Текст книги "Вехи творчества одного поэта"

Вехи творчества одного поэта
Алексей Шалыгин

И в этих тонкостях теней

есть яркий свет грядущих дней!

Алексей Шалыгин

© Алексей Шалыгин, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– О чем эта книга? Что в ней необычного? – спросите вы.

– Не знаю. Простых ответов для вас у меня нет. Хотя постойте, версия «Carpe Diеm» (моего давнего друга – Горация), возможно станет и не такой уж безнадежной.

Глоток воздуха у моря, двойной эспрессо натощак, прохлада осеннего утра, «Вокзал Сен-Лазар» (в палитре импрессионизма Жана Клода Моне), ослепительный снег горных вершин в синеве чистого неба – подобные впечатления (и не только), на разных жизненных этапах позволяют человеку вырываться из цепких лап материальной предопределенности. Некогда утраченная целостность взглядов восполняется состоянием внутренней свободы. В эти мгновения причастность к творчеству становится неоспоримой, выбор сердца – моментом истины. Светлые мысли, вжатые в грубую оболочку текста, дают уникальный шанс – «идти глубже поверхности».

Эта книга о лучшем, что может сделать человек для своей внутренней свободы

– Хотели бы вы никогда в жизни не работать? – Конечно, но как?

– Очень просто: влюбиться в то, что вы будете делать…

Рей Бредбери

Первый осознанный творческий момент в моей жизни произошел, когда мне было около трех. В осенний вечер 1982 года, находясь на верхней полке купе поезда «Ужгород – Киев», через окно я внимательно разглядывал окружающий мир. Сумерки сгущали краски. Последние просветы неба смиренно покорялись неумолимо наступающей темноте. Дотлевающие лучи заката и стук колес несущегося поезда умиротворяли. В поле зрения все время попадала близлежащая железнодорожная колея. В движении, ее шпалы и рельсы теряли четкие очертания, сливаясь с все более темным фоном земли.

Однако не только этим объяснялось романтическое состояние моей души. Мечтательные образы завладевали моим внутренним миром еще задолго, до того момента, когда поезд тронулся. В возрасте маленького ребенка любая поездка представляется целым приключением. Неожиданно для себя я произнес вслух слова: «Земля – темна». Казалось, в них не было ничего особенного (гораздо позже я понял, что слова – слишком грубая оболочка для тонких внутренних смыслов), однако с удивлением я обнаружил, что эта невольно вырвавшееся фраза произвела переполох. Манера ее произнесения и серьезная задумчивость, читавшееся в мимике детского лица, добавляли «мистики» происходящему. Глаза родителей недвусмысленно намекали на то, что произошло нечто неординарное. То, что от меня совершенно не ожидали.

Попытки докопаться до сути причин, доведших их сынишку до состояния столь «глубокой» драматургии, не принесли результата. Тайна не раскрывалась еще долго и состояние неопределенности длилось вплоть до старших классов школы, когда случилось событие, впервые заставившее меня задуматься над ценностью открытых в себе талантов.

В 11 классе, на уроке русской литературы, в присутствии всего класса меня попросили встать. Написанное на одном духу, сочинение на тему рассказа Михаила Шолохова «Судьба человека» стало причиной столь радикальных действий учителя. Я обвинялся в плагиате. Использование материалов критиков в тексте работы, по ее мнению, было несомненным. Судья, заранее знавшая приговор (сообщать читателю о том, что это была не самая любимая учительница – было бы лишним), не желала и слышать о каких-то оправданиях. Более того, список пополнился новым обвинением. Мое оспаривающее роптание (я имел все основания защищаться) стало причиной крайнего эмоционального возбуждения женщины. Войдя в раж, не на шутку разбушевавшийся педагог предположила, что автор сочинения даже и не читал упомянутый рассказ. Однако учитывая особую тяжесть второго обвинения, оно, по ее мнению, все-таки требовало проверки. Получив исчерпывающие ответы на все вопросы, касающиеся тонких деталей сюжетной линии рассказа (поразившего меня в 16 лет до мозга костей), убедившись в бесперспективности своей затеи, педагогу ничего не оставалось, как оправдать меня по второй части обвинения. Отступать дальше было некуда. Дело было в репутации. Признать свою неправоту еще и по первой части обвинений – означало капитулировать – нанести непоправимый урон авторитету.

Ретируясь, значительно ослабшими децибелами и уже более дружелюбным тоном педагог оставила обвинение в плагиате в силе. Мои дальнейшие попытки апеллировать и возражать остались без внимания, от моих аргументов отмахнулись рукой.

Честно признаться – я не был особо расстроен. Обижаться было некогда – я был на взлете. Меня радовало то, что я узнал столько нового об авторе сочинения (по крайней мере, он мог спокойно записать себя в ряды критиков!). Впервые, сильное вдохновение позволило мне подкрепить мои давние амбиции на одаренность реальными действиями и вырасти в своих глазах. Кроме этого, будучи оптимистом и впечатлительным человеком я помнил фразу из любимого фильма «Индиана Джонс. Последний крестовый поход»: «Сегодня, сынок, ты проиграл, но это совсем не означает, что ты должен умереть».

Проявляя сильный интерес к теме, проигранной мною баталии (полагая, что справедливость должна все-таки восторжествовать), некоторые из друзей одноклассников проявили естественное желание ознакомиться с оригиналом рукописи. К моему изумлению вердикт, вынесенный учителем, был ими подтверждён. Никто из них не смог поверить в оригинальность мыслей автора.

Впрочем, теперь можно признаться, что плагиат в каком-то виде все-таки имел место. Мама, обычно черкавшая мои сочинения и вдоль и в поперёк, на этот раз, заменила в тексте сочинения одно единственное слово.

Ранее, механическая память, работавшая при переписывании отчеканенных мамой текстов, способствовала приобретению навыков простоты изложения мыслей. Однако школьное событие стало переломным моментом. Точка невозврата была пройдена. Начинался мой самостоятельный путь к вершинам творчества.

Взгляд через века

Каждый человек имеет талант. Иногда и не один, но ощущение творческого голода испытывается не всеми. В итоге лучшая приправа к блюду «жизнь» остается неиспробованной.

Бывает, люди ограждаются рядом вымышленных проблем, оправдывая свое бездействие и лень. Аргументы в духе: «я и так не успеваю, а где взять время ещё и на творчество?», «в жизни и других проблем хватает», «а отдыхать когда?» наряду с самым веским аргументом: «Я и так Гений!» кажутся нам весьма убедительными. В таких случаях, происходит то, о чем Франц Кафка выразился приблизительно так: «Стоит только прислушаться к злу, как оно уже не просит, чтобы ему верили».

Иногда человек убежден – жизнь удалась. Случай этот, как говорят – «тяжелый». Будучи относительно благополучными в карьере и в начинаниях, приносящих стабильный доход, люди едва ли готовы идти на риск развития своих истинных (самых ярких) талантов ради высших идей, благ и целей. Если человек талантлив, он и так в той или иной мере используют творчество в решении повседневных задач. При этом глубоко в него не погружаясь, он вряд ли отдает себе отчет в том, что уровень раскрытия его талантов остается посредственным.

Что же иногда заставляет людей рисковать, идти глубже поверхности11
  «Тот, кто идет глубже поверхности, обречен на риск» – Оскар Уайльд.


[Закрыть]? Не привязываться к социальным стереотипам (карьера, статус, престиж), мешающим творческому продвижению. На это есть простые ответы: «Очень опасно утратить ощущение духовной радости, разменять его на медные пятаки животного наслаждения22
  Елена Ванслова, послесловие к сборнику рассказов Брэдбери «Добро по кругу»


[Закрыть]». Без духовной радости не будет внутренней свободы. Исключительного состояния, когда мечты находят продолжение в любимом деле человека, нераздельно связанным с его творческим потенциалом. Когда этот потенциал в течении жизни раскрывается все больше и больше.

Высокие цели не принесли несметных богатств Гансу Себастьяну Баху или финансовую беззаботность Вальтеру Скоту. Однако пожелтевшие страницы «Айвенго» и звуки органной музыки еще не раз освежат бытность человека мыслями о вечном.

Архитектор Антонио Гауди, на каком-то этапе кардинально изменив отношение к жизни, не придавал значения одежде. В итоге, когда его сбил трамвай, его ошибочно приняли за бродягу, не оказав должной медицинской помощи. Случай печальный, но красота мечты гениального архитектора в сочетании с благородными стремлениями, воплощенными в La Sagrada Familia33
  Храм Святого Семейства в Барселоне


[Закрыть], на фоне солнечного неба Барселоны дарят этому вероломному миру еще один шанс искупления пороков.

Путь творчества (погружение на глубину) это всегда риск. Риск остаться без денег, утратить лоск внешнего вида и безоблачность взгляда. Но пожалуй это и единственная возможность спасти себя.

Тем не менее, коммерческий успех творческому человеку необходим. И не по причине сугубо материальных притязаний (связанных с жаждой наживы), а для того, чтобы не отвлекаться на вещи, требующие безусловного внимания (еда и кров). С другой стороны давно известно, что с набитым желудком про остроту мысленных реакций говорить не приходиться. Крупные банкноты в тугом кошельке притупляют восприятие, особенно в тех случаях, когда испытывается синдром звездной болезни. Как же балансировать между голодом и пресыщением?

Наверно, универсального рецепта не существует. Эти тайные механизмы спрятаны в нас. Найти их можно ответив на вопросы: а кто собственно мы (я), что же в нас так уникально? О чем наши мечты? Иногда только власти провидения (Творцу) дано открывать нам эти тайны. Будущим художникам и поэтам необходимо обратить внимание на сущность людей, для которых творчество – вся жизнь. Пообщаться с ними. Посмотреть украдкой на небрежно раскиданные пласты творчества, преданные забвению.

Осенью 2014 года легенда современной мультипликации и мультфильмов нашего детства Гарри Бардин и известный американский аниматор Билл Плимптон презентовали в Киеве свои свежие работы.

Всемирно известные и титулованные режиссеры (обоих аниматоров в свое время приглашали на работу в Walt-Disney) хорошо знали друг друга и привыкли творить руками, не прибегая к инструментам компьютерной графики. Эскизы кадров с персонажами и героями мультипликаций изготовлялись собственноручно. Этот консерватизм многим пришелся по душе. Ведь в рукотворном всегда есть нечто большее, чем просто форма.

Ожидания не обманули. Работы (мультфильмы взрослой направленности) мастеров оказались нетривиальными. Несмотря на схожесть творческих целей – стили анимации разнились. Самым ярким впечатлением стала не драматургия работ режиссёров, а их собственная драматургия.

Гарри Бардин после просмотра его работ, полностью посвящал себя общению со зрителем. Во время обсуждения, его слова окрыляли прямотой, человечностью, искренностью и открытостью. Казалось он вообще, отрешен от всего материального и коммерческого.

Американец же на своем представлении заблаговременно организовал прилавок. Зрителю предлагались покадровые эскизы показанного мультфильма, различного уровня детализации. В зависимости от этого варьировалась цена. Плимптон как и Бардин приветливо и охотно делился своими мыслями, но чего-то в американце не хватало. Душевности? Или первый взгляд был просто необъективен? Нет, что-то все же мы улавливали. Различие чувствовалось не только в стилях и творческих методах художников. Банально, но скорее всего, их скрытая антиподная природа объяснялась различием культур запада и востока.

Неудивительно, что по духу Бардин большинству в зале пришелся гораздо ближе. Однако выносить осуждающий вердикт Плимптону (одаренному профессионалу и мастеру своего дела) было бы несправедливо. Коммерческие идеи не сильно вредили его творчеству.

Глядя на этих людей, кажется, что жизненная схема проста – развивать таланты, творить, этим и зарабатывать на жизнь. Парадокс в том, что далеко не все, что гениально, принадлежит сфере коммерции. Пребывая не в тренде времени, некоторые мастера его значительно опережают. Незамеченное современниками, их творчество проходит сквозь время, обретая новые смыслы и значения в будущем. Главный вопрос – готовы ли вы поставить на кон все усилия ради творчества, если шансы достичь славы в этой жизни кажутся вам не слишком большими?

Возьмем, к примеру, биографию Шопенгауэра. Вначале он был весьма непопулярен. Посещаемость его лекций в Берлинском университете была ничтожной в сравнении с наполнением аудиторий на лекциях Гегеля. Издаваемая литература – макулатурой. Только к концу жизни, как отметил сам философ: «Наступил рассвет его славы». Как бы там ни было – успех был достигнут при жизни! Но далеко не всем так «везет».

Вы можете сказать: «Ничто не мешает найти себя в хобби». «И смириться с перспективой навсегда остаться дилетантом?» – спрошу я.

Яркие события жизни на разных этапах (в детстве, юности и взрослой жизни) остро и внезапно открыли мне мою причастность к творчеству. С первого момента открытий, я не утратил безрассудства. Благодаря его необузданным порывам и притязаниям на гениальность (пусть часто и наивным), я ощущал вкус творческой свободы, каждый раз одерживая победу над материальной предопределённостью!

Выбирая сердцем, я вижу этот мир в ином измерении – духовном и эта рукопись не что иное, как перелом в осознанности факта давно сделанного выбора. Надеюсь, что наконец-то, минуя кладбище талантов, я полностью окунусь в то, что меня увлекает больше.

Но чтобы не случилось, Слава Богу за все!

Детство (клондайк впечатлений и колыбель творчества)

 
                          Баллада о детстве
 
 
Я обещал – быть выше.
Любых земных мерил.
Я критиков не слышал.
Я их – благословил!
 
 
Я обещал быть чище.
Хандрил, изнемогал.
И вкус духовной пищи,
Я отроком познал
 
 
Я обещал оспорить, —
Законы бытия.
И в этом буйства вздоре,
Ковалась суть моя
 
 
Я обещал быть смелым,
И оседлать мечту,
Полетом снега белым,
ВОЗВЫСИТЬ черноту
 
 
Я обещал быть вольным,
И сольным – навсегда.
Порою было больно,
Стать Фениксом из льда
 
 
Я обещал до днища,
В глаза ее смотреть.
Семейной скукотищей,
Не вздумать заболеть
 
 
Я обещал вернуться,
Нащупать пульсом грудь,
От счастья встрепенуться,
В прыжке на «Млечный путь»
 
 
Мечты на радость сбылись!
(Как я и обещал).
А сны – УКОРЕНИЛИСЬ!
Собой я, братцы, стал!
 

2011

Незабываемость ощущений первых открытий детства неоднократно обращает взоры уже взрослых людей к самой прекрасной поре жизни. В некоторых драмах жизни (моментах сильных потрясений) человеку просто необходимо снова себя найти и вспомнить главное – добро всегда победит!

Воображение ребенка (палитрой невероятных по глубине цветов) охватывает не один мир, а заносчивая фантазия – не одну вселенную. В детстве благодаря воображению, мы искренне верим в то, что будем жить в лучшем мире и сыграем в этих изменениях к лучшему не последнюю роль («…на роли героев мы вводим себя»44
  В. Высокий, «Баллада о борьбе»


[Закрыть]). Льюис Кэрол ставит этот феномен человека выше приобретенных знаний.

 
Шляпник – Уж полночь, стайки брызгачков
сныкают средь высоких брав
В куствях ворвочит брынгалов,
кравычу доклевав
 
 
Алиса – Прости, что это было?
 
 
Шляпник – Что было что?
Вон Брандашмыг вострит усы,
Угрозлив рык, чернучен зрак.
Но Бормоглот, запомни сын
Твой первоклятый враг.
Занес он меч главу отсечь,
Зиг-змах!! И чудище у пят,
Кровит в грязи.
Врага сразив,
Он затриумфил вспять.
Это все в твою честь!
 

Льюис Кэрролл Алиса в стране чудес

(инсценировка Линда Вулвертон,

И. Андык, В. Глазков)

Дети свободно пересекают границу между фантазией и реальностью55
  Елена Ванслова, послесловие к сборнику рассказов Брэдбери «Добро по кругу»


[Закрыть]. С первыми зорями сознания мы начинаем открывать прекрасное и гениальное в бесконечном множестве тонких граней творчества, постигать силу его глубоких смыслов.

В своих первых рисунках, стихах, спонтанных (но глубоких и изобилующих образностью) мыслях дети выявляют строгую закономерность – взрослым идет смена. Достойная смена рождает надежду. Надежду на то, что в будущем в отношениях между людьми будет больше открытости, искренности и откровенности. И ничего, что дети совершат свои «ошибки выбора», главное, – самостоятельность принятия решений. Ведь самостоятельный выбор станет единственным правильным из всех возможных альтернатив.

«Дети не могут понять старости и смерти, жизнь для них – прежде всего безграничное «сегодня»66
  Елена Ванслова, послесловие к сборнику рассказов Брэдбери «Добро по кругу»


[Закрыть]. В детстве (когда время как будто стоит на месте) мы не привыкли особо переживать насчет будущего, ведь на интуитивном уровне чувствуем, что можем все. А главный козырь этого аргумента в критическом уточнении – у нас все впереди.

Ф. С. Фитцджеральд словами героя романа «Великий Гэтсби» выразил блестящую мысль: «Если тебе вдруг захочется осудить кого-то… вспомни, что не все люди на свете обладают теми преимуществами, которыми обладал ты». Я благодарен родителями за то, что я обладаю многими преимуществами и некоторыми из них – с детства!

«We didn’t start the fire»77
  Песня Билла Джоэла. Текст включает краткие акценты на самые драматичные события современной истории между 1949 и 1989 годами (годами рождения Билла Джоэла и 50-летия музыканта). Замысел песни возник еще в 40-летнем возрасте музыканта.


[Закрыть]

Что-ж, начнем!

Итак, в том же возрасте и в том же году, в котором афоризм «Земля – темна» обрел семейную крылатость, мое сознание уже достаточно окрепло, чтобы фиксировать необычные «явления». Воображение и творческий подход в душе и сердце всегда позволял добавлять красочности оценке деталей происходящего.

В те же три, мне представился редкий шанс, спуститься на землю с высоты птичьего полета не совсем традиционным способом (по лестнице или с помощью лифта). Мне предложили это сделать с балкона девятого этажа в альпинистском снаряжении. Первая серьезная в жизни доза адреналина не поколебила во мне решимость и бесстрашие (даже сейчас я продолжаю гордиться собой). Я был просто в восторге от идеи «испытать» узлы альпинистской связки, ведь ее предложил мой папа. Человек, которому я бесконечно доверял. Но мама в этом испытании (а согласитесь – было бы, что вспомнить) проявила вполне естественную женскую слабость. Отцу пришлось принять ее обоснованные протесты и не воплощать задуманное. Я был глубоко разочарован.

Родители вместе часто ходили в горы. Когда-то папа маме сказал: «Если ты меня не отпустишь в горы – я умру». Пришлось маме идти в горы вместе с папой.

В 1986 случилась Чернобыльская авария. Тогда мне было семь лет и пора было собираться в школу. Радиационный фон наводил ужас на всю страну, поэтому я, как и многие киевские дети, был в срочном порядке (практически в панике) выслан подальше от Киева, – в ссылку к тете и бабушке в Ужгород. Помимо обычной школы меня ждала спортивная школа по плаванию и музыкальная школа.

Достаточно быстро я стал лидером спортивной группы, однако это первенство оказалось скоротечным. Грипп, которым я совсем некстати заболел, расстроил все планы мирового чемпионства. Течение болезни было тяжелым и долгим. Выздоровел я только через месяц. Безжалостность тренера спортивной школы в части полного равнодушия к перенесенной мною болезни (естественный отбор доминировал в системе тренировок), лидерство девочек во всех видах плавания (включая субботние игры в ватерполо) удручали. Эти «косички и банты» вначале значительно опережают мальчиков в физическом развитии.

Развитию творческих мыслей способствовал длинный путь домой, пролегающий через историческую часть города. Гораздо позже я понял, что длинный путь домой это лучшее из лекарств после стрессов тяжелых дней (послушайте песню группы Supertramp «Take a long way home» и вы меня поймете). Участок пути проходил мимо пещер, которые будоражили воображение и формировали планы первых в жизни исследований. План казался идеальным: побег из дома, фонарик, бутерброд. Таким планам, к счастью, не удалось сбыться, так как пещеры были давно замурованы (чтоб такие зеваки и «исследователи» как я, себя случайно не покалечили).

Успехи в музыкальной школе в пианизме и в технике игры на фортепиано (благодаря тете – музыкальной учительницы от Бога) затмевались тягостным бременем уроков сольфеджио. Нет, слух у меня определенно был, но еще была лень к тому, что давалось тяжело. Поэтому, сольфеджио меня не вдохновляло.

Но все же, без везения не обходилось. Среди моих «усердных» наставников в Ужгороде, к счастью, был и представитель сильного пола – мой двоюродный дядя (супруг моей тети). Конечно, его авторитет серьезно уступал папиному, но именно дядя открыл мне горные лыжи. Катаясь в стиле знаменитого итальянского лыжника Альберто Томбы, он был одним из немногих лыжников любителей, знакомым с этим видом спорта не понаслышке.

Горнолыжная инфраструктура в Закарпатье немногим отличалась от первобытных времен. Но радовал сам процесс. Варка алюминиевой пасты, смазывание лыж, подготовка лыжного снаряжения, подъем в 5 утра, проход через весь город к вокзалу (общественный транспорт так рано не работал), длинный путь раздолбанной электрички. За 3 часа это транспортное средство, державшееся только на краске, преодолевало около 80—90 километров. Дальше – пешком в гору к бугельным подъемникам, медленный подъем на движущемся тросе на вершину горы. И наконец-то – спуск. Эх, романтика. Не то, что сейчас. Лучше всего суть ностальгического состояния передают слова песни В. Высоцкого «…На всем готовеньком ты счастлив ли, дурак?».

Конструкция лыж того времени, не позволяла быстро овладеть техникой катания. Однако терпение и внимание дяди давали результаты. Вид на заснеженные польские Татры, «назначение границ» (Словацкая и Польская территория просматривалась без бинокля) давало почву мечтать, а не просто упираться взглядом.

Тогда, также как раньше, моим самым сильным впечатлением был пример моих родителей. Харизма их личностей и успехи во всем, что было для меня важно и интересно в то время, наполняло меня чувством гордости.

Маму выделяла редкая красота, отличная память, усидчивость, успеваемость, волевой характер и спортивная подготовка (в 15 лет, в одиночных соревнованиях по большому теннису во Львове она заняла первое место). Эти ключевые качества и позволили ей сопровождать папу в походах на Кавказ и Памиро-Алай.

Папа был суперменом (чуть дальше, автор приведет некоторые реальные факты из жизни, которые дадут этому сомнительному утверждению право на жизнь).

Впрочем, эта радость и гордость за успехи родителей не раз становилась серьезной помехой на моем собственном пути к успеху. Не следовало задирать нос там, где заслугам я был обязан явно не себе! Эх, понял я это только спустя много лет, когда стал замечать, мягко выражаясь, свое несовершенство. Начиная критиковать себя, постепенно, я открывал абсолютно не благостные стороны врожденного дефекта человека – свойства, в той или иной мере присущего всем людям – «считать себя самым умным».

Когда мне было 8, я все-таки испробовал альпинистское снаряжение. Родители меня взяли с собой на Памиро-Алай. Череда открытий и ярчайших впечатлений пульсировала с невиданной амплитудой и частотой. Первые перелеты из Киева в Ташкент на высоте 11 тысяч метров (под синевой ближнего космоса), поэзия песен Высоцкого, грозди звезд над головой, пролетающие спутники, которые видно невооруженным взглядом. Здесь я открывал все, что было больше «десятой доли таких красот и чудес». Те места, где скрыта истинная красота мира: бурлящие и гремящие потоки горных рек (через которые на руках папа переносил маму и меня), дикий мир животных, яки, смертельно ядовитые змеи редких видов (которые я раньше видел только в детском советском атласе). Не могли не отложится в памяти настоящая жажда (экономия оставшейся воды питьем из крышки фляги), двойные круглые радуги вокруг солнца на фоне грандиозных ледников, трещины в ледниках. Особо порадовало купание в горячих горных источниках, искреннее радушие и гостеприимность горных азиатских народов.

До сих пор будоражит сознание огромная каменная глыба с грохотом пронесшаеся в нескольких метрах от нас. Мне даже посчастливилось провалиться в трещину между ледниками. Хорошо, что сработала связка (мечта испытания снаряжения сбылась) и я был вытащен из ледяного разлома.

Эти воспоминания, словно ослепительные сны. Риск, опасность, благородство, первозданная красота, мужество и сила обретали новые смыслы и значения в утробе детского сознания, памяти и души! Именно на Памире рождались первые мысленные наброски стихов и прозы. Пока еще размытыми контурами, эскизы необычных слов вспыхивали на фоне горных пейзажей. Дуновение внезапной странности (первые импульсы вдохновения) внушало тайное предчувствие – возможно когда-то, мне выпадет редкий шанс «марать пером презренную бумагу».

 
РАЗЯЩИ в солнце острия,
Красот вершин НЕПРЕВЗОЙДЕННЫХ.
В них ПЕРЕЛОМЫ бытия,
ГЛУБИННЫЙ лик, ПРЕВОЗНЕСЕННЫЙ
 
 
ВЕЛИЧИЕ отвесных скал,
Впивается в сознание.
Слепящий пика пьедестал,
Венчает мироздание
 
 
В камнях бурлящие потоки
Ревут и мчат к подножью гор
Здесь ПРАВДЫ чистые истоки,
Здесь откровенен разговор!
 

Год ежедневных тренировок по плаванию способствовал укреплению моей физической формы и позволил достаточно легко перенести тяготы серьёзного похода.

Впервые спорт, представляя одно из главных средств достижения побед в детское время, начинал приобретать в моих глазах политический окрас (речь пойдет не о родительских матчах по большому теннису, где иногда выигрывала мама).

В 1988 прошла и Олимпиада в Сеуле, трансляций которой я был всецело поглощен. После перерыва (в 1980 и 1984 олимпиады в СССР и США взаимно бойкотировались) противостояние двух супердержав в ярчайших спортивных баталиях сдерживало дыхание. Напряженность тишины достигала пиков. Нарушить ее могли только взрывы эмоций: либо радость, либо боль огорчения. Радостных взрывов было больше. Поэтому, по итогам игр сборная СССР, с впечатляющим отрывом возглавляла общий командный медальный зачет.

В том же году состоялся финал чемпионата Европы по футболу. После фееричной победы в полуфинале над итальянцами, в финале мы сошлись с летучими голландцами. Сборная СССР практически в полном составе была представлена игроками Динамо Киев (моей любимой легендарной команды). Матч века, досадный до слез удар Беланова, звездный дуэт Руда Гулита и Ван Бастена. Лобановский был не прав в одном: матч – не только результат и статистика. До сих пор эта незаживающая рана бередит мою душу извечным вопросом: «Если…».

В 1988 я вернулся в Киев, меня устроили в очень непростую школу. Киевская специализированная школа (№57) до сих пор не утратила свой особый статус.

Не обладая врожденной усидчивостью, но имея способности, в 3 классе я стал лучшим математиком класса. Как раз в это же время меня торжественно приняли в пионеры. Последующие классы школы (вплоть до последних классов, когда выпускной аттестат все-таки заставил «взяться за ум») отметились разгильдяйством. В целом, учеба была бессистемной, успеваемость – посредственной. Конечно присутствовали и взлеты, зависящие от настроения и кратковременно поставленных целей. Интересно, что такой подход к учебе больше характерен творческим людям. Мне теперь неудивительно наблюдать нечто подобное в моем сыне. Радостно следуя примеру отца, стихи он стал писать намного раньше. Абсолютный музыкальный слух (полученный от мамы) Михаила позволяет ему намного благосклонней относиться к сольфеджио, сочинять музыку и не прогуливать уроки по этому предмету так часто, как это делал его отец.

Музыкальная школа №8, куда я был переведен по возвращению в Киев, развеяла миф о том, что уровень преподавания в столичных школах искусств выше. Учиться в музыкальной школе (им. П. И. Чайковского) в Ужгороде было в разы сложней. Позже я не раз убеждался, что и в других аспектах культурной жизни столица уступает городам меньшей административной значимости.

Несмотря на это, моя любовь к музыке (заслуга тети в Ужгороде), регулярные концерты и конкурсы, игра ансамблей в 4 руки с прекрасной напарницей, делали меня одним из лучших учеников этой школы. Искренняя симпатия педагогического коллектива школы сказывалась на отдаче и усердии. Даже учительница по сольфеджио прощала мне частые прогулы ее уроков. Что я мог сделать, если походы в кинотеатр на легендарные детские фильмы того времени: «Бесконечная история», «Полет Навигатора» «Звездные войны, 5 эпизод» захватывали меня куда больше музыкальных диктантов и чтений с листа.

Школа, располагалась на пейзажной аллее в Киеве. В месте, где открываются потрясающие виды на город на фоне немыслимых закатов.

 
Свод неба солнце ОСЕНЯЕТ,
Контрастов резких целина,
Все тленное наземь роняя,
Дух покоряет глубина
 
 
Цвета, как рослые бутоны,
Лучами спелыми сочны,
В них испаряются иконы,
Недолговечной пелены
 
 
Я б «сбросил цепи бытия»88
  Из стихотворения М. Ю. Лермонтова «Крест на скале»


[Закрыть]
В пределах этих родников,
Мечтаний детства не тая,
Глядя на звездный млечный кров
 

В 1991 трансцендентность заполнила мою жизнь новым светлым содержанием. Моему крещению предшествовали глубокие впечатления от фильма «Отходная молитва»99
  1987, Великобритания


[Закрыть] и внутреннее чутье (Промысл Божий) позволяло со всей серьезностью относится к образу распятия и кающегося человека. Тогда, я совершенно не предполагал, что дата крещения (совершенно случайно!) совпадет с датой моей будущей свадьбы, сын Михаил родится в день рождения супруги, дата которого, как и крещения начинается с волшебного (для меня) числа – 27.

Духовная благодать запомнится годом какой-то необъяснимой внутренней чистоты, проведенным после. Стремлением к добрым поступкам. 11 летним ребенком, я не мог знать, что некоторые вещи просто непостижимы. Схожее ощущение внутреннего чистого света повторилось только спустя 23 года, в Киево-Печерской Лавре, возле мощей Георгия Победоносца.

 
Духовна твердь моей опоры,
Чиста игра колоколов,
В ней гром звучит с небес простора
Как благоденствия ПОКРОВ
 
 
Дух закаляется сиянием,
Безмолвным пламенем свечей,
И я свободен в ПОКАЯНИИ,
Вблизи Георгия мощей!
 
 
Вдруг понимаешь, без внушений,
Чем свет души твоей богат.
КТО есть – любовь, что искушение,
Что истинно и вечно «НАД»
 

После крещения, вплоть до юности, следующий этап жизни можно охарактеризовать простым детским сленгом – «Пруха».

Папа умел доставать все. И не по причине какой-то особой фартовости. Нет, это был очень волевой и целеустремленный человек, прошедший школу улицы и рано узнавший ее психологические законы. Мама до сих пор говорит, что не встречала человека с более сильным характером. Еще с детства и юности лидерские и харизматические черты позволяли ему выделяться среди сверстников.

В 70-х, самый простенький бобинный магнитофон стоил около 170 – 220 рублей. Чтобы осуществить давнюю школьную мечту, отец на летних каникулах (между 9 и 10 классом) устроился работать на кирпичный завод. Работа была «пыльной». За отгрузку под уклон вагонетки, нагруженной под завязку кирпичами (весом 2200 кг), давали всего 12 копеек. Но благодаря неплохой физической форме он справился. Мечта сбылась. Папа купил бобинный магнитофон отечественного производства с символическим названием «Дельфин». В то время кляссер с ценными коллекциями марок без особых раздумий обменивался на бобину с последним альбомом популярной рок группы.