерам с моей подачи вставили. В деканате разобрались. Еще бы, у мальчика за экзамены пятерки и четверки, а тут какая-то муть с физкультурой. Начали платить, но в сумме 275 рублей тю-тю. За сдачу сессии без троек стипендия повышалась. Вот так, или повышенная стипендия или ничего. Но другой минус остался: из-за этого дурацкого «хвоста» я попал в черный список и остался без общежития.

В октябре найти студентам что-то приличное? Не смешите мои копыта. Втроем нашли съемную квартиру. С трудом. Вот и поселились в сарайчике с тремя кроватями и дымящей печкой. Условия – как в колхозных бараках на картофельной практике. Хозяйка – такая очень добрая бабуся-Ягуся, драла сумасшедшие деньги за постой. Следила, чтобы мы не водили девок и потихоньку подворовывала продукты. Ее бесило, что придраться не могла. К тому же, мы не употребляли спиртное и ее не угощали…

Вот уже и снежок пошел. В нашем сарайчике по утрам дубарина стояла очень даже чувствительная. А по вечерам – горелая вонь из трещиноватой печки. Ночью приходилось подыматься и задвигать вьюшку, чтобы тепло из помещения не вытягивалось. Чудо электроплитка, спираль которой перегорала через каждые два дня. Причем сгорали даже новые спирали, да и лампочки тоже. Фигня какая-то с электросетью. Горшок, естественно, на улице. Комфорт деревенский посреди города. Ух!

И тут наша карга заявляет:

– Катитесь ребятушки на все четыре стороны. Я нашла новых постояльцев – инженер с женой. Они платить согласны больше, ремонт «квартиры» сделают и меня старенькую обижать не будут.

Неделю искали новое пристанище. Во время поиска я умудрился еще одно растяжение заработать на гололеде. Этому злобно порадовались тренеры: тренировки пришлось на пару недель забросить. Длинный и тощий Анатоль изобразил Басова из Красной Шапочки: «А я здесь не причем, а я же говорил…» Ладно, врачиха справку выдала. Вот хромал и искал квартиру. Голяк полный. Тем временем старуха уже участкового приводила, чтобы нас выгнать.

В расстройстве пошли мы в деканат с заявлениями на академический отпуск или же на отчисление из института. На наше счастье, жилищный резерв был. Секретарь декана Нина Николаевна посмеялась над нашей нерасторопностью и выдала направление на заселение в общежитие.

Так втроем и втиснулись в комнатушку, где уже двое горномехаников проживало. И очень даже неплохие ребята оказались. Хоть и на курс старше, но дедов не изображали. И на грустецов были непохожи.

Вот только учебу мы подзапустили. Мне-то ладно – как спортсмену и члену сборной института дали свободный график посещения занятий. А коллегам по несчастью пришлось писать объяснительные по поводу пропуска занятий. Это нас немножко разъединило. Хотя просели мы в уровне подготовки одинаково основательно. До конца семестра сказывалось.

На лекциях постоянно сидел с Женечкой Поповой. Да, той самой, которая бегала со мной в колхозе и уступила меня Лене. Тогда она была девушкой Саши Черноскутова. То бишь, неприкасаемой для меня. А этот гад ее после картошки отшил. Она не плакалась. Узнал об этом от других и совершенно случайно. По возможности незаметно пытался ее отвлечь. То ее яблочком обзывал – антоновкой, с намеком на полноту, то стихи ей читал. Что характерно – свои. Печали ее раздергивал. Ну и нарывался на ехидные комментарии. В общем – взаимная пикировка. Хихикали оба. И жизнь как-то легче казалась.

Нарвались с этим неформальным общением оба. Ну, да. Идет лекция по палеонтологии. Абсолютно ненужный предмет для будущих геофизиков. И читает зануднейший преподаватель, господин Ходалевич, которому обрыдли и студенты и то, что он пытается нам втюхнуть. Короче, дохлый о мертвом. Взаимопонимание с аудиторией у него полнейшее – все занимаются исключительно своими делами. Он бубнит, и мы бубним, строго о своем. Вот только почему-то ему очень не понравилось мое общение с Женечкой.

– Девушка, встаньте.

Женя встает. Ходалевич вручает ей длиннющую указку. Очень ядовитое по тону продолжение:

– Вы никто в палеонтологии. Но, как любой школьник, должны знать географию. Будьте любезны, покажите мне на карте, где находится остров Пайхой.

Карта СССР с примыкающими морями и Северным Ледовитым океаном находится на стене рядом с нами. Здоровенная такая, длиной метров семь. Надписи мелкие, к сожалению. Не видно. Женечка тоскливо посмотрела на карту, грубовато ляпнула: «Не знаю» и плюхнулась на место. Ну, блин, все. По моей вине девочка нарвалась. Этот тип та еще скотина. Отомстит на зачете, не постыдится. Лихорадочно соображаю, как ее прикрыть.

Ура! Я не знаю, где находится этот поганый остров. И, когда получаю в свою очередь указку, тащусь на левый фланг карты и тычу в центр Скандинавии:

– Тут.

– Молодой человек, Вы слегка ошиблись.

– А, понятно.

И с винтовкой (пардон с указкой) на плече трюхаю к правому флангу карты. Тычу в Камчатку. Аудитория начинает потихоньку хихикать. А Ходалевич – выходить из себя, любимого. Пытается ехидничать:

– О, вы как артиллерист берете в вилку.

ОК. Тащусь к центру карты и тычу в Новую Землю. Аудитория откровенно ржет. И так методом последовательных приближений меня заставили ткнуть в какой-то мелкий островок. Который на фиг никому не нужен. Чему я удивился вслух. Вот тут тишина повисла ну очень многозначительная.

Героем я себя не чувствовал. Скорее всего, это относилось к омерзению. Перестал я ходить на эти лекции.

С коллоквиума Ходалевич выгнал меня с треском. Кстати, и почти всех одногруппников тоже. В принципе за дело. Только круглый отличник получил зачет. И почему я так не люблю отличников? От дикой злости у меня спина пошла аллергийными волдырями. Чесалась кошмарно и спать мешала. Пересдал, конечно. И зачет получил, но уважения к лектору и его предмету не испытал. Зато у Женечки все обошлось.

Потом узнал, что мой отец также ненавидел этого хрыча со времен своей учебы. Отцу и его одногруппникам, как будущим маркшейдерам, палеонтология не нужна была от слова «совсем». А тут во время экзамена Ходалевич оторвался: выгнал всех. Это он так перед корреспондентом местной газеты выкаблучивался. Вышла газета с разгромной статьей об уровне подготовки студентов горного института по такому важнейшему и необходимейшему предмету. Конкретно, по древним, давно вымершим животинкам. Шум изрядный поднялся. Руководству института неслабо нагорело.

Отцовская группа состояла из фронтовиков. Мужики свирепые и решительные. В результате последовавшего воспитания перепуганный профессор каждому из маркшейдеров автоматом выставил отличную оценку и принес извинения. Он оправдывался тем, что испугался прессы. Это еще больше возмутило студентов: откуда журналисту знать палеонтологию? Да тут за любой, самый идиотский ответ можно было спокойно ставить пятерку. И получить хвалебную статью о качестве подготовки.

Что у отца, что у меня случаи сходные. Случайность? Не-е-е-т. Наследственность.

Серые будни

Неожиданно в гости приехал знакомый из Степногорска. Игорь Варежкин. Одноклассник моего лучшего друга Миши Ребрикова. Он поступил в МВТУ (Московское высшее техническое училище) имени Баумана. Очень даже круто. Но ожидаемо. Он в школе по таким математическим сборникам занимался, что мне и близко не было дано. В училище он тренировался в секции бокса МВТУ под руководством Попенченко – лучшего боксера СССР. Тоже ожидаемо: у Варежкина в школе уже был первый разряд. В общем, студенческая жизнь у него задалась.

Игорь объяснил, что решил сделать турне по всем одноклассникам, которых уважал. Мне польстило, хотя и непонятно, почему он это решил сделать в середине учебного семестра. Но, что бы там ни случилось, гостя надо встречать хлебом и солью.

Нашли еще моего одноклассника Витю Курохтина, который учился параллельно на горном факультете, и рванули по кабакам. В конце концов выбрали «Ермак», в центре города. Нас опекала очень добродушная официантка, лет за сорок. Она сразу отвинтила нам водку, а вместо нее принесла портвейн «Три семерки». Мы возмутились, а она предложила попробовать, а потом скандалить. После дегустации одобрение было единодушным. И вкусно и мозги так спокойно обволакивает. Не удержался, спросил:

– Как из такой гадости можно сделать замечательную вкусняшку?

– Очень просто. Вино нужно только остудить до 7 градусов и пить до того, как степлится.

А уж как вкусно нас покормили, м-м-м… В общем, очень по-домашнему посидели. Приятно. Потом заглянули еще пару раз. И все время попадали на ту же официантку.

Напоследок небольшой воспитательный казус приключился. Мне как-то надоело постоянно одному расплачиваться. Перевел стрелки на Варежкина. Пришлось ему раскошеливаться. А я с официанткой ехидно перемигнулся. Умница, сразу все просекла и одобрила.

От огорчения он погавкался с парнем, сидевшем по соседству. Как водится, «пошли за угол». Меня зачем-то прихватили. Драться не стали, языками только мололи. Упал Игорь в моих глазах безвозвратно. И это было заметно.

Варежкин на следующий день уехал. Ну и что? Несколько халтурок по разгрузке вагонов и ресторанные затраты погасились.

Так-то мы редко по ресторанам шастали. Нагрузки по учебе и тренировкам крутоваты оказались. По многим предметам я откровенно тупил. Только диалектический материализм пошел без проблем. Повезло нам на лектора. Он же вел и семинарские занятия. Предупредил сразу: кто на семинарах наберет больше пяти выступлений – тот получает пять за экзамен автоматом. Нормально. Ну и очень даже интересно.

Поэтому даже Энгельса при подготовке к выступлениям читал. Как художественную литературу.

Очень помогло мамино воспитание. В детстве она заставляла меня рассказывать каждый просмотренный фильм. Безжалостно отсекала все эмоции, только стержень – краткое и последовательное изложение сюжета. Наловчился. Поэтому смешно было наблюдать за выступлениями почти всех одногруппников. Никакой последовательности, сплошные лохмотья и отдельные, не связанные между собой факты. Эти продолговатые му-му (до 15—20 минут) выбешивали не только преподавателя, но и меня. Поэтому, после таких докладов, обычно брал дополнительное выступление и подавал тот же доклад, но в причесанном виде, укладываясь в три минуты, иногда в две или одну. И получал заветный плюс за выступление. Парни не обижались, так как после этого преподаватель добрел и легко относился к другим докладам.

Если к общественным наукам отношение было весьма сдержанным, то к геологическим мы все питали слабость. Частенько ездили на месторождения, где можно было найти симпатичные образцы. Особо отличился Андрюша Фелицын. Во время дикой экскурсии по отвалам месторождений нашел большой кристалл гелиодора (берилл, только в отличие от изумруда имеет золотистый цвет, редкость несусветная). Похвастался – запустил по рядам огромной аудитории. Нас там больше сотни человек сидело.

Чудо: идеальной формы гексагональная призма длиной около трех сантиметров, прозрачная, чистая, без каких-либо включений. Даже огранка не требуется. Минералогическая редкость, которую я выпустил из своих загребущих ручонок с тяжелейшим вздохом. Вернулась эта диковина Андрюше только через час. Вздыхали все.

Сколько это может стоить – никто даже не предполагал. Через неделю Андрюша пришел на занятия расстроенный: днем из закрытой квартиры и без следов обыска гелиодор исчез. Большие специалисты работали. Повезло, что на этот момент ни матери, ни сына дома не было… Все знали реальные истории про страшные смерти старушек, проболтавшихся о фамильных драгоценностях. Нет, такие приключения советским гражданам не нужны.

Математика и физика шли ни шатко, ни валко. А вот по электротехнике я оказался дубом развесистым. И это у преподавателя, который был легендой факультета. Авенир Александрович Редозубов. Он тоже ранее учился в нашем институте и за всю учебу ниже пятерки никогда не опускался. При этом с друзьями устраивал посиделки до второй производной. Если что, то первая производная – это когда за сдачу бутылок от первого захода хватало еще на одну.

Но как он читал лекции – последовательно, понятно, четко. Ну, я почему-то решил, что и экзамен окажется легким. Ох и дурак. Уже на практических занятиях по электротехнике, которые вел его друг Сергей Сергеевич Сысков, нам безжалостно было показано, какие мы все идиоты. Но не внял я этому предостережению.

На праздник Седьмое ноября съездил на побывку домой. У родителей все в порядке. Сестричка благополучно учится в девятом классе. Наш страшный директор школы, который Анатолий Макарович, в ней души не чает за способности к математике. Одноклассники – с ними у нее все нормально. Не то, что у меня с одногруппниками. На школьном вечере она даже пела в школьном ансамбле. Не зря в музыкальной школе училась. Еще-бы, на олимпиаде по фортепиано заняла первое место. Ее сразу в Казахскую консерваторию пригласили. Без экзаменов. Отказалась, умница.

Вот только мой магнитофон оказался заметно поюзаным. А некоторые записи вообще пропали. Пришлось инструмент с собой в институт забрать. Жалость к технике задавила. Впридачу повез конфетки, банки с тушенкой, ну и дефицитное горючее, как без него.

Прибыл в нашу общежитскую комнату изрядно загруженным. Сразу за мной приехал Серега Сабуров. Ему вообще каждый выходной можно было ездить домой в Полевской. Всего пятьдесят километров от Свердловска. Вся комната очень высоко ценила его поездки. Причина веская – привозил много колбасы, благо его родители на колбасном заводе работали.

Естественно, в первую очередь, что? Правильно, колбаса. Сегодня ветчина рубленая свежайшая. Батон огромной толщины. Запах моментально слюну вышибает.

Нарезаю хлеб, берусь за колбасу. А длины ножика на всю толщину продукта не хватает. Куски неаккуратные получаются. Серега не выдержал такого издевательства, выхватывает у меня нож, резко и очень неудачно: за лезвие ухватился. Как раз в тот момент, когда я вел ножиком. В результате лезвие прошлось по четырем пальцам. Кровища хлынула. Один болельщик заорал:

– Скорую!

Другой вопит:

– Жгут и бинт!

Серега тупо смотрит на это безобразие и не понимает, что же делать? В конце-концов приняли мой вариант: страдалец уселся на стул и поднял руку над головой. И ведь перестала кровь бежать. Благо рост парнишки под метр девяносто и ручонки длинные, как у гориллы.

Ну и что? Рыдать? Колбаса протухает!!! И мы усаживаемся за стол. В это время заходит пятый сосед нашей комнаты. Опоздалец. Круглыми глазами смотрит на застолье. Ну да, картинка сюр: окровавленная рука тянется к лампочке. Четверо мужиков с жадностью жрут что-то мясное. Ошалело спрашивает:

– Ребята, вы что?

Зеленеет, закатывает глазки и сползает по косяку двери на пол. Мы к нему. Он без сознания. В шоке. Понятно, вида крови не переносит. А может подумал о чем-то не о том. Ну, похлопали его по щекам, водичкой сбрызнули. Ресничками захлопал. На нас с ужасом смотрит. Суем ему шмат колбасы, он отшатывается:

– Я ЭТО есть не буду!!!

Ну и ладно, нам больше достанется… Не знаем, чего он себе вообразил, не расспрашивали. И не утешали. Но через пару минут за столом сидело уже пятеро студентов с очень могучим аппетитом. И Серегу подъелдыкивали на счет медленной работы – дома, небось, колбасу жрал в три горла, устал бедолага.

За чаем Сергей королевским жестом достал из сумки здоровенную плитку белого шоколада. Угощает. Сладенького, конечно, всем хочется. Навалились, естественно. Но, когда попробовал, смог съесть только одну дольку – технический привкус не понравился. Спрашиваю:

– Это что за фигня?

– Ксилит, заменитель сахара для диабетиков. Можешь есть спокойно, не отравишься.

Что я, больной? Нет, такую гадость нам не надо. Вытащил свои конфеты, высыпал на стол. Парни на них ноль внимания – «шоколад» уплетают.

Серега, с блудливой улыбочкой, тоже за конфеты принялся.

Ночью эта блудливость проявилась во всей красе. Если кто не знает – ксилит в большом количестве действует, как слабительное. Трое всю ночь циркулировали из постели на горшок и обратно. Туда – с повизиванием и очень быстро, а обратно – с матами и плавными движениями (к кишкам прислушиваясь). Серега гадостно хихикал и от восторга тоже уснуть не мог.

Утром на занятия мне пришлось идти одному. Остальные притащились только ко второй паре. Разборки оставили на вечер.

И вот, насупило время мщения. Трое обозленных парней приступают с нехорошими намерениями к злодею. А я с интересом наблюдаю за ходом экзекуции. Повезло Сереге. Только от словоблудия начали переходить к физическому воспитанию, как в комнату вваливается парень из соседней комнаты:

– Быстро все на выход. Братуха выступает.

Мне было по фиг. Но ребята тут же выскочили из комнаты. Стало любопытно, и я тоже потащился.

В длиннющем (метров пятьдесят) коридоре народу битком. Все замерли. Тихо. Никто не шевелится, не кашлянет. В торце коридора, на подоконнике, парень настраивает гитару. Художественная самодеятельность? Люблю ее, но странною любовью. Сестричку пианистку, победительницу музыкальной олимпиады, с удовольствием носом тыкал в ошибки по игре. А тут гитара. Наверняка, самострок на три аккорда и дворовой песняк.

Сам музыкант – тощенький, невзрачный парнишка из третьей группы нашего потока геофизиков. Грудь впалая, рожа серая. Откуда голос? Наверняка уже в середине коридора ничего не услышишь. Братуха – это не кличка, а фамилия. Не впечатляет. Никогда с ним не общался. Пошел я…

Не успел протолкнуться к двери нашей комнаты, как Братуха начал петь. И я замер. Раньше такой классной гитары не слышал. Он выдавал знакомые шлягеры, бардовские песни. Но как пел… Каждая нотка чистая, прозрачная, четко прослушивается. И голос, переплетающийся с музыкой. Звучный, очень правильный и КРАСИВЫЙ.

Затертые знакомые песни получили совершенно иную окраску. Самое главное – его пение было ЖИВЫМ. Откликалось в душе каждого. Это было чудо. Мы даже аплодировать боялись, чтобы не спугнуть.

Только через час, когда Братуха начал заталкивать гитару в чехол – пошли аплодисменты. Сначала робкие, неуверенные. Мы надеялись, что это не конец. А потом – обвалился шквал, даже не аплодисментов, а грохота, восторженных воплей и топота. Братуха шел по центру коридора, его качало от усталости, и никто не посмел попросить: «Еще…»

Под впечатлением этого нечаянного концерта на следующий день, познакомился с очень интересной девушкой в троллейбусе. Поболтали о пустяках. Вышли на одной остановке. Распрощались и двинулись… в одну сторону – мимо чаши стадиона к длинному бараку, в котором проводились зимние беговые тренировки. Дружно похихикали на счет трогательного совпадения. Оказалось, что она тоже идет на тренировку и занимается в той же секции, что и я. Притом также учится на геофизика. Только на первом курсе. Прежде мы не пересекались. Ну надо же…

На фоне хихиканья симпатия стала взаимной. Мы друг-другу понравились. И плеснула волна эмоций. Что я творил на тренировке… Уже на разминке чувствовал: что-то будет. Во время основной части работы (десять раз по сто метров) началось. С высокого старта. Постепенно, без натуги набирал сумасшедшую скорость. Бежал с ощущением, что проваливаюсь в тоннель, еле успевая переставлять ноги. Слышал только легкое чаканье шиповок по резиновой дорожке и шум рассекаемого воздуха. И какой это был кайф! Никто на дорожку не выходил – все ребята ошалело смотрели на меня и на секундомер. У тренера челюсть отвалилась: каждую сотку я печатал за 11 секунд и быстрее. И Галина, моя новая пассия, так на меня смотрела…

С тренировки шел с ней в обнимку. Заглядывал в розовенькое от мороза лицо и темные глаза с удивленно приподнятыми бровями. Наслаждался ее плавной походкой. Это была даже не прогулка, а долгий, нежный танец.

На следующий вечер мы вдвоем пошли на каток. И я с удовольствием поддерживал Галю за талию, ну иногда выше или ниже (по ситуации) – она совершенно не умела кататься на коньках. Часто падала в сугробы, и мы радостно барахтались в снегу. А затем в кино, где мы сидели, тесно прижавшись, не смотрели на экран. Снесло у меня башню напрочь. От моей счастливой физиономии потешалась все.

Даже на тяжелой кроссовой тренировке силы неизвестно откуда появлялись и замечал окружающую красоту. Ломим толпой в сторону Уктусских гор. Выбежали еще светло было, а на горки прибежали в потемках. Снежок так легко падает, ветра нет. Тепло. Взбираемся по ступенькам длиннющей лестницы «тропе дураков» на вершину одного из холмов. Оторвался от остальных, первым забежал. Тишина, только топот и хриплое дыхание остальной группы. Скоро будут здесь. А убегать не хочется. Так и тянет поваляться в свежем снежку да смотреть в темно-фиолетовое небо. Ладно, пора убегать. Сейчас толпа доберется и лирическое настроение растает в тумане льдинкою… Пусть лучше оно со мной останется до конца кросса. Так оно и вышло.

Первый звоночек прилетел во время похода в кино. Небольшой группой пошли. И перед входом в кинотеатр закупили «лишние билетики». Одного не хватило. Покупал я, мне и отвечать. Остаюсь. Галина с остальными спокойно ушла. Обидно, конечно. Но ждать, когда они выйдут, что-то не хочется. Зима, однако. Ну и поплелся закоулками к общежитию.

Темно, народу никого нет. Настроение поганейшее. А тут еще из какой-то халупы толпа пьяных бабонек вываливается. Узрели меня, призывно так верещат:

– Мальчоночка, иди сюда!

Молча топаю стороной. Им обидно стало. Две здоровенные девки отделяются от шайки, на всех парах несутся ко мне. Прикидываю, что отмахаться не удастся даже от первых двух. На фига мне быть жертвой группового насилия? Пришлось показать класс бега. Вслед донеслось разочарованное:

– У б… Монте-Кристо!

Тренировка на следующий день птичкой пролетела, которая Обломинго называется. Второй звоночек. Перед основной работой тренер выступил при всех:

– Ну, что? Сегодня опять допинг потреблял?

– Это как???

– Галина сказала, что в позапрошлый раз ты перед тренировкой пельмени пивом заливал. Еще раз пьянка повторится – выгоню…

Ну и дура-а-ак. Тренер, конечно. Я только с дуба рухнул. У крыши шифер пополз. Тренировку кое-как пропыхтел и удрал пораньше. Без провожатой. В болтовне умеренность весьма желательна.

Дошла цепная реакция до третьего звоночка. Галина мне жестоко отомстила – на танцах общалась преимущественно с каким-то старшекурсником, заявив, что танцует только с теми, кто умеет. Яка люпофф? Помидоры на раз завяли. Мои робкие поползновения к возобновлению общения наталкивались на высокомерную презрительность. Грустная такая песня:

– Я понимаю, как смешно, в глазах искать ответ,

Глаза, которым все равно, я рядом или нет…

(Ю. Кукин)

Но дожидаться «иного дня» не стал. Разбежались…

И начались мои походы на пьянки. Меня постоянно и часто приглашали. Точнее не меня, а мой магнитофон. Тогда таких девайсов мало было. Да и деньгами не зажимался: повышенная стипендия плюс поддержка от родителей. Танцы – обжиманцы в темноте, больная голова на следующее утро, провалы на тренировках и в учебе. Полный набор неудачника.