Текст книги "Старатель. Книга 2"

– Это ещё хуже, – морщится он в ответ: – Просил бы себе – ясно. Ты человек уважаемый – помогу, только скажи чем и как.

– Ага, – теперь уже я, откинувшись на спинку стула, складываю руки на груди:

– Помогли бы, а после – счёт выкатили. Так?

– Ну так, – на лице Лиса, впервые с момента нашей встречи, появляется улыбка: – Обязательно… бы. Помогли.

– Вот поэтому я за себя и не прошу. На Побережье Купол упал. Батареи, те, что из Бункера, нужны. Поможешь?

– Сэм, – улыбка мигом покидает его лицо: – Тебе – помогу. Не вопрос. А на этих, – морщится Лис: – До них мне дела нет. Сами туда сбежали – вот сами пусть и разбираются с проблемами. Ясно?

– Так там же ваши есть? – Киваю, припомнив чёрную броню в толпе обитателей Побережья:

– Что – и своих без помощи бросите?

– Там и конфедераты есть, – отмахивается он от моих слов: – А Михалыч, твой любимый, замечу, накрысил батареек столько, что и не грех будет поделиться. Со своими, – хлопнув ладонью по столу он словно ставит точку в нашем разговоре.

– Во, босс! – Ворвавшийся в палатку Солёный держит в руках офисный стул весьма потрёпанного вида:

– Нашёл! У Сёмы Доллара отобрал. Он его из Лаборатории приволок, – затрещал Солёный: – Ну, я ему и говорю – мил-человек, ты на троне прохлаждаешься, а наш босс – на кухонном стуле сидит! Не стыдно? Вот опять – Сэм пришёл. И что? Какой имидж, – Солёный, сделав паузу, поднял вверх палец, продолжая прижимать к себе стул одной рукой: – Имидж какой мы оставим? А? Что тот же Сэм подумает? О боссе, о всех нас?!

– Кстати, – обернувшись к нему взмахиваю рукой прося слова и немедленно продолжаю:

– К Бункеру, на днях, никто не подходил?

– К Бункеру-то? – Поставив стул, он усаживается, закинув ногу на ногу: – Эээ… Были! Да! Точно – были. Двое. Позапрошлой ночью. Подошли, покрутились напротив входа, но, – разводит он руками: – Ушли.

– Это с Побережья, – кивнув ему, поворачиваюсь к Лису: – Гонцы. Их за батареями отправили, но они передумали.

– Это как – передумали?!

– А вот так, – развожу руками: – Как я понимаю – решили сюда вернуться. Мир же.

– Суки! Нет, Сэм, – Лис, поднявшись на ноги, подходит к одному из растений, где и останавливается, принявшись теребить мясистый лист:

– Видишь, какой там народец? На Побережье. Своих кинуть решили. И что? – Отпустив лист, Лис поворачивается ко мне:

– И ты, вот таким, помочь решил? Нет, – тряхнув головой, он возвращается на своё место: – Не стоят они того, Сэм. Не стоят!

– Так я – не они, Лис, – подаюсь вперёд, глядя ему прямо в глаза: – Я обещал помочь – я сделаю. Это ты можешь понять? Я – обещал. Я. И не в моих привычках людей кидать. А поможешь ты и им, и мне, – отвожу взгляд и взяв со стола каску, нахлобучиваю её на голову: – Это уже не важно. Я – пойду, ну а об остальном – решай сам.

– Да погоди ты, – Лис тоже поднимается на ноги: – Экий ты… Хм. Упрямый. Поможем, – повернувшись к Солёному он кивает: – Да, надо помочь. Там и наши есть. Собирай народ.

– Есть! – Солёный, вскочив со стула, выскакивает из палатки, а я, повернувшись к Лису, протягиваю ему руку:

– Спасибо. И знаешь, – продолжаю, удерживая его ладонь: – Один поэт, давным-давно сказал: – «Оборачиваясь видим мы руины…». Как-то так было – точно не помню. Я это к тому вспомнил, что не стоит в прошлое смотреть. Ну его. У тебя и Михалыча и без руин этих дел невпроворот – восстанавливать всё кто будет? Ты об этом – подумал?

– Я, Сэм, – выдёргивает он свою ладонь из моей: – Подумал. Я, вообще, думать – люблю. Всё сказать не могу, – разводит он руками: – Но поверь, не всё так просто, как тебе кажется. Не всё, – его палец упирается мне в грудь, Лис смолкает, но тотчас, сделав едва заметную паузу, продолжает:

– Ладно, Сэм. Иди. Там Солёный отряд собирает – с парнями познакомься, что ли. Всё же в Бункер идёте, не на пикник с девочками.

Бункер встретил нас тишиной и прохладой, особенно приятной на фоне жары и нескончаемого стрёкота шершней, заполонивших всю местность вокруг входа.

Едва зайдя внутрь, резко останавливаюсь – в царящей здесь темноте скорее угадываю, чем вижу нечто массивное, преграждающее мне путь. Секунда – и луч фонаря выхватывает настоящую стену зелёных, армейского вида, ящиков, поднимающуюся почти до потолка.

– Забей, – выскочивший из-за спины Солёный тянет меня куда-то в сторону:

– Пустые они. Всё ценное вояки вниз стащили, тут ты и патрона завалящего не найдёшь.

– Да? А тут? – Киваю на огромный грузовик, едва тронутый ржой: – Или вы и его выпотрошили?

– Не мы, – поясняя на ходу, он тащит меня куда-то вглубь входного блока Бункера: – Я ж сказал – военные. Они всё вниз сволокли, даже аккумулятор, суки, сняли. Сволокли, значит, – он останавливается подле двери, некогда должной герметично отсекать помещения Бункера от входа:

– Я, Лису, так и говорю всегда – знали вояки о Катастрофе. Знали. Потому все припасы внутрь сволокли. Ага. А нас – на произвол судьбы бросили. Суки! Пошли, – он перешагивает было через высокий коммингс, но сделав едва два шага останавливается, принимаясь стаскивать противогаз:

– И ты снимай, – следует кивок в мою сторону: – Тут безопасно – радиации нет.

Следующие полчаса мы шли вниз по железной лестнице, пологой спиралью сбегавшей вниз. Надо признать – военные, строившие этот объект, сработали на совесть – ступеньки, пережившие Катастрофу, хоть и были покрыты ржавчиной, но ни одна даже не скрипнула под шагами почти десятка мужиков, спешивших вниз.

– Так делаем, – стоило нашему отряду оказаться в самом низу, Солёный принялся командовать, и это занятие было явно ему по душе.

– Ты, ты и ты, – ткнул он пальцем в бойцов, расположившихся на площадке, от которой куда-то вглубь тянулся узкий проход, слабо освещённый красными фонарями аварийного освещения: – Идёте прямо и чистите левый аппендикс. Остальные, – взмахом руки он отметил ещё четверых:

– Прямо по коридору. Разобраться на пары и зачистить комнаты, что по бокам будут. Встречаемся на мосту, ну, знаете, – пощёлкал он пальцами: – Где аномалия гуляет. Стоите – нас с Сэмом ждёте. Вопросы?

Вопросов не было, но взгляды, которыми рядовые ЧеЗешники одарили своего командира, были далеки от восхищённых. Впрочем, Солёному на это было плевать.

– Видал? А? Как я их? – Повернулся он ко мне, когда спина последнего из бойцов скрылась за изгибом коридора: – Смирные как овечки и злобные как ящеры! Орлы!

Молча киваю, оглядываясь по сторонам. Ага точно – и про овечек, и про ящеров. Не было бы Сейфов – кончили бы они тебя прямо здесь. Ага и вниз, на дно шахты и сбросили.

Хм.

Стоило мне приблизиться к краю платформы, как лёгкий ветерок, идущий откуда-то снизу, немедленно донёс до меня запах затухлой воды, а ещё мигом позже я услышал непонятный, но равномерный шум, причём звук, тоже шёл снизу. Опускаю вниз луч фонаря – оп-па! Там, в глубине колодца, едва различимо движется что-то массивное и явно не живое.

Опускаю на глаза окуляры ночного видения и…

Ого!

Внизу, метрах так в двадцати от нашей платформы, мерно вращаются лопасти огромного вентилятора, рождая и шум и лёгкий ветерок, привлекший моё внимание.

– Увидел? – Солёный отлипает от стены, на которую прежде опирался: – Во наши строили! Столько всего, а потрохам, Бункерным, всё не по чём!

Хоп!

Быстро пройдя мимо меня, он запрыгивает на балку, что пересекает круглый рот колодца. Ещё одна балка лежит поперёк первой, образуя крест и Солёный, ловко перескочив на неё, рысит по ней ко входу в небольшой лаз, приподнять на метр, может чуть выше верха второй. Наверное, сейчас об этом можно только догадываться, здесь планировали собрать нормальный пол, сберегая неосторожных от падения вниз, но…

Пояснять не буду – уверен, всё ясно и так.

– Ну? Чего встал? – мой спутник, уже влезший в тот небольшой лаз, призывно машет рукой: – Сюда двигай! Жду!

Как я уже говорил – горы и всё такое прочее-подобное – это не ко мне. Не люблю высоту и ничего смешного здесь нет – одно дело, когда ты сидишь в рубке корабля, несущегося сквозь бездонный космос, и совсем другое, когда ты, подойдя к краю чего-то высокого, смотришь вниз, видя там крохотных людей, снующих по своим делам. Не знаю, как вы, а вот я всегда невольно представлял себе своё падение вниз, неизбежно завершавшееся кровавой кляксой на дорожном покрытии. То ли дело – космос. Тут и падать-то некуда. Глупо? Да, спорить не буду. Но мне так легче, а все эти ваши высоты… Бррр… Увольте.

И вот сейчас мне предстояло сделать именно то, что делать мне крайне не хотелось. Ага. Не… Спрыгнуть на узкую, чуть шире ступни, балку, пробежать по ней до другой, запрыгнуть на неё – такую же узкую и всё это – под мерный шелест лопастей, готовых перемолоть меня в грубый фарш, если я оступлюсь.

– Сэм?!

Окрик Солёного заставил меня вздрогнуть. Не, а он-то что? Я зачем ему сдался? Не… Мне и тут хорошо. Не пойду.

– Ну тя долго ждать? Или ты чё? Спужался?

Вот же сволочь – на слабо берёт.

– Слышь? – Подойдя к краю платформы, взмахиваю рукой на проход, где скрылись его бойцы:

– Солёный? А нахрена? Все же туда ушли. Пошли за ними – там, наверняка зачищено всё уже.

– Сэм! Я ж тебе говорю – сюда иди, – соскочив на балку, он, ловко перебирая ногами, быстро добирается до места где его балка, назовём её так, пересекается с моей – той, на которую я, по его мнению, должен спрыгнуть.

– Место одно тебе показать хочу, – Солёный усаживается сначала на корточки, а после и вовсе седлает балку, принимаясь болтать ногами в воздухе:

– Тебе пригодится – мало ли, вдруг ещё когда батареи понадобятся.

– А так рассказать? – Продолжаю переминаться на краю платформы, не испытывая ни малейшего желания её покидать:

– Ты расскажи, ну – на словах, а я пойму, я сообразительный.

– Сэм? Ты чего?! Ты же пилот?! – Его удивление совершенно искреннее: – И ты – лётчик, боишься высоты?!

– Не люблю за зря рисковать. – Стараясь не смотреть вниз, примериваюсь – а куда деваться, Солёный, вон с какой ехидной мордой сидит, ясно же, что не отстанет, пока я либо не прыгну, или не откажусь. А вот отказываться нельзя – он мигом всем растреплет про мою трусость, нагородив поверх этого случая горы негатива. Да. Деваться некуда – мне минус к репутации не нужен.

Собравшись с духом резко отталкиваюсь от платформы, чтобы секундой спустя врезаться подошвами ботинок в узкую полосу металла.

Уф! Попал!

Раскинув руки в стороны осторожно перебираю ногами, приближаясь к Солёному, который внимательно следит за каждым моим движением.

– Держи, – когда до него остаётся всего несколько шагов, он, уже вскочивший на ноги, причём проделал он это легко и непринуждённо, протягивает мне руку:

– Держи, Сэм, – повторяет он: – Чего ломаешься – вона как сбледнул, с лица-то. Руку, говорю, давай, летун.

Отказываться глупо и спустя минуту, в основном благодаря его помощи, я уже вполз в проход, оказавшийся чем-то навроде технического лаза.

– Я ж раньше мореманом был, – Лаз, сразу за входом, сильно раздавался в стороны и Солёный помог мне подняться на ноги: – Гонял нас, капитан наш, жуть как. По балкам-выстрелам как мухи носились, – вздохнув, он двинулся по проходу: – И вишь, что – пригодилось.

Кивнув, следую за ним ожидая продолжения рассказа о былых деньках, но Солёный – теперь мне ясно откуда у него такое прозвище, молчит. Впрочем, тишина, нарушаемая только эхом наших шагов, длится недолго – пара минут и проход выводит нас в круглое помещение приличных размеров, на полу которого слабо плещется зеленоватая вода.

– Тут, кхе-кхе, – откашлявшись, Солёный продолжает: – Тут отстойник для пыли должен был быть. На случай ядрёной войны. Ну, типа, начнут ракетами садить, пуль отравленная поднимется, а здесь, типа, осаживаться будет. Фильтры здесь должны были стоять, – спрыгнув вниз и подняв столб брызг, он хлопает ладонью по изогнутой стене, из которой торчат ржавые крепления: – Но…

– Но не успели, – заканчиваю за него, тоже спрыгнув вниз. Интересно – а вот нахрена он меня сюда привёл? В самом помещении, про себя я уже прозвал его «бочкой», ничего нет. Под моими ногами, почти по щиколотку погружёнными в затхлую воду, металлический пол, над головой, метрах так в пяти, замершие лопасти вентилятора. Ещё здесь есть пара невысоких платформ, и, судя по тому, что в метре-полутора над ними видны зарешёченные дыры с угадываемыми в сумраке лопастями очередных вентиляторов, то с них предполагалось обслуживать вытяжные и нагнетательные устройства этого фильтра-отстойника.

– Ты, Сэм, – Солёный, забравшийся на одну из этих платформ, манит меня рукой:

– Сюда иди.

Поднимаюсь к нему и первое, впрочем – и единственное, что вижу – так это длинный серый короб, уныло-казённого вида.

– Открывай, – Солёный, легонько бьёт по боку ящика носком ботинка: – Ты тут ещё не был – может свезёт.

– Свезёт с чем? – Присев перед ящиком на корточки, откидываю защёлки замков. Одна весьма тугая и с ней я вожусь дольше, но когда она сдаётся, то откинув крышку я вижу настоящее богатство – четыре банки тушёнки, две бутылки водки, рулон туалетной бумаги и… И две батареи, немедленно осветившие всё вокруг приятным глазу голубоватым свечением.

– Я ж говорю, – наклонившись, Солёный быстро переправил в рюкзак водку и пипифакс: – Новичкам везёт.

– Мог бы и водку оставить, – бурчу я, переправляя в свой рюкзак и батареи и тушёнку. Бурчу больше для порядка – мне ни то, ни другое не надо – бухать желания нет, а что до… До другого – то для этого дела у меня в рюкзаке припасено несколько старых газет. Жёлтая пресса – самое то скоротать время известного занятия, а затем употребить сомнительное чтиво по прямому назначению. Ага – вот прямо два-в-одном, точно, как в известном рекламном слогане.

– Тут раньше техники инструмент свой хранили, – поясняет он, усевшись на краю платформы и принявшись изучать этикетку бутылки: – А сейчас – сам видишь, что.

– После каждого Актива появляются? – Выпрямившись, закидываю рюкзак за спину: – Так это просто халява какая-то тогда.

– Не совсем, – не отрывая взгляда от этикетки, Солёный качает головой:

– Мутно тут всё. Может появятся – я про батареи твои, а может и нет. Актив – он не догма, понимаешь?

– Угу. Устав не догма, а руководство к действию, – усмехнувшись, произношу старую армейскую мудрость: – А нашёл-то ты эту заначку как? И кто её сделал?

– Нашёл… Можно и так сказать, – не поднимая головы, он переправляет бутылку в рюкзак: – Это после Катастрофы было. Я-то сразу понял, куда Михалыч наш крутит. Угу. Понял – и свалил. Не сюда – тут, сам понимаешь, ещё ничего не было. Так, – Солёный неопределённо покрутил в воздухе рукой: – Гулял, так скажу.

Киваю. Ну да – мародёрничал, чего уж тут скрывать. Наверняка и кровь на руках есть – в такие временя без подобного редко что обходилось.

– Вот и встретил… Одного, – слова даются ему с трудом, и я понимаю, что Солёный, этот прожжённый во всех местах тип, сейчас просто исповедается мне, спеша облегчить душу.

– Солдатиком он был. Здесь служил.

– Вот прямо здесь – в Бункере?

– Тогда это не Бункер был – просто «Объект» с трёхзначным номером. В общем… – Замолчав он достаёт из рюкзака бутылку: – Может того? По маленькой?

– Не стоит. Сейчас – не стоит, – присев рядом кладу ладонь на прохладное стекло: – После. А сейчас – выговорись, я, знаешь, не всегда пилотом был. Сан в Церкви имею, так что – говори, я послушаю.

– Ты чё – поп?! – Убрав бутылку он на миг замирает, а затем, просветлев лицом, щёлкает пальцами: – Да чёрт! Точно же! Ты ж – Поп! А мы-то все голову ломали – нахрена такое прозвище выбрал?! А оно вон как, оказывается.

– Говори, сын мой, – сложив руки лодочкой перед грудью, опускаю голову: – Облегчи душу словами. Ab imo pectore.

– Чё?

– С полной откровенностью, говори.

– Ну…

– Тайна исповеди свята.

– Хорошо, – похоже, что мои последние слова убеждают его окончательно и Солёный начинает:

– Ну… Тогда я чем попало жил. Барахла, ну… Брошенного, много было. Вокруг. В общем – безбедные дни были. Брал, что понравится – хозяев-то нет, а вернутся – так и меня на том месте не сыскать. Поди докажи, что я то спёр.

– Absolvo te.

– Эээ…

– Отпускаю тебе этот грех.

– Вот, как-то раз, тот солдатик на меня и вышел. Голодный, оборванный, с рюкзаком полным батарей этих, чёртовых. Они тогда только-только появляться стали – их прежде всего военным давали, на технику. Типа – куда надёжнее они дизелей, да и всего прочего.

– Продолжай.

– Да продолжать-то и нечего, – вздохнув, он понурился: – Вышел он к нам на костёр, на запах вернее – мы оленя завалили и жарили, вышел – еды попросил. Хотел на батарею обменять, дурашка. Рюкзак раскрыл – а там их…

Солёный смолк, уставившись на стену, но и без дальнейших слов судьба солдатика была ясна.

– В общем, – продолжил он с минуту спустя: – Там… В рюкзаке. В кармане, его записка лежала. То есть не записка – план Бункера с отметками закладок, – он вздохнул: – Паренёк не дурак был – как вся эта свистопляска началась, он бежать домой решил. Вот и стал приворовывать – ну там тушёнки, воды, такого вот всякого. А батареи он, как и водку, на обмен взял – я ж говорю, в цене они были.

– Absolvo te.

– А сейчас, кроме меня… И тебя, тоже, про это место никто не знает. Те… Ну – с кем я был… Умерли они, в общем. Тогда про Сейфы мы ещё не знали.

– Повтори: «Каюсь, грешен, и молю простить меня прежде чем высший суд призовёт меня», – точной формулы покаяния я не помнил, да и не важно было это сейчас – глядя как Солёный, на щеках которого виднелись мокрые дорожки слёз, неуклюже складывает руки, повторяя и мой жест, и мои слова я невольно задумался – вот сейчас он, облегчит душу, будет верить, что вины за те преступления на нём нет – а что дальше? Сделает ли он выводы, став хоть самую малость, но чище, или же воспримет всё произошедшее здесь как своеобразное «добро» на новые преступления? Да, верно – «не согрешишь, не покаешься», но вот только есть ли в этом смысл?

– Absolvo te. Amen, – подвожу черту под произошедшим, но, не сдержавшись, добавляю: – Более так не делай, не отягощай душу…

– Фух! – Не дослушав меня, Солёный вскакивает на ноги: – Сэм, то есть – Поп, спасибо! Уж не знаю какой ты поп – всамделишный, или так, прикалываешься, но вот легче мне стало.

Тоже поднимаюсь на ноги. Ну да – выговорился – вот и полегчало.

– Всамделишный, – выдержав его взгляд – в нём насмешка сменилась уважением, продолжаю: – И тайну – сохраню.

– В этом я и не сомневаюсь – иначе и не привёл бы тебя сюда. Ты только это, поп… эээ… Не, Сэмом звать тебя буду.

– Как хочешь, – пожимаю плечами.

– Ты только это, Сэм, – кивнув, продолжает он: – Ну, часто сюда не залезай. На батареи-то мне плевать, а вот водка с бумагой – это сейчас в тренде. Бумага особенно – ты не представляешь насколько наш народ не любит лопушки рвать, зажрался он и обленился.

Глава 3. Бункер, продолжение

Недовольное гудение бойцов, посланных Солёным вперёд, мы услышали, ещё не дойдя до поворота коридора, а когда он всё же повернул, выводя нас на небольшой пятачок перед длинным железным мостом, то гул резко усилился, выплеснув в наш адрес несколько не самых лестных слов.

– Явились?! – Шагнувший к нам из толпы мужик сжимал в руках автомат, целя стволом в щель между нами:

– И где шлялись? Шаровая только отошла – сейчас опять час ждать придётся!

– Ну и подождёшь, – Солёный, шагнув вперёд, опустил рукой его ствол вниз: – Ты чё, Доллар? Рамсы попутал? Дела были, вот и задержались. Ничего с тобой не случится – час и покемарить можно.

– Дела – у прокурора, у тебя делишки. А что до времени – так ты моё не считай, за своим следи. У нас, с парнями, стрелка была забита. С конфой. А ща что выйдет? Опоздаем? Минус к репе получим. Из-за тебя, кстати!

– Какая стрелка? Вы что задумали? Перемирие же! Лис сказал – баста стрелкам, чего непонятного?

– Да в гробу я твоего Лиса видал! – Доллар, дёрнув стволом, вновь приподнял его:

– И его, и тебя! Достали вы оба! Какой, к чёрту, мир? У меня конфеты вчера огненных пауков на Мертвом отжимали, у Ляха, – он кивнул назад и из толпы выдвинулся крепкий парень с дробовиком СПАС за спиной.

– У Ляха, из-под носа, два артефакта увели. Лях, – Доллар повернулся к нему: – Чё молчишь? Скажи!

– Ну да, – тот, кого назвали Ляхом, кивнул: – На Болоте. Вчера. Я только приметил – светится, ну и побёг. А тут – блевун. Я, значит к Ночнику подбежал, отвернулся – блевуна кончить, а как разворачиваюсь – так нет его. Артефакта. А есть конфета. Стоит, сука, лыбится, и конт с ночником в рюкзак кладёт. Я ему – а ты не охренел, родной?

– А он? – Перебил его Доллар: – Он чё?

– А чё он? – Лях сплюнул: – Он лапкой мне помахал и говорит – мол рад тебя видеть, но Ночник мой – я прежде тебя его поднял. А что ты блевуна бил – так то твоя проблема. Ну, – рассказчик переступил с ноги на ногу: – Ну, сдержался. Лады, говорю, мой косяк. Но тоже, добрый человек, так не делай. Разошлись. А ещё через час – тож самое! И снова он! На другом краю болота. Я жуков гоняю, а эта тварь – тырит! Не сдержался – всадил картечью. Да он конт успел, гад, в рюкзак сунуть. С ним, сволочь. На Сейф ушёл!

– И у меня так же было! – Ещё один боец принялся проталкиваться к нам: – Ты вот, Солёный, говоришь – мир у нас с конфедами, да?

– Мир! Точно тебе говорю.

– А вот не хрена! Три дня назад. Иду от автобазы в Коровку. Ну как иду – ползу. Аккумуляторов набрал после Актива – едва ползу. И вот только к блокпосту подхожу – заброшенному, как раз! И мне в бубен от снайпера прилетает. Ну чё? Дело привычное – из Сейфа вылез, за хабаром бегу, а его – нету! Спёр кто-то!

– Так чего ты решил, что тебя конфедерат подстрелил?

– А того! После, у Пороха, я конфедского снайпера видел. И знаешь, чем он занимался?

– Чем?

– Свинец из аккумуляторов выплавлял!

– Совпадение, мало ли кто, где акк… – отмахнулся было Солёный, но Доллар, покачав головой, перебил его:

– Совпадение, говоришь? Мы так не думаем, верно, народ?

И без того напряжённая толпа за его спиной просто взорвалась гневными выкриками, смысл которых сводился к тому, что нечего было с конфедами мириться, что все они сволочи и что Лис, с Солёным, уже всех достали своим миром.

– Ша, парни! – Рука Доллара взлетела вверх и шум стал стихать, упав до неразборчивого бормотания, негативный смысл которого был ясен и без членораздельных слов.

– Мы так решили, Солёный, – Доллар закинул автомат за спину: – Лис нас сюда послал? Этому вот помочь, – кивок в мою сторону: – Мы помогли – проход зачистили. Переждёте аномалию – вам спешить некуда и пройдёте.

– Эээ… Народ! – Солёный шагнул было вперёд, но ладонь Доллара немедленно оттолкнула его назад:

– Помолчи! Ты тут никто!

– Доллар? Ты за базаром-то следи, – недобро прищурившись, Солёный было потянул из-за спины пистолет-пулемёт, но стоило ему только положить ладонь на ремень, как почти десяток стволов взлетел в воздух, нацеливаясь на нас.

– Эээ… Мужики… Вы чего?! Сдурели, – попятился он, остановившись только уперевшись спиной в меня.

– Это ты, да и Лис твой, – Доллар, шагнув вперёд, ткнул его пальцем в грудь: – Сдурели! А мы – нет. Мужики, – обойдя нас, он махнул рукой: – Айда за мной! Устроим конфетам праздник!

– Давно пора!

– Пошли!

Обходившие нас бойцы показательно не обращали ни на Солёного, ни на меня внимания, и только один, наверное, особо сильно жаждавший крови, прошипел Солёному на ухо нечто неразборчивое, но явно недоброе.

– И что делаем? – Поворачиваюсь к Солёному, когда шум шагов затихает окончательно: – К Лису? Назад, то есть? Мятеж же.

– Мятеж, – кивнув, он облокачивается на поручни, ограждающие площадку: – Вот же суки! – труба, по которой с силой бьёт его кулак, отзывается низким гулом: – Нашли, когда бузить! Ты, это, Сэм, – сняв свой пистолет-пулемёт, Солёный протягивает его мне: – Свою дуру сюда давай. С этим тебе тут сподручнее будет.

– А ты? – Отдаю ему Вепрь.

– А я пойду с парнями потолкую, – отщёлкнув барабан он уважительно кивает, завидев внутри красные цилиндрики патронов с картечью: – Самое то. Они сейчас народ мутить начнут, но у Лиса всё схвачено, да и я, с тыла подтянусь – твоя пушка самое то будет.

– Погоди. – Принимая от него подсумок с магазинами, трясу головой: – Мне-то что делать? Может лучше – с тобой? Всё в два ствола лучше, чем в один, а?

– Не, Сэм, – получив от меня пару барабанов, Солёный суёт их себе за пазуху: – Ты – нейтрал. Сам таким себя объявил.

Киваю.

– Не хорошо, если всякие, – он криво усмехается: – Без обид, хорошо?

Снова киваю – ну какие тут обиды, верно всё.

– В общем – это не твоя драка. Ты батареи принести подписался?

– Да.

– Прямо по мосту, – показывает он рукой: – До лестницы вниз. Там дверь увидишь. Вырезанную. Мы её вырезали – какой-то псих заварил её. За ней – лестница вниз. Спустишься – попадёшь на склад. Там контейнеры. Ну – ящики такие большие, железнодорожные. В них твои батареи.

– Понял, – кивнув, делаю шаг к мосту, но Солёный хватает меня за руку: – Вот торопыга! Куда помчался?

– Так ты ж сам сказал – по мосту прямо, потом вниз?

– Про аномалию – забыл?

– Так нет же её?

– Есть, хоть ты её и не видишь, – он криво улыбнулся: – Она здесь поганая. Уходит в стены, а как кто на мост выйдет – то сразу выскакивает. Значит смотри, – его рука указала на левую стену, ровную поверхность которой нарушали круглые, забранные сеткой отверстия, за которыми виднелись замершие лопасти вентиляторов.

– Запоминай. Первое. Смотришь в дальний конец моста. Как аномалию увидишь, а ты её увидишь – там молнии из стен бить начнут, а в центре шар появится.

– Молния, что ли? Шаровая? Как у входа в Мёртвый Лес?

– Типа того, только эта с отростками. Увидишь, в общем. Короче. Как увидел – беги к ней навстречу.

– Чего?!

– Слушай! – Он с силой тряхнул меня за рукав: – Бежишь к ней навстречу. Со всех сил. Слева – отверстия видишь?

Молча киваю.

– Второй, или третий – не помню, твой. Там лопасти ещё вращаются. Аномалия этот вентилятор обходит. Почему? Не знаю. Обходит и всё. Тебе надо в нишу запрыгнуть и к сетке прижаться. Пройдёт – прыгаешь назад, на мост, и бегом дальше – до лестницы вниз. Дальше просто – пробежался по контейнерам, напихал в рюкзак батарей и назад. Поднялся по лестнице – стой на платформе. Как аномалия появится – жди, чтобы она на мост ушла. Как уйдёт – за ней, до ниши. Запрыгнул, переждал и всё, наверх беги. Как видишь, – Солёный выпустил мой рукав – всё просто.

– А сейчас? Пока её не видно?

– Жди. – Взяв наперевес мой Вепрь, он двинулся в сторону лестницы, ведущей наверх, к выходу: – Минут через сорок должна появиться. Хочешь – здесь сиди, хочешь – по комнаткам пройдись. Там всё зачистили, но мало ли – может что полезное и найдёшь.

– Хорошо, протягиваю ему руку: – Что ж, Солёный, давай прощаться, что ли?

– Прощаться? – Отступив на шаг, он отрицательно дёргает головой: – Ну ты сказал! Какой прощаться, Сэм?! Ты чего? Веселье только начинается – вот увидишь – эти дебилы на коленях прощенья просить будут! Не вешай нос, пилот – всё отлично будет!

Первые минут десять я честно таращился на дальний конец моста, ожидая что вот-вот, ещё немного, и на той стороне появится нечто, похожее на уже знакомую мне шаровую молнию. Но минуты шли, а аномалия так и не спешила показаться мне на глаза. Ещё четверть часа спустя, когда обед, состоявший из банки тушёнки и нескольких глотков воды, приятно отяжелил мой желудок, навевая лёгкую дрёму, я решил пройтись по окрестностям, благо Солёный убеждал меня в полной безопасности этого занятия.

Гулять здесь было особо негде – в стенах короткого коридора, соединявшего мостик и тот проход, через который мы сюда попали, было всего несколько дверей, за которыми виднелись помещения самого казённого вида. Кухня, где на плитах ещё стояли кастрюли, с содержимым которых я не рискнул познакомиться, небольшая душевая на четыре кабинки, пара небольших комнаток с армейскими койками в два яруса, ещё одна комнатка со столом, несколькими шкафами и небольшой закуток, в котором валялись какие-то разбитые в щепки приборы – смотреть тут было не на что. Интересных моментов я обнаружил всего два. Первый относился к помещению со столом и шкафами – там, на противоположной от входа стене, висело красное полотнище флага, с золотой звездой по центру. В звезду были вписаны перекрещенные молоток и серп – символ государства, контролировавшего эти территории до катастрофы – так мне подсказала память Игоря. Кто тут обитал до Катастрофы, сказать было сложно. Для командира Бункера комнатка была, скажем так – мелковата, да и расположилась она как-то странно – у входа. Начальник охраны? Вполне возможно. Если так, то логично – тут и казармы для бойцов рядом, и кухня – внутрь, вглубь Бункера, им лазить незачем, а так – всё при них. Выспались, перекусили – и на поверхность, вход охранять. Пусть так и будет – взвод охраны тут жил.

Решив эту головоломку, или посчитав, что решил, я вознаградил себя перелистыванием страниц толстой книги, найденной в одной из тумбочек комнаты с двухъярусными койками. Память Игоря, снова пришедшая мне на помощь, подсказала, что подобное называется «дембельский альбом» и содержит с себе фотографии, через которые потомки должны будут узнать о том, как славно служил их предок.

Ага, вот такая местная традиция.

Книга, как я уже сказал, была толстой и я, сунув её подмышку, вернулся на платформу, где, усевшись на металл пола, принялся разглядывать содержимое, ожидая появления аномалии.

Страницы, к моему удивлению, были выполнены из пластика, оказавшегося крысам не по вкусу, что, с одной стороны, сберегло альбом от печальной участи быть съеденным, но, с другой, сделало его совершенно неподъёмным. По моему мнению подобное решение было не лучшим, но местные традиции порой и не такие завихрения накладывают – в одном монастыре, куда меня как-то раз послал Тодд, я священные тексты со страниц каменной книги читал. Ага. Пока литанию до конца довёл взмок так, что хоть выжимай. А местным ничего, привыкли.

Ну а здесь – пластик. Ерунда невесомая, если с той, каменной сравнить.

Откидываю обложку и с первой же страницы на меня смотрит доблестный воин в незнакомой форме, лихо заломленном берете и с автоматом наперевес. Вот хоть на плакат пускай! Орёл!

Выше портрета жирная, некогда выполненная золотой, или золотистой краской, надпись: «ВМФ… СР Мавру…ин С…». Ниже – едва различимая надпись: «Об…ект 34…7. 19…». Разобрать, что именно написано совершенно невозможно – не знаю, чем автор писал эти строки, но чернила пережили Катастрофу куда как хуже пластика страниц и фотобумаги. Перелистываю – на левой странице разворота, целая группа бойцов, стоящая перед входом в Бункер, а на правой только двое – слева уже знакомый мне по первой странице, а справа, обнимая соседа за плечи, наверное, его друг. Оба в полосатых, плотно облегающих тело трико. Тельняшки – поправляет меня память Игоря, и в голове всплывает понимание, что эти тельняшки отличительный знак всех служивших на флоте. Листаю дальше. Вот хозяин альбома целит в море из автомата, вот он валяется на койке, закинув руки за голову. Какое-то построение – шеренга бойцов, на фланге полощется то знамя, очень похожее на то, что я видел в кабинете начальника охраны, снова море – парень, голый по пояс, делает выпад странным ножом в пустоту. Лезвие очень широкое, с дыркой у острия и пилой сверху. Странно, пожимаю плечами, перелистывая страницу, у них что кинжалов нормальных нет? Или что? Тоже традиция?